Воспоминания

21 марта 1590 года. — Какая ты красивая, такая же красивая, как твоя мама, — завороженным голосом проговорил Мурад, держа на руках новорождённую дочь, едва дотрагиваясь до щёчки ребёнка. Два крошечных карих глаза смотрели на него, словно в ответ. Мурад перевёл взгляд на кровать. После сложных, долгих родов уставшая Сафие мирно спала. Она была рядом с ним в тяжёлые, мрачные дни последних месяцев, молчаливо за спиной во время восстания, поддерживала, утешала после, ободряла после пожара. Несмотря на сложную финансовую ситуацию из-за затяжной войны, из гарема до него не доходило ни одного недовольства, а он ведь даже не интересовался, есть ли там какие-нибудь проблемы, а они наверняка были, нужна ли помощь, настолько был уверен, что всё так, как должно быть. А ведь ему повезло. Как и с прекрасными детьми. Он так гордился Мехмедом, Хюмашах была просто чудом… И в этом куда больше заслуги их мамы чем его… Сафие подарила ему покой, демонстрировала любовь в каждый момент за все эти годы, а, казалось совсем недавно, он мог её потерять. И Мурад почувствовал, что тронут до слёз. Положив дочь в колыбель, Мурад смахнул слёзы рукой, улыбнулся и подошёл к Сафие. Наклонился, нежно тронул губами её губы и прошептал: — Спасибо за все эти годы, за детей. Мурад поднялся, снова подошёл к колыбели и с превеликой осторожностью стал гладить свою новорожденную дочь, которая уже посапывала. «Ты так сладко спишь, моя девочка. Пусть Аллах будет тебе защитой. И я обещаю, всегда быть рядом и беречь твой сон». От проносящихся мыслей Мурада отвлёк голос Сафие: — Ты уже придумал ей имя? — Фахрие… Фахрие… Фахрие, — Мурад вернулся к Сафие и передал дочь ей на руки, нежно поцеловав Сафие в висок. — Ни у кого, кроме тебя, малышка, нет и не будет такой любящей мамы. — Мурад? Сафие казалось, что в Мураде вдруг что-то переменилось. Сейчас он был похож на себя прежнего, как будто вернувшего из их прошлого, спокойного, тихого и счастливого. Сейчас он был не Повелитель, а просто счастливым отцом. И смотрел на неё влюблённым взглядом, как раньше. — Я перед тобой очень виноват, Сафие, я причинил тебя боль, прости меня. Ты даёшь силу мне, нашим детям, ты — моя опора, моя — поддержка! Спасибо, что среди боли и зла ты сберегла мне наш уютный мир. Наши дети, они растут красивыми, любознательными людьми с такими открытыми, искренними сердцами, и это твоя заслуга. Спасибо тебе за них! Я очень гордый отец благодаря тебе, отец, который, возможно, не заслужил твоего прощения. Но сейчас, я обещаю тебе, сделать всё, чтобы его заслужить! Я не хочу больше видеть никого, кроме тебя, Сафие! У Сафие на глаза навернулись слезы, а с лица не сходила растроганная улыбка. Она потянулась у Мураду, проведя рукой по его волосам, и долго, проникновенно его поцеловала. — Мне пора на Совет дивана. — сказал Мурад, наконец, отстранившись от Сафие. — Ферхад паша на днях вернулся из Ирана вместе с персидской делегацией. Шах Аббас попросил мира. Сегодня должны обсудить результат их переговоров. Надеюсь, всё будет подписано. — Наконец-то эта затяжная война закончится, Мурад. — Победная война. — Конечно, но после недавних событий сейчас главное восстановить Стамбул, и все средства необходимо направить на это. — Я всегда любил твою мудрость, любимая. — Мурад улыбнулся и снова ласково погладил новорождённую дочь, которая тихо посапывала на руках матери, по головке. После переговоров между Сефевидами и Османской империей был подписан Стамбульский договор, по которому Османская империя получала весь Азербайджан, без Талыша и Ардебиля, Восточную Армению, Восточную Грузию, значительные части Луристана и Курдистана, включая