По разные стороны стены

      Киллиан сидел за своим рабочим столом в темноте, бессильно уронив голову на руки. В доме напротив уже зажглись окна, было видно, как семьи садятся ужинать. Время от времени по тихой улице проезжала машина, где-то далеко слышались ломающиеся молодые голоса: группа подростков громко обсуждала свои, без сомнения, очень важные дела.       Он не мог заставить себя подняться, лишь дергался от каждого звука. Уже пару дней как он не мог нормально есть, не мог уснуть. Стоило ему закрыть глаза, как он видел перед собой младшего брата, бледного, испуганного и дрожащего. Вот Донала хватают грубые руки, зажимая его ладонь, будто тисками, блеск огромного ножа и кровь. Жестоким людям наплевать на слезы и боль ребенка, главное - это их цель, а не средства, которыми были Киллиан и его брат. На телефон приходили сообщения, но Киллиан не мог заставить себя ответить.       Когда он обнаружил страшную посылку, его буквально начало трясти. Попытка, принести поменьше вреда с треском провалилась. Киллиан не боялся ни смерти, ни пыток или издевательств — пока служил, насмотрелся всякого. Если бы речь шла только о нем, он бы и бровью не повел.       Но у них Донал, его маленький братишка, которому едва исполнилось пятнадцать. И они пообещали в следующий раз прислать всю руку, если Киллиан подведет. Мальчик, который еще и не жил. Наивный, легко увлекающийся, купившийся на красивые слова о геройстве и патриотизме! Как, должно быть, ему сейчас страшно. А старший брат, тот, кто должен защищать его, ничего не может сделать. Киллиан подвел Донала, подвел всю свою семью.       Проклятие! Гореть ему в аду, вместе с прочими убийцами. Искалечил своего брата и ту девушку, случайно проходившую по улице. А сколько жертв еще будет?       После возвращения из армии он обещал себе, что больше ни один человек не умрет по его вине. Киллиан вступил в Иностранный легион от безысходности: после смерти отца денег ни на что не хватало. Они чуть было не оказались на улице, мама выбивалась из сил, занимаясь после школы репетиторством, а вечером мыла полы или до полуночи сидела за кассой круглосуточного магазина.       Киллиан тогда начал подрабатывать, как мог, но много ли возможностей у семнадцатилетнего мальчишки? Можно было наняться на ферму стричь овец или, поближе к побережью, на фабрику, потрошить рыбу, но этого было слишком мало. Кто-то из знакомых постарше посоветовал О`Рейли пойти в армию по контракту, но тот отбросил эту мысль сразу. Защищать британские интересы Киллиан не собирался, даже если будет умирать с голоду. Тем более что эта возможность была закрыта для него до двадцати лет. Случайный поиск в гугле натолкнул его на идею получше.       Едва дождавшись восемнадцатилетия, юноша претворил ее в жизнь. Сбежать из дома под предлогом поездки с друзьями, проехать по Евротуннелю во Францию и добраться до Парижа оказалось проще, чем он думал. А уж там, в офисе Легиона, восемнадцатилетнему парню уже не нужно было разрешение родителей, чтобы поставить подпись. Лишь пройти вступительные испытания, которые он с честью выдержал.       С тех пор он видел много смертей. Некоторые из них, пусть и не напрямую, были на его совести. О`Рейли много раз было и страшно, и муторно, и хотелось все бросить. Но у него — семья, и он терпел ради них. Кровавые деньги, кровавая работа… Вернувшись домой, он обещал себе — никогда больше.       Однако, черт его дернул разговориться с давними знакомыми, которые откуда-то знали о его «подвигах». И он вновь попал в ту же жуткую мясорубку, что и раньше. Даже хуже: теперь могли пострадать самые любимые и близкие люди.       Он отнял ладони от лица, с удивлением поняв, что они мокрые. Руки все еще подрагивали, Киллан несколько раз сжал и разжал кулаки, прогоняя дрожь. «Господи, что мне делать?!», металась мысль в пустой голове. Он в ловушке и убежать не удастся. Пока что никто не погиб, но это обязательно случится по его вине. Безумно хотелось исповедоваться, хотя Киллиан и понимал, что такой страшный грех ему не сможет отпустить никто и никогда.       