* * *
Когда машина остановилась недалеко от одной из забегаловок близ Барьяля, она уже не выглядела так, словно её только-только достали из перестрелки. Дани вполне профессионально запаял все дыры от пуль, стёр следы гари с краски и опустил боковые стекла, дабы те не привлекали внимание своим видом и дожили до автослесаря. Своё же имя, которое красовалось на машине ярко-алыми буквами, Рохас не затёр и не замазал, а лишь заклеил малярным скотчем и под немой вопрос мальчика продолжил заниматься восстановлением машины до почти первозданного вида. Диего почему-то подумал, что повстанец не будет закрашивать имя и лишь прикрывает то, пока Рохас сопровождает его в их маленьком путешествии. — Подожди минут пять, хорошо? — отстегивая ремень безопасности, Дани, поглядев в зеркала, выбрался из машины и, наклонившись в салон, с напускной серьёзностью продолжил: — Я скоро, если что-то случится — стреляй, пистолет в бардачке. Львёнок на такие слова удивленно выпучил глаза, сжимая в пальцах многострадальный ремень безопасности, и с легкой дрожью в голосе ответил: — Что-то случится?.. Дани ещё полминуты держал лицо, а после чуть ли не до слез рассмеялся, утирая слезящиеся глаза: — Да я шучу, chamaco, ничего не случится, мы в обычном спальном районе, единственное чего нужно здесь бояться, так это ETS, — хохотнул Рохас, на что мальчик слегка насупился, видимо недовольный тем фактом, что над ним подшутили. — ETS? Что это? Рохас же на это чуть не прикусил язык и, быстро выпрямившись, прочистил горло, с самым непринуждённым видом давая заднюю: — Поговорим об этом, когда вырастишь, а пока я, пожалуй, всё же схожу нам за едой. Не поворачивая головы к зовущему его по имени мальчику, Рохас скрылся за ближайшим поворотом. Диего же, фыркнув себе под нос, выпрямился в кресле и, посмотрев по сторонам, всё же решил проверить бардачок, слегка приоткрывая его и видя в свете уличного освещения тусклый край черного пистолета. Хлопнув крышкой обратно, Кастильо-младший вжался в обивку. — В… взрослые… — только и проговорил львёнок, принимаясь, наконец, осматривать проулок, где Рохас оставил машину. Пусть улицу и освещало всего три фонаря, один из которых был в начале, другой — в конце, а под третьим яранец остановил машину, но Диего вполне смог разглядеть то, что окружало его. С левой и с правой стороны возвышались двухэтажные здания, половина окон и дверей которых были закрыты или деревянными досками, или металлическими решётками. Диего сделал вывод, что, вероятно, это были нежилые дома. В других же вовсю кипела жизнь — из окон виднелся слабый свет, где-то с верёвок свисали постиранные тряпки, а вдалеке слышался гул голосов. Дома были довольно старые — обычно машина El Presidente ездила по главным улицам Яры, и, ожидаемо, львёнок утратил через некоторое время всякий интерес к пейзажу за окном. Сейчас же подросток видел иное: то, что обычно было скрыто от его глаз. Обшарпанные дома с облупившейся краской, штукатурка стен, выкрашенная в различные цвета, разномастные окна и двери — всё словно так и кричало о том, что единственными, кто занимается здесь реставрацией, были сами жители. Мальчик продолжал оглядывать маленькую улочку, то и дело вертясь на месте. Выходить из машины он не хотел, чувствуя в ней себя более безопасно, чем на улице, даже несмотря на то, что огнемёт всё ещё валялся в багажнике. Когда мальчик наклонился к приборной панели, то сумел разглядеть небольшую часть проулка, в который ушёл Рохас. Оттуда лился свет и слышался запах жареного мяса и специй. Наконец, в поле зрения Диего появился Рохас с пластиковым пакетом наперевес. Яранец забрался в машину, завёл ту и вскоре, под тихий перезвон музыки, Диего ощутил, как салон заполнил запах бензина и жареного мяса. От запаха последнего у него предсказуемо потекли слюни. Кастильо-младший даже и не заметил, как из-за всей этой погони перенервничал и проголодался. — Я взял побольше, надеюсь тебе это понравится, — словно читая его мысли, проговорил Дани, смотря на дорогу, чуть ударяя пальцами по рулю и негромко подпевая. Эта поездка длилась недолго — буквально через десять минут езды через городские кварталы, Рохас остановил машину около водонапорной башни и, бросив, что они приехали, вышел из машины. — Ну, надеюсь ты не боишься высоты? — перехватывая пакет поудобнее, поинтересовался Дани, на что Диего чисто интуитивно перевёл взгляд на строение. Высотой башня была как трех-четырехэтажное здание и весь резервуар полностью проржавел, впрочем, как и опора с лестницей. — А это безопасно? — неуверенно поинтересовался Кастильо, не сводя взгляда с лестницы, по которой нужно было забираться ползком. Хоть Диего и любил аттракционы, это было немного… — Ты думаешь, что я бы повёл тебя туда, где опасно? Диего перевел немой взгляд на Дани. Яранец, почувствовав, как его уши покраснели от смущения за такой очевидный провал, быстро исправился: — Точнее, ты думаешь, что я бы специально повёл тебя туда, где опасно? — эта формулировка была значительно лучше первой. — Нет, — Рохас на это утвердительно кивнул. — Так мы полезем туда? — повстанец на вновь кивнул, а Диего лишь продолжил смотреть на крайне ненадёжную лестницу. — Да, я уже был там, поэтому не беспокойся, всё безопасно, — Диего слабо кивнул на это, явно не веря до конца словам повстанца. Дани же, вытащив из кармана рюкзака крюк-кошку, размахнулся и забросил её на башню, зацепляя ту за ограду. — Ого, прям как в играх, — протянул Диего, с легким удивлением смотря за тем, как повстанец убирает пакет в рюкзак и хватается за верёвку, принимаясь с поразительной ловкостью подниматься наверх. Всего пару минут и голова Рохаса уже мелькала где-то сверху, отчего львёнку приходилось напрягать глаза, дабы разглядеть его. — Подожди! — крикнул Дани, уходя с поля зрения и что-то там делая наверху. Вскоре тот спустился на землю, но уже без рюкзака. — Давай, хватайся за меня, — Рохас протянул ребенку руку, на что тот немного неуверенно подошёл ближе. Видя, что мальчик не знает, как поступать дальше, повстанец чуть присел, поворачиваясь спиной к львёнку, — Забирайся на спину и держись крепче. Наконец, когда ребёнок сделал то, что ему велел яранец, Дани стал подниматься по верёвке вверх. Если с начала Диего держался за его плечи так, словно боялся лишний раз доставить повстанцу дискомфорт, то стоило Рохасу подняться чуть повыше, как Кастильо-младший вцепился в него мёртвой хваткой. Тот с такой невероятной силой для своего тщедушного тельца обхватил его сзади ногами, больно тыкаясь острыми коленями в ребра, что партизан серьёзно забеспокоился о том, чтобы у него не появились трещины в костях. — А ты тяжёлый, chamaco, — Дани не видел чужого лица, но затылком почувствовал, как львёнку стало стыдно и неудобно. — Правда? — просипел мальчик, на что повстанец не удержался от смешка. — Нет, я шучу, расслабься amigo, а то ты весь задеревенел. Диего хотел было что-то сказать в свое оправдание, да только язык от страха словно примерз к нёбу. С грузом за спиной продвигаться на башню было задачей не такой уж легкой, как казалось на первый взгляд, но вскоре они вдвоем наконец-таки забрались наверх. Башня была старой, внутри огромного резервуара, некогда заполненного водой, сейчас были лишь дыры, а площадка, вкруговую окружающая емкость, местами была обломана. Но то место, где сейчас были яранцы, вполне можно было назвать надежным. Площадка состояла из метрового металлического пола-решетки, которая под огненным яранским солнцем нагревалась так сильно, что до самой глубокой ночи оставалась теплой. Сев прямо на пол, Рохас похлопал рядом с собой, безмолвно говоря ребёнку садиться рядом. Пока львёнок старался сесть и не запачкать джинсы в пыли, Дани вовсю готовил им перекус — раскладывал на пакете два сэндвича, картофель-фри с соусом и две банки с газировкой. — Угощайся, — Рохас открыл свою банку и отпил, жалея, что взял просто лимонад, а не пиво, однако портить свою и так пошатнувшуюся за сегодняшний день репутацию совсем не хотелось, — Поешь вредной пищи, полазаешь по крышам, короче, проведешь вечер, как самый обычный подросток Яры. Диего аккуратно взяв свой сэндвич, чуть принюхался к нему и немного откусил, пробуя что же купил ему повстанец. — Очень вкусно, — послышалось от львёнка, — никогда такое не ел. Дани лишь кивнул на слова мальчика, принимаясь за свой сэндвич. Под ногами виднелись крыши домов, в десятке метров от башни вовсю играла музыка, слышались песни и переговоры людей. Над старыми трущобами висели ленты фонарей, освещая прохожим путь. Во всю эту какофонию звуков вмешивался гул генераторов, которые компенсировали отсутствующее годами электричество. Где-то позади кричали ночные птицы, шелестела листва и гудел ветер, который на такой высоте был почти пронизывающим, если бы не тёплый металл под ногами. Несмотря на изнуряющую войну, «Вивиро», деспотизм и самодурство, остров продолжал жить своей жизнью. Птицы пели ровно так же, как и пятьдесят лет тому назад, а люди продолжали веселиться и отдыхать, пока другие люди убивали таких же людей. — Жизнь тут идёт своим чередом, — заметил мальчик, смотря куда-то вниз, где натуженная мешками с крупой шла грузная женщина. — Словно никакой войны. — Да, так и есть, chamaco, — протянул Дани, запуская в рот щепоть картофеля и пережевывая тот. — Я хочу помочь им, — произнес внезапно мальчик. — Правда хочу, но я не знаю, как, — смотря на кипящую под его ногами жизнь, мальчик продолжал говорить. — Даже если я скажу mi papá, о том, что нужно покрасить эти дома, я знаю, что всё равно ничем хорошим это не обернется. Их заставят делать это самостоятельно или ещё что похуже, и в итоге они не будут рады. — Я ведь говорил, что пока не следует об этом задумываться, когда ты подрастешь, то вполне сможешь убедить этих людей в том, что ты хороший человек, — пожал плечами повстанец, соглашаясь с тем, что Антон и в самом деле всё сделает шиворот-навыворот и ни о какой ответной благодарности там не будет идти и речи. — Возможно, но я сомневаюсь, что они поверят мне на слово, — фыркнул мальчик, продолжая поедать сэндвич. Рохас же смочив горло, замолчал, а после наконец заговорил: — Знаешь, chamaco, честно говоря, я уже не верю в то, что люди могут быть хорошими или плохими. Мне кажется, что всё зависит от ситуации, в которую они попали и что пережили. Поэтому тебе просто нужно принимать правильные решения и делать верные выводы. Дани подсознательно понимал, что мальчик просит у него совета, однако Рохас не был кандидатом философских наук и уж точно не был политологом-социологом, чтобы дать ребёнку правильный ответ. Он был простым сиротой, которого черти и боги привели сюда. — Правильные решения? Отец тоже принимает их, ну, ему кажется, что они верные, а я не могу его в этом переубедить, потому что ещё слишком мал, — обреченно говорил Диего, сутуливаясь сильнее, и Рохасу стало его жалко. Он словно своими глазами видел, как на плечи ребёнка опускается огромный груз, и тот под его гнётом сгибается, подобно молодому деревцу на штормовом ветре. — Эй, всё не так плохо, как тебе кажется, — Дани чуть похлопал мальчика по плечу чистой рукой, понимая, что ничего больше сказать не может. — Всё всегда можно исправить. — Mi papá болен, Дани. Здесь уже ничего не исправишь. Ему вряд ли осталось больше пяти лет, и к тому времени, как я вырасту и смогу что-то сделать для страны — я останусь один. И от этого мне страшно. Рохас мог бы сказать что-то из серии «Я буду с тобой», но это совсем не вязалось с родительскими и родственными связями, которые должны будут помочь львёнку пройти через катарсис потери отца. Дани тут был бы ни к месту. — А твоя мать? — предположил повстанец, смотря в чужой профиль. — Я не знаю, кто она, отец не говорит обычно о ней, но я знаю, что она жива. Дани хотел было спросить, не Мария Маркесса ли это, но вовремя прикусил язык, понимая, что Диего не ответит на этот вопрос. Над башней повисла гнетущая тишина, а звуки вокруг словно бы только и ждали окончания диалога, дабы расцвести — птицы кричали сильнее, вдали слышалось ржание лошадей, мяуканье кошек и лай собак, а пение внизу сливалось с хохотом и свистом. Внизу был праздник, на который они не были приглашены и вряд ли когда-то получат приглашение. — Ты слышал про токороро? — раздался голос повстанца, на что мальчик согласно кивнул. — Да, эта птица была символ Яры, до революции шестьдесят седьмого. Рохас согласно кивнул и, перехватив банку с газировкой поудобнее, продолжил: — Хорошо, что такое от тебя не скрывают. Есть легенда, что, если токороро заключить в самую большую клетку, она начнёт терять перья и вместе с тем свою красоту, а после откажется от пищи и умрёт. Именно из-за того, что мы ставим свою свободу превыше всего, токороро и стала нашим символом. О котором многие сейчас забыли. Ты уж не подумай, что я, как старый дед-маразматик, вспоминаю прошлое, эту легенду мне рассказал Эль Тигре, к слову, — пробурчал Рохас, чувствуя, что следует хоть немного оправдать эту сказку, которую долбил ему Агилар, стоило повстанцу остаться на горе легенд дольше положенного. — Я хочу сказать тебе, Диего, что мы все здесь одинаковые, мы все хотим свободы, ты — который пытался сбежать к янки, я — который так же пытался это сделать, но безрезультатно, они, — Рохас кивнул на копошащихся внизу людей, — и даже те, кто сегодня