* * *
Небо окрасилось в чёрный четверть часа назад. Горячий воздух, стойко шедший с моря весь день, стал холоднее. Температура медленно опускалась вниз, и Дани медленно выпрямился. Стоило возвращаться, потому что короткая рубашка мальчика явно не была приспособлена к ночным прогулкам около воды. Диего на его плече давно уже спал, и Рохас, аккуратно подняв львёнка Яры на руки, направился к вилле Антона Кастильо. Даже с грузом на руках и невозможностью красться, Дани застал одного из солдат врасплох, когда оказался перед ним около одного из поворотов. — Ёб твою… — чуть вскрикнул вояка, подпрыгивая на месте, на что Рохас шикнул на него, тихо спрашивая. — Где комната chamaco? — Что? — переспросил солдат, нервно кусая нижнюю губу. — Где комната Диего Кастильо? — нетерпеливо повторил Дани, поудобнее перехватывая сопящего мальчика, веки которого легко подрагивали. — Второй этаж, правая лестница, — сконфужено проговорил мужчина в шлеме, на что Рохас лишь прошёл мимо по указанному пути. В комнате Дани снял с чужих ног обувь и, укрыв Кастильо-младшего одеялом, вышел прочь, плотно прикрывая за собой дверь. Забрав свои вещи на первом этаже со столика, мужчина проверил обойму в винтовке и, нацепив супрэмо на спину, в полном обмундировании вышел из главных ворот виллы. По дороге к берегу Рохас вставил наушник в одно ухо и, подойдя к причалу, молча сел в лодку FND под тяжёлый взгляд одного из солдат. Отплыв от берега Исла-дель-Леона на приличное расстояние, Дани, направляя лодку к берегу Новентармаса, включил телефон и сразу же набрал номер Хуана. На третьем гудке трубку сняли, и в ухо Рохаса тут же устремились чужой прокуренный бас. — Ах ты, hijo de puta! Какого хуя, Дани? Где тебя черти носили? Я уже был готов идти к Кларе и говорить о том, что проебал нашего лучшего бойца. Дани, растянув губы в улыбке, произнёс: — Если бы не ты, Хуан, этого бы не произошло. — Что? Янки похитили весь мой товар и тебя заодно? — Если бы. Солдаты Кастильо выследили меня и, как только я вошёл в дом, сразу встретили прикладом в голову. Они закинули меня в машину, и я полдня катался в консервной банке по родным холмам, а после — отвезли на какой-то остров. Теперь у меня огромная шишка на пол лба, сотрясение и морская болезнь. Громкий смех Хуана стёр стыд от вранья, и Дани почувствовал себя лучше. — О, это же точь-в-точь мой отдых в двенадцатом году в Рио-де-Жанейро! — Всё, я бросаю трубку. Слушать твои истории я сейчас явно не смогу. — Ладно, amigo, приходи, как будет время, я сделаю за твоё сотрясение тебе новый супрэмо. Только это, уран найди по дороге, и старый дедушка Хуан сразу вручит тебе подарочек. — Договорились, — протянул со смешком Дани и сбросил вызов. Теперь начиналась новая игра, роль Рохаса в которой была уже совершенно иной.4. Сад
4 ноября 2021 г. в 22:11
Между взрослым и ребенком на пару долгих минут повисла гнетущая тишина. Казалось, даже воздух стал плотным от возникшей неловкости. Кому было более некомфортно — сказать трудно, ибо Дани чувствовал себя собачкой на выставке, а Диего ощущал себя глупо после слов отца.
Прямое издевательство над человеком, который спас его жизнь несколько раз, было больше похоже на насмешку над добросердечием Рохаса. Диего же не хотел, чтобы Дани ощущал подобное, особенно когда они остались наедине.
— Что ты здесь делаешь, Дани? — произнес Диего, нервно покусывая нижнюю губу и едва-едва перекатываясь с мыска на пятку. — Почему papá говорил так о тебе?