Тебриз, Карабах, Дагестан и Ширван. Сафие смотрела на новорождённую дочь и никак не могла насмотреться на неё, на это маленькое чудо, на красное, но такое живое личико её крошечной новорожденной дочери. — Фахрие, — Сафие аккуратно провела рукой по волосам малышки. — Спи, моя девочка. Двери покоев отворились, и нежная тёплая улыбка тронула губы Сафие, когда Хюмашах вошла в комнату, держа за руки сестёр, Фатьма улыбалась, а Михримах что-то воодушевлённо рассказывала старшей сестре вполголоса. — Матушка, мы пришли знакомиться с сестрёнкой, как вы себя чувствуете? — Хорошо. Хюмашах, Фатьма и Михримах подошли к матери и посмотрели на девочку у неё на руках. — Наша маленькая сестрёнка — очаровательная малышка, и вырастет настоящей красавицей, как мама, правда? — Хюмашах с сияющей улыбкой посмотрела на младших сестёр, а затем на Валиде. Девочки кивнули, тоже расплываясь в улыбке. — Фахрие, моя девочка, это твои сестрёнки, тоже мои девочки, — Сафие тепло посмотрела на каждую дочь. — Хюмашах, Фатьма и Михримах. — Фахрие… — Тихо произнесла Михримах, словно пробуя имя сестрёнки. — Мне нравится, матушка… Несколько недель спустя Сафие Султан сидела за столом в своих покоях и перебирала бумаги, ставя на какие-то свою подпись, когда тихие голоса дочерей заставили её поднять глаза. Михримах играла с Фатьмой. Девочки сидели на кровати, скрестив ноги, и тихо разговаривали друг с другом, Сафие не слышала полностью их разговора, но они выглядели сосредоточенными и серьёзными, что-то выстраивая из лежащих перед ними деревянных кубиков. Хюмашах сидела у окна и читала, моментами укачивая маленькую сестрёнку, спящую в колыбели. Сафие улыбнулась. Раздался стук в дверь. — Войди. — Госпожа, — вошедшие в покои Бюльбюль и Джанфеда калфа поклонились. — Королева Елизавета прислала Вам письмо и подарок. Сафие кивнула, и калфа раскрыла письмо. «Ваше Величество, Сафие Султан, получив от Вас последние новости о Вашем положении, моё сердце наполнилось искренней радостью за Вас. Поздравляю с чудесным событием. С рождением дочери, ещё одной принцессы! Желаю огромного счастья Вашей семье и хочу преподнести вам подарок… В этот момент Бюльбюль, увидев взгляд Сафие, открыл бархатный футляр в своих руках, внутри которого в форме звезды лежали пять массивных золотых колец с прозрачными камнями, которые, отразив свет, сверкнули ярким бликом. «Пусть в Вашем доме живёт любовь, нежность, уважение, взаимопонимание и доверие — символом чего будет Наш подарок, а малышка растёт здоровой и радует Вас каждую минуту. С огромным уважением, королева Англии и Ирландии Елизавета Тюдор». — Матушка, это очень красиво. Замечательный подарок! — сказала Хюмашах, а в это время Сафие рассматривала подарок, проведя по кольцам рукой, и легко улыбнулась. — Хюмашах, Фатьма, Михримах, подойдите ко мне. — Такое кольцо есть только у королевы Англии, и теперь у вас, — Сафие надела каждой кольцо на палец и поцеловала дочерей в лоб. Госпожи восхищённо рассматривали подарок, особенно Михримах, который кольцо было велико, но то что она, как сёстры, вызывало у неё восторг, а затем совершенно растроганные крепко обняли Валиде. — Матушка, Вы у меня самая лучшая! — Хюмашах поцеловала маму. — Я люблю Вас! — И я. — И я, мама. — Я знаю. — Нежная, тёплая улыбка тронула губы Сафие. — Я тоже вас очень люблю, мои девочки, — сказала Сафие, усилив свои объятья. Несколько месяцев спустя. — Ой! — Раздался рядом любимый голос, отчего Мурад слегка подскочил на кровати. — Сафие, что случилось? Как ты себя чувствуешь? — Ничего не случилось. — Сафие осторожно положила руку Мурада себе на живот и улыбнулась. — С нами всё в