пытались нас убить. Твой отец тоже хочет свободы, просто все мы идём к этой цели разными путями. Диего смотрел на говорящего Дани и чувствовал, как у него в глазах начинает печь, а в горле становится до мерзкого сухо. — Прошлого уже никогда не исправить, но будущее — вполне можно. То, что делает сейчас твой отец и то, что делаешь ты, лишь бы угодить ему, это плохо, но, послушай, Диего: ты — не твой отец, ты — не я и не они. Ты — это ты, и только в твоих руках что–то изменить. Антон говорил правду, ни один из местных повстанцев или солдат не сможет возглавить страну, и раз уж ты захотел остаться здесь и плясать под дудку El Tirano, то стань тем El Presidente, которого мы все здесь заслужили. Диего поджал губы и, опустив голову ниже, отложил еду в сторону, стараясь незаметно утереть рукавом хлынувшие слёзы. — Мне страшно, Дани, я… я не знаю, что буду делать, когда папа… Дани, ощутив, что кусок в горло не лезет, тоже убрал еду в сторону и слыша тихие всхлипы сбоку от себя, проговорил: — Я знаю, amigo, потому что мне тоже страшно, — мальчик, видимо не ожидая таких слов, поднял заплаканное лицо к Рохасу, на что он слабо улыбнулся, — Я боюсь того, что будет дальше; я тоже на распутье, где с одной стороны те, кто верят в меня и возлагают надежды, как на того, кто свергнет этот режим, а с другой стороны твой отец, который держит меня, словно собаку, на строгом ошейнике. Дернись — подохнешь, а я даже не знаю, правда ли у меня в зубах эта чёртова сыворотка или надо мной просто издеваются, я… Дани замолк, чувствуя, как его раздирает на части злость и жалость. К себе и к ребёнку. Антон мастерски умеет держать всех на поводке. — Мне страшно от того, что будет, когда все узнают о том, что я на вашей стороне. Как они будут реагировать на меня? Будут ли общаться и… Мы в западне и или опускаем руки, или стараемся стать сильнее, Диего. Кастильо–младший хлюпнув носом, втянул воздух глубже, а голос его затрясся от слез: — Ты… что у тебя в зубах, Дани? — Твой отец вместе со своим полоумным дружком–врачом взамен выбитым зубам вставили мне жучок и концентрированный PG-240, чтобы… — Рохас замолк, понимая, что объяснений не требуется. — Поэтому ты со мной? — так тихо произнес подросток, что, если бы они не сидели рядом, Дани бы даже не услышал его слов. — Это одна из причин, — не стал врать Дани, вновь беря в руки сэндвич, принимаясь его кусать, дабы не дать себе вновь сболтнуть чего–то лишнего. — Спасибо, что не врёшь мне, Дани, — неожиданно улыбнулся Диего и так же, как и повстанец, продолжил есть. Горизонт, разделяющий океан и небо, постепенно стал светлеть, принося в Яру новый жаркий день.* * *
К тому моменту, когда лодка пришвартовалась около Исла-дель-Леона, на часах было семь утра. И пусть Антон не говорил о каких-то временных рамках, в которые должен был быть возвращён его сын, Дани всё же не решился таскать с собой подростка слишком долго. Когда они входили в поместье, Диего так сильно клевал носом от усталости, что попрощался с Дани одной лишь фразой и ушёл к себе в комнату. Не то чтобы Рохас был против и желал предаться новому душещипательному разговору, однако, не кривя душой, Дани хотел бы обговорить кое-что. Например то, что львенок расскажет своему папочке об их поездке. О перестрелке, где им чуть не вышибли мозги или о подъеме на шестиметровую, прогнившую до самого основания башню. Или об обратной поездке, где Дани пришлось петлять и сверяться с картой, дабы лишний раз не натолкнуться на конвой FND. С другой стороны, Дани не мог быть уверен в том, что Антон уже не знает о произошедшем с ними в Барьяле недоразумении, поэтому уповать на молчание подростка не стоило. Оттого-то Рохас и хотел поскорее уйти с виллы, дабы не встретиться с его хозяином и не говорить с ним «по душам». Когда повстанец уже поворачивался к выходу с намерением вернуться на большой остров и поспать хотя бы пару часов, он увидел одного из многочисленных охранников. И насколько Дани не изменяла память, это был как раз тот, с кем они совсем недавно сцепились около дверей столовой. — За мной, — приказал солдат, на что Дани даже ухом не повел. — Вытащи говно из своих ушей и делай то, что тебе сказано. El Presidente ждёт, — указав дулом автомата на одну из дверей, солдат оскалился в улыбке. «Чувствует себя в выигрыше, сука» — Рохас, на секунду сжав кулаки, всё же направился в указанном направлении. Как и ожидалось, около кабинета его ждала ещё одна тележка, и Дани уже не стал ждать повторных приказов для собственного разоружения. Войдя в кабинет, который был залит солнцем и дымом сигар, Рохас уставился в морщинистое лицо, видя, что Антон светится не хуже, чем новенький песо. — Ну, как погуляли, Рохас? — раскуривая новую сигару, поинтересовался диктатор. — Вашими молитвами, señor Presidente. Кастильо поднял на него глаза и принялся пристально смотреть на повстанца, словно не оценил шутки. — Разве я это хочу услышать? — спокойно говорил Антон, опуская взгляд на столешницу, где лежала куча различной макулатуры. По–любому очередная диктаторская писанина. — Без понятия, что вы хотите услышать от меня. Вы же уже знаете, как всё прошло, к чему тогда эти вопросы? — осмелел повстанец, понимая, что тянуть резину бессмысленно. Коль Кастильо уже знает о перестрелке, то и делать из себя дурачка нет надобности. Втянув в легкие побольше дыма, Антон выпустил его изо рта и, отложив сигару в пепельницу, поглядел в боковое окно. Там вовсю пели птицы и слышался звук прибоя. — Садись, Рохас, — кивая на кресло перед своим столом, Антон вновь взял сигару в пальцы, принимаясь курить. Дани же медленно сел в предложенное место и постарался сделать более-менее уверенный вид. Вряд ли у него получалось так, как ему хотелось, но это было лучшим решением. — Значит, перестрелка, — протянул Антон, на что Дани ощутил, как его пробрала горячая волна мурашек. — Перестрелка, в которой мой сын — futuro presidente — был не в моей бронированной машине, а в твоей гнилой консервной банке, которая, оказывается, ещё и огонь пускать умеет из-под колёс, да? — во время своей речи Кастильо даже не менял интонации, но Рохасу казалось, словно на него орут что есть мочи. И хотя Антон говорил вполне тихо, у Дани перед глазами стояла его воспитательница сеньора Роберта, любившая драть его за уши за всякую провинность и при этом кричать так, что уши закладывало на ближайшие пару часов. — Да, немного рисковая затея, — вцепляясь пальцами в собственные колени, сказал брюнет, чувствуя, как кожа на его ладонях становится влажной. — Немного? — тихо послышалось от старика. — Немного?! — тот резко поднялся с места, громко ударяя ладонями по крышке стола, отчего пара бумаг слетела на пол. — Ты в своем уме, Рохас? Это совершенно безответственное решение! Дани вжался в спинку стула, совсем так же, как недавно Диего вжимался в сидение. Только тот уклонялся от пуль, а Дани приходилось уклоняться от гневного взгляда Антона и его острых слов. — Такое же безответственное, как оставлять целую страну на ребёнка, — процедил Дани, видя, как глаза Антона округлились от удивления. Тот выпрямился, убрал руки со стола и как ни в чём не бывало сел обратно в своё кресло. Рохас мог только поаплодировать тому, как умело Антон держит себя в руках. Чему-чему, а подобному и самому Дани не мешало бы научиться. Особенно когда дело дойдет до «откровенных» разговоров с самим El Tirano или Libertad. — Ты слишком много болтаешь, Рохас, — Дани почувствовал укол обиды, который буквально заставил его язык шевелиться против всякого желания последнего. — То, что произошло с нами в Барьяле, — не более чем недоразумение. Я бы не стал тащить Диего туда, где ему грозит смертельная опасность. Вы же вчера утром поступили куда хуже — заставили всех нас подумать о том, что Libertad прорвался на остров и напал. Да он поди сейчас в штаны будет по ночам ссаться от страха и ходить за вами по пятам ещё недели три, лишь бы успокоиться, — выплюнул Рохас, которого раздражало то, что Антон говорит с ним как с малым ребёнком, разбившим дорогую вазу. Кто ещё тут из них двоих виноват? — Хочешь научить меня, как воспитывать сына? — спокойно проговорил Антон, а Дани же почувствовал, как от диктатора повеяло могильным холодом. Только благодаря богам повстанец не поморщился. — Нет. Просто хочу сказать, что тогда в столовой летали предметы и что–то могло попасть в Диего. — Всё было под контролем. Холостые патроны, Рохас. — Это у вас все было под контролем: вы же сидели за щитами, пока ваш сын трясся на стуле, — Дани впёрся взглядом в чужое лицо, ощущая жизненную необходимость подтвердить свою правоту. — Именно поэтому ты там был нужен, — Антон говорил с таким видом, будто это не его сейчас обвиняли в халатности, ведь тот же Хосе, который выл белугой от страха, вполне мог сделать что-то, о чём Кастильо-старший мог пожалеть. Разбить окно и начать разрезать куском стекла воздух, например. — Ну так чем же тогда та ситуация отличается от той, в которую мы попали? Диего так же жив и здоров, — недоумевал Дани, предполагая, что президент не ответит на его вопрос. — Мы ещё вернёмся с тобой к этому разговору. В любом случае, пока Диего не будет «путешествовать» с тобой, что-то ваше общение вдали от родного дома не приносит особых плодов. Будете встречаться здесь, под моим контролем, дабы я видел, чему именно ты будешь учить моего сына. Кстати об этом, так чему же? Дани хотел было сказать, что вроде бы Антон сделал его телохранителем, а не карманным репетитором. Ко всему прочему, Рохас не мог отделаться от чувства, будто он отпрашивает у сердитого отца свою девушку, дабы сводить её на свидание. Только в этом бы случае ему отстрелили яйца, Антон же при плохом исходе снесёт ему башку. — Явно не политике, я в ней не смыслю, — пробурчал сирота. — Научу тому, что умею сам — стрелять и драться, в первую очередь. — Разве уличные бои помогут будущему президенту? — легко улыбнулся Кастильо, отчего у Рохаса зачесались кулаки. Так и хотелось ударить того мордой об стол. И пусть охраны не было в кабинете, делать подобное Дани не стал. Пока что. — Что-то не припомню, чтобы в драках и перестрелках придерживались каких-то правил, — Дани перевёл глаза в сторону окна, мечтая лишь о том, чтобы этот разговор закончился побыстрее. — Зачем вы спрашиваете о таком, если всё и так знаете? Это ведь… вы ведь специально отправили в тот день отряд за мной? Для какой цели? Явно не для того, чтобы найти Диего новую няньку, — пока он был тут, Дани решил расставить все точки над «i». В частности, его интересовал роковой день, разлучивший его с Литой и Алехо. Он уже думал об этом. Раньше, не сейчас. Когда оставался один на один со своими мыслями, те периодически подкидывали Дани воспоминания той ночи. — «Райский призыв», ради которого переполошили весь остров, это же не для того, чтобы выращивать «Вивиро». С таким же успехом можно было приехать в ближайшую деревню и отобрать детишек у их родителей. Кастильо растянул губы в улыбке на такие слова повстанца и, вновь приблизив сигару к губам, проговорил: — А говоришь, что ничего не смыслишь в политике. Дани впился пристальным взглядом в морщинистое лицо Антона и процедил сквозь зубы, чувствуя, как его продирает насквозь злоба: — Так зачем это было нужно? Для какой цели? — Знаешь, какое самое главное отличие между армией и повстанцами? Не в костюмах, хотя они тоже играют свою роль, не в оружии и в идеологии. Вся суть в отборе солдат. Здесь есть своя иерархия, прямо как у вас, но только неумёхи, которые даже не умеют автомат держать, у меня отжимаются на плацу, а у вас — сражаются на передовой. Понимаешь, к чему я веду, Рохас? Повстанец же ожидаемо молчал, потому что Антон только и делал, кто крутился вокруг да около и не отвечал прямо на вопрос. — Я отбираю в свою армию самых лучших, а если лучших нет, то я делаю таких из обычных простачков типа тебя. Если же и они не показывают должного, то я не выкидываю их из армии, а перенаправляю в другое место, где они могут принести благо обществу, например готовить другим солдатам еду или заниматься другой работой, — стряхнув пепел, Антон не сводил своих глаз с лица повстанца, явно считывая с того все эмоции. — Но вот те, кто во время службы особенно отличились… К ним у меня другое отношение, — Кастильо растопырил пальцы и будто бы принялся играть на воображаемом фортепьяно, словно показывая важность всего момента. — Их крайне выдающиеся способности требует тщательного развития и благоприятных условий. — А я, значит, комнатное растение, а армия — хороший грунт и удобрение, так, что ли? — фыркнул Рохас, смотря на Антона как на умалишенного. El Presidente усмехнулся и, отложив сигару в сторону, уперся локтями в крышку стола, укладывая голову на скрещенные пальцы. — Не думал, что тема садоводства тебе так близка, Рохас, но да, ты мыслишь в верном направлении. Именно такие, как ты, и занимают в моей армии руководящие должности: командиров или, например, генералов, — Дани ощутил, как взгляд тирана стал на несколько тысяч тонн тяжелее и в десяток градусов обжигающим. Повстанцу не нужно было быть истинным яранцем, чтобы понять: Кастильо следит за его реакцией и за отношением Дани к тому, что он потерял нагретое ему местечко капитана или командира отряда FND. «Только ты прогадал, мудак, мне это и задаром не нужно!» — крикнул бы брюнет, если