Шаг вперёд сменяет круг неумолимого потока будущего.
***
Он не помнил, как оказался там, в этом знакомом до боли переулке. Перед глазами и позади него тянулась бесконечная улица, теряющая различимые очертания в густом дымящемся тумане, сквозь который пробивался едва различимый свет луны. Ноги сами несли тело куда-то вперёд, прочь от мучающих его воспоминаний, и он не предавал большого значения тому, где находится. В ушах шумело. Когда это всё началось? Он не знал ответа, никогда не мог его найти. В голове он сотни и тысячи раз, как на кассетной плёнке, проигрывал кадры своей жизни, просматривал искажённые помехами однообразные воспоминания и не понимал, в чём была причина его беспокойства. Он не мог избавиться от размытого ощущения, будто всё это время его обманывали, не был способен отбросить чувство неправильности происходящего. В какие бы глубины подсознания он не прятал навязчивые мысли, они рано или поздно сами собой всплывали в голове – сначала один раз, затем ещё, снова и снова, пока случаи не участились до постоянных размышлений о бесцельности собственного существования. Шум усиливался, и было невозможно понять, отзывается ли он эхом в недрах сознания или же на пустынной ночной улице. Тело тянуло вниз, на плечи давила усталость, физическая и эмоциональная, но по какой-то причине не мог остановить своё движение вперёд, словно лелея единственную призрачную надежду на то, что в конце своего пути он сможет наконец-то обрести покой. Только лишь это помогало не потерять самого себя в однообразном потоке жизни. Возможно, он с самого начала не был человеком, одной пустой оболочкой, не заслуживающей нормальной жизни. Хотя он даже не понимал, какую именно жизнь стоило бы называть «нормальной» – никто никогда не говорил ему об этом, а в уме не мелькало и смутного сомнения в том, что всё должно быть не так. Был только один выбор – прокладывай путь через бездыханные тела или же умри сам, освободив место для более достойных. Вся его жизнь шла по кругу, сколько он себя помнил. Его обучали, чтобы убивать, и он убивал, чтобы существовать дальше. До определённого момента он не задумывался о неправильности всего происходящего с ним и вокруг. Собственными руками он всаживал лезвие в глотку цели, лицо жертвы искажалось в агонии, но его взгляд всегда оставался холодным, словно подобные убийства стали для него повседневной рутиной. И он проклинал себя за то, что единственная мелочь смогла возродить в нём всё то, что он так отчаянно пытался забыть. Это было правдой, которую после стольких лет он сумел разглядеть, как бы теперь сильно не хотелось от неё отказаться. Шаркая подошвами ботинок по влажному булыжнику, он был не в силах издать ни звука. Тишина начала сдавливать со всех сторон, казалось, стало темнее, но голова всё сильнее болела от невнятного гула. Через некоторое время он едва заметно вздрогнул и замер – впереди показался поворот, едва различимый в тумане. От волнения неровное дыхание стало учащаться, а сердце забилось сильнее, и из последних сил он шёл, желая наконец встретить в кромешной тьме хоть малейший шанс на спасение. Через пару шагов он запнулся обо что-то мягкое. Видеть в темноте никогда не составляло для него большого труда, но в самый нужный момент у него почему-то не получалось сфокусировать взгляд. Он медленно опустился на корточки, чтобы разглядеть непонятно откуда взявшуюся на пути вещь. От осознания он вздрогнул и тут же сделал несколько шагов назад. Вид трупов уже давно не удивлял его, но этот крепко врезался в память – лицом вниз на дороге лежала девочка с разорванным горлом, кровь из которого наполняла огромную лужу под её телом. Из глубокого отверстия на месте, где должна была находиться шея, виднелись мелкие, извивающиеся личинки, они корчились в гниющем месиве из плоти и крови, пытаясь заползти обратно в тело, растекались по спине, барахтались в луже рядом. Он