порядке. — Толкается. — Мурад расцвёл улыбкой и привлёк Сафие к себе, нежно поцеловав. — И снова, — Сафие прервала поцелуй, улыбаясь. — Маленький шехзаде решил помешать папе. — Мурад осторожно погладил живот любимой. — Почему шехзаде? — Сафие продолжала улыбаться. — Может, снова маленькая госпожа? Или ты будешь не рад? — улыбка Сафие наполнилась лукавством. — Ты что, Сафие? Шутишь? Ещё одна маленькая госпожа, похожая на тебя… — Мурад потянулся к губам Сафие. — Это прекрасно. Но я чувствую, что будет шехзаде. Мурад обнял Сафие, а она положила голову ему на плечо. Ей казалось, что они вернулись в прошлое. В дни без горечи, где было не нужно скрывать свои чувства и эмоции, обиду под постоянной маской. Любимый мужчина сейчас обнимал её, она была счастливой мамой и снова ожидала ребёнка, а рядом в украшенной балдахином колыбели сладко спала её маленькая дочь. Сафие чувствовала благодарность и была сейчас счастлива. Непередаваемо, абсолютно счастлива. Ещё два месяца спустя. — Моя мудрая госпожа, я очень счастлив сейчас благодаря тебе, — Мурад, сидя на кровати, одел Сафие на шею великолепное бриллиантовое колье с висящими изумрудами каплевидной огранки и нежно поцеловал любимую в лоб. — Как ты хочешь, чтобы я назвал его? — Мурад ласково смотрел на сына, которого Сафие держала на руках, прижимая к груди так, как будто никогда не хотела отпускать. «Аллах благословил её, Господь милостив… Значит, Яхья». — Яхья. Мурад поднялся, взял сына на руки и стал читать молитву. А Хюмашах всё это время смотрела на родителей и улыбалась. Они были так счастливы сейчас с друг другом, и это в свою очередь наполняло сердце Хюмашах счастьем и невероятной нежностью. — К сожалению, мне пора, — Мурад вернул сына Сафие и вновь поцеловал её. — Хюмашах, — Мурад поцеловал склонившую голову дочь в лоб и направился к выходу. В этот миг двери отворились, и в покои вошла Айлин, приведя Фатьму и Михримах. — Мои принцессы, — Мурад поднял дочерей на руки и закружил их по комнате, а потом усадил на кровать, под раздающийся в покоях смех. — Но мне действительно пора, — поцеловав младших дочерей и потрепав их по волосам, Мурад поднялся и вышел из покоев. — Поздравляю Вас, госпожа. — Спасибо, Айлин. Хочешь поддержать, Хюмашах? — обратилась Сафие к дочери, которая тепло смотрела на пришедших сестрёнок. — Конечно, Валиде. Сафие передала новорождённого сына старшей дочери. И, наблюдая за ними, почувствовала, как её сердце наполняется теплом, а её словно обволакивает солнечным светом, который как будто сейчас излучала Хюмашах, с нежностью смотря на маленького брата. Хюмашах с тёплой улыбкой подошла к сестрёнкам и осторожно присела перед ними, показывая им братика. И Сафие вынуждена была признать, что безусловно она любила всех своих детей, они все были бесценны для неё, но Хюмашах и Яхья всегда и навсегда будут занимать особенное место в её сердце. Прошло семь месяцев. Хюмашах Султан сидела на тахте у окна в своих покоях и читала, когда раздался стук в дверь. — Да. — Сказала Хюмашах, не поднимая глаз от книги. — Госпожа, — взволнованная Джанфеда калфа ворвалась в покои. — Что случилось, Джанфеда? — Хюмашах напряжённо посмотрела на калфу. — Госпожа, только что пришла новость, в вакфе Сафие Султан произошёл взрыв. — Что?! — Хюмашах почувствовала, как её сердце пропустило удар. — Матушка… Матушка… Она в порядке?! — Я не знаю, госпожа. — Сейчас же приготовьте мне карету! — Госпожа, вы поедете туда? — Нет, я буду здесь сидеть! — с сарказмом произнесла Хюмашах и быстро вышла из покоев. Хюмашах медленно, словно в полузабытье брела через руины. Картина была ужасной. Повсюду пыль, разбросанные щепки, обуглившиеся, искореженные