бы у него ноги от напряжения не приморозило к полу. — Какая досада. — Не слышу в твоем голосе огорчение, Рохас. — Потому что его там нет, — отрезал сирота, а Антон лишь улыбнулся шире. — У тебя есть талант, только ты зарываешь его в землю. Неблагодарную землю, Дани. От того, что к нему обратились по имени, а не по фамилии, как обычно, повстанцу стало слегка не по себе. Будто Антон забрался к нему в душ и настаивал на том, что может потереть ему спину. В общем, ощущения были не самыми приятными. — Но знаешь, что самое приятное во всём этом? Это то, что даже несмотря на то, что ты якшаешься с повстанцами, ты всё равно развиваешься в этом плане. А значит, слабые ростки твоих талантов не загублены окончательно, — Антон улыбался так, словно Дани был его родным сыном и тот искренне радовался его успехам. Хоть у Рохаса и не было отца, он бы не пожелал иметь такого, как Кастильо–старший. — В армии у тебя были прекрасные показатели, особенно в стратегии. Дани же, не удержавшись, прыснул вслух на такие слова и, сложив руки на груди, издевательским тоном произнес: — Ну да, как же, «прекрасные показатели» в стратегии того, как пробегать по пляжу с обмундированием на спине под палящим солнцем и в планировании похода к толчку. Антон же остался безучастным к насмешке Дани и сделал вполне серьезное лицо, будто бы его и в самом деле расстраивали такие слова повстанца. — Не принижай свои достоинства, иначе другие будут восхвалять твои недостатки. В отчетах сказано, что ты, во время службы, говорил о том, что некоторые люди из моей армии поступают глупо по отношению к добровольцам на полях с табаком. Дани чуть не взорвался от негодования. О каких таких добровольцах говорил Антон, когда ради работы людей выкрадывали из их собственных постелей? Рохасу стоило больших усилий, чтобы не подлететь со стула и не начать кричать, брызгая в сторону диктатора слюной и доказывая свою правоту. — Это ещё слабо сказано. Зачем так загонять людей, а потом собирать новых с улицы, или вам что, нравится освежать воспоминания из детства? — Рохас ощутил, как температура в комнате резко упала ниже нуля, а сам Дани будто бы только подумал, о чём это сказал. По тому, как Кастильо–старший начал расплываться в улыбке, повстанец смекнул, что зашёл в своих разговорах совершенно не туда, куда ему можно соваться. — Я погляжу, что тебе не занимать храбрости, раз ты говоришь такое мне, — выделив последнее слово голосом, Антон ударил кулаком по столу, отчего пепельница на нём пошатнулась, а Дани затаил дыхание. — Или ты просто не хочешь понять одну простую вещь — я могу убить тебя в любой удобный мне момент. Рохас весь напрягся. Ещё бы! Покажите хоть одного человека, который будет сидеть на C4 и не переживать о том, что его очко может разнестись на ближайшие километры. В случае Дани, взрывчатка была у него прямо во рту. Глубоко в глотке. Прямо там же, где и вся эта пропаганда Кастильо. — Вы не убьёте меня, — твердо произнес Дани. — Правда? С чего же такая уверенность, Рохас? — голос диктатора так и сочился ядом, а брюнет ощущал, как от всей этой ситуации волосы на нём встают дыбом. Во всех, мать его, местах! — Потому что я нужен вам больше, чем вы мне, — пусть Дани и вжимался в спинку кресла почти до боли, а ладонями он, наверное, стер колени до дыр, но он понимал: сейчас был тот момент, когда следовало поговорить с диктатором начистоту. Ведь Дани, положа руку на сердце, надеялся, что президент его страны отбросит коньки со дня на день от какой-нибудь случайности. Или стариковских проблем, таких как захваченные силами Libertad половина Мадругады. По крайней мере, о последнем Рохас бы лично позаботился, если бы точно знал, что Кастильо помрет. — Как самонадеянно. — Если бы это было не так, вы бы уже давно пустили меня на корм крокодилам, не так ли, señor Presidente? — выплюнул Дани, ощущая, как с каждым словом он становится лишь увереннее в своих словах. Будто правда, произнесенная им, придавала ему сил. — Я нужен вам. Вы искали меня в тот день, поймали меня на маяке и теперь держите подле себя, только вот не могу понять, зачем? Я не буду служить вам верой и правдой, да я надеюсь на то, что вы скоро умрёте и мне не придется собственноручно убивать отца Диего, — Дани только успел моргнуть, как Антон внезапно всадил нож в столешницу. Звук был такой, будто бы старик разрубил стол мачете, а не десятисантиметровым клинком. Кастильо втянул воздух носом и, хотя лицо его было улыбчивым, глаза оставались совершенно холодны. Тот легко завис над столом, будто стервятник над добычей, и, смотря в зелёные глаза собеседника, начал свою речь: — Я люблю правду, Дани, и, честно говоря, верю тебе и твоим желаниям, — он сжал рукоять изогнутого ножа сильнее, отчего вены на руках у Кастильо проявились сильнее, — вот только я люблю слушать приятную правду. Вот этим ножом я резал табак, пока Сантос Эспиноса рушил то, что создавал мой отец. Как думаешь, мне сложно перерезать им тебе горло? Или, быть может, отрезать тебе язык, дабы не слушать твои речи? Дани громко сглотнул, чувствуя, как кадык застрял от напряжения где-то на половине пути. — Отвечай! — рявкнул диктатор, и Рохас собрал все оставшиеся силы, чтобы звучать уверенно и минимально жалко. — Нет. — Хорошо… — с придыханием произнес Антон, убирая нож в сторону и оседая на кресле. — Дело вот в чём, Дани. Быть может, ты ещё не понял этого, но, когда меня не станет, тебе придется охранять моего мальчика не только от вашей шелудивой компании повстанцев. А ещё и от тех людей, которые находятся в армии. Охранять в одиночку. Считай, все, кто сейчас тебя ненавидят, а после того, как правда всплывёт наружу, их будет ещё больше, захотят тебя убить. Останется маленький мальчик и глупый сирота, который хочет его защитить, у которого самого до сих пор молодость в одном месте играет. Дани старался дышать реже, потому что ему казалось, что от каждого вдоха пот на его висках бежит быстрее. — Так что в твоих интересах сделать так, чтобы к тому моменту, как вы останетесь вдвоем, тебя уважали, ну, или боялись, ведь предателей редко уважают, да? Повстанец продолжал молчать и лишь смотрел на президента, который видимо упражнялся на нём в новых способах психологического насилия. К слову, получалось у него хорошо. — Деньги не проблема, но даже они не всегда способны заткнуть рот и глаза. Но вот страх… Он способен держать людей в ежовых рукавицах, даже если они сильно ерепенятся, — Антон улыбнулся, оскаливая зубы, и Рохас понял — сейчас речь идёт о нём. Это ведь он тут сидит и обмирает от страха. — Может быть, всё-таки ты научишься чему-то полезному от меня, всё же, я не зря стал президентом и так долго управляю этой страной. Дани бы возразил на речь Кастильо, но сейчас его слова были бы слегка не к месту. — Можешь идти, Рохас, пока наш разговор окончен. Дани медленно отлепил себя от спинки стула и титаническими усилиями напряг мышцы ног, дабы те не подвели его. — Кстати, Дани, Доктор Рейес хотел тебя увидеть, он будет здесь на следующей неделе. В твоих интересах появится тут в это же время. Рохас ничего не ответил на слова старика и спешно ретировался из кабинета, чувствуя, как от взгляда Антона у него в затылке образовалась конкретная такая дыра. Стоило дверям выпустить его из кабинета, как Дани наконец–таки выдохнул. По нему словно проехался самосвал — сил не было совершенно, он даже не мог сказать, сколько находился тут. По ощущениям прошло часа три, но стоило Рохасу сверится с наручными часами, тот увидел, что прошло от силы минут пятнадцать. Дани всё не мог прийти в себя — продолжал глубоко втягивать в себя воздух, словно только-только выплыл из глубины океана. Видимо, выглядел тот крайне забавно, раз стоящий рядом солдат, громко фыркнул: — Собирай свои манатки и вали давай, я не буду тебя полдня сторожить. Дани прикрыл глаза, чувствуя, как от разговора с Антоном у него сердце до сих пор бьется в ушах. Его ещё пробирало мелкой дрожью и голос солдата доходил до него словно откуда–то издалека. — Э-эй, ты, тебе сколько раз повторять надо, чтобы ты меня понял? Дани прижал ладони к лицу, стараясь собраться с мыслями и, помассировав веки, наконец посмотрел на говорившего мужчину. Лицо его было надменным, в тон голосу, и Дани, облизнув пересохшие губы, наконец заговорил: — Как тебя зовут? — Что? — фыркнул солдат. — Так ты ещё и тупой вдобавок. Я не намерен с тобой говорить, собирай вещи и вали, пока я не высадил в тебя всю обойму, traidor. Дани замер, словно бы его тело внезапно заморозили. Он ощутил, как слезы подкатили к его горлу, глаза стали влажными. Мужчина покосился на лежащий на столе рюкзак и ему почудилось, будто бы в глазах черепа блеснул ярко-синий свет. Сильно прикусив губу, отчего во рту образовался противный привкус крови, Рохас собрался с силами и, выпрямившись, поглядел на солдата. — Повтори, что ты сейчас сказал, — повстанец вперился взглядом в лицо охранника, а тот, удивленно выгнув бровь, чуть ли не захохотал. — Боги, с какой только свалки тебя откопали? Могу повторить персонально для тебя: бери свои побрякушки и вали к чёртовой матери с этой виллы, жалкий traidor, сиди на своём островочке и жди, когда тебя пригласят. Если ты сейчас это не сделаешь, очутишься в той помойке, где тебя рожали. Я понятно выражаюсь? Пока солдат говорил, партизан думал только о том, насколько же оказывается всё просто. У него было всё на ладони, а он никак не мог понять этого. Наконец, Рохас перевел взгляд с улыбающегося лица солдата в сторону окна, ведущего в сад. Хоть оно и было закрыто, но Дани слышал песни птиц, сидящих где–то там на деревьях. Стоило уже отправиться обратно на материк и хоть немного отдохнуть. Всего один шаг и быстрое движение рукой, как солдат оказался вжат спиной в стену, а его горло крепко сжимали пальцы. — Даже не думай двигаться, одно движение пальцами, — Дани надавил на сосудисто–нервный пучок сильнее, отчего солдат содрогнулся от резкой волны боли, — и ты труп. Не успеешь не то что потянуться к оружию, мамочку свою не вспомнишь, как будешь уже лежать в блевоте около моих ног. А теперь ещё раз: как тебя зовут? Дани глядел в чужие, округлые от страха глаза и чувствовал… спокойствие. Довольно–таки поразительно, ведь всего пару минут назад его самого чуть ли не разделывали на куски внутри кабинета. — П… Педро Эспе… хо… — тихо протянул мужчина, которому приходилось стоять на цыпочках, дабы дышать без всяких преград. Хоть Эспехо и был на пару сантиметров выше, Рохас держал его за шею так, что тому приходилось прикладывать максимум усилий, дабы держать себя крепко на ногах. — Хорошо Педро, а меня зовут Дани Рохас, и теперь ты должен запомнить: для того, чтобы убить тебя, мне не потребуется моё оружие. Я могу сделать это голыми руками. Буквально. Дани ощутил, как под его ладонью кадык солдата быстро прокатился вверх-вниз, а кожа была влажной и холодной, как брюхо у лягушки. — И с этого дня, если я хоть слово от тебя услышу в мою сторону, я выбью каждый твой зуб по отдельности и затолкаю тебе их так глубоко в глотку, что после этого жевать ты сможешь только своим желудком, понимаешь? — парень чуть кивнул, насколько ему позволяла вся поза, а Дани продолжил говорить: — Помимо этого, я могу находиться здесь столько, сколько захочу, и не ты, и не твои дружки будут диктовать мне правила, ясно? Теперь, если мы с тобой поняли друг друга, ты медленно поднимешь руки над головой и, как только я уберу руку от твоего горла, ты сразу же встанешь на колени, понял? Дани, смотря в чужие темные глаза, чувствовал это — страх. Первобытный страх за свою жизнь в глазах солдата. И это понимание так приятно ласкало все его внутренности и головной мозг, что Рохас ощущал себя так, словно только-только добил косячок. Когда руки солдата были высоко над его головой, а шея под рукой Дани была насквозь влажная, тот наконец–таки убрал ладонь, после чего солдат послушно опустился на колени, продолжая держать руки вверх. Взяв свой рюкзак и забросив его на плечи, Рохас стал убирать остальное оружие, видя, как чужое лицо стало влажным от льющегося пота. Про висящий на груди автомат солдат видимо совершенно забыл. — Мы ещё с тобой увидимся, Педро. Надеюсь, ты не забудешь об этом разговоре. Эспехо чуть заторможено кивнул, но Дани уже не видел этого — он спускался со второго этажа по лестнице. Беспрепятственно покинув виллу и сев в лодку, Дани завёл мотор, то и дело поглядывая на лежащую рядом пантеру. Наверное, им стоило поговорить, только Дани не знал кошачьего языка, да и сомневался, что ответы Олусо придутся ему по душе. Лодка отчалила от причала, и Рохас прикрыл глаза, наслаждаясь холодными брызгами воды и ветра, которые летели ему в лицо, очищая кожу от следов слёз, а голову — от тяжёлых мыслей.* * *