закрыл рот рукой, пытаясь сдержать подступающую рвоту. Резким движением голова трупа неестественно повернулась, и на него пустыми глазами на жёлтом лице смотрела знакомая девочка. Гудение в голове достигло предела, которая, казалось, вот-вот расколется пополам, и он изо всех сил схватился за неё руками. К ботинкам уже липла тёмная кровь, она была повсюду, будто пыталась подняться как можно выше по ногам и затянуть всё тело под землю. Дышать было невозможно, и во рту появился тошнотворный металлический привкус. Он резко открыл глаза. Некоторое время он лишь пытался привести в порядок сбитое дыхание и спутанные мысли. Внешне он старался оставаться полностью невозмутимым, но внутри он судорожно пытался по кусочкам собрать воспоминания о только что увиденном кошмаре. Они мгновенно испарялись, несмотря на все отчаянные попытки разума воспроизвести их вновь, и вскоре на место полузабытого страха пришла пустота. Сколько он спал? Вряд ли он смог бы это узнать, в камере было всё так же темно, как и прежде. Но, видимо, прошло не слишком много времени, ведь этот назойливый мальчишка до сих пор радовал его своим присутствием. Было искренне жаль, что он ещё не успел сдохнуть от голода. Ещё никто не разговаривал с ним, убийцей, в таком тоне. По крайней мере, оставаясь после этого в живых. Охранники его обчистили, не оставив даже отдалённого подобия того, что можно использовать в качестве оружия, и он ещё был в состоянии владеть собой, чтобы не броситься на парнишку и не придушить его голыми руками. Он не отрицал, что пару подобных мыслей уже пробегало у него в голове. Вся эта идея с побегом была глупой и абсолютно бессмысленной. Только чересчур самоуверенный в себе идиот мог заявлять, что сбежит при первой же возможности, никак не разобравшись в ситуации. Настолько большое здание? Сколько человек его охраняют, вооружены ли они и если да, то как, где они находятся и каково расписание патрулей? И даже если сбежать удастся, что дальше? Настолько далеко они от ближайшего города, хотя бы любого поселения с едой и водой? Где вообще на континенте их заперли? Это только первые приходящие на ум вопросы, не говоря уже о возможном преследовании, проблемах с законом – преступников в стране не приветствовали, и новость о двух сбежавших пленниках быстро разнесётся по округе – и прочих и прочих усложняющих жизнь обстоятельствах. И он был предельно уверен, что в голове у мальчишки даже проблеска мысли о подобном не появлялось. Впечатление умного и дальновидного человека было последним, которое он производил. При всём раздражении, при всей неприкрытой неприязни он не мог понять одного – почему он раз за разом прокручивает в мыслях слова мальчишки? Какой бы абсурдной не была эта идея, он не мог выбросить её из головы. Подобно змее она заползала всё глубже и глубже, у него не получалось переключиться на что-то иное, и его чуть ли трясло от злобы. Он злился на то, что даже на секунду позволил задуматься о том, чтобы идти на поводу у этого придурка, и злился на себя, медленно осознавая, что не сможет сбежать без его помощи. На мгновение перестав проклинать мальчишку за всё произошедшее, он заметил, что сам Синдбад успел занять своё прежнее место у стены напротив. Он сидел, глаза были прикрыты, а грудь спокойно вздымалась в такт дыханию, не осталось и следа от тех назойливости и энергичности, что до ужаса раздражали. Однако желание придушить выскочку никуда не исчезло, хоть и слегка поубавилось. Если бы он с самого начала вёл себя подобающе, может, им бы удалось перекинуться парой слов где-нибудь подальше от этой прогнившей дыры. Не более. Всё становилось в разы лучше, когда он, чёрт возьми, молчал. Он не мог поверить, что какие-то несколько фраз смогли вывести его из полного равновесия. По большему счёту он не обращал на окружающих никакого внимания, не позволяя им хоть как-то влиять на его эмоциональное состояние, но