Ни хороший, ни плохой, никакой

      Еды, которую он сделал, хватило на пару дней. От туши свиньи Рохас благополучно избавился уже утром следующего дня. Конечно, он не был гением кулинарии, всё-таки Дани служил в пехотных войсках, а не специалистом войскового питания.       В общем, этих дней с лихвой хватило Рохасу, чтобы привести свое тело, разум, одежду и оружие в порядок. Телефон его был глух, наушник благополучно молчал, и мужчина, можно сказать, за эти дни словно побывал в отпуске. Ни тебе радиопередач о том, какой Кастильо прекрасный правитель, и что все «истинные яранцы» – это самые настоящие львы, ни мыльных опер Маркессы, которые крутили по телевизору с завидной регулярностью, ни роликов от Хосе, где последний чуть ли не самоудовлетворялся от того, какой он крутой. Сплошной рай, а не жизнь.       Но в итоге повстанцу пришлось собираться в путь — дольше оставаться он уже буквально не мог — тугие, как мазут, мысли заполняли его голову, и единственное, что могло помочь, – это разрядка. Желательно разрядка полного магазина в чужие тела и головы.       Перед самым выходом Рохас раскрыл карту, смотря на те знаки, которые постоянно маячили у него на периферии сознания — идолы Триады. Точнее, пометки с возможными месторасположениями искомых.       Когда на Сантуарио он наткнулся на пещеру Триады, то просто прочел записки одного из сумасшедших фанатиков и только подумал о том, как сильно религия может влиять на чужой разум.       Свое мнение он поменял уже на третьей деревушке, где, то тут то там встречались темно-синие вазы на столике для подношений. С завидной регулярностью там стоял какой-нибудь бедняк и, сложив руки в молящем жесте, что-то шептал себе под нос. Ну, и Дани, пусть и воспитанный в приюте и почти каждую неделю сидящий на «христианском часе», конечно же, не верил в подобное. Но ради праздного интереса и какой-то солидарности к страдающему населению Яры поджег благовонию и по памяти вознес молитву одному из божков, которые значились в записке пещеры.       И… всё изменилось. Словно сама удача стала сопутствовать ему. Возможно, его навыки просто совершенствовались день ото дня, но он чаще попадал в цель, какой бы не была длинной дистанция, и вопреки этому, враги замечали его всё реже. Это казалось довольно странным.       Пару раз Рохас даже специально отправился на поиски небольших мест, где были доски для подношений, и после трех найденных ваз ему удалось проскочить буквально перед носом у одного из адмиралов КПП и достать ключ у того из кабинета.       Потом Дани, конечно, нашел сто тысяч объяснений всей той удачи, что сыпалась на него буквально с небес. Но стоило ему отправиться непосредственно на поиск идолов Триады, Рохас понял, что невероятная удача — это не совпадение фактов, а боги Яры и в самом деле существуют.       Два идола были в пещерах, и в каждой Дани чувствовал неприятный холодок на коже от данных мест. Громкий гул и словно потусторонние стоны раздавались всякий раз, когда Рохас запускал кошку в ту или иную возвышенность. Фиолетовая дымка и тяжелая атмосфера, конечно, могла бы сойти за особый флуоресцирующий грибок, а гул — за старость пещер и разломы в камнях с гуляющим внутри ветром, однако третий идол, запрятанный в форте Оро, не на шутку испугал и заставил нервишки повстанца пощекотать в самых неожиданных местах.       