Дани проснулся от тяжести на своей груди. Не открывая глаз, он ощупал рукой огромную меховую морду, которая вовсю давила ему на грудину. — Олусо, — протянул Дани, забрасывая на животное ногу. — Зачем ты это постоянно делаешь? А если я буду так же, а? Брюнет, положив руку на кошачью морду, постарался сдвинуть её с себя, но пантера, громко мякнув, чуть куснула Рохаса за пальцы и продолжила лежать как ни в чём не бывало. Мужчина, недовольно застонав, разлепил глаза и, приблизив к лицу запястье, поглядел на время. Четыре вечера говорило о том, что Рохасу удалось поспать здоровые семь-восемь часов сна. Возможно, это его порадовало бы больше, если бы не сбитый режим, за которым он перестал следить в тот же момент, когда в один из домов вломился FNDновиц, прячась от повстанцев. Эль Тигре всякий раз твердил о том, как Дани молод и как ему следует хорошо и правильно питаться, спать и заниматься физкультурой, потому что: «Ломать хребты soldados надо крепкими руками, а падать на comemierdas нужно только отдохнувшим и здоровым телом, Дани!» Двумя руками уперевшись в лоб пантеры, Рохас наконец смог сдвинуть с себя большую кошку. Сев на постели, Рохас широко зевнул, потирая руками лицо и оглядывая комнату. Он вновь прибегнул к ночёвке в пустом доме не столько от нежелания тратить песо на съём, сколько от возможности побыть в тишине и подумать о многом. За два чёртовых дня на него столько вылилось, что адреналина и самобичевания хватит на полгода вперёд. — Эй, Олусо. Пантера, приоткрыв один глаз, взглянула на повстанца, продолжая лежать мордой на подушке, словно бы её туда кто–то звал. — У меня есть вопрос. Честно, Дани чувствовал себя сейчас не то что дураком — полнейшим идиотом, который ещё и словил пару отклонений, раз решил, что огромная кошка понимает его и сможет ответить. — Название моего рюкзака переводится как «предатель», да? — Дани замер, смотря на то, как пантера перевернулась на пузо, поднимая к человеку голову. Рохас, казалось, не дышал, пока Олусо звучно не мякнул, принимаясь облизывать лапу, а после умывать морду. — Это… значит всё уже предрешено, да? Уже ничего не исправить, раз за меня всё решено? — Дани опустил голову на грудь, поджимая губы и стараясь не чувствовать себя так, словно его окунули в ведро с помоями. Пантера с такой силой боднула повстанца в бок, что ему пришлось вцепиться ладонью в одеяло, дабы не слететь с кровати. — Эй! Олусо продолжал толкаться головой в чужой бок, а когда Рохас поднял голову, то огромный кот и вовсе стал лизать языком лицо брюнета. — Нет! Стой! — язык пантеры так больно лизал его щёки, что Дани чудилось, словно ему щипали бороду пинцетом, а после принялись сдирать кожу на живую. — Хватит, хватит, я понял! Рохасу пришлось закрывать лицо ладонями и по итогу он, ослабив защиту на позициях, проиграл, слетев на пыльный пол, путаясь ногами в одеяле и ударяясь головой о бок тумбы. — Чёрт! — рявкнул Дани, потирая ушибленное место. Олусо же, видимо, решая не отступать, спрыгнул прямо на мужчину, благо не с такого разгона, чтобы у Дани разорвалось пару органов. Улегшись пушистым пузом поперек живота повстанца, пантера принялась как ни в чём не бывало умываться. — Олусо, мальчик, хватит, я всё понял! — почти заскулил Дани, ощущая так, будто ему на живот положили целую тонну камней, — отпусти меня…— взмолился Рохас, принимаясь усердно гладить пантеру по гладким, меховым бокам. Видимо, кот–призрак-переросток поверил ему, раз лениво встал и с легкой ленцой вновь улегся на постели, продолжая утренние процедуры. Тихо выругавшись про себя, Дани поднялся с пола, отряхивая майку и нижнее бельё, в котором уснул. — Из–за тебя мне теперь придется пойти в душ. Стянув майку и осмотрев её с двух сторон, Рохас пришёл к выводу, что её придется выстирать. — Тебе должно быть стыдно за своё поведение, — бросил повстанец, уходя в ванную комнату. Теперь, когда Олусо был с ним, Рохасу не было надобности ходить с пушкой на толчок, не говоря уже о средствах и методах уведомления о приближении врага. Отныне у него был персональный GPS-навигатор, который был настроен не только на частоту «враги», но и на частоту «все посторонние». И пусть Дани продолжал держать пистолет поблизости от подушки, всё же то нервное напряжение, сопровождающее его тогда, когда он в одиночку бродил по лесам и домам, пропало. Говорить о том, что после такого он стал чувствовать себя более уверенным и спокойным, даже не стоило. Отложив все грязные вещи в сторону, Дани вышел из ванной разморенным и расслабленным — до похода в душ, он даже не замечал, как сильно от него пахло гарью и копотью. Точнее ещё сильнее, чем обычно. Неудивительно, что у Антона могли появиться вопросы, даже если бы глаза и уши Кастильо–старшего не были бы раскиданы по всей Яре. Внимание Рохаса отвлек звонок телефона. Взяв тот с прикроватной тумбы, о которую Дани недавно приложился, повстанец посмотрел на имя звонившего и с неохотой принял вызов. — Diga? — Ola, Рохас, — голос Бембе был подобен лезвию по стеклу, — есть у меня к тебе одно дело, заодно и поболтаем по душам. Адрес скину в сообщении. Дани и слова не успел вставить, как вызов уже был сброшен. Выругавшись себе под нос, Рохас подумал о том, что пока закусываться с Альваресом не было смысла — слова Антона всё ещё сидели в голове у брюнета и ему и в самом деле стоило бы прислушаться к ним. Как бы сильно Рохас ни желал игнорировать и ненавидеть тирана, погрузившего остров в Ад. Через полтора часа Дани уже подъезжал к неприметной двухэтажке, затерянной где–то среди заброшенных ферм. Вероятно, это было хозяйство, а место, где Бембе пригрел свою жопу, — административной постройкой. Олусо шел рядом и, если бы не его мотание мордой из стороны в сторону в попытках принюхаться, Рохас бы подумал о том, что ошибся адресом. Следуя за пантерой, которая не хуже собаки–ищейки вела его к цели, Дани обошел административное здание и остановился около неприметной железной двери. — Жди, мальчик, — проговорил Рохас, занося руку для того, чтобы постучать в дверь. Стоило звукам ударов смолкнуть, как Дани услышал, что дверь отворилась. Перед ним показалось хмурое, серьезное лицо лысого громилы–охранника, которого Рохас уже видел. Видимо, Альварес таскал с собой определенных людей, что для короля чёрного рынка было умным решением. Ведь сменись люди, Дани бы подумал о том, что охрана у Бембе коту под хвост, раз его подчиненные мрут как мухи. Этот мужчина, имени которого повстанец, конечно же, не знал, был во много раз приятнее, чем тот Педро, потому что был молчаливым и смотрел на Дани так, словно он был не очередным повстанцем, а каким–то крупным наркобароном, пришедшем к Бембе для переговоров. А точнее, он относился к Дани с должным уважением и безразличием одновременно. Второй охранник Альвареса не обладал таким количеством положительных качеств и дышал Дани в грудь, и, наверное, из-за своего роста иррационально вызывал у Рохаса раздражение. Его проводили в комнату на втором этаже, где Бембе уже раскуривал явно не первую сигару. — Hola, Рохас, — послышалось от блондина, на что Дани лишь сузил глаза. — Не хочешь сигару? Повстанец даже не посмотрел в сторону открытой коробки, а Альварес, видимо, не хотел переходить к главной теме. — Ну что ты как чужой, Рохас, мы ведь с тобой бизнес-партнеры, почти друзья. На, возьми, это же «Por Yarranaga»! Такие курит только элита Яры, тебе не хватит на них денег, даже если будешь копить целый год. Брюнет же продолжил недвижимо стоять на месте и смотреть на то, как улыбчивое лицо Бембе вмиг сменилось на злобную гримасу. — Я сказал тебе, возьми, — прошипел Бембе, и Рохасу пришлось подчиниться: Альварес стал выглядеть раздражённым, а это обычно оборачивалось лишь головной болью для Дани. Партизан убрал сигару подальше и наконец решил заговорить: — Зачем звал? Дани не успел и глазом моргнуть, как Бембе резко поднялся на ноги, раскидывая руки в стороны и начиная лучезарно лыбиться. — Что за неуважение? Даже не спросишь, как у меня дела? — Мне насрать, Бембе, как у тебя дела, — огрызнулся Дани, чувствуя, как автократ оттягивает ему бедро и буквально рвётся в объятья его ладоней. — Правда? Жаль, ведь обычно, если у меня хорошее настроение, то и у всех моих друзей и знакомых — тоже, — контрабандист крутанулся на каблуках и пройдя пару шагов взад-вперед по комнате, резко повернулся к Дани, втягивая в легкие дым сигары. — Рохас, ты давно был на свиданиях? — в глазах Бембе был шальной блеск, а его губы так широко растягивались в улыбке, что Дани всерьез забеспокоился за целостность кожи лица Альвареса, в частности за мышцы щек и губ. Чтобы сдерживать такую улыбку, нужно было иметь определенно развитую мускулатуру. — Никогда не был. — Правда? — Альварес заинтересованно склонил голову в бок и поравнялся с Дани, отчего между их лицами стало не больше полуметра. — А мне кажется, ты совсем недавно на таком был. Увидев, что озарение не коснулось смуглого лица, Бембе елейным тоном продолжил: — Видимо, ты не понимаешь, к чему я веду, однако то, что ты катался с маленьким мальчиком в Барьяль и вовсю шифровался, нельзя назвать ничем иным, как свиданием. Отпросил хоть его у папочки? Дани так крепко стиснул зубы, что, казалось, скрежет его эмали услышал не то что Бембе — охранники за дверями комнаты. — Без понятия, о чём ты… — медленно протянул Дани. Блондин же на такие слова лишь улыбнулся шире, и Рохас увидел, как растянутые губы Альвареса превращаются в хищный оскал. Король чёрного рынка был подобен ягуару — гибким, изворотливым и, конечно же, кровожадным. И если физической опасности он не представлял для Дани, то его пытливый ум вкупе с хитростью могли доставить больше неприятностей, чем огромный амбал из элитных яранских «львов». — Si? А мне кажется, ты лукавишь, Рохас, — Альварес подошёл почти вплотную и так пристально посмотрел Дани в глаза, что последний из всех сил удерживал себя от того, чтобы не отвести в сторону взгляд. — Да брось, Рохас, мне-то врать не нужно, я ведь тебя ни в чём не обвиняю. Мне вообще, как ты знаешь, безразлично с кем работать — солдаты, повстанцы или янки, все умирают одинаково. — А ты, я смотрю, коммерсант до мозга костей, — процедил повстанец, на что Бембе отошел на пару шагов назад, стряхивая на пол пепел. — Не без этого. Ну, так может быть поделишься, с кем ты катался по ночной Яре, м? — втягивая щеки, Бембе курил и смотрел на Дани таким же взглядом, что и Антон — в его глазах читалось одно: «Я знаю правду, но хочу послушать, что ты мне скажешь». — Племянник мой. Взрыв неудержимого хохота стал для Дани неожиданностью — Альварес склонился в три погибели, держась за бок, то и дело постанывая от боли в животе. — Да-а-а, — протянул Бембе, — такого ответа я точно не ожидал. Пойдём, Рохас, покажу тебе твою работу. Бембе повернулся к Дани спиной и направился к одной из дверей, видимо, ведущих из кабинета в крылья здания. Вокруг было светло и пыльно — помещение явно не пользовалось спросом даже среди таких, как Бембе. В воздухе стояла такая взвесь пыли, что, казалось, словно кто-то опустил верёвочные шторы с мелкими полупрозрачными шариками. Альварес выбросил на пол недокуренную сигару и отворил одну из металлических дверей, являя миру вход в подвальное помещение. — После вас, — нараспев проговорил Бембе, а Дани лишь сделал сложное лицо, явно пытаясь просчитать, что же такого удумал Альварес. — Не переживай, не украду — ты мне ещё нужен. Под чужой смех повстанец всё же вошёл первым в подвальное помещение, щурясь от яркого света. Одна единственная лампа, висящая на шнурке, освещала недлинный коридор с парой тройкой одинаковых металлических дверей. Краска на стенах давно облупилась, но Дани видел, что раньше эти стены имели ярко-красный цвет, в тон гранитным плитам под ногами. Если бы Дани не знал, то подумал бы, что угодил в подобие тюрьмы, но, скорее всего, эти помещения были оборудованы под склады или подобное. — У меня довольно много клиентов и сотрудников, и как первых, так и вторых ты никогда не увидишь. Для твоей же безопасности. — К чему ты мне это говоришь? — К тому, чтобы ты понимал, что, когда ты работаешь на меня, ты получаешь не только защиту, но и конфиденциальность. Если такова нужна, конечно же. — Думаешь, мне нужна твоя защита? — едко протянул Дани, который нутром чувствовал — дело дрянь. Ещё какая! Гребаный Бембе знает, что Дани ездил с Диего в машине, но знал ли он точно личность второго пассажира, ещё оставалось загадкой. Отрицать вероятность того, что Альварес юлит, не стоило. — Нет. Пока что нет. Вставив ключ в замок одной из дверей, Бембе отворил ее, впуская коридорный свет внутрь комнатки. Однако, этого освещения не хватало и Бембе, потянувшись в сторону, врубил генератор, который зажег свет. Дани чуть прищурился, и когда более-менее проморгался, то увидел перед собой следующую картину: на полу спали два ребёнка — девочка и мальчик, одетые в форму, наподобие той, в которой постоянно ходил Диего. Ко всему прочему, те были приблизительно его возраста и подстрижены точь-в-точь как львёнок Яры. Повстанец так и застыл как вкопанный. Если до этого он ещё и старался предугадать и предположить план и действия Бембе, то после увиденного все связные мысли улетели из головы. — Это… дети? — пересохшим горлом прохрипел Дани. — Скорее подростки. Но да. Бембе явно ничего не смущало. Ни спящие, мать его, дети в подвале, ни Рохас, всё ещё при оружии и в нервном напряжении, ни то, что вся охрана осталась на первом этаже. Даже заори Бембе — подмога придет тогда, когда блондин будет блевать кровью. — Что… я не понимаю, какого чёрта? — Дани перевел злой взгляд с детей на контрабандиста, тот лишь в свою очередь пожал плечами. — Твоя работа, Рохас. Дани, наверное, помолился всем богам, чтобы эти детишки просто заблудились после утренника, где каждый должен был быть одет как будущий El Presidente, и теперь их родители всего-то заплатили Альваресу за платное такси до