Воспоминания

Бюльбюль осторожно вошёл в спальню покоев Сафие Султан, держа в руках поднос. Хюмашах Султан, сидящая неподвижно в кресле с закрытыми глазами, привычно за последние дни никак не среагировала, но Бюльбюль знал, что госпожа не спит. Она не спала, максимум дремала, как сейчас, и практически не уходила из спальни, не отходила от этого кресла, от постели Сафие Султан все эти дни, прошедшие с момента, как Сафие Султан потеряла сознание. В абсолютной тишине, в тусклом свете факелов госпожа все эти долгие дни, ночи напряжённо ждала, готовая среагировать на любое, даже малейшее движение со стороны матери. Хюмашах Султан всегда была заботливой дочерью, но то, как сейчас она оберегала Валиде, Бюльбюль не мог даже описать. Аге всё время казалось, что если бы было возможно, то госпожа не подпустила бы к матери никого, настолько она сейчас боялась и видела врагов в каждом. Каждый раз когда приходили лекари, ага видел, с какой силой госпожа сжимала подлокотники кресла, как её дыхание учащалось, и как взгляд неотрывно ловил каждое движение лекарей. Сколько можно выдержать этого напряжения? Задавал себе вопрос Бюльбюль, искренне переживая за обеих госпожей и моля Всевышнего, чтобы Сафие Султан как можно скорее очнулась, ибо долго так продолжаться не могло, но чтобы он не говорил, Хюмашах Султан отказывалась его слушать. Тем не менее он каждый раз пытался. Так размышляя, ага поставил поднос на стол, забирая другой, не тронутый. — Госпожа, вы снова ничего не съели… — Голос Бюльбюля прозвучал неуверенно. — У меня нет аппетита, — Хюмашах открыла глаза и потянулась за чашкой дымящегося крепкого кофе, сделав несколько глотков. — Госпожа… Так нельзя… Вы не спите, не едите, пьёте один кофе и воду… — Уйди и оставь меня. — Вы можете заболеть, госпожа… А Вы нужны Сафие Султан. — Я здорова, Бюльбюль, не стоит за меня волноваться. — Госпожа… — Если я захочу что-нибудь, я позову тебя! Опустив голову, Бюльбюль поклонился и вышел из покоев. Оставшись одна, Хюмашах поставила чашку на столик и посмотрела на маму, затем поднялась и, подойдя к кровати, осторожно присела на постель. — Мама, мамочка, — Хюмашах нежно сжала руку Валиде и поцеловала её. Каждый раз когда Хюмашах звала маму, в ней вспыхивала надежда, что вот сейчас, сейчас она откроет глаза… Но Валиде по-прежнему была без сознания, и надежда дочери угасала. Хюмашах вздохнула. — Я соскучилась, матушка, очень… Уже столько дней я не могу поговорить с Вами… Вы так близко… И в то же время где-то не здесь… Вернитесь ко мне, матушка, вы нужны мне… Вы — моя надежда, сила и опора. Прошу, не оставляйте меня одну… — Хюмашах наклонилась и поцеловала Валиде в щёку. — Вы — всё, что у меня осталось… — Совсем тихо сказала Хюмашах и сглотнула. — Я всё потеряла, Валиде, и если, не дай Аллах, потеряю и Вас… Я окончательно потеряю себя… Внезапно Сафие начала задыхаться… — Валиде… — Хюмашах охватила паника. — Лекаря! Быстрее! Сейчас же! — прокричала госпожа, из-за всех сил сжав руку матери. — Не смейте, Валиде! Не смейте! Я не разрешаю Вам! Наконец в спальню ворвались Бюльбюль и седовласый лекарь, и последний склонился над кроватью Сафие Султан. — Что с ней?! Что?! — Госпожа, выйдите. — Она умирает?! — Госпожа, прошу. — Я никуда не пойду, пока ты не ответишь мне на вопрос! — Госпожа, состояние Сафие Султан резко ухудшилось… — Нет! Ты должен её спасти! Ты слышишь меня, ты должен её спасти! — Госпожа, я постараюсь… Я сделаю всё возможное, но прошу Вас, выйдите. Хюмашах с большим трудом разжала руку Валиде, словно боясь, что если отпустит её, то больше маму никто здесь не удержит. И отошла от кровати, но не вышла из покоев. — Я не уйду отсюда. Никто меня не заставит! Следующие несколько минут Хюмашах напряженно наблюдала за работой лекарей и, не отрываясь, смотрела на Валиде, как судорожно поднимается её грудная клетка: «О, Аллах, пожалуйста, спаси её! Умоляю! Не дай мне увидеть смерть матушки! Я не смогу… Не смогу… Матушка, не оставляйте меня… Прошу… У меня нет больше сил!». Хюмашах опустила голову и закрыла глаза, сдерживая слёзы. У неё было полное ощущение, что она сейчас упадёт, так отчаянно билось её сердце, но ведь нельзя. Нельзя! Сжав кулак и сделав над собой усилие, Хюмашах подняла глаза и снова посмотрела