— Всё сложно, Диего… — говорить мальчику о том, что его шантажом заставили плясать под дудку Кастильо, не хотелось, но, рано или поздно, правда выплывет наружу, поэтому Рохас, покарябав ногтем свою бороду, продолжил — я теперь что-то вроде твоего телохранителя.
Кастильо-младший на такую новость изумлённо выгнул брови и, помолчав немного, тихо произнес, опуская голову вниз:
— Зря ты не уехал, Дани, — голос мальчика был грустным, и Рохас понял, о чем подумал Диего. О том, что из-за него повстанца оставили в живых и поручили работу в виде няньки.
— Возможно, ты и прав, но, — Дани подошёл ближе к брюнету и, присев перед ним на корточки, положил руку на чужое плечо, зовя собеседника, — это не значит, что я не хочу помочь. Да, понимаю, как это выглядит со стороны, что я под дулом пистолета буду вынужден делать все, что захочет твой отец. И это правда. Однако, Диего, мое желание защитить тебя — искренне, — Мальчик поднял глаза на Дани, и его ранее напряжённые брови медленно начали расслабляться.
— Твой отец говорил со мной об этом, и я понимаю все — если Libertad одержат победу, они захотят убрать всех, кто причастен к власти. Генералов, офицеров и… тебя тоже, — на лице Диего мелькнула слабая эмоция страха и сомнения. После тот произнес:
— El Presidente одержит победу.
— Теперь я в этом не сомневаюсь, — горько протянул Рохас, разочарованно выдыхая.
— С твоей помощью. Поэтому он тебя оставил?
— Да.
— Я же говорил тебе, чтобы ты уплывал. Оставшись здесь и оказав помощь Libertad, ты привлек к себе его внимание. Он увидел в тебе мишень. Ты будешь служить ему, а потом, когда надобности в тебе не будет, от тебя избавятся. Или ты избавишься от нас, — в голосе Диего читалась печаль, потому что для него Антон Кастильо был, в первую очередь, отцом, а не президентом, который погрузил Яру в кровь мирных жителей.
— Всё не так просто, как может показаться на первый взгляд, — словно пытаясь оправдаться перед ребенком, проговорил Дани. — Я… я и сам не могу понять всё, что сейчас происходит, — Диего на это лишь согласно кивнул, понимая, о чем говорит повстанец.
Решив перевести тему в другое, более спокойное русло, Диего поглядев повнимательнее на Рохаса, который до сих пор сидел перед ним с виноватым видом, подумал о том, что в чем-то его отец был прав.
Дани, на самом деле, походил сейчас на пса. Большого такого и виноватого перед хозяином, пса. Не хватало только поджатого хвоста и опущенных вниз ушей. Эта мысль немного рассмешила Кастильо-младшего, и тот с полуулыбкой, проговорил.
— Дани, может прогуляемся немного? — Рохас согласно кивнул. Поднимаясь с колен и по привычке проверив пистолет, что не укрылось от взгляда Диего, двое вместе вышли во внутренний двор виллы.
Исла-дель-Леон был отдельным островом на севере Яры и, наверное, к счастью Дани, он тут ещё не был. Слишком уж усиленная охрана, и две зенитные пушки навевали мысль о том, что этот остров был самым настоящим логовом льва. Беспощадного льва Яры и его львёнка.
Наверное, вполне можно было с самого начала прийти сюда и, под покровом ночи, перерезать горло диктатору, но разве кто-то хочет заканчивать войну так быстро?
Дани привезли сюда прямо из лабораторий Биовиды на частном вертолёте, и Рохас рад был бы осмотреть тут всё, однако ему не дали, лишь крайне «гостеприимно» привели в одну из комнат и оставили ждать.
Сейчас же, стоило им выйти из залы во внутренний двор, Дани мог разглядеть то место, куда его великодушно пригласили. С верхней площадки второго этажа на него во все глаза смотрели снайперы Кастильо, и Рохас мог поклясться, что все прицелы их снайперских винтовок направлены точно ему в затылок.