дома. Увы, широкая улыбка Бембе говорила лишь о том, что боги оставили эти места. — Знаешь, наше общество такое двуличное — при всех мы потрясаем кулаком на мерзость, зато потом, когда никто не видит, истекаем на неё слюной, — Бембе двинулся с места и стал ходить туда-сюда по камере, да так вольготно и легко, будто бы был на сцене, а не в комнатушке, размером два на два метра. — Некоторые же, кто имеет больше денег и власти, исполняют свои мечты даже в нынешнее военное время. Дани, казалось, не дыша смотрел и слушал Бембе, чувствуя, что вот-вот мерзкая правда вырвется наружу, подобно гною из застарелой раны. — Никто тут не идеален, поэтому не вижу смысла кого-то осуждать. Да и вообще, считаю грехом плеваться на тех, кто платит тебе большие деньги, — Бембе остановился над спящими детьми и, присев на корточки, со счастливым видом стал разглядывать тех. — Так вот, к чему это я. Есть некоторые, скажем так, офицеры, которым не занимать патриотичности. Понимаешь? — Бембе поиграл бровями, смотря снизу-вверх на Рохаса. — Нет. — Жаль, значит, скажу прямо: некоторые из солдат Кастильо и яранской элиты, соответственно, спят и видят, как бы присунуть маленькому львёнку. А я всего-то исполняю чужие мечты, — Альварес протянул таким тоном, будто он был грёбанным Санта Клаусом и перед ним лежали мешки со сладкими конфетами и игрушками. Дани первые пару мгновений стоял истуканом, явно не понимая всё то, о чём ему тут твердил блондин, а после резко двинулся к детям, намереваясь положить безобразию и беззаконию конец. — Место, Рохас, — спокойно и чётко произнёс Бембе, крепко держа пистолет, направленный аккурат в голову Дани. — Сначала ты дослушаешь меня, а потом будешь делать выводы и геройствовать. Пойдем дальше. Альварес расслабленно поднялся с корточек и указал стволом в сторону выхода. Дани с неохотой двинулся к выходу, боясь оставить детей одних — словно стоит ему уйти, как те сразу же помрут, подобно новорожденным котятам без кошки-мамы. Парочка двинулась дальше по коридору: Рохас первым, а Бембе прямо за ним с пистолетом наперевес и, хотя Дани чувствовал, что он не направлен на его голову, ощущения были такими же, как у Хосе — словно ему под яйца сунули нож. Когда они отошли от камеры на пару метров, Рохас услышал, как дверь из подвала отворилась и по лестнице раздался звук чужой поступи. К ним спускались охранники Альвареса. Рохас чуть обернулся, и из-за плеча посмотрел на идущих мужчин, которые не последовали за своим боссом, а свернули в ту комнату, откуда контрабандист вывел его всего минуту назад. Отворив дверь и врубив местный генератор, Бембе с нескрываемым удовольствием на лице подошёл к двум пленным мужчинам. Один был взрослым, даже можно сказать старым, другой же был помоложе — вероятно, ровесник Дани. Те, видимо, удостоились большей чести — они сидели на стульях в верёвочных путах и с завязанными ртами и глазами. — Видишь какое дело, Рохас, не только я знаю, с кем ты устраиваешь ночное рандеву в Барьяле. Помимо моих людей, об этом узнали ещё наши друзья — повстанцы Libertad. Пленные, видимо услышав чужой голос, резко подали признаки жизни и стали вырываться и мотать головой из стороны в сторону, то и дело мыча. — И, честно говоря, я не вижу в твоих действиях ничего такого, это ведь твое свободное время, распоряжайся им как хочешь, но они… — протянул Альварес, кивая на дергающихся мужчин. Обойдя тех со спины, контрабандист вытащил из-за пояса небольшой нож и двумя движениями освободил пленных от платка во рту и на глазах, отчего те поморщились. Теперь Дани мог рассмотреть их лица — пожилой мужчина и молодой парень в одинаковых рубашках с синей повязкой на правой руке не были ему знакомы даже отдаленно. Это могли быть и местные торговцы, похищенные из дома, и нанятые для этого представления люди Альвареса. — Что за нахрен! Освободите нас! — заорал темноволосый парень, всё ещё жмурясь и мотая головой из стороны в сторону, пытаясь оглядеться, но из-за непривычно яркого света у него ничего не получалось. — Клара узнает об этом, и вы умрете! — рявкнул седой мужчина с глубокими залысинами на висках. Он чуть опустил голову вниз, видимо зная больше своего спутника о том, как себя вести во время плена. — Я — Пабло Идальго! Я доставляю всю информацию с Лосании информатору! Он увидит, что меня нет, и тут же придет сюда! Мужчина злобно рычал себе под нос, отчего был похож на старого пса — седая борода добавляла комичности всей этой ситуации. — Это он! — взревел молодой парень — Это он! Сука, это ты, Рохас! Я узнаю твою ублюдочную морду из тысячи! Предатель! Предатель, hijo de puta! — парень уставился на Дани, так сильно пуча глаза, отчего капилляры в белочной оболочке полопались. Вены на его шеи и висках напряглись, а пот струился не ручьем — водопадом. — Актёры… — протянул Рохас, неосознанно пятясь к двери, смотря на то, какими глазами на него смотрят мужчины. — Ты просто нанял актёров! Бембе, сука, это не смешно! — А я и не смеюсь, — пожал плечами блондин. — Не веришь в то, что это твои товарищи? — Какие товарищи?! Это крыса! Traidor! — заорал седоволосый, чуть ли не капая слюной на свои штаны. — Тварь ты неблагодарная! Клара спасла твою жопу, а ты вместо благодарности с сосунком Антона возишься! Сейчас же освободи меня и я покажу тебе, какой я актёр! Разобью твою морду в кровь! Дани всего трясло. После представления Антона с нападением повстанцев Рохас уже не принимал происходящее за чистую монету, ожидая в любую минуту подвох. Он не верил в то, что его стратегия по двойной игре раскрылась так быстро. Ведь он старался быть аккуратным — три раза думал, прежде чем что-то говорить, просчитывал наперед возможные итоги своей повстанческой работы и всё в этом духе. Теперь же, видимо, весь его карточный домик, который он упорно выстраивал, разрушен в одно мгновение. И не кем-то вроде солдата FND, а Бембе, мать его, Альваресом, который мог продать эту информацию втридорога. — Скотина, смотри на меня! — подключился молодой мужчина к более взрослому. — Смотри на меня, тварь! Немедленно освободи нас с отцом и высади себе в голову пистолет! Ты ублюдок, тебя убьют, как только узнают! Дани не сводил взгляда с рябого лица говорившего, которое совсем раскраснелось от натуги. — Ты со всякой швалью в сговоре! Ты сраный comemierdas! Предатель! Предатель! — Пабло рявкнул так громко, что в ушах у Дани зазвенело. Мужчина зашипел и набрав рот слюны, безрезультатно плюнул в сторону Рохаса. — Хочешь верь, хочешь нет, но это твои соратники. Которые теперь могут рассказать всем твой секрет, — вкрадчиво тянул Бембе, продолжая стоять позади парочки пленных, то и дело поигрывая с пистолетом. — А ты, сука, кто такой? — молодой мужчина извернулся на стуле и зло посмотрел на Альвареса, который, в свою очередь, сильнее расплылся в улыбке. — Это важнее того, что вас предал ваш лучший боец? — Бембе умело подлил масло в огонь и теперь на Рохаса смотрели две пары злых глаз. Поток нецензурной брани усилился и Дани замутило от диссонанса чужих голосов — высокого молодого и низкого старческого. — Рохас, да ладно тебе, — раздался голос Альвареса. — Всё решаемо. Дани и моргнуть не успел, как Бембе выстрелил в затылок каждому из пленных. Грохот выстрелов в камере был оглушающим — Дани показалось словно у него в ушах что-то разбилось и разлетелось на куски. Как только небольшая контузия прошла, до Рохаса наконец дошла реальность. Лицо было мокрым от чужой крови, в то время как Бембе в своей белоснежной майке даже не запачкался. — Я решил твои проблемы, Рохас. Можешь не благодарить, — пояснил Бембе, отходя от разливающейся лужи крови на шаг в сторону. — И именно за это ты выполнишь мое задание. Око за око, понимаешь? Повстанец открыл было рот, чтобы что-то сказать, да только слизистая была сухая до безобразия. — Это не шантаж, Дани, это наша с тобой сделка. Ты делаешь то, что я прошу, а я, в свою очередь, помогаю тебе. Война против Кастильо — это поход на танк с пистолетом, и ты это понимаешь. Я не знаю, зачем ты носишься по острову с делами Клары, раз всё равно пляшешь под дудку Антона, но мне это безразлично. Блондин обошёл два трупа, которые уже накренились на стульях, и поравнялся с Дани, который продолжал смотреть на мужчин. Их головы были похожи на перезревшие арбузы — лопнутые и текущие красным соком. Их мясистая алая мякоть выползала наружу из щелей зелёной корки так же, как сейчас мозг вытекал из височных и лобной кости у трупов. — Выиграет Кастильо или Гарсия, без разницы, ведь я в любом случае буду победителем. Даже если Клара устроит тут рай на земле, торговля людьми, оружием и наркотиками никуда не денется. Это то, что позволяет нашему острову жить и выживать. Если не будет такой торговли с янки, мы загнемся за год-два и без всяких там la revolution. Бембе чуть склонил голову в сторону, заглядывая в лицо Дани, который чуть заторможено перевёл взгляд на парня. Альварес по-доброму улыбнулся и, проведя ладонью по чужой щеке, показал кровавый след повстанцу. — Ты ведь хочешь жить, да? И, видимо, хочешь, чтобы маленький El Presidente тоже не окочурился под обстрелом Libertad. А раз так, то тебе нужно будет немного мне помочь. Я убираю тех, кто узнает о твоём секрете, а ты, в свою очередь, оставляешь мои секреты в тайне. Я помогаю тебе тогда, когда Антон сыграет в ящик, а ты помогаешь мне торговать уже в новой Яре, без всяких там досмотров и репрессий со стороны нового государства. Конечно, в последнем варианте я могу справиться и без тебя, но коль ты будешь около победителя, то я хочу зарабатывать больше, чем обычно из-под полы. Ну, что, Рохас, договорились? Дани наконец всмотрелся в лицо Альвареса, ощущая, как тошнота дошла до его горла, а клетка, в которой он был, закрылась не только на ключ, но и на огромный засов.* * *
Вел Дани машину чисто на автомате. Он не совсем помнил, как сел в грузовик FND, как завёл его, то и дело посматривая в зеркала заднего вида, где Бембе стоял на пороге дома со сложенными на груди руками. Дани не запомнил путь до места назначения — он сверялся с картой, лежащей на соседнем сидении, смотрел на дорожные знаки, то прибавлял, то снижал скорость, останавливаясь на светофорах. С отсутствующим видом припарковался внутри крытого гаража, выключил ключ зажигания, молча вышел и в такой же прострации добрел до дороги. Позади него остался большой богатый дом, которых в данном районе было пруд пруди. Вся элита Яры жила здесь, однако никого поблизости Дани не встретил. Словно все в один момент вымерли, дабы не увидеть того греха, который Рохас совершил собственными руками. Выйдя через открытые металлические дверцы забора, Рохас остановился, словно желая увидеть хоть кого-то, кто выйдет закрыть за ним дверцы, и на которого можно сбросить весь груз вины. Увы, двери захлопнулись самостоятельно и совершенно неслышно — автоматическая блокировка явно стоила больше трех тысяч песо. Половина его мозга словно вырубилась. Дани пришёл в себя лишь в своей машине, которую ему подбросил до ближайшего перекрёстка один из повстанцев Libertad. Заведя машину, Рохас повёл ту по одной из многочисленных трасс Яры. Музыка, играющая на всю громкость, словно и не доходила до отстраненного от мира брюнета. Из транса, в котором был Дани последние сорок минут, его вывел рингтон вызова, звучащий первые пять секунд звонка. — Ola, Дани, — раздался голос Клары на том конце. Рохас не ответил, продолжая ехать вперед. Большой пляж сменился тенистым лесом, время перевалило за восемь вечера. Горячее яранское солнце догорало на горизонте и слепило глаза всякий раз, когда между деревьями был большой прогал. — Дани, ты меня слышишь? Всё нормально? — в тоне Гарсии слышалась озабоченность и легкая растерянность. Мужчина пару раз моргнул, разбивая туман перед глазами, и, тяжело выдохнув, наконец заговорил: — Я в дороге, что случилось? Рохас сам себя не узнавал — звучал он так низко и хрипло, будто молчал не пару часов, а пару лет. Клара помолчала немного, словно думая о чём-то, и когда Рохас хотел уже было переспросить её, та заговорила: — У тебя всё хорошо? Странно звучишь, — произнесла девушка, на что Дани втянул побольше воздуха в себя, сжимая руль крепче. — Небольшая передряга с FND. — О, — протянула та, — понимаю, понимаю. «Нихуя ты, блять, не понимаешь!» — мысленно прокричал Рохас, но вслух сказал совершенно другое: — Да, тяжелые временя сейчас. FND буквально на хвосте сидят. — Точно. Именно поэтому я тебе и звоню. Дани, отправляйся в Лосанию. На холме Марипосы есть фермерские хозяйства, их раньше было около двадцати, если не больше. С приходом Кастильо всё изменилось: половину хозяйств закрыли, другая часть постоянно терпит нападки от солдат. Пару дней назад мы перестали получать вести от Сары Идальго, она держит крепкую оборону от FND на своей ферме. Боюсь, что с ней что-то случилось. Нужно съездить и узнать, если что, помочь. Клара замолчала, а Дани, почувствовав, как из его нутра поднимается пожар злобы, резко дал по тормозам. Покрышки заскрипели, а машину всю тряхнуло и слегка занесло в сторону, от чего передние колеса съехали на насыпь грунта. — Какого хрена, Клара?! — прошипел Рохас, вцепляясь в руль как в спасательный круг. — Почему я должен всё делать? Почему всегда я, ответь? Чем заняты другие повстанцы, кроме как тем, что ходят по дорогам с умным видом и бьют себя кулаком в грудь, твердя о том, как сильно ненавидят войну? Какого, мать его, хуя я всё делаю за тебя? Может быть, ты съездишь и посмотришь, что стряслось, и если что, поможешь? Как тебе такой расклад, а? — последнее Дани буквально прокричал, чувствуя, как его всего трясёт от злости, а глаза защипало от непролитых слёз. Его сжирала обида за то, что он опять ничего не может изменить — ни в своей жизни, ни в чужой. Ситуация с Бембе конкретно подбила его, Рохас ощущал себя мерзко. — Дани, что ты такое говоришь? Ты же понимаешь, как нам важен каждый человек, и таких как ты, кто может помочь, у нас категорически не хватает. Я не могу сражаться как ты, даже при всём своём желании — связки в моей ноге повреждены пулями, и я скорее буду обузой, чем подмогой. Мне безумно горько, что я не могу, как ты, помочь всем людям, — голос Гарсии был высок и почти скрипучим, та словно вся подобралась и еле-еле сдерживала рвущиеся наружу слёзы. — Я… я… извини меня, я не это хотел сказать… — начал был Рохас, но Клара его перебила. — Забудь, я всё понимаю, — холодно процедила девушка, а Дани стало до жути стыдно за себя. — Прости, я просто устал, на меня столько всего навалилось и… — Не надо, я понимаю, — тепло произнесла девушка и Дани, опустив голову на сложенные на руле руки, тяжело простонал. — Я съезжу к Саре, не переживай. — Спасибо Дани, удачи тебе. Услышав короткие гудки, повстанец откинулся на сидение и, слегка сползя с него, прикрыл лицо руками, мечтая только о том, чтобы зарыдать, как малый ребёнок, но глаза его были сухими и как бы Рохас ни старался выдавить из себя слезы, получался лишь жалкий скулёж.* * *