камни, треск сгорающего в пламени дерева, ясно уловимый запах гари, дыма… Раненые, убитые… Стоны… Кровь. То и дело Хюмашах останавливалась, чтобы помочь людям, а приехавшие с ней аги доставали пострадавших из-под обломков. — Бюльбюль! Помогите мне! — аги откинули тяжёлую дверь, и Хюмашах вытянула верного слугу из-под обломков. Его рука была вся в крови, и пока Хюмашах перевязывала его рану, Бюльбюль открыл глаза. — Госпожа, — ага попытался привстать, но тут же скривился от боли. — Тише, Бюльбюль, тише. Всё хорошо. — Что вы здесь делаете, госпожа? — Как что? Помогаю тебе. Бюльбюль посмотрел вокруг, видя как аги, слуги помогают раненым, обрабатывают раны, наносят лекарства, перевязывают. — Бюльбюль, — окликнули его Хюмашах. — Где матушка? Скажи мне, где матушка?! — Я не знаю, госпожа… — Бюльбюль нахмурился, вспоминая. — Всё произошло так внезапно… Пол поднялся, как будто началось землетрясение, факелы погасли, а в воздухе стал явно ощутим невыносимый запах пороха… Дальше я уже ничего не помню. — Мама внутри? Бюльбюль кивнул, и Хюмашах не став больше ничего слушать, кинулась в здание. Внутри было шумно, а несчастных людей было ещё больше. — Тихо! — донесся до Хюмашах родной и уверенный голос. И, пойдя в его сторону, дочь увидела Валиде и выдохнула. Она боялась найти маму израненную, но она была в порядке. — Матушка! — Хюмашах порывисто обняла Валиде, осматривая её. — Вы не ранены? — Хюмашах… Что ты здесь делаешь? — Как только я услышала, что случилось, не смогла сидеть во дворце, матушка. Я очень испугалась. — Хюмашах снова прижалась к матери. — Тише, моё сокровище, тише, со мной всё хорошо. Находясь в объятьях матери и наполняясь спокойствием, Хюмашах внезапно осознала, что весь шум стих, осмотревшись, она поняла, что все люди смотрят на них. Нет, на её маму с надеждой. Они чувствовали силу, силу, которой хотелось повиноваться и следовать за ней. — Похороните мертвых, помогите раненым! — Отдала приказ Сафие, и суета, паника тут же прекратилась. И все, кто мог, стали помогать друг другу. Вместе с мамой Хюмашах помогала старой женщине с серьёзной раной на бедре. Она потеряла много крови и выглядела очень слабой. — Слушай меня, Хюмашах. В ране тебе нужно найти сосуд и зажать его, чтобы остановить кровотечение. После, как кровь остановится, держи руки в таком же положении некоторое время, после я перевяжу рану. — Хорошо, матушка, — решительно сказала Хюмашах. Закончив, Сафие отошла, а Хюмашах ещё на некоторое время осталась с бабушкой, которая медленно приходила в себя. Очнувшись, она застонала от боли и подняла слезящиеся глаза на склонившуюся перед ней Хюмашах. — Как вы себя чувствуйте, Вы слышите меня? — Спросила Хюмашах. Потрескавшиеся губы шевельнулись. — Спасибо… Если будет угодно Всевышнему, теперь рана затянется. Только голова кружится, и озноб… — Вы потеряли много крови, скоро Вам станет легче. Сейчас Вас отвезут к лекарю. В этот момент солнечные лучи заходящего солнца упали на Хюмашах, осветив её, и бабушка улыбнулась, указав на сердце госпожи. — Вы — свет, совсем, как солнце… Подошедшие аги бережно подняли бабушку на руки и погрузили на телегу… Хюмашах посмотрела вокруг, матушка помогала, распоряжалась, отдавала приказы… И дочь очень ей гордилась сейчас. Руины ещё дымились, и Хюмашах, поднявшись с колена, медленно идя, продолжала осматривать их, вдруг кому-то ещё можно помочь. Откинув несколько обломков, Хюмашах увидела и взяла на руки маленькую девочку, годика три, не больше, которая доверительно и спокойно смотрела на неё, что так контрастировало с окружающей трагедией. А рядом, чуть в стороне, лежала молодая женщина, наверное мама