Никто из вояк не двигался, как не двигались и постовые около каждой двери. Все будто замерли в ожидании внезапной бойни. Ещё бы! Его, наверное, тут каждая собака знала! Рука революции, душащая солдат FND на их рабочем месте, собственной персоной! Бойтесь и трепещите!
Пальцы каждого из охраны уже лежал на спусковом крючке, и, несмотря на всю комичность ситуации, Рохас чувствовал себя… хорошо. Будто победитель на ринге. При нем был его пистолет и мачете, а винтовка и лук лежали в зале на столике. Да он бы смог убить тут каждого даже голыми руками. И каждый из присутствующих это знал. Как и знал то, что теперь ему доверяет сам Антон Кастильо, раз пустил его свободно разгуливать вооруженным рядом со своим сыном.
Один только Диего, видимо, не замечал всей гнетущей обстановки и замеревших солдат, потому что львенок Яры спокойно шел вперед, проходя через одну из комнат насквозь, игнорируя других подчиненных своего отца, которые пытались одновременно отдать ему часть и схватиться за ружье, дабы, в случае чего, прикончить Рохаса на месте.
У Дани возникло детское желание показать им всем язык и оттянуть указательным пальцем веко, показывая всем, что он их уделал. И кто бы знал, каких трудов ему стоило удержаться от этого желания.
Они вышли в заднюю часть виллы, где был огромный бассейн, пока не наполненный водой, раскрытые лежаки, мини-бар у одной их сторон бассейна и огромные клумбы с пестрящими яркими оттенками цветами.
Всё вокруг так и кричало о достатке и богатстве, но немного в более сдержанном ключе. У той же Маркессы поместье было куда более… помпезное. Пусть Рохас и видел всё убранство издалека или с высоты птичьего полёта, но что-то ему говорило о том, что он ещё наведается к Марии в дом.
— Здесь красиво, — произнес Рохас, оглядывая подстриженные кусты и массивные клумбы с цветами, — наверное, твои друзья тебе завидуют, — положа руку на сердце, Дани признался в том, что это он завидует Диего. Нет, отца-тирана он бы никому не пожелал, но вот провести детство в таком месте он бы хотел. Диего явно ни в чём не нуждался — у него была, наверное, гора нянек и экономок, которые кормили его, поили, переодевали и подмывали. Золотой ребёнок, что сказать.
— У меня нет друзей, — тихо произнес мальчик, идя по белокаменной тропинке куда-то влево. — Papá говорит о том, что друзья делают тебя слабее. Они предают и, в конце концов, уходят от тебя. С тобой остается только твоя семья, а не друзья.
Дани замолк, не зная, что ответить ребёнку.
— Ну, иногда, конечно, случаются подобные ситуации, но…
— Меня знакомили с несколькими девочками и мальчиками из семей истинных яранцев, но они как этот сад — красивые и делают то, что ты хочешь от них. Хочешь изгородь прямую — обрезаешь лишние листики кустов. Хочешь алые цветы — вырываешь желтые и засаживаешь другие. Всё тут красиво, но искусственно, сделано так, чтобы тебе всё нравилось. Тут не ощущаешь ничего настоящего, — Диего опустил голову ниже и, подойдя к концу мощенной камнем тропы, продолжил путь дальше, по зарослям травы, в сторону одного из обрывов, с боку от которого высилась двух- или трехметровая гора, с виднеющейся на ней деревянной площадкой для наблюдения.
«Отличная обзорная точка, чтобы выследить всех comemierdas», — подумалось Дани, пока он шёл за Кастильо.
— Мне больше нравится другое место. Иногда я прихожу туда и просто сижу, и мечтаю о чём-то несбыточном, — чем больше говорил Диего, тем глупее ощущал себя Рохас. Им не о чем было говорить, кроме как о смерти Антона, как бы это не выглядело со стороны. Между ними была пропасть в двенадцать лет, и общих тем просто не находилось. Возможно, будь они из одного теста, то диалог завязался бы — Дани расспросил бы про приют или наоборот — про то, какое именно мясо любит Диего есть в полдник. Телятину или ягнёнка под кисло-сладким соусом?