чем больше он смотрел на мальчишку, тем сильнее он начинал выводить его из себя, хотя, казалось, больше уже некуда. Он был благодарен за то, что в камере практически не было освещения, иначе он бы не вынес своего лица в момент, когда Синдбад пристал к нему с вопросами. У него не получалось найти оправдания своему убогому поведению, словно он не мог держать под контролем собственное тело и разум, позволив им вытворять всё, что им захочется. Одна мысль о том, что внутри него скрывается такое жалкое подобие личности, вызывала на лице гримасу неподдельного отвращения к себе. Оба парня повернули головы, когда внезапно в тишине раздался протяжный скрип, и на пол мрачной камеры упала тонкая полоса света. В дверном проёме стояла фигура, и из-за непривычной яркости освещения он не сразу осознал, что она принадлежала мужчине. Смотрителю. Эту до безобразия ухоженную белоснежную форму он мог узнать где угодно, больно часто она мозолила глаза. Правда, на этом индивидууме она смотрелась достаточно нелепо – во многих местах виднелись засохшие следы грязи, на манжетах не хватало пары позолоченных пуговиц, а пять алых лепестков на плече и вовсе скрылись под слоем чего-то тёмного. Видимо, тюрьма находилась в такой глуши, что служащим не удосуживались прислать комплекты сменной одежды, и до внешнего вида никому не было дела. Смотритель и сам выглядел несуразно, он словно находился не на своём месте. На вид ему было не более тридцати, но по его взгляду не было похоже, что он начал служить хотя бы с подросткового возраста. Скорее, беднягу совсем недавно – а, может, и против своей воли – приплели к работе на благо страны. На секунду его даже стало жаль, но сострадание тут же испарилось. По сравнению с ассасином, этому парню здорово повезло, и просиживание штанов в забытой богом тюрьме было сказочным исходом среди всего, что он мог бы пережить. В руках смотритель держал небольшой металлический на вид поднос, на котором стояла пара мисок. Странно, что их было две. Убийца с трудом припоминал, когда последний раз прикасался к еде – первое время своего заточения он сам от неё отказывался, и в последствие на него перестали переводить продукты. Это, однако, не приносило ему особого дискомфорта. Тренировки закалили тело, и отсутствие пищи в течение каких-то нескольких дней на нём никак не сказывалось. Остальное произошло настолько неожиданно, что ассасин не успел поверить в увиденное. В одно мгновение мальчишка поднялся и рывком приблизился к смотрителю, снизу выбив у него из рук поднос. Ржавая пластина вместе с мисками с силой отлетела ему в лицо, сбивая с ног, и под лязг металла о каменный пол Синдбад выбежал за дверь. В камере остались лишь парень, лежавший без сознания, и ошарашенный убийца. Перед ним открылась дверь в долгожданное будущее, к которому он слепо шёл. Казалось бы, вот оно – шагни же вперёд и начни свой новый путь. Он не мог пошевелиться. Времени было мало. Смотритель мог в любую секунду очнуться, а из-за его продолжительного отсутствия другие служащие начало бы подозревать неладное. Совсем скоро сюда снова закинут назойливого мальчишку, которого через несколько дней уже можно будет считать пропавшим навсегда, а сам ассасин, вероятнее всего, останется гнить в камере до тех пор, пока не потеряет последнюю волю к существованию. Эта мысль раз за разом вызывала в нём непонятные чувства. Где-то в глубине он боялся принять свои же рассуждения за правду и тем самым погубить туманную надежду на то, что всё когда-то изменится. Коснувшись рукой пола, парень наконец осознал, каким до боли холодным он был. В голове стояло множество мыслей, но не хватало чего-то одного, крохотной шестерёнки для запуска огромного механизма, который сможет возродить его желание обрести свободу, и как бы он не старался ухватить её, деталь словно нарочно выскальзывала у него из рук и падала в недосягаемую тьму. За свою