В голову полезли мысли об отце О’Ниле. Может быть, тот не стал бы судить так строго, ведь у него не было выбора… его брат, его семья! Киллиан едва подавил желание снова расплакаться. Он уже давненько не ходил в свою церковь, боясь тех желаний, что вызывает в нем священник. Не может же он заявиться вот так, почти ночью? Но ему было необходимо поговорить с кем-нибудь… кем-нибудь добрым, честным и чистым, таким, как отец О’Нил. Киллиан схватил кепи, куртку и бросился вон из мастерской. До церкви он буквально добежал.       Двери не были заперты, а внутри царили тишина и спокойствие. Мерцали свечи, пахло ладаном и воском, а у алтаря стоял и сам отец О’Нил. Прекрасный, как ангел Господень. Тёмные ресницы отбрасывали причудливые тени на его высокие скулы, а губы что-то шептали. Киллиан подумал, что при всей его ангельской внешности, губы отца О’Нила были самим соблазном во плоти. Поймав себя на грязных мыслях, он в ужасе кинулся обратно к дверям, когда священник его увидел и окликнул.       — Простите, отче, я… я не знаю, зачем я тут, уже поздно и… простите.       — Подожди!       Эйдана не на шутку обеспокоил вид Киллиана. Отчаяние, страх и безнадёжность так и читались на его лице. Он бросился следом и развернул О`Рейли к себе за плечо. Эйдан помнил, что Киллиану нежелательны чужие прикосновения, но устоять не смог — положил руки ему на плечи, удерживая, даже не рассчитал силы от волнения. В этот момент он хотел лишь успокоить и помочь.       — Что случилось? Киллиан, на тебе лица нет! Что-то с родными? Не важно, поздно или нет, чем я могу тебе помочь?       Киллиан слегка поморщился и удивленно посмотрел на священника. Хватка у того была поистине железной. Дальнейшие расспросы лишь заставили его в отчаянии прикрыть глаза и опустить голову.        — Исповедальня… могу я поговорить с вами там? Мне нужна тайна исповеди.       — Конечно.       Эйдан повёл его за собой, все так же придерживая за плечо. Оно ощущалось твердым даже через куртку, и он машинально облизал губы, представив, какое зрелище открылось бы его глазам, разденься Киллиан до пояса. Наверняка подтянутый и стройный, а впрочем, сейчас не время фантазировать. Случилось что-то серьезное, и только об этом и надо думать. Фокстейл, будто лис, учуявший добычу, принял стойку и стал ждать. Интуиция подсказывала ему, что Киллиан причастен к взрыву и сегодня он явно узнает что-то очень интересное, главное не давить.       В темноте за перегородкой какое-то время было тихо.       — Что бы это ни было, Бог милосерден, — тихо приободрил Эйдан Киллиана. Тот прислонился лбом к стене кабинки и горько усмехнулся:       — Не настолько милосерден.       Он молчал почти пять минут, но отец О`Нил и не торопил.       Отчаяние захватило Киллиана полностью. Он знал, что эта бомба не последняя. Скоро его заставят сделать еще одну, гораздо мощнее, она взорвется и погибнут люди. А может, даже дети.       Глаза защипало. Он зажмурился, сдерживая слезы.       Если бы только Донал держался подальше от всего этого. Если бы Киллиан тогда был рядом…        — У меня не получилось отговорить брата от страшного поступка, — голос охрип и звучал глухо. — И теперь мы все в смертельной ловушке. Мне нет прощения.       — Его милосердие безгранично. Больше, чем мы можем себе представить, — поддержал его Эйдан. Его не на шутку испугала эта почти истерика у обычного спокойного Киллиана. Очень захотелось вытащить его из тёмной кабинки, обнять и уверить, что все обойдётся. Да только этим он напугает парня ещё сильнее.       — Твой брат совершил что-то ужасное, — осторожно предположил он. — Я понимаю, ты привык отвечать за него. Но не в твоих силах влезть в его голову. За свои грехи он несёт ответственность сам, это — между ним и Господом. Ты можешь поддержать брата, но не кори себя.       Эйдан задумался. Эти отрывочные слова были похожи на пазл с потерянными частями и не желали складываться в цельную картину. Какие вообще у Киллиана сиблинги? Он припомнил погодков Томаса и Патрика, сестру Энн, которой на вид можно было дать лет двадцать пять, и самого младшего, десятилетнего Рори. Кто же из них сделал нечто, угрожающее всей семье?       