Наконец, Диего остановился почти около самого обрыва, и до Дани долетел легкий порыв морского ветра. Перед глазами открывался бескрайний океан. С левой стороны сиротливо лежал маленький островок с одинокой пальмой, а прямо за ним показывалась Эсперанса.
Башня Торра-дель-Леона в закатном солнце почти слепила глаза, и Дани чуть прищурился, переводя взгляд вниз на Диего.
Тот же опустился на землю и прямо в своих белых штанах уселся на траву, свешивая ноги над обрывом. Ребёнок похлопал рукой рядом с собой, на что Рохас послушно опустился рядом и, так же как и Кастильо-младший, устремил свой взгляд на линию горизонта.
— Тут совсем всё по-другому. Не видно грязи и крови Эсперансы, синих граффити и не слышно поступи солдат. Если закрыть глаза, то можно представить, что ты просто сидишь посреди пустого острова и ничего не знаешь. Ни о войне, ни о болезни papá, ни о будущем, где тебя каждый ненавидит, — Дани на секунду даже стало как-то совестно перед Диего, ведь это из-за него Libertad медленно воссоединялся, а армия Антона пришла в полную боеготовность.
Оправдываться было глупо и извиняться тоже, поэтому Рохас ничего не ответил, хотя и ссутулился немного в плечах, будто только-только ощущая груз вины.
Внутренний голос Рохаса, конечно, говорил о том, что жалость к Диего проснулась только потому, что они общаются, а приди к нему сын каких-нибудь фермеров и начни он говорить о том, что из-за солдат Кастильо всю его семью вздернули, внутри повстанца бы разгорелся огонь гнева.
Однако сейчас он сидел здесь с маленьким львенком Яры, а не маленьким фермером.
— Зачем ты остался, Дани? Чтобы уехать отсюда, нужно приложить столько сил, и ты сам это знаешь, — через пару минут молчания, протянул Диего, не сводя темных глаз с воды.
— Почему ты хотел сбежать, Диего? — мальчик перевел на повстанца слегка недовольный взгляд, в котором так и читалось: «Отвечать вопросом на вопрос подло, Дани», но Кастильо ничего не ответил и, лишь сложив руки на коленях, принялся перебирать собственные пальцы.
— Мне не хотелось тут оставаться. Я чувствовал себя не на своем месте. Эти… бессмысленные убийства и всё остальное. Будто я виноват во всём, но ничего сделать не мог. Я не хотел быть El Presidente, как хочет papá, да и сейчас не хочу, но… после того раза, я понял, что сбегать бессмысленно. Возможно, когда я стану старше и стану тем, кем меня хочет видеть папа, быть может, я смогу всё изменить? Может, если я буду делать всё, что от меня хотят, всё станет лучше? — слушая голос Кастильо, Дани подумал о том, что, наверное, он первый человек, кому Диего говорит подобное.
— Я не уехал потому, что подумал о том, что смогу что-то изменить. Может быть, если я останусь тут, всё изменится, и Libertad в самом деле сделает этот остров лучше? Уберёт тирана с его трона и принесет мир в мой родной дом. Я до сих пор периодически думаю об этом, но чем больше я здесь, тем больше я вижу. Ничего не меняется. Кровь, как лилась, так и льется. Только такое ощущение, что из-за меня её стало больше. Намного больше. Никто не делал тут то, что делаю я. Не захватывал КПП, не убивал солдат на аванпостах. — Голос Дани звучал глухо, и шум прибоя, который лизал светлый песок снизу, лишь сильнее заглушал речь повстанца, но, так как они с Диего сидели рядом, мальчик слышал каждое слово.
— Моя подруга, Лита, говорила, что, такие как я, нужны сопротивлению. А перед смертью она сказала, что я везунчик, потому что попал именно на остров Сантуарио, где собрались Libertad, — вспоминая чужие мертвые глаза Литы, Дани вытащил из бедренной кобуры золотистый пистолет с ярко-алой звездой на рукоятке и, повертев тот в пальцах, продолжил говорить.