жизнь он совершил столько ошибок, что нельзя пересчитать за один вечер, и невозможно было представить, сколько человеческих жизней и судеб было разбито по его вине. И в тот момент он понял, что теперь у него появилась возможность стать лучшей версией себя. Он не смог бы исправить всего того, что натворил, но, по крайней мере, теперь его жизнь могла находиться в его собственных руках, и этими же руками он мог попытаться наладить будущее. Наверное, даже такой преступник имел право на свободу, раз кто-то дал ему шанс выбрать дальнейший путь. Да и без него мальчишка лишь выкопает себе могилу. Ассасин вскочил со своего места и через мгновение оказался за дверным проёмом. Как он и ожидал, в коридоре находилось ещё несколько таких же железных дверей, за которыми могли находиться другие пленники. Он дёрнул за ручку двери напротив, но та не на миллиметр не поддалась, и парень сразу же бросил свою затею – возиться с замком и искать ключи за такое короткое время не представлялось возможным. Вместо этого было бы разумнее потратить драгоценные минуты на обеспечение своей же безопасности, и в памяти возник примерный план действий. И всё было бы прекрасно, если бы от размышлений ассасина не отвлёк шум в другом конце здания. Смутно представляя себе причины такой громкой возни, ему не оставалось ничего, кроме как поспешить по направлению звука. За углом он сразу же наткнулся на второго смотрителя – тот стоял к нему спиной, но, услышав чьи-то шаги, начал оборачиваться. Сделать этого он не успел в силу выработанных рефлексов ассасина, и после хорошего пинка в живот мужчина со стоном согнулся пополам, а затем и вовсе упал на пол, когда следом сверху в шею прилетел удар локтем. Через секунду ассасин заметил и причину своей головной боли – чуть подальше от него с невинным лицом сидел Синдбад. Видимо, предчувствие не обмануло, и мальчишка был полнейшим идиотом, раз почти позволил поймать себя в самом начале побега в нескольких метрах от камеры. — Вот это ты вовремя, — он с ещё более глупым видом улыбнулся и медленно почесал затылок. Ему следовало бы радоваться, что ассасин вообще вспомнил о его существовании и решил помочь, но мальчишка выглядел так, словно с самого начала рассчитывал на приход своего спасителя. Рука ассасина чуть было бы не потянулась к лицу Синдбада, чтобы пару раз напомнить ему о том, с кем он имеет дело, однако в голове снова возник ранее продуманный план, и ему не хотелось отходить от него из-за какой-то мелочи. — Поднимайся и ищи выход. Подождёшь там, — бросил ассасин, стараясь окончательно подавить агрессию, и, развернувшись, направился вглубь здания. Он был вполне уверен в своих навыках борьбы, но без пары заточенных лезвий в руках всё равно ощущалась некая незащищённость. Поэтому первоначальной задачей стало возвращение уже ставшего родным оружия. Ассасин мчался по коридорам, проклиная того, кто решил сделать их такими запутанными, и дёргал за ручку любой попадавшейся двери в поисках помещения с конфискованными вещами. За одной из них его ждал очередной смотритель, но, впрочем, он не доставил никаких проблем. Как будто какой-то придурок с пятью лепестками мог остановить того, кому в одно время была предложена форма с двумя, и от этого хотелось лишь усмехнуться. Ассасин осмотрелся и понял, что наконец оказался в нужной ему комнате: ранее он уже заметил, что по пути ему не встретилось ни одного смотрителя, а последнему, который теперь мирно отдыхал на полу, по всей видимости приказали находиться в одном из важнейших помещений тюрьмы. Хотя с первого взгляда сложно было назвать эту комнату важной, по размеру она напоминала одну из камер, а из мебели там находится лишь стул и пара шкафов со столом для заполнения никому не нужных документов. После недолгих поисков парень выдвинул один из ящиков стола и обнаружил там недостающую часть своей экипировки – пару продолговатых