Захлопывающиеся двери, разбивающиеся зеркала, пианино, играющее само по себе, – это всё словно было из каких-то фильмов ужасов производства янки, и Рохас был бы рад такое посмотреть в кино, дома, перед телеком или ещё где-то, но не быть участником сего процесса. Были ли это призраки или духи, но Дани уже не сомневался, что пусть не боги, но сверхъестественное в этом мире существует совершенно точно.       Когда же все три идола были у него в руках, путь повстанца лежал обратно на остров Сантуарио. Туда, откуда всё началось и продолжалось до сих пор.       Пещера Триады, как стояла нетронутой с последнего визита Дани, так и оставалась, словно ни у одного жителя Яры не проснулось желание узнать, чем закончились сумасшедшие записки последователя местных богов. Может, кто-то был слишком стар, или наоборот — юн, кто-то слишком глуп или умён, но Рохаса несомненно смущало то, что только он отправился на поиски реликвий. Будто это он был тем единственным, кто должен был вернуть идолы на свои законные места. Словно он — избранный.       Возложив идолы на их места, Дани замер — прислушался к пещере, желая услышать что-то. Подтверждение своим мыслям о том, что всё не зря, и какой-то знак, что каменные изваяния — это больше, чем просто резные скульптуры.       Однако вопреки желаниям Дани, пещера погрузилась в тишину. Поистине мертвую. Рохас мог поклясться, что слышал, как у него в ушах течет кровь. Воздух вокруг застыл, и повстанец ощутил единственное — разочарование. Словно все воздушные замки, которые он собственноручно возвел, рухнули о твердую гладь реальности, и вся его удача была лишь итогом собственной работы, а звуки и образы, что он видел — развивающимся раком мозга от переизбытка контакта с viviro. Наверное, не стоило взрывать желтые бочки с отравой, стоя так близко к оным.       Тонкий красный дым, возникший около идолов, был странно похож на яд Кастильо, и Дани моментально напрягся. Внезапно пещеру разразил оглушающий звук, будто сам потолок пещеры удумал рухнуть и похоронить в себе Рохаса. Дани сразу же подскочил на ноги, моментально хватаясь за пистолет, ожидая какого-то подвоха или врага.       Дальняя стена пещеры рухнула, открывая зеленым глазам внутреннюю часть горы. В открывшемся пространстве – словно райский островок, посреди бушующих вод мироздания. Деревья, высокая трава и красный сундук, окутанный фиолетовым дымом, так и влек к себе.       Свечи, разбросанные то тут, то там, создавали поистине чарующую атмосферу сказки.       — Сoño, это всё правда! — произнес мужчина, ступая по каменным выступам пещеры. Подойдя к сундуку, Рохас убрал пистолет обратно в кобуру и, склонившись к деревянному предмету, не без труда открыл крышку. Внутри лежала диковинная винтовка, которую Рохас тут же взял в руки.       — Gracias, олува… но там, вроде, было что-то про стража, — произнес Дани, осматривая на прикладе белые линии, круги и точки, складывающиеся в непонятные символы. Тут, как по заказу, изнутри пещеры раздался громкий кошачий рев, и из-за дерева показалось сразу три черные пантеры с красными глазищами, будто объятые сизой дымкой. Дани навел прицел на животных, не зная, стоит ли спускать курок, потому что стрелять в многовекового стража ну… такое себе, правда ведь?       Из другой стороны дерева показалась ещё одна пантера — намного больше, чем её соседки. У этой пантеры как-то по-особенному светились желтым глаза, а вокруг её мощного тела будто летали черные обрывки перьев или маленькие черные дыры.       — Ты Олусо, да? Ну, привет киса, — вполне дружелюбно произнес Дани, на что огромная кошка сорвалась с места, ровно, как и три другие. Выбора у Рохаса не было, и тот выстрелил. Олусо на этот выстрел застыл и отбежал в сторонку, громко рыча на убегающего Дани. Каким бы Рохас не был смелым, но четыре огромные кошки на него нападают. Он не был таким дураком, чтобы стоять с выпяченной грудью и уверенностью в том, что выиграет. Дани побежал, да так быстро, что сердце в груди зашлось гулом.       Вспрыгнув на один из выступов, Дани хотел прыгнуть на другой, но пантера с красными глазами опередила его, и громко рыкнула на человека.       — Что тебе на месте не сидится? — закричал Рохас, выпуская аккурат в кошачью морду дробь из винтовки. Та, будто пиньята из муки, лопнула, оставив после себя тонкую дымку. Не успел Дани и глазом моргнуть, как на место пропавшей кошки прыгнула другая, с ярко-желтыми глазами. Страж собственной персоной.       Дани возвел курок к чужой морде и вновь выстрелил, но теперь кошка не отпрыгнула, а её тело окружил темный туман, после чего Рохас увидел, как его противник оказался на дальнем выступе пещеры.       — Как ты это делаешь? — воскликнул Дани, чувствуя мурашки, бегущие у него по затылку. Дальше всё пошло быстрее — в общей сложности около пяти выстрелов потребовалось на то, чтобы убить двух небольших пантер и тяжело ранить стража Триады.       Видя, как мощное тело огромной кошки лежит на траве, то и дело подёргиваясь от учащенного дыхания, Дани с опаской подобрался ближе к зверю, откладывая винтовку в сторону и дотрагиваясь ладонью до чужого теплого бока.       — Прости, но это тебе хотелось подраться, помнишь? — проговорил мужчина, ведя пальцами по черной шерсти. Он осмелел, не чувствуя прежней опасности от пантеры, которая до этого буквально электризовала весь воздух в округе.       — Не злишься? — Олусо медленно поднялся на лапы и, повернув к повстанцу морду, провел огненным языком по чужим пальцам, словно отвечая на немой вопрос. Не дав человеку насладиться моментом, пантера отошла в сторону и стала потягиваться, полностью теряя интерес к Дани, который так и застыл в глупой позе и с влажной рукой.       — Никогда не умел обращаться с кошками. Может, кошка-призрак — это другое? — утирая пальцы о собственные штаны, проговорил Дани, смотря на совершенно безразличного компаньона.       Конечно безразличие пантеры было совсем не той реакцией, которую ожидал Дани, ибо то, как на нового хозяина отреагировала какая-нибудь дворняжка, и рядом не стояло с поведением Олусо. Словно пантера не стала его питомцем, а лишь одалживала возможность человеку ходить рядом с собой.       — Конечно, — произнес мужчина, смотря в чужие лазурные глаза, которые уставились на него, чувствуя, что двуногий обращается именно к нему, — ты не мой питомец. Ты мой напарник, союзник… друг, но не питомец. Мы равны с тобой поэтому, — повстанец вновь опустился к пантере, отчего теперь их глаза были на одном уровне. — Спасибо тебе, Олусо, что согласился идти со мной до конца. Я буду защищать тебя так же, как ты будешь защищать меня. Graсias, — пантера громко мявкнула и потерлась головой о чужое лицо, мурлыча, на что Дани счастливо рассмеялся.       Теперь-то он больше не будет один, ибо рядом с ним есть тот, кто делает его сильнее. И опаснее. Как для врагов, так и для друзей.