малышки, её голова была чем-то разбита. Хюмашах быстро прижала малышку к себе и отвернулась, чтобы она не увидела маму. И тотчас к Хюмашах подбежала заплаканная старушка, подхватывая малышку на руки и шепча слова благодарности. — Госпожа, спасибо, спасибо Вам за внучку. Да хранит Вас Аллах, Вы сейчас вернули мне смысл жизни, я никогда не забуду вашей доброты! — Спасибо, я рада, что смогла помочь Вам. Вечером Хюмашах была в своих покоях и лежала на кровати, обнимая сестрёнок. — Хюмашах, ты сегодня, как героиня, спасла людей, помогала им. — Сказала Фатьма. — Я… Нет, мы с Михримах тобой гордимся. Хюмашах улыбнулась и обняла сестрёнок сильнее. — Настоящая героиня — наша мама, вы бы видели, как все её беспрекословно слушались… Без неё мы бы не справилась, — сказала Хюмашах с восхищением. — Надеюсь, когда-нибудь я смогу так же. — Но ты уже можешь, Хюмашах. Ты и матушка очень похожи, возможно, ты не замечаешь, но если наблюдать за вами, моментами, в жестах, мимике вы словно отражение, Михримах не даст соврать. — Правда? — Хюмашах посмотрела на сестру. Михримах кивнула. И Хюмашах тепло улыбаясь, поцеловала сестёр. Тем временем в покоях Сафие Султан. Уставшая Сафие сидела на кровати и думала, как сплелась судьба, недавно она утешала Мурада, говоря после пожара, как они справятся, а сегодня уже он был рядом, обнимал и шептал эти слова, говоря, как обязательно восстановит вакф. И как всем нуждающимся будет оказана помощь. — Госпожа… Госпожа, — пришедший Бюльбюль отвлёк Сафие из своих мыслей. — Как твоя рука, Бюльбюль? — Всё в порядке, госпожа. Заживёт. Сегодня был такой ужасный день. Слава Аллаху, вы не оказались на месте взрыва. — С чувством сказал Бюльбюль. — Да… Да, не оказалась… *** Несколько часов назад. — Госпожа, — вошедшая в покои Джанфеда калфа поклонилась. — К Вам Назпервер Султан. — Пусть войдёт. — Госпожа, спасибо, что приняли меня, мне нужно с Вами поговорить. — Что-то случилось? Вы так взволнованы? — Госпожа, Вас хотят убить. — Что? — Я слышала некоторые разговоры. Думаю, они что-то планируют в вашем вакфе. — Шахихубан султан? Назпервер опустила глаза. — Я не знаю всех деталей, госпожа. Но будьте осторожны. — Зачем Вы мне всё это рассказали? — Госпожа… — Неожиданно Назпервер упала на колени и сжала Сафие руку. — Я клянусь, что буду Вам верна и никогда не нарушу своего слова, только прошу, защитите моих сыновей. Когда придёт время, защитите их. — Назпервер султан… Встаньте. Госпожа поднялась, смахивая слёзы. — Не нужно ничего говорить сейчас, госпожа. Но если то, о чём я прошу, не получится у Вас, это не получится ни у кого, я понимаю это, поэтому не верю Шахихубан, да и смысла для меня в этом никакого нет. С вашего позволения. Госпожа поклонилась и вышла из покоев, а Сафие посмотрела на колыбель, где спал маленький Яхья, и тяжёло сглотнула. *** — Чудо спасло Вас, госпожа. Если бы вы не задержались на втором этаже, спустились вниз, то… Всевышний уберёг Вас, госпожа! — Да, практически… Но сколько людей пострадало не за что… Просто потому, что в момент оказались рядом со мной… — Сафие покачала головой. — Кем надо быть, чтобы решиться на подобное? Я могла ожидать покушения, усилила охрану, была готова подпустить врагов близко, чтобы поймать на месте, но не того, что случилось… Если бы знала, я бы не стала так рисковать ни собой, ни невиновными людьми. — Конечно, это горе невозможно исправить, госпожа, но сегодня Вы помогли кому могли. Пусть это станет утешением и для людей, и для Вас, госпожа. Сафие благодарно посмотрела на Бюльбюля и легко улыбнулась, а после сказала. — Оставь меня, Бюльбюль. Я очень устала. — Конечно, госпожа. Спокойной Вам ночи.