Будь что будет

Когда, всё же помирившись с отцом, Мелеагант повстречал на балу леди Гвиневру, что-то в его жизни здорово изменилось. Что именно — для него самого оставалось загадкой. Лерой иной раз подначивал товарища, пихая в бок мол «о-о, понравилась принцесса», и Мелеагант смеялся, скрывая за улыбкой что-то трепетное. Они виделись, и встречи эти, поначалу неловкие и официальные, переросли во что-то простое, фамильярное, почти семейное. Ей было комфортно в компании на удивление галантного Мелеаганта, а он, в свою очередь, наслаждался, когда ловил её восхищённые взгляды, и радовался, что мог рассмешить её. Мелеагант любил её так, как любил кошек. Строптивых, с характером, которые приходят к тебе только тогда, когда у них есть настроение. Ласковые, когда ты приходишь с лакомством, и капризные, когда лезешь с пустыми руками. Разница между Гвиневрой и такой кошкой была разве что в том, что вместо мяуканья она ещё могла злиться, причитать, обижаться. В общем, всячески выражать это словами. Порой и сам парень поражался тому, как виртуозно она вертит на языке самые изящные формы самых вульгарных слов. Видно, Леодаган не зря вкладывался в её образование. И в каждом таком её выступлении было что-то очаровательное. Вот это её желание остаться самой правой, самоутвердиться, показать себя как деву не только красивую на портретах, но и смыслящую что-то — вот оно казалось самым забавным. Хотя, никто, в общем-то, под сомнение её способности не ставил. Наблюдать за ней в такие фазы казалось Мелеаганту зрелищем крайне безобидным, но не менее веселым, и он явно этого удовольствия лишаться не хотел. Было в этом что-то бесконечно наивное и прелестное: дети точно с таким же энтузиазмом рассказывают истории о том, что не ели сладкое и не рвали рубаху. Это дерево. Или собака. Да, впрочем, кто угодно, кроме них самих. Улыбался парень и потому, что в эти редкие дни, когда они виделись между походами и поездками, душа его успокаивалась. Рядом с ней все насущные проблемы уходили куда-то на второй план. Он словно плыл по океану спокойствия, расслабляясь. Он никому об этом не рассказывал, но оно и не нужно было — все и так всё знали и видели по лицу. Перешёптывались, переглядывались, но ничего из этого влюблённый Мелеагант даже не замечал. Ему нравилось каждый раз возвращаться к ней с кипой каких-нибудь диковинок: ароматных трав, драгоценных камней, шкур. Правда, ни шкуры ни кости зверей ей были не по душе, потому как смердели после столь длительной перевозки, зато находили отклик в душе её отца, который с удовольствием встречал Мелеаганта в своём доме на правах будущего тестя. А если всё же что-то приходилось ей по вкусу, она обязательно встречала его в этом в следующий его приезд. Словом, они радовали друг друга чем могли, и отношения их были тёплыми. — Голубки делятся секретами? Он аккуратно подошёл из-за угла, положив руки ей на плечи, чтобы она не пугалась. Гвиневра повернула голову, прильнув к тёплым рукам. На крыше старого деревянного сарая отдыхали птицы, заинтересованно поглядывая на пару, словно слушая, о чем они разговаривают. — Да, нашептали, что ты прохвост и снова опоздал! — игривая улыбка появилась на её лице, — Снова папа задержал? «Папой» она называла Багдемагуса. И Мелеагант каждый раз спотыкался от этой нежности в слове, потому как сам Мелеагант называл его не иначе как «отец». — Да нет, Лерой. Не хотел выпускать меня из своих объятий, вот, даже царапину какую оставил, — парень принялся суетливо продевать руку под кафтан, — Хочешь, покажу? Гвиневра засмеялась, закрыв лицо руками. Причитала что-то про то, какой это ужас и что они совсем ещё дети. Затем споткнулась, не заметив как наступила на платье, и, упав, засмеялась ещё громче. — Всё, совсем потеряла голову! — Представляешь, как мне тяжело в чужих землях? Все так и стелятся, — улыбаясь, он протягивал руку. — И ты, Принц Великодушный, всем помогаешь? — помощь Гвиневра приняла, но вставать не торопилась. — М-м, — красовался Мелеагант, обращаясь к Небу, — Кажется, только тебе. — Какой же ты всё-таки прохвост! Отряхнувшись и о чем-то перешептываясь, они под руку вернулись в замок на ужин. Запах июньского вечера кружил голову, и поляна, устеленная цветами подле замка, так и манила окунуться в это море ароматов. Тишь да гладь. И птицы, которыми любовалась Гвиневра, пролетели над ними, провожая. Именно такие счастливые моменты наедине побудили его отречься от одиночества в пользу женитьбы. Но не сейчас. Сейчас существовал лишь этот миг. А предложение… Он ещё успеет сделать. Впереди коронация и жизнь, полная государственных хлопот.