Ноги утопали в глинистой почве. Паркое марево дня, застилающее весь день лес, стало спадать. В воздухе чувствовалась легкая прохлада, характерная для вечера. Дани оставил машину около центральной дороги — от неё шли лишь козьи тропки к затерянным в горах фермерским домам. Видимо, здешние фермеры добирались из дома до работы исключительно на лошадях или пешком. Рохас остановился посреди леса, прикрывая глаза и запрокидывая голову к небу, стараясь вернуть ясность рассудку. Получалось слабо — в голове до сих пор была каша и идти в подобном состоянии через лес к возможному противнику, равно что залезать в петлю. Помимо этого, мужчина ещё и ждал другого — Олусо. Вокруг было тихо, даже ветер особо не шумел и Дани мечтал лишь о том, чтобы призрачная пантера покинула его. Не пришла и оставила Яру гнить во всём этом безумии, которому Дани если и не способствовал ранее, то теперь приложил руку. Если Олусо не придет, это будет знак — знак того, что Рохас оступился и не достоин той удачи и везения, которыми одаривали его Олува. Хотя бы Дани будет знать, что после всего он и в самом деле… Он будет знать, что недостоин и что смерти, которые появятся в дальнейшем, это итог его бездействия, а не необходимая мера, одобренная Триадой Яры. Дани молился, чтобы Олусо не появился, потому что так ему будет проще, зная, что те дети попали в беду исключительно из-за него и он виноват. Дани молился, чтобы Олусо появился, потому что так ему будет проще, зная, что даже несмотря на то, что те дети попали в беду, вины Рохаса в этом нет. Брюнет весь обратился в слух, пытаясь вычленить хоть какой-то звук. Увы, до него не долетало ничего и Дани посмотрел на наручные часы, решая, что подождет ещё пару минут — дольше Олусо никогда не задерживался. Эта тишина… угнетала, Дани казалось, что сейчас решалась его судьба — боги совещались, взвешивая его сердце и душу на золотых весах, как в тех сказках про Древний Египет, которые иногда читала им сеньора Роберта, когда её настроение было особенно хорошим. Секундная стрелка стала заканчивать второй круг и Дани закрыл глаза, смиряясь со своим положением. Значит, теперь всё в его руках и Дани обязан уже сейчас разработать хотя бы примерный план, как ему быть дальше. Сначала нужно было найти другого компаньона — того же Гуапо или Чоризо, однако они были и в половину не так эффективны, как огромный призрачный кот, убивающий солдат без следа. Когда Рохас уже думал о том, что вполне можно отыскать собаку и обучить её подобным трюкам, при этом потратив на это несколько месяцев, не говоря уже о проблемах с преданностью и удивительным интеллектом Олусо, заменить которые будет неимоверно трудно, откуда-то сбоку раздался тихий шелест высокой травы. Дани на инстинктах вытащил автократ, моментально направляя его на источник шума, как увидел среди листьев два горячих синих глаза. Пантера вышла к повстанцу, на что тот опустил плечи и убрал пистолет в кобуру. — Мальчик, — протянул Дани, вставая перед кошкой на колени и обнимая её за шею, утыкая лицо в чёрную шерсть. — Мой мальчик. Олусо жался к Дани, то и дело бодая его головой и проходясь горячим языком по щетине и уху, оставляя после себя влажный след. — Спасибо, спасибо тебе, я… я не знаю, что буду делать без тебя, — Дани взял морду кота в свои ладони и прижался к его лбу своим, прикрывая глаза. На душе сразу же стало легко, будто огромную гору сбросили с его плеч. Олусо громко порыкивал, то и дело скалясь и обнажая белоснежные клыки, сильно растопыривая вибриссы и мягко облизывая кожу Рохаса. — Ну что, киса, пойдем заниматься делами? — легко улыбнулся Дани, под звонкий «мяу» от пантеры. Шли они с Олусо до домов фермеров около четверти часа, может быть чуть больше, но в итоге дорога их вывела на один из домов, который не выглядел жилым. Рохас обошёл его со всех сторон, видя лишь заколоченные двери и окна. Запыленные окна и покосившееся крыльцо говорили о том, что в доме уже давно никто не живёт. Не увидев в округе следы борьбы или записок, Дани двинулся дальше по дороге, которая то и дело петляла среди деревьев и поворотов. Через пять-десять минут Дани наткнулся на ещё один дом — окна были чистыми, виднелись занавески, в сарае сбоку стояла телега с тюками сена. Сваленные в одном месте вилы и грабли свидетельствовали о том, что дом жилой, однако, несмотря на поздний час, свет внутри не горел. Дернув дверь, на что та не подалась, Дани осмотрелся внимательно, подходя к большим горшкам с цветами, стоящими под окнами. Подняв пару штук, Рохас наткнулся на записку, написанную косым почерком:«Любимая! Мы отправляемся на твои поиски. Я молил Мимо Абози, чтобы он уберёг тебя в дороге к Мануэлю, но о тебе не слышно уже который день. Я не верю в то, что произошло плохое — сыну я сказал, что ты мне написала и просила помочь со сломанной машиной. Не знаю, что отвечу ему, когда мы прибудем в Долину Фуэго и не найдём тебя… Прошу тебя, если ты найдёшь это письмо, сиди дома и не езди за нами, мы вернёмся в пятницу в любом случае… А ты приготовь пирог с гуавой к нашему приезду. Люблю тебя больше жизни!
P.S., Сара, ключ, как обычно, я оставил у Гонсалеса, забери его у него. Вечерами он дома, а утром на ферме, сама знаешь этого трудягу.»
Сложив письмо и убрав его во внутренний карман, Дани поставил горшок на место и огляделся по сторонам. Вокруг было ни души — только лес и Олусо, вылизывающий лапу. — Значит, это дом Сары, и её семья поехала на поиски. Нужно найти этого Гонсалеса и забрать ключ, может я смогу найти хоть какие-то подсказки, — проговорил вслух Дани и повернулся к пантере. — Да, мальчик? Олусо рыкнув что-то в ответ улегся на землю, ожидая повстанца. Рохас раскрыл карту, ища в той пометки других зданий, однако даже этого строения не было здесь — что ещё можно ожидать от путеводителя для всяких туристов? Тяжело выдохнув, Рохас походил в округе, пытаясь найти зацепки и следы, однако всё было чисто — если следы и были, то их уже сдул ветер и затоптали животные. — Пошли, киса, — позвал Дани, возвращаясь обратно на тропку и решая, что если и есть здесь другие дома, то дорога сама выведет к ним. Ну, или, по крайней мере, с неё будет удобнее осматриваться. Вскоре, не без звучного рыка Олусо, Дани разглядел сквозь деревья тонкий свет. Идя на тот, Рохас увидел ещё один дом со строительными лесами с одной стороны строения. Одноэтажное здание с выкрашенными в песочный цвет стенами и коричневой крышей приятно удивило Дани. «Пытается замаскировать свое жилье, неплохо» — подумалось повстанцу, который то и дело осматривался по сторонам, однако вокруг было тихо. Рядом с домом был огород, где виднелись цветущие посадки, в другой стороне был большой сарай с открытыми дверями. Внутри было темно, но Рохас чувствовал текущий оттуда запах навоза. По периметру виделся забор, достигающий середины живота. Ни о какой практичности и безопасности тут речи и не шло — видимо, забор был построен исключительно для того, чтобы обозначить территорию. Подойдя к калитке, Рохас отпёр ту, слыша негромкий звон колокольчика. «Чёрт!» — подумал Дани, тут же наклоняясь к земле и прижимая язычок колокольчика к пальцам, дабы снизить звон. Сразу же осмотревшись и не увидев людей, мужчина чертыхнулся. «Не заметил. Продуманно» — словно делая пометки в голове, Дани направился сразу к дверям дома, принимаясь стучать в неё. Ответа не последовало, а заглядывать в занавешенные шторами окна не было смысла. — Эй, тут кто-нибудь есть? — крикнул Дани, отворяя дверь и заходя внутрь. Помещение было светлым и довольно уютным — в середине стоял обеденный стол, накрытый расшитой скатертью. Ковры на полу, чистые окна и слабый запах какого-то мыла говорили о том, что хозяин трепетно относится к своему жилищу и старается сделать его максимально уютным. Парочка рамок на стенах, кресло в углу с раскрытой книгой, стоящий рядом книжный шкаф и прочие мелочи лишь подтверждали предположение повстанца. Не зная бы упоминания о том, что Гонсалес — это «он», Дани подумал бы, что тут живет женщина — так чисто и опрятно здесь было. Пройдя небольшой коридор, Рохас осмотрелся, видя по правую руку проход на кухню, а с левой стороны — несколько дверей, явно ведущих в другие комнаты. Между двумя комнатами просматривался узенький коридор, который, вероятно, вёл ко второй двери из дома. Проходя мимо, Дани внимательно осматривался, сжимая в руке пистолет. — Руки вверх, — внезапно раздалось сбоку из коридорчика и Рохас слегка вздрогнул. Заглядывая туда ранее, Дани никого не видел, видимо, человек спрятался в небольшой низине и наблюдал за ним. — Живо! — голос стал чуть громче, а звук затвора — предупреждающим. Рохас послушался, медленно поднимая руки. — Лицом к кухне и два шага вперед, — продолжил командовать мужской голос, и Дани пришлось только подчиниться. — Кто ты и что здесь забыл? — задал наконец вопрос говоривший. Дани, чуть выдохнув, устало проговорил: — Я — Дани Рохас из Libertad. Меня послала Клара узнать, требуется ли здесь помощь, потому что Сара Идальго не выходила на связь. Я пришел в её дом, нашёл записку и стал искать Гонсалеса. Это ты? — подобный допрос ему устраивал чуть ли не каждый, к кому он приходил за помощью или с помощью. — Повернись, — раздалось из-за спины и Дани развернулся лицом к говорившему. Это был мужчина одного с ним возраста, возможно, чуть старше или младше. Одет он был в типичную для фермеров одежду — светлую рубаху, чтобы солнце так не нагревало тело, и в темные штаны, дабы не было видно грязи. Он направлял на него дробовик и сосредоточенно осматривал незваного гостя. Дани же не оставался в долгу и так же осматривал хозяина дома. Тот был чисто выбритым брюнетом с волосами чуть ниже середины шеи. Из-за того, что он крепко сжимал челюсти, цедя вопросы, его лицо было ещё скуластым и вкупе со светлыми глазами и симпатичной внешностью, мужчина вполне мог бы работать в какой-нибудь кофейне у янки и разводить девушек на десерты и номера телефонов. Себе же Дани у янки пророчил лишь работу в автосервисе, не более. — Ты Гонсалес? — повторил вопрос Дани, а мужчина, сузив глаза, пуще нахмурился и всё же опустил ружье вниз. — Да, это я. Диего Гонсалес, — Дани не удержал себя от того, чтобы не выгнуть чуть удивлённо бровь, а говоривший, будто по привычке дополнил: — Да, как президентского сына, и нет, мои родители не такие патриоты и не знали, что через десять лет после моего рождения Кастильо назовёт своего сына так же, как меня. — Ох, вижу, поступает много вопросов, — неуверенно протянул Дани, чувствуя неловкость. — Не то слово, — мужчина протянул Дани руку, и тот пожал её, чувствуя, насколько она была холодна и груба. — Так что случилось? Где Сара? — первым делом нужно было собрать информацию у соседей, чем повстанец и занялся. — Она пропала три-четыре дня назад, когда отправилась к информатору Мануэлю в Лосанию. Я не знаю, где они встречаются, но слышал, что где-то между городом и долиной. Обычно она возвращалась к вечеру — пока сделает все дела и всё в этом роде, однако к семье она не возвратилась, и та решила найти её. Они отдали мне ключи и отправились в путь, но до сих пор не вернулись. Думаю, что-то произошло. Отложив дробовик к стене, Диего повернулся к книжной полке, беря с неё что-то, и, вернувшись к Рохасу, протянул ему рамку с фотографией. — Вот фото Сары и её мужа с сыном, может быть это как-то поможет тебе. Дани перевёл взгляд на рамку и чуть не выронил ту из рук. В глаза ему смотрели две пары глаз, твердящие ещё пару часов назад «Предатель! Traidor!». Рохас или слишком заметно вздрогнул, или лицо его изменилось, или Диего стоял слишком близко, но Гонсалес заинтересованно выгнул бровь, говоря: — Что? Ты видел их? Дани, сжав зубы крепче, посмотрел на