кинжалов. Пальцами он провел по лезвиям и тихо вздохнул. Прошло всего пару недель с тех пор, как он последний раз брал оружие в руки, но металл уже покрылся пылью и утратил свой привычный блеск, и как человек, который всегда бережно относился к дорогим ему вещам, он почувствовал некую грусть при виде такого состояния кинжалов. В мыслях он пообещал при первой возможности привести оружие в порядок и с этим ассасин направился к выходу, захватив с собой ещё несколько вещей. Синдбад ждал у задней двери тюрьмы, облокотившись на стену и постукивая по ней ногой. Ассасин даже приподнял бровь в знак удивления, частично не ожидая, что мальчишка, как и положено, будет стоять на месте, а не при первой же возможности понесётся искать приключений на одно место. Жаль, что он не мог оставаться таким терпеливым большую часть времени. — Кажется, тебе пойдёт. Лови, — мальчишка обернулся на голос и от неожиданности чуть было не уронил нож, брошенный ему в руки. Орудие в кожаном чехле было чуть меньше, чем кинжалы ассасина, но даже его должно было хватить на первое время. — Как ты его нашёл? — Приз за избитых смотрителей, — с явной издёвкой ответил ассасин и прошёл мимо Синдбада, не оглядываясь на то, как мальчишка застыл на месте и с любопытством осматривал новую вещицу. Он вёл себя под стать своей внешности, как ребёнок, выпросивший в магазине у родителей очередную игрушку, и такой беззаботный вид резко контрастировал с оружием, которое он вертел в руках и которым могли лишить жизни не одного человека. На улице стояла прохлада наступающего вечера, и небо начинало медленно темнеть. Парень осмотрелся. Впереди виднелись кирпичные здания, скорее всего, небольшое поселение, а сама тюрьма стояла на окраине леса. Самым разумным решением было затеряться среди деревьев, тем самым повысить свои шансы на побег в случае, если кто-то успел сообщить о двух бежавших пленниках. На это и указал ассасин, махнув рукой в выбранном направлении, и Синдбад, который подумал о том же, бросился вперёд. Тишина тёмного леса успокаивала нервы, и ассасин чувствовал себя уверенно. Если за ними шла погоня, благодаря чёрной форме ему не составило бы труда скрыться, и никто не смог бы обнаружить его даже за ближайшим деревом, чего не скажешь о мальчишке. Вряд ли он смог бы достаточно хорошо скрыть своё присутствие, поэтому лучшее, что можно было сделать, так это не упускать его из виду и в крайнем случае готовиться к нападению. Для ассасина подобные мысли были весьма необычны. Ему не составило бы труда увеличить между ними расстояние и бросить Синдбада одного, но интуиция подсказывала, что сейчас для этого неподходящее время. Никто не лишал его чувства благодарности, ведь ему бы никогда не удалось сбежать в одиночку, и такое попечение о жизни мальчишки было актом самой необычайной доброты, на которую был способен ассасин. По крайней мере, пока они не выберутся из леса. На этом весь запас милосердия иссякал и всё напрямую зависело от поведения Синдбада: хочет жить – пусть не мешается под ногами и не раздражает. К тому же, этот болван мог ещё пригодиться, а придушить или использовать как приманку он смог бы в любом случае. И, может, теперь ему будет не так скучно. Хотя терпеть постоянную болтовню он тоже не собирался. Солнце уже заходило за горизонт, и была велика вероятность провести эту ночь в лесу. Следовало бы разбить лагерь, да и силы постепенно начинали заканчиваться, поэтому ассасин остановился и стал осматриваться по сторонам в поисках подходящего места. Ветка одного из деревьев выглядела достаточно прочной, чтобы выдержать вес человека, а большего для ассасина и не требовалось. Он уже было собрался немного отдохнуть, как рядом стоящая проблема почувствовала нужду выразить своё недовольство. — Эй, и это всё? – нахмурился мальчишка. – Даже костра не будет? Не знаю, как ты, но я не хочу замёрзнуть до смерти. — Перестань скулить. Нас