на Валиде. И поняла, что её дыхание успокоилось. Госпожа перевела взгляд на лекаря. — Всё хорошо, госпожа, не волнуйтесь, прямо сейчас Сафие Султан ничего не угрожает. Её пульс снова стабилен, а дыхание выровнялось. Хюмашах закрыла глаза, облегченно выдохнула, и подошла к кровати, дрожащей рукой проводя по волосам Валиде. — Благодарю тебя, Аллах! — Тихо прошептала госпожа и выпрямилась, развернувшись к старому лекарю. — Почему матушке стало хуже? Вы что-то сделали?! — Госпожа, что Вы… — Ваши лекарства не помогают… — тихо сказала Хюмашах, чувствуя дрожь и стараясь из-за всех сил устоять на ногах, удерживая взгляд на лекаре. — Госпожа… Состояние Сафие Султан изначально было очень тяжёлым, и на него может повлиять многое… Возможно, даже то, что она видит сейчас… И о чём мы не знаем, но уверяю Вас, со своей стороны мы делаем всё возможное, чтобы госпожа поправилась. — Вы даёте слово, что не вредите ей? — Госпожа, что Вы, разве такое возможно? — Возможно, медленный яд по приказу Кёсем Султан?! — Госпожа, я уверяю Вас, даю слово, что это невозможно. Я — лекарь, а не убийца. — Хорошо. Можешь идти. Надеюсь, ты не врёшь мне и никогда не забудешь свои слова, иначе… Если я об этом узнаю… Я уничтожу вас всех! А сейчас уйдите. — Госпожа, — обратился к Хюмашах Бюльбюль, когда они остались одни, видя как она, пошатываясь, направилась к креслу. — Вам плохо? В этот момент Хюмашах буквально рухнула в кресло, и Бюльбюль тут же кинулся к ней, взяв за руку. — Госпожа… — Всё нормально, — Хюмашах вырвала свою руку и дотронулась другой до своего сердца. — Немного голова закружилась, я перенервничала и устала… Оставь меня с матушкой… Иди, Бюльбюль, иди… Всё в порядке. — Сказала Хюмашах с раздражением. В голосе была неприкрытая усталость — Я хочу остаться с матушкой. Ага вышел, Хюмашах бросила взгляд на маму и закрыла глаза. Несколько минут госпожа словно собирала себя, успокаивая сердце, которое продолжало биться, как сумасшедшее. Затем открыла глаза и тяжело поднялась, возвращаясь к кровати матери, снова осторожно сев на неё. Дочь нежно дотронулась до руки матери и легко улыбнулась, вспоминая ту первую встречу их здесь после темницы. — Вы были наконец-то без цепей и как всегда красивы, улыбались мне, а я смотрела на Вас и была так счастлива. — Хюмашах сжала руку Валиде. — Подошла и поцеловала вашу руку. Один из самых счастливых наших вечеров, если не самый, по которым я так скучала… И не было тогда никого, кто мог бы нам помешать. — Матушка… — сердце Хюмашах продолжало болезненно ныть, но она не обращала на это внимания. — У нас должно быть ещё много таких вечеров. Я не могу, я не готова отпустить Вас… Это не должно было быть вот так… — Хюмашах опустила голову, сдерживая слёзы. — О, Аллах, как я виновата… Но ещё совершенно не время, матушка. Пожалуйста, прошу, не уходите… Я нуждаюсь в Вас! Я не могу, не могу Вас потерять, я так испугалась сегодня! Не пугайте меня больше! Я не смогу это выдержать! Вы ведь справитесь, матушка, да? Я знаю, что справитесь… Хюмашах продолжала сжимать руку Валиде, и тут её взгляд упал на кольцо, в котором, как она знала, был яд. Ей никогда не нравилось, что мама носит его… Стала носить после смерти отца, но Валиде была непреклонна, и оставалось смириться, пообещав себе стать такой защитой, чтобы эта страшная вещь всегда оставалась закрытой. Хюмашах сняла кольцо и дрожащей рукой открыла его. Оно было пустым. Хюмашах почувствовала, как её сердце снова сжалось, она скривилась от боли и виновато опустила голову. — Вы действительно хотели уйти, матушка, но не сделали этого… — Хюмашах посмотрела на Валиде. — Спасибо… Это кольцо… Оно не должно было вам понадобиться, я должна была сделать всё для этого… Но… Я никогда не думала, что мне не хватит сил, Валиде… — Хюмашах смахнула слёзы. — Простите… Простите… Я выброшу его сейчас. Я больше не хочу видеть его на Вас. Мне и так слишком тяжело и страшно потерять Вас… Мама… Дыхание Валиде было вновь спокойным, и это успокаивало дочь, она осторожно легла и беззащитно прижалась к матери, закрыв глаза. — Люблю Вас, матушка, очень люблю… И жду… Что же вы такого видите, что… — Прошептала Хюмашах, проваливаясь в тяжёлый сон. Усталость и моральная измотанность всё-таки давали о себе знать…