мужчину, хрипло говоря: — Как, говоришь, их зовут? — Пабло и Хьюго Идальго, а что? Что-то случилось? — между бровей у Гонсалеса залегла морщина и Дани, вновь глянув на фото, вернул его владельцу. — Да, я видел их. Они… в общем, их больше нет. Рохаса как будто окатили льдом — его чуть потряхивало изнутри, и пусть Дани старался держаться, брюнет, видимо, учуял его нервоз и, положив руку тому на плечо, вкрадчиво поинтересовался: — Солдаты? Диего заглянул Дани в глаза и тому пришлось выдержать взгляд, дабы позорно не отвести его и не дать мужчине понять — он причина их смерти. — Хуже, чёрный рынок. — Понятно, — Диего легко сжал ладонью чужую руку и, тяжело выдохнув, вернул рамку на место, но уже опустил ту стеклом вниз. — Значит я остался тут один. Мужчина, словно потеряв к повстанцу интерес, ушёл на кухню и зажег там газ, принимаясь греметь кастрюлями. Такого равнодушия Дани не ожидал — обычно соседи принимались стенать и охать да ахать, планируя поскорее убраться из дома, дабы не стать жертвой режима. — Ты… довольно спокойно отнёсся к этому, — Дани последовал за хозяином дома, одновременно скользя глазами по интерьеру. Уютно. — Ну, связь с Libertad ничем хорошим не заканчивается, — мешая что-то в сковороде, Диего повернулся через плечо к Дани, — ничего личного, просто я хочу выжить, а не попасть в жернова войны между двумя сторонами. Ещё с месяц назад Дани бы стал плеваться и говорить о том, как сопротивлению нужны силы и такие, как Диего, молодые парни, здоровые и готовые к хорошей драке ради блага общества, теперь же… — Я не настолько патриот, чтобы умирать за чужие идеи. Мне бы здесь выжить, а потом уже думать о том, кто стоит наверху, — звук деревянной лопатки о дно сковороды чуть успокаивал — Рохас очень давно не слышал подобного. Столовая в лагере не считается. — Всё нормально, — убедил мужчину Рохас. — Тебе требуется какая-то помощь? Посмотрев на обернувшегося фермера, Дани поспешил дополнить: — Не за то, чтобы ты помогал как-то нам, просто так. Я ведь совсем ничего не сделал для Сары и её семьи, но раз я пришёл сюда, почему бы не помочь? По залому чужих бровей Рохас понял: Диего не брал его слова за чистую монету и явно думал, что за помощь он потребует что-то взамен. Тюк картофеля с огорода, например. — Ну, знаешь, я не хочу, чтобы мне помогал Дани Рохас из Libertad, но я не откажусь, если простой Дани Рохас протянет мне руку помощи…— фермер опёрся поясницей о столовую тумбу и косо улыбнулся, будто давая повстанцу возможность выбрать самому. «Ого, — подумал Дани, чувствуя лёгкую горячую волну адреналина внутри себя. — Он бы разводил на десерты за дополнительную цену не только девушек, но и парней». — Ладно, я понял тебя, — прочистив горло, Дани сложил руки на груди и, поняв, что до сих пор нянчится с пистолетом, быстро убрал тот в кобуру. — Что произошло? — Недалеко от Лосании есть конюшня, куда полмесяца назад приехал новый офицер FND. У него там голов сорок лошадей и ладно бы он катался на них или ел… Так он просто смотрит на них целый день, говоря, что это как рыбки в аквариуме — успокаивает его душу и сердце. Что-то там про прерии и свободные стада, — мужчина отмахнулся рукой и недовольно бросил лопатку в сковороду. — И этот… человек украл у меня моего коня и кобыл, а без них я не могу работать и зарабатывать деньги. И на одном огороде я не протяну долго, тем более у меня поля — вручную обрабатывать их сущий ад. Дани согласно кивнул, слушая новое задание и уже представляя, как будет вырезать офицеру гортань. — Только нужно сделать всё тихо, чтобы офицер ничего не понял. У него столько лошадей, что пропажи пятерых он даже не заметит. Если ты убьешь кого-то, они сразу поймут, что это я, а точнее то, что я попросил помощи Libertad, и, если офицер и все его подчиненные умрут, на их место придут другие, и тогда я уже окажусь на полях, но с вивиро в руках. Ты-то уйдешь, а мне тут ещё жить нужно. Не лукавя душой, Дани слегка расстроился, что не сможет никого убить — ему срочно нужна была моральная и физическая разрядка после стресса, который устроил ему Бембе. Потому что в голове всё ещё стояли лица мертвых повстанцев. — Ну, что, Дани, ты можешь мне помочь? — вопросительно произнес Диего, тон и вид его был таким, словно он если и верит в помощь, то явно ждёт цены за подобное. Ведь это не так просто — угнать пятерых животных и никого не убить. — Да, я помогу тебе. Не переживай, никто меня даже не заметит, — согласно кивнул Рохас. Морщины между бровей Гонсалеса разгладились и сам он весь расслабился и словно стал подвижнее и пластичнее, будто ручей. — Хорошо, спасибо тебе, Дани. У моих животных были ленты в гриве, но, думаю, от них уже избавились, поэтому возьми это, — достав что-то из кармана светлой рубахи, мужчина протянул повстанцу небольшой самодельный свисток, выкрашенный в красный цвет. — Прикроешь щель пальцем, и он будет звучать тише, но они услышат тебя и пойдут за тобой. Рохас принял свисток и кивнул, словно обещая, что вскоре вернется.* * *
С загоном лошадей Дани разобрался не так быстро, как ему бы этого хотелось — фермер не соврал о том, что поголовье у офицера было большим. Рохас уйму времени потратил на то, чтобы найти лошадей в загонах и вывести их по одной, да так, чтобы не привлечь внимание постовых. К его счастью, животные Диего были послушными и вели себя тихо, словно осознавая, что под покровом ночи вершится преступление и им нужно быть тише. Когда все лошади были выведены подальше от фермы, Дани решил сделать ещё одно полезное дело — найти на базе FND документы, потому что Рохас был уверен, что местные солдаты причастны к пропаже Сары. Оставив живность на Олусо, Дани вернулся на базу. Рассекая ладонь ножом, Рохас прикрыл глаза, чувствуя, как его словно затапливает пронизывающий ветер и мягкий гул со свистом. Открыв веки, Дани теперь видел всё в темно-синем тумане, в котором то и дело мелькали черные хлопья пепла, будто поблизости сгорело что-то огромное. Благодаря Триадору, Дани теперь видел фигуры солдат, плывущие ярко-красными огнями. В таком темпе, избегая даже случайной встречи с противниками, Дани попал внутрь белой двухэтажки, умело скользя в помещении подобно тени. В кабинете офицера магия рюкзака сошла на нет, но она уже и не была нужна — Рохас нашёл то, что искал. Приказы об «устранении ложной яранки — Сары Идальго», а также и бумаги на информатора Libertad — Мануэля. Сфотографировав те, Рохас послал фото Кларе, а сам продолжил поиски. Помимо бумаг о расходах на содержание лошадей, Дани нашёл досье на ближайших жителей Марипосы. Папка была небольшой, видимо, жителей тут было не больше двадцати штук. По документам, все ближайшие жители занимались фермерским хозяйством и отдавали около семидесяти процентов выращенного FND, распоряжаясь оставшейся частью так, как им заблагорассудится. Те люди, которые были замечены в связи с повстанцами, награждались особой печатью на лицевой странице досье. Таких вот «помеченных» на всю стопку жителей было от силы пять штук и Дани это радовало. На своего нового знакомого Дани тоже нашёл документы, и на них не было алой печати. Видимо, мужчина и в самом деле старался сохранять нейтралитет, что было довольно трудно, учитывая рыскающих под боком повстанцев и зверствующих солдат. Не увидев в документах ничего особо интересного, Дани лишь обратил внимание на строчку, где говорилось, что отец Диего долгое время служил в армии Яры и ушёл в отставку после ранения. Почему тогда Гонсалес не жил в районе «истинных яранцев», Рохасу было неведомо. Убрав все вещи обратно, так, чтобы местные не догадались о проникновении в их штаб постороннего, повстанец поспешил на выход. На выходе из дома, Рохас внезапно услышал шаги солдата и ему ничего не оставалось делать, как забраться между огромными деревянными ящиками, стоящими поблизости. И только втиснувшись между ними, Рохас понял, отчего же эти коробы стоят так странно — наполовину накренившись. Те стояли в жидкой грязи, где помимо глины, воды и песка, был ещё и лошадиный навоз. А понял это Дани ровно тогда, когда стал по колено проваливаться вниз. Увы, он не мог издать ни звука и ему пришлось «наслаждаться» грязевыми ванными, пока солдат не ушёл в сторону. — Coño! — тихо прошипел Дани, наконец выползая из грязи, цепляясь руками за стены ящиков. Полностью униженный и в самом паршивом настроении, Дани направился к тому месту, где оставил Олусо с лошадьми. Дойдя до тех, Рохас недовольно осмотрел животных, останавливаясь взглядом на пантере, которая резко стала демонстративно кашлять. — Хватит, это ни хрена не смешно! — рявкнул Дани, принимаясь прыгать на месте, дабы хоть какая-то часть ошмётков с него слетела. Олусо же сразу отошёл в сторону, то и дело продолжая кашлять. Рохас лишь зашипел себе под нос и, схватив лошадей за поводья, повёл их в сторону дома фермера. Из-за того, что обувь его была грязной и влажной, на подошву налипала земля и двигаться быстрее Рохас чисто физически не мог. Именно поэтому к дому Гонсалеса брюнет вернулся только через сорок минут. Стоило животным зайти внутрь забора, как те сразу же направились к конюшне, принимаясь громко ржать и фыркать, явно радуясь возвращению домой. В сам дом Рохас заходить не стал — лишь остался на пороге и позвал хозяина, которого не было видно в гостиной, если её так можно было назвать. — Диего, лошади в загоне. Послышались шаги, и Гонсалес наконец появился в поле зрения повстанца. — Ты… — мужчина пристально осмотрел его и Дани стало немного совестно за свой вид, — можешь переночевать у меня, — произнёс Диего, на что Рохас слегка замялся. Обычно ему такие предложения не поступали — если люди и хотели ему отплатить за добро, чаще давали песо или патроны, но видимо Гонсалес был сердечно ему благодарен, раз решил позволить повстанцу поспать у него под крышей. — Ну… — протянул Рохас, который уже думал воспользоваться ключом от дома Сары и переночевать там. Всё равно мертвецам не нужны кровати, а Дани позаботится о том, чтобы простыни не пылились, а еда в хозяйском холодильнике не портилась. — Даже не знаю, как-то неудобно. — Ты очень помог мне, и я хочу тебя отблагодарить, тем более, мне кажется, ты давно не ел нормально и не спал. Если тебе не хочется, то давай я хотя бы заплачу тебе? — предложил Гонсалес. Дани, ещё раз скользнув взглядом по уютному помещению, всё же произнес: — Если я не помешаю, то я согласен. Диего на эти слова растянул губы в доброй улыбке и, словно вспомнив о чём-то важном, развернулся на пятках и быстро ушёл в сторону кухни. Дани же, чутко прислушиваясь к звукам, чуть неуверенно стянул с плеч рюкзак и отложил его в сторону, оставляя рядом лук и винтовку. Кобуру с пистолетом Рохас снимать всё же не стал. — Первым делом мне нужно срочно в ванную, куда идти? — вопросил Рохас, на что фермер указал на одну из дверей по левую сторону. Дани же, стараясь не топтаться, быстро вошёл в помещение, сразу же включая воду на всю. Когда наконец с кожи был смыт запах навоза и чувство измотанности, а испорченные штаны и обувь выстираны, Рохас почувствовал себя чуть лучше, чем до этого. Вытеревшись насухо и найдя на тумбе комплект одежды, который ему приготовил фермер, Дани переоделся в серые треники и тёмную майку. Видимо, Гонсалес уже заранее всё ему приготовил, и Рохас был ему за это благодарен. Сейчас, когда он стоял в чужой ванной комнате, разморённый после горячей воды и смотрящий в запотевшее зеркало, повстанец наконец понял, почему его сюда пустили. Денег, которые можно было ему заплатить, явно не было у Гонсалеса, а если они и имелись в том количестве, который был бы равноценен затраченным силам, то отдав те Рохасу, Диего остался бы у разбитого корыта. Поэтому приглашение переночевать было более логичным — кроме еды от фермера ничего не убудет. Тяжело выдохнув который раз за день, Дани осмотрел свое лицо в зеркало. Капилляры в глазах полопались и белок был розоватым, а сам он оброс так, что вполне можно было подумать, что всю неделю он провел в лесу, не вылезая из засады, поэтому ни о какой бритве не могло идти и речи. Решив, что приведет себя в порядок чуть позже, Рохас вышел из ванной комнаты с пистолетом наперевес. Закрепив его на привычном месте, Дани чуть неуверенно прошёлся в гостиную, видя, что стол уже накрыт на две персоны. Фермера не было, тот гремел чем-то на кухне и что-то подпевал играющему радио. — Твоя пантера останется снаружи? — спросил мужчина, внося в помещение тарелку с каким-то салатом. Дани удивленно посмотрел на фермера, а тот, словно не услышав быстрого ответа, заинтересованно склонил голову в бок. — Да, заводить его сюда было бы наглостью, — Рохас слегка пожал плечами, а Диего, усевшись за стол, внимательно посмотрел на повстанца, думая о чём-то. — Вовсе нет, — произнес наконец Гонсалес после минутного молчания. — Если твой питомец не разгромит мне дом, я не против, но покормить я его могу только костями от ужина. — Ему не нужна еда, точнее, он сам охотится и, думаю, сейчас он сыт. — Хорошо, значит пусть заходит, — спокойно произнес фермер и Дани медленно поднялся с места, словно ожидая подвоха от мужчины. К примеру, что он скажет о шутке, в которую поверил Рохас. Однако, даже когда повстанец дошёл до входной двери, Диего его не окликнул, и Дани запустил Олусо внутрь. Пантера величественно прошла внутрь, заинтересованно крутя