заметят, – у ассасина не было времени разбираться с надоедливой неженкой, которая не может всего одну ночь поспать в лесу, и поэтому он постарался ответить с такой интонацией в голосе, которая точно сможет заткнуть мальчишку. Но в отличие с прошлого раза в камере он не стал никак на неё реагировать и продолжил жаловаться. — Здесь никого нет, никто в здравом уме не станет так далеко бежать! Разведём костёр, я даже ветки сам соберу, – не унимался он, что стало сильно действовать ассасину на нервы. Даже он не ожидал, что в такой пустой голове сможет найтись тысяча и одна причина разводить костёр именно в это время, и некоторые из них звучали вполне убедительно и, на удивление, разумно. Не то, чтобы это могло как-то повлиять на окончательный ответ, парень и сам в некоторых случаях отличался особым упрямством, и поэтому остаток речи мальчишки он пропускал мимо ушей, лёжа на ветке дерева. В конечном итоге, костёр пришлось разводить самому. Трава тихо шуршала под ногами недовольного Синдбада, как он ходил неподалёку от помеченного ножом ствола дерева, чтобы не потерять ассасина. Конечно, характер нового знакомого сразу показался ему трудным, но он в самом деле и пальцем не пошевелил, чтобы помочь! Вдвоём развести костёр было бы намного проще, но, видимо, очевидным это решение было лишь для одного Синдбада, и он с явной обидой шагал между деревьев. Мальчик был довольно высоким для своего возраста, но даже этого не хватало, чтобы дотянуться до всех нижних веток, и поэтому поиск хвороста для костра превратился в высматривание в темноте хоть чего-то подходящего для разведения огня. Всё же, Синдбад никак не мог отрицать, что даже с настолько противным характером его спутник был едва ли незаменим во всём плане побега. Взять того же напавшего на него охранника – обычный мальчишка не смог бы без подготовки справиться с ним так же быстро, как и ассасин, а о факторе неожиданности посреди коридора не могло быть и речи. Да и нож, который теперь Синдбад держал при себе, тоже оказался у него благодаря заслуге незнакомца. Если ассасин и дальше намерен таким образом защищать мальчика, о чём и говорили все его действия, не считая оскорбительных упрёков, то дальнейшее путешествие бок о бок с этим человеком приносило больше плюсов, чем минусов. Странно, что эти мысли помогли Синдбаду немного успокоиться и перестать так сильно злиться, и он, сам того не заметив, уже успел собрать достаточно веток, чтобы огня хватило на ночь. Ещё большим удивлением стало для него то, что у дерева, на котором он оставил пару засечек, сидел и сам ассасин. Он медленно осматривал поблескивающие в руках лезвия, то и дело старательно протирая их подолом плаща, но как только Синдбад подошёл ближе, парень быстро спрятал кинжалы под одежду и стал выжидающе смотреть на него. Сначала мальчик не понял, с чего вдруг незнакомец резко подобрел и спустился обратно, но затем в его выражении лица стала заметна неприкрытая, но лёгкая насмешка. Весь вид ассасина говорил о том, что он не может дождаться, чтобы увидеть жалкие потуги Синдбада развести костёр, и созерцание мучений мальчика доставило бы ему непередаваемое удовольствие. Однако кое-кто оказался чересчур самонадеянным, и в ответ Синдбад сел напротив с похожей ехидной улыбкой. Он ловким движением достал из чехла нож и начал по очереди подрезать собранные ветки, укладывая их небольшой горкой. Пару из них Синдбад оставил про запас, и когда основание костра было полностью готово, мальчик начал вырезать в одной из веток углубление, по размеру подгоняя его ко второй. Смотря на это, ассасин скептически хмыкнул, но не стал мешать процессу. Однако, когда Синдбад вставил конец второй ветки в сделанную выемку и стал с усилием крутить её, парень не выдержал и прыснул со смеху. — Чего ты смеешься, меня капитан учил! Сейчас я всё сделаю! — бойко произнёс мальчик, стараясь не отвлекаться, только вся