* * *

      Огромный кабинет из белого мрамора был залит ярким закатным солнцем. Статуя льва, красующаяся подле одной из стен, не могла не вызывать восторга и замирания сердца. Те, кто впервые оказывались тут, не сводили с неё взгляда.       Величественная, грозная, исполинская, внушающая страх и благоговение — так говорили о ней. Антон же считал её просто натуралистичной. Качественно выполненной. Каждый штрих и впадина были к месту. Каждая выемка и выпуклость, делали её объемной и запоминающейся. Скульптор, который ваял статую, был награжден знаком отличия и проживал в самом лучшем районе Новентармаса. За труды и хорошую работу нужно благодарить, и Кастильо всегда придерживался этой установки.       Истинные яранцы всегда добивались лучших результатов, в то время как челядь, к коей относил Антон весь сброд Libertad и его союзников, только и мог, что копошиться в грязи, да взирать влажными глазами на величественный свет других.       Дани Рохас. Сирота с посредственным средним образованием. Сорванная военная служба, испачканное в таких же посредственных татуировках тело. Беглец, контрабандист, террорист, убийца, наркокурьер, а теперь ещё и личная собачка его сына. Лучшего подарка на приближающееся четырнадцатилетие придумать было бы трудно.       Скорее уж собачка с вспоротым брюхом, внутрь которого забросили килограмм тротила, вперемешку с металлической стружкой и стекляшками, а после – худо-бедно зашив ту, выпустили в комнату, предварительно облив бензином и уставив пол свечами.       Для какой цели он оставил его в живых и дал в руки оружие? Это же буквально обезьяна с гранатой, которая не ведает, что творит.              — El Presidente, — негромко произнес Рейес, стоя чуть поодаль от стола тирана, — вижу, вы заинтересованы тем, как ваш… подчиненный справляется с заданием, — доктор обвел взглядом экран монитора, на которые добрые пять минут смотрел Кастильо-старший.       Карта Яры, на которую смотрел диктатор, была раздроблена на регионы и зоны, поделена по цветам и рельефу. В одних частях виднелись обозначения всех инфраструктур, регионов и островов. В других – синими буквами виднелись наименования: «Центральный лагерь Libertad», «Ферма Монтеро», «Убежище Легенд», «Бункер La Moral», «Привал Maximas», и самым ярким пятном была, конечно же, мигающая фиолетовым точка, находящаяся сейчас в Сантуарио.       — Эдгар, ты ведь знаешь, что фиолетовый цвет получают при смешивании красного и синего? — доктор в секундном удивлении поднял брови наверх, а после – согласно кивнул, не задумываясь о том, что Кастильо не видит его жеста. Но тому, видимо, и не нужно было слышать, чтобы знать — его слушают и слышат.       — Значит ли это, что человек, в котором сольется все самое лучшее от шайки повстанцев и режима тирана-диктатора, будет тем, что сможет уравновесить все минусы обеих сторон? — Рейес помолчал с минуту, а после, обойдя стол так, чтобы лицо президента было в его поле зрения, тот наконец проговорил.       — Мой друг. Я столько лет знаю вас, но то, что сейчас творится в вашей голове, мне непонятно. Я искренне против того, чтобы столь опасный член нашего общества был рядом с вами и, в частности, с вашим сыном. Боюсь, что такой человек не сможет привнести в воспитание Диего хоть что-то положительное. Наоборот, оппозиционные мысли и идеалы, которые он может привить вашему сыну, пагубно скажутся на нравственном воспитании мальчика, — Кастильо же не сводил взгляда с экрана монитора, где фиолетовая точка медленно двигалась по острову.       — Я полностью согласен с тобой. Честно говоря, я до сих пор крепко сомневаюсь в том, поступил ли я правильно. Однако оспаривать тот факт, что этот повстанец спас моего сына, я не могу.       — Позвольте, пусть это и было дважды, но ведь вряд ли есть какая-то закономерность в подобном. Сейчас — он спас, а когда запахнет жареным, то он вполне может приставить к его виску пистолет и начать вас шантажировать, — протянул старик, снимая очки и протирая те о маленькую черную салфетку.       — Конечно, такой исход событий возможен, но ведь он мог сделать это уже много раз. Хоть я и понимаю твои сомнения, мне всё же с большим трудом вериться в то, что он на самом деле может причинить Диего вред. Мой сын, конечно, не похож на меня в той мере, какой бы мне хотелось, но у него есть прекрасная черта, и это — добросердечие. Он пожалел оборванца и помог ему сбежать. Он верит в то, что человек, которого ему приставил его отец, не сделает ему плохо или больно. Мой мальчик совсем ребёнок, который верит в хорошее. Террорист и головорез, который разгуливает по Яре, увидел в Диего то, что не мог никогда получить, и это странно… — задумчиво произнес Антон, переводя взгляд в пустоту, думая о чем-то своем.       — Я согласен с тобой, Эдгар, — держать Рохаса рядом опасно, он своим появлением запустил повстанческую деятельность, которая до этого не подавала признаков жизни долгие годы. Он имеет влияние на моего сына, который верит в доброту души Дани. И, одновременно с этим, Диего имеет на него такое же влияние, если не больше. А я, соответственно, имею влияние на Диего, а, значит, вполне могу руководить и сиротой.       — «Мальчик для битья», — протянул диктатор, — очень удобная модель поощрений-наказаний, придуманная англичанами. Ты бьешь того, кто не виновен, а второй так горестно сожалеет о своих проступках. Пусть они не росли рядом с пелёнок, но я считаю, что если правильно использовать эту модель в отношениях Дани и Диего, можно получить максимальную выгоду для Яры.       — И кто же, позвольте спросить, в этой паре «мальчик для битья»? — с улыбкой протянул Рейес.       — Кто знает, мой друг. Кто знает… — Антон потянулся к оставленной в пепельнице сигаре и раскурил её, медленно выдыхая дым.