мордой, осматриваясь, и почти сразу же направилась к столу, за котором сидел фермер. Дани перевёл взгляд на чужое лицо, где читалось легкое напряжение, и, к удивлению Рохаса, Гонсалес опустил свою ладонь к огромной кошке, давая той обнюхать себя. Олусо, обнюхав чужака, чуть лизнул чужие пальцы и словно одобрив того, ушёл к дивану, ложась на мягкий ковёр. — Необычный выбор для спутника, — протянул хозяин дома, приподнимаясь с места и начиная накладывать поздний ужин себе и своему гостю. Рис с бобами и мясом пах так вкусно, что Дани чуть язык не проглотил. Конечно, ужин со «львами Яры» был более богатым на разнообразие и цену, однако Рохас не чувствовал себя рядом с Кастильо расслаблено, чтобы насладиться едой по полной. Сейчас же, никакой опасности не было, и пусть на душе было мерзко, но Рохас всё же чувствовал себя спокойнее, чем под глазами-прицелами Антона и Хосе. Приступив к еде, Дани смотрел только к себе в тарелку, думая о том, как бы начать разговор. Но хозяин дома опередил Рохаса. — Дани, как ты попал к повстанцам? — Я с друзьями хотел сбежать на корабле к янки, но лодку остановил морской патруль и всех расстреляли. Мне удалось выжить, но я оказался далеко от Эсперансы, и к удивлению, на том же острове, где обитала Клара. Ну, опуская подробности, она помогла мне, и я ей остался должен. Вот так я и оказался в Libertad, — упоминать Антона и Диего Дани не стал — об их встрече на корабле не знал никто, кроме мертвецов. — И никаких речей о том, какой Антон Кастильо самодур и какая Клара Гарсия молодец? Странно, я думал, что все повстанцы желают El Presidente смерти и уповают на идею Libertad, — в спокойном голосе Диего слышался легкий тон пренебрежения, и Рохасу нужно было разгадать, почему же. — Я хочу спасти свою жизнь и, если бы не то происшествие, я бы давно лежал на пляже в Майями, — осторожно подбирал слова Рохас, не планируя распеваться тут соловьем о том, каково же хорошо быть сопротивленцем режиму. Дани не хотел, чтобы после победы Антона, Гонсалеса пустили крокодилам на корм. — Хорошо, что ты не уехал, — только и послышалось от фермера. Дани же ждал слова утешения или ещё что-то подобное. — Почему это? Яра утопает в беззаконии, рабском труде и крови. Я думаю, что дурак, раз не уехал на год раньше. — Но это ведь твоя родина, Дани. Какой бы она ни была, это твой дом, — пожал плечами фермер, а повстанец замолчал. — Ты служил? — решил перевести тему Рохас. — Как и все мужчины на этом острове, — кивнул Диего, накладывая в свою тарелку салат. — Но не служу я сейчас Кастильо по двум причинам: первая — острову нужны продукты, вторая — меня отстранили из армии, потому что Антон не хочет, чтобы солдаты с именем его сына умирали. Дани удивленно посмотрел на Гонсалеса, потому что такой причины он явно не ожидал. Странной причины. — Правда? — не верил до конца Рохас. — Ну, не знаю, Кастильо мне такого лично не говорил, мне это сказал мой офицер. В любом случае, я рад — бегать по лесам с винтовкой мне не хочется, — ковыряя в своей тарелке ложкой, Диего не поднимал на гостя глаз, словно думая о чём-то своем. — Странно это, ведь на Яре много всяких Антонов и Диего, так что, всех не будут призывать на срочную службу? — рассуждал вслух Рохас, отчего между бровей у Гонсалеса залегла тень. — Это из-за моего отца, — неохотно процедил мужчина, переводя недовольный взгляд на Дани, словно бы тот был виноват в том, что он вывел его на чистую воду. — Он дослужился до хорошего звания в армии Яры и попросил об одолжении. — Значит, ты истинный яранец, да? — Рохас чувствовал, что ступает на тонкую грань, в которой его могут выкинуть на улицу, как нашкодившего щенка. — Нет, но мои родители — да. Что, убьешь меня за это? — Мужчина крепче сжал в левой руке нож, что не укрылось от взгляда Дани. Вряд ли он сможет убить его, но явно будет защищаться до последнего. Это не могло не вызывать уважения. — Нет, мне всё равно. Вообще, я нашёл в кабинете у того офицера документы на тебя, и там, ну, было написано про отца. Лицо Гонсалеса на такие слова исказилось лёгкой злобой, и он, громко фыркнув, сказал: — Тогда мог и не спрашивать ничего, раз всё знаешь. Был ли хозяин дома обижен или нет, Дани не мог ответить, но, по крайней мере, его не выгнали из-за стола, что уже немного, но радовало. — Извини, — проговорил Рохас, чувствуя лёгкий стыд за свою несдержанность. — Тяжёлый день, нужно больше отдыхать. Диего согласно кивнул, и поглядев на Дани, чуть улыбнулся, словно говоря, что он не в обиде на болтливого гостя. После ужина Дани, обуреваемый чувством вины, помог Диего с посудой и под конец они вдвоем сидели перед небольшим телевизором, отдыхая с бутылкой пива. — Ох, даже представить не мог, насколько мне нужно было это. Диего чуть усмехнулся на эти слова Рохаса, отпивая из своей бутылки, и не отрывался от экрана, где шла очередная любовная пьеса Марии. — Да, нужно уметь расслабляться, а то так недолго и в могилу себя загнать, — чуть прикрыв глаза, Диего вновь глотнул пива, а Дани лишь пожал плечами. — Я так часто хожу по ним, что ни о каком отдыхе не может быть и речи. Только соберешься отдохнуть, как всем срочно нужно позвонить мне. — О, значит ты не только «Дани Рохас, повстанец из Libertad», но ещё и «Дани Рохас, горячая линия по спасению», да? Рохас хохотнул на такое и, не переставая улыбаться, проговорил: — Ну, что-то из этой серии, — неопределенно махнул рукой Дани, а Диего продолжил пристально смотреть на Рохаса, отчего тот наконец перевёл взгляд с телевизора на чужое лицо, подсвеченное сейчас с одной стороны светом. — Что-то случилось? — поинтересовался Рохас, словно ожидая, что Гонсалес сейчас разразиться какой-нибудь тирадой или задаст вопрос. — Ничего, — проговорил мужчина, пригубляя бутылку и продолжая глядеть на повстанца. — Время уже позднее, нужно идти в спальню. Перед тем как отстранить бутылку от себя, Гонсалес чуть провёл по горлышку языком, отчего Рохас ощутил, как его лицо словно ошпарили кипятком. Фермер встал со своего места и, выключив телевизор, лишил гостиную последнего источника света. Рохас слышал лишь чужие шаги, которые, пройдя мимо дивана и спящего Олусо, направились к последней двери с левой стороны, в которой Рохас ещё не был. Пока не был. Отворив дверь и войдя внутрь, Диего щелкнул внутри ночником, отчего его фигура, застывшая в проеме двери, стала ещё более худой и гуттаперчевой. — Ты идёшь? — протянул мужчина, и Рохас медленно поднялся с дивана, отставляя свою бутылку на небольшой столик, стоящий рядом. — Иду, — хрипло сказал Дани, чувствуя, как его топит странное предвкушение. Он не был маленьким мальчиком и вполне быстро понимал, что к чему. Особенно в таких делах. Фигура фермера уплыла дальше в комнату, а Дани на ходу отстегнул кобуру от бедра, держа пистолет в руке. Войдя в комнату, Рохас прикрыл дверь и отложил оружие на низкий комод, стоящий около стены. Помещение было залито слабым светом ночника — Рохас бы сказал, что толку от него нет — читать при нём было невозможно, но сейчас, такое тусклое освещение создавало особую, интимную атмосферу, от которой Дани задышал чаще. Диего стоял около кровати, лицом к нему, и медленно расстёгивал одной рукой пуговицы рубашки, другой прикладываясь к бутылке. Дани медленно подошёл ближе, отчего расстояние между ними стало не больше полуметра. Оторвавшись от бутылки, Диего присел, ставя ту на пол, и, проведя ладонями по чужим ногам, медленно приподнялся, одну руку укладывая на шею Дани, другую оставляя у него на паху, чуть сжимая. Повстанец, не сводя со сосредоточенного лица фермера взгляда, шумно выдохнул, прижимаясь чуть ближе, чувствуя, как от касаний его кожа начинает гореть. Чужие губы мягко соприкоснулись с его губами, и Рохас прикрыл глаза, начиная целоваться. Дани хотел спросить что-то типа: «И многих ты так благодаришь?», да только с очередным касанием губ подумал, что ему совершенно безразлично это. Поэтому он спросил другое: — Это что-то типа благодарности? — протянул Дани, когда горячие губы фермера оказались у него за ухом. Гонсалес тут же остановился и, чуть отстранившись, злобно и очень недовольно посмотрел на Дани. — Не обижай меня такими словами. Ты симпатичный и нравишься мне, ты бесплатно помог мне, и я могу судить, что ты лучше многих повстанцев, которые за забитый гвоздь требуют сто песо. Ты явно хороший человек, и на этом всё. Никакой благодарности в моих действиях нет, но, если тебе так будет проще, можешь думать о сексе, как о благодарности, только не говори мне об этом. Словно в извинения за свои слова, Дани прижался к мужчине ближе, перехватывая его руки и начиная брать первенство на себя. Опустившись на постель, Дани навис над Гонсалесом, хватая кожу его шеи зубами, влажно целуя и оставляя на коже следы. Диего шумно выдохнул и запрокинул голову, разводя ноги шире и стараясь руками стянуть с себя мешающуюся рубашку, чуть крутя тазом, одновременно потираясь о Рохаса и стараясь стянуть с себя штаны. Дани великодушно помог фермеру избавиться от одежды и также отбросил свою в сторону, сразу переходя к контакту голой кожи о чужую кожу. От этого ощущения повстанец слегка ахнул — комната была теплой, а кожа его любовника — огненной. После мозг Дани словно вырубили, и он очнулся только тогда, когда проталкивался в чужое тело, удерживая его за бедра и видя перед собой спину, покрытую потом и освещенную луной, отчего кожа блестела. Мужчина под ним упирался руками в постель и тихо поскуливал в матрац, то и дело подмахивая бедрами и негромко твердя: — Дани. Дани. Дани. Рохас прикрыл глаза и сильно куснул себя за губу, переводя ладони с бедер на чужую талию, сжимая её в руках. Наклонившись к Гонсалесу, Дани низко проговорил: — Диего, скажи моё имя громче, — фермер сразу же заголосил сильнее, то и дело срываясь на фальцет, когда Рохас двигался быстрее. От собственного имени, произнесенного вслух, Дани словно заштормило — картина перед глазами плыла, а чужой влажный затылок, с темными волосами, был подобно маятнику, с которого Рохас не сводил взгляда. — Дани! Сильнее, давай, Дани! — ахнул мужчина, и повстанец словно провалился под лед. Голос этого Диего был сейчас так похож на… Горячее движение сжимающих его мышц, закрутило его в водоворот и Дани сипло прошептал себе под нос: — Диего. Диего… Гонсалес вновь застонал и громко заскулил, чуть ли не срываясь на плач, от звука которого Рохаса вновь пробило горячей волной мыслей. Он задвигался резче и сильнее, отчего мышцы его бедер почти заломило до боли, но Дани продолжал движение, отчего комната затопилась громкими звуками влажных тел. — Диего… Фермер высоко заскулил и крепко сжал его, выстанывая имя Рохаса, отчего Дани резко прошибло кипятком. Оргазм пришёл таким оглушающим, что дезориентировал, однако под сомкнутыми веками у повстанца было лишь одно лицо. И это не было лицом Гонсалеса.* * *
В дверь чуть постучали и Бембе, раскуривая очередную за вечер сигару, лениво приоткрыл глаза, смотря сквозь дым на двери. — Босс? — раздался голос охранника Санчо, который совсем недавно встречал Рохаса и отводил его к Альваресу для получения задания. — Заходи, — приняв более вертикальное положение в кресле, чем до этого, блондин потянулся за стоящим виски, откупоривая его и плеская то в стакан. — Новая информация для вас от нашего информатора с Лосании, — лысый громила удивительно тихо для своего телосложения, дошёл до стола Бембе и протянул ему тонкую папку. Король чёрного рынка, удерживая сигару в зубах, поглядел на протянутую ему вещь, думая, следует сначала выпить и прочесть доклад или же наоборот. — Она касается Рохаса, — увидев, что его босс не реагирует на уведомление от шпиона, Санчо решил прибегнуть к козырю в рукаве и он сработал как надо — Бембе сразу же потянулся к папке, быстро раскрывая ту и принимаясь жадно читать её. — Он второй день проводит в доме с местным фермером, хотя информацию Кларе доставил в тот же день, когда вы виделись с ним, — дополнил громила, посматривая на посветлевшее лицо Альвареса. Пусть Санчо и не признается в этом никогда, но, когда Бембе находил интересующую его информацию или товар, тот походил на малого ребёнка — весь расцветал и был таким радостным, что каждый из его сотрудников получал единовременную премию. И Санчо ой как любил радовать своего босса, потому что Мария уже мозг ему проела о том, как их маленькой Виоле нужен новый учитель по французскому. — Интересно… — протянул Бембе, вчитываясь в отчет, в котором говорилось о том, как Дани помог местному жителю и с той поры носа не казал из его дома. Там же, в папке, было досье на жителя и его фотография, в которую Альварес впился как стервятник в свежий кусок мяса. — Диего Гонсалес, значит… — смотря в темные глаза мужчины, Бембе чуть склонил голову в бок, проводя пальцем по лицу фото, словно желая стереть надменный взгляд, с которым на него смотрел человек. — Интересно. Выпустив дым в фото, король чёрного рынка заулыбался и, положив фото перед собой на стол, стал разглядывать его, говоря охраннику: — Накопай на него больше информации и выстави слежку. — Есть, босс, — Санчо кивнул и удалился из комнаты, пока Бембе продолжал глядеть на фотографию, стряхивая пепел в пепельницу. — Ну и чем же вы сейчас там таким занимаетесь, а, Диего Гонсалес? — задал вопрос блондин, растягивая губы в довольной улыбке. Становилось всё интереснее и интереснее.