уверенность понемногу стихала, когда спустя время не было заметно ни пламени, ни хотя бы дыма. Он попытался вспомнить, как именно это делал его наставник, но на ум никак не приходило, в чём именно была ошибка и почему ветка совсем не хотела зажигаться. И, наверное, самым обидным было то, что по лицу ассасина можно было без всяких раздумий понять, что он эту ошибку заметил сразу и просто не хотел о ней рассказывать. — Сходи-ка, принеси какой-нибудь камень. Только сухой найди, — в конечном итоге вздохнул парень, медленно поднимаясь на ноги. Потерпев полный провал, Синдбаду пришлось неохотно подчиниться и совершить вторую прогулку по лесу. В этот раз она не заняла много времени – найти в лесу один камень было гораздо проще, нежели пару дюжин веток, и мальчик быстро вернулся. К этому времени ассасин сел чуть ближе к будущему костру, и, когда Синдбад подошел к нему, он, не поднимая взгляд, вытянул руку как просьбу отдать найденную вещь. — Нож тоже сюда, — строго произнёс ассасин и чуть ли не насильно выхватил протянутое оружие из рук мальчика. Не обращая внимания на недовольное бормотание в стороне, он чиркнул камнем по лезвию сначала один раз, затем другой, пока в воздухе не блеснула первая крохотная искра. Только потом Синдбад заметил, что эти огоньки падали на сухую траву, которую он точно не клал на ветви. По всей видимости, в его отсутствие ассасин тоже не сидел без дела, но было бы намного лучше, если бы он начал помогать с самого начала. Через несколько минут мальчик почувствовал приятное тепло горящего рядом пламени, а затем к нему в руки снова вернулся чехол с ножом. — Спасибо, — нерешительно поблагодарил спутника Синдбад, однако, как ожидалось, ничего не услышал в ответ. Постепенно он даже начал привыкать к способу общения незнакомца, и, возможно, в будущем ему даже удастся найти с ним общий язык. Если, конечно, его собеседник станет говорить предложениями, в которых больше пары слов. На такое рассчитывать пока что было крайне трудно, но сдаваться мальчик никак не собирался. Слишком непохожим на остальных его знакомых был этот человек, и от этого интерес к его личности лишь возрастал. Ассасин сосредоточенно смотрел на потрескивающее пламя, прежде чем откинул капюшон и легко встряхнул головой, и Синдбаду впервые открылась внешность таинственного спутника. На вид он не дал бы парню больше восемнадцати, однако из-за нахмуренных бровей и слегка впалых скул он выглядел на несколько лет старше. Тёмные глаза, в которых ярко отражались сверкающие искры и которые на фоне светлых растрёпанных волос и бледной кожи казались совершенно бездонными даже со стороны, делали образ незнакомца неожиданным для мальчика, для которого опасный убийца представлялся совершенно по-другому. И это ощущение усилилось, когда Синдбад разглядел на коже россыпь веснушек, которые прежде он видел лишь на загорелых детских лицах, но ни у кого они не были заметны настолько отчётливо. Было неловко признавать, но парень выглядел довольно симпатично. В груди Синдбад ощутил тепло, отдалённое и словно давно забытое. — И всё же, — неожиданно оживился он, словно вспомнил нечто важное, — мы пропустили часть с представлением! Меня Синдбад зовут. Понимаю, ты весь из себя опасный, а к тому же и вредный, но нужно же мне как-то к тебе обращаться, не находишь? За такие слова ассасин уже готов было сказать собеседнику пару ласковых, но вместо этого он попросту напрягся. Синдбад сразу понял, что обыденный вопрос неожиданно застал парня врасплох, и он не мог подобрать нужных слов, хотя, казалось бы, как можно было ошибиться в собственном имени. Несмотря на продолжительную паузу, мальчик не решался нарушить тишину и лишь терпеливо ждал ответа. По какой-то причине ему казалось, что парень пытается разобраться в чём-то очень важном, и мешать ему будет не самой лучшей идеей. Внезапно в тишине раздался приглушённый голос. — Джафар.