* * *

      — Дани, — раздался внезапно чужой тихий голос в наушнике у Рохаса. Тот вздрогнул, отчего стрела, которая должна была торчать из чужого черепа, оказалась в горле одного из soldatos.       — Сoño! — шикнул Дани, смотря на то, как к взвизгнувшему мужчине побежал второй солдат, — Олусо, взять! — рявкнул брюнет, видя, как пантера в два прыжка накрыла тело врага своим и, впившись зубами в шею, испарила тело.       Положив лук на землю, Дани постучал по наушнику, чувствуя, как сердце сбилось с ровного ритма. Голос в наушнике был не таким, как в реальности, но, даже сквозь помехи связи, он понял, кто хотел его слышать.       — Ola, amigo! — проговорил Дани, ощущая разливающуюся в груди радость. Ему было приятно слышать Диего, который, что-то промычав себе под нос, продолжил.       — Я тебя не отвлекаю, Дани? — Рохас поглядел на умирающего солдата и, поднявшись на ноги, подобрался ближе, вытаскивая стрелу из чужой глотки. Он ещё никогда так ужасно не промазывал! Он же ведь не испугался звонка — его телефон частенько разрывался звонками, которые сулили лишь кровь и усталость. Иногда чужие голоса он слышал впервые, но ещё ни разу не упускал твердость собственных рук. До сегодняшнего дня.       — Конечно, нет, Диего! Я рад, что ты позвонил мне, — Дани улыбнулся, утирая наконечник о чужую одежду и засовывая чистую стрелу в отдельный отсек супрэмо Триады.              — Правда? — в наушнике раздался радостный, но ещё не до конца уверенный голос ребенка.       — Конечно, я не вру тебе. Я ждал твоего звонка, chamaco, — Рохас думал о том, что Диего позвонит ему следующим же утром, когда проснется в своей постели и поймет, что заснул посреди разговора. Позвонит, извинится, спросит, как у него дела. Ну, или ещё что-то, однако телефон молчал, и Дани даже грешил на то, что он забрался в такие дебри, что связь не ловила. Три полоски около антенны Рохас игнорировал и не обращал на те никакого внимания, словно оных и не существовало.       Потом, конечно же, Дани понял, что у маленького bebe Leon явно целая куча уроков, заданий и прочих занятий, которые великодушно организовывал ему его papá. Покалечить милых старушек, потравить щенков, порезать провода в тихих селениях. Самые обычные дела тирана и его тиранёнка.       — Как у тебя дела, Дани? Mi papá во всю готовится к моему дню рождения, поэтому всё это время я не мог тебе позвонить, прости, — услышав в чужом голосе грусть, Рохас плотнее вжал наушник в собственное ухо и принялся ходить туда-сюда под заинтересованный взгляд Олусо.       — Ты что, всё хорошо, Диего. Ну, твой папа, наверное, хочет организовать хороший праздник для тебя или… ну, что-то в этом роде, я не знаю, — Дани замолчал, чувствуя себя глупо, — а вообще, у меня дела неплохо, я вот недавно нашёл себе друга.       — Правда? И кто же этот человек?       — Ну, не совсем человек, — Дани поглядел на черную морду Олусо, не зная, как лучше его описать.       — А...?       — Это пантера. Черная такая. Ну, пантеры такие и есть. Черные от макушек до пят, или что тут у них… — если бы можно было сгореть от стыда за свое косноязычие, Рохас, наверное, сделал это тут же.       — Ого, ничего себе! Я… я... ого, вау! Ой, — защебетал Диего. — mi papá запрещает употреблять слова-паразиты Америки. Я хотел сказать, что очень рад за тебя и по-доброму завидую. Хотел бы я посмотреть на пантеру вблизи, потому что в зоопарке они выглядят такими несчастными, и погладить их нет возможности. Ну, если они не усыплены во время твоего прихода к ним, — тяжело выдохнул Диего, словно его заставили вспомнить что-то неприятное из прошлого.       — Я приду к тебе, и ты познакомишься с Олусо. Он хороший парень, и вообще, очень тебе понравится. Он не обидит тебя, я тебе это обещаю, и никакого снотворного никому не пригодится, — улыбнулся Дани, протягивая руку к Олусо, на что тот, недовольно фыркнув, но всё же дался в объятья повстанца.       — Спасибо тебе! Это будет просто восхитительно! Я смогу погладить пантеру и… ну, вообще, у тебя скорее всего леопард. Пантеры это, ну, общее название всех больших кошек, — смущенно протянул Диего, будто ему было стыдно говорить взрослому о таких банальных истинах.              — Ого, я не знал.       — Да, — воодушевился Кастильо-младший, — и львы, и тигры, и леопарды, и многие другие кошки называются пантерами, просто это не так распространено, и чаще пантерами называют черных леопардов. Вот, — тихо хихикнул ребёнок, на что Дани расплылся в глупой улыбке.       — Значит, тебя можно называть bebe Panthere? — хмыкнул Рохас, слыша, как Диего тихо смеется на том конце провода.       — Значит, тебя тоже так можно называть, — парировал Диего.       — Почему? — недоуменно протянул Рохас.       — Эм, ну… тебя же называют bebe Tigre, поэтому ты тоже можешь теперь называться bebe Panthere!              — А, ну, да, конечно. Я просто как-то не задумывался о таком, — в голове сразу всплыл Эль Тигре, который был единственным из всех Легенд, кто верил в него. Он дал ему задания, а Дани вместо этого… якшается с диктатором и его сыном.       — Я позвонил тебе ещё по одному поводу, Дани. Через пару дней у меня будет день рождения, и я бы хотел, чтобы ты пришёл ко мне. Сначала будет телевидение, театры и много ещё чего, и ты, наверное, не сможешь там быть, но вечером мы с mi papá будем на вилле. Я буду рад, если ты и Олусо придете ко мне, — мысли о том, что Рохас поступает нечестно по отношению к своим друзьям, быстро улетучилась из его головы, и тот согласно закивал головой.       — Да, Диего. Я обязательно приду. И Олусо тоже, — пантера, широко зевнув, улеглась на землю, а смех Диего вновь раздался в ушах повстанца.              — Отлично! Тогда до встречи, Дани.       — Увидимся, Диего, — когда в наушнике встала тишина, Рохас утерев лицо ладонями, присел на землю, смотря на мирно лежащего Олусо.       — Правильно ли я поступаю, Олусо? — Пантера же даже и ухом не повела и продолжала дальше громко мурчать, наслаждаясь теплым яранским солнцем, нагревающим его шкуру.