— Это Автократ — пистолет, который я нашел в первом аванпосте, где убил каждого из солдата FND ради того, чтобы достать обедненный уран для Хуана. Когда я беру его в руки, обрывается чья-то жизнь. Куда я иду и что делаю — не важно, итог один — я стреляю в чужую голову и выигрываю. Чем больше я убиваю, тем больше мне это нравится. Не столько само убийство, сколько мысль о том, что я поступил верно. Если я сейчас уйду отсюда, уеду в Мексику, а после — в Майами, я, наверное, не смогу нормально жить, зная, что на руках моих так много крови. Я встретился с местным психотерапевтом, или как там, и он сказал, что какие бы духовные практики я не применял, мне в любом случае грозит посттравматическое расстройство. Поэтому, мне жизненно необходимо дальше убивать, — Рохас хмыкнул и, повертев дуло из стороны в сторону, смотрел на то, как солнечные блики играют на тусклом золоте оружия. — Я подумал, что это всё брехня. Но вот сейчас прошло, наверное, сутки или двое, и я уже ощущаю это… — Дани поднял пистолет повыше и, всмотревшись в ствол, продолжил, — … невыносимое желание поскорее нажать на спусковой крючок. Мне казалось, что я хороший человек и все вокруг говорили об этом. Но сейчас я не думаю, что у хороших людей есть такие мысли.
— Звучит печально, — протянул Диего, расстроено смотря на золотой пистолет, будто это он был повинен в нелегкой судьбе Рохаса.
— Да, так и есть. Именно поэтому я хотел бы, чтобы никто не ощущал подобное. Я не хочу, чтобы тебе пришлось почувствовать это, Диего, — Рохас перевел взгляд на лицо мальчика, на что последний опустил голову ниже, со смешком говоря.
— Я уже убил человека.
— Да, сhamaco, из-за меня.
— Я не жалею о том, что сделал. Потому что, когда он поднес нож к твоему горлу, я понял, что не хочу, чтобы ты умирал, Дани, — повстанец перевел взгляд на Диего и улыбнулся. Ему несомненно было приятно знать, что кто-то чувствует подобное к нему. Особенно душу грело то, что такое ощущал к нему львёнок Яры, и Дани так и хотелось ткнуть этими чувствами в лицо Антона, дабы показать, что из-под его руки выходит человек, а не маленький тиран.
— Я чувствую к тебе то же самое, Диего. Поэтому я остаюсь тут, рядом с твоим отцом, чтобы уберечь тебя от того, что может случиться. Я на твоей стороне, Диего, — Кастильо-младший на это улыбнулся и, придвинувшись ближе, положил свою голову на чужое плечо, и негромко проговорил.
— Спасибо, Дани, — Рохас чуть улыбнулся и, убрав пистолет обратно в кобуру, замер, чувствуя, как от чужого тела по руке расползается тепло. До них двоих доносился лишь шум прибоя, пение птиц из глубин пальмовых листьев и грудной клекот пеликанов, которые то и дело подлетали с берега и кружили над водной гладью.
Дани ощутил тепло, кипятком расползающееся у него в груди. Он наконец ощутил то, что искал всю жизнь. Чувство, что он наконец нашёл свое место. Будто последнюю, недостающую деталь пазла, самую странную и кривую, наконец, вставили туда, куда нужно было.
— Тебе ведь придётся уйти.
— Да, chamaco.
Диего замолчал и, словно думая на тем, стоит ли ему продолжать говорить, тот наконец произнес.
— А когда ты вернёшься?
— Боюсь, что не смогу сказать точно. Здесь мало что зависит от меня. Но у меня есть телефон, и ты всегда можешь позвонить мне. В любое время я отвечу и, если что-то случится, обязательно приду к тебе, — серьёзно произнёс Рохас, на что Кастильо-младший лишь сильнее улыбнулся на такую речь.
— Хорошо, буду иметь в виду, — Дани на это только хмыкнул и, расслабив напряжённые плечи, продолжил смотреть на горизонт.