Ах да, там же ещё имелся Донал, которого отправили в частную школу. Соседи ещё удивлялись, на какие шиши. Этому должно быть лет пятнадцать, несколько приводов за мелкое хулиганство и вандализм. Но согласно запросу Эйдана, ни в одну школу подобного типа в Ирландии и Северной Ирландии Донал О`Рейли не поступал. Сбежал из дома и присоединился к террористам? Возможно, подозрительные материалы в мастерской Киллиана принадлежат ему? Не на его ли совести недавний взрыв? То, что Доналу всего пятнадцать, Фокстейла не смутило: во время последних стычек двух противоборствующих группировок у «стены мира» в Белфасте возраст задержанных полицией колебался от двадцати пяти до тринадцати. Печально, но факт: дети здесь быстро переставали быть детьми. Так было во времена детства Эйдана, и так было сейчас. Пожалуй, стоит запросить личное дело парня, подозрительно.       Из-за перегородки слышалось тяжёлое дыхание, будто Киллиан изо всех сил сдерживает рыдания.        — Или это не брат? — как можно мягче промолвил Эйдан. — Киллиан, что ты сделал? Тебе станет легче, если ты поделишься со мной. Не как со священником, а как с другом. Эйдан поймал себя на мысли, что стал называть его по имени. Кил-ли-ан… оно ощущалось так мягко и сладко-тягуче. Это имя просто создано, чтобы еле слышно выстанывать его на выдохе.       Киллиан сидел с закрытыми глазами и пытался успокоиться. Слова отца О`Нила не помогали, да и как тут поможешь? Его бомба уже покалечила ту девочку, из-за него пострадал Донал. Следующая бомба вскоре взорвется и убьет кучу людей.       Признаться? А имеет ли он право рисковать жизнью своей семьи? Своего пятнадцатилетнего брата? Но ведь существует тайна исповеди и священник обязан ее соблюдать. Может быть, после признания ему станет хоть чуточку легче и он даже сможет уснуть хотя бы на пять минут?       — Я будто волк, попавший в капкан и надо бы отгрызть себе лапу, чтобы выбраться. Но я не могу… — голос Киллиана сошел на шепот, речь стала путанной и он сомневался, что священник его поймет. — Я так виноват, отец О`Нил. Пусть не напрямую, но я вынужден причинять людям вред и за это я буду гореть в аду. Я отродье дьявола, отче, я — убийца! Таким, как я, божье прощение не светит, хотя как же мне оно необходимо, — его дыхание участилось, убыстрившийся пульс отдавался во всем теле. — Мой брат — всего лишь ребенок, мальчишка. А влип так, что мне безумно страшно за него.       Киллиан поежился, вспомнив о пальце, который он закопал у себя во дворе.        — Если я не сделаю, что им нужно, они убьют его… убьют нас всех… — О’Рейли судорожно задышал. — Нет выбора, нет права отказаться! Я тянул, тянул как мог, но мне пришлось… я убийца… или скоро им стану. Я очень виноват, но какой у меня выбор?! На кону моя семья, — последние слова вырвались хриплым криком.       Киллиан изо всех сил закусил губы и почувствовал соленую кровь во рту. Эта боль отрезвила.       — Простите, отец О‘Нил. Вы не можете мне помочь. Никто не сможет.       Он вылетел из исповедальни и из церкви, будто все демоны ада гнались за ним. Хотя самым страшным демоном был он сам.       Эйдан ничего не успел сделать. В ярости он ударил кулаком по колену. Ингредиенты для взрывного устройства, пропавший мальчишка, доведённый до отчаяния Киллиан — теперь все приобрело страшный смысл.       Он бросился к себе, в пристройку, прилепившуюся к церкви, на ходу набирая номер. Захлопнув дверь, только собирался выложить все начальству, как полковник Джонсон заговорил первым:       — Вовремя ты позвонил, Фокстейл. Знаешь, кем оказался твой подозреваемый? Присядь, если стоишь — подрывником!       Эйдану ничего не оставалось, как послушаться. Он грязно выругался и присел на кровать, заправленную, как по линейке, ровно — сказалась его армейская привычка. Чем дольше он слушал, тем мрачнее становилось у него на душе.       — Пришлось выяснять по своим каналам и воспользоваться старыми знакомствами, — лился из телефона голос полковника. — Поступив в Иностранный легион, новобранец приобретает новое имя, а они неохотно делятся информацией. Но это точно тот парень. Однако, храбрый малый, решиться на такое!       Фокстейл коротко хмыкнул и продолжил слушать. Вот и раскрыт секрет таинственного отсутствия Киллиана и крупных сумм денег, что тот высылал своей большой семье. Действительно, чтобы додуматься до подобного, надо быть очень смелым или доведенным до полного отчаяния. Киллиан помогал родным под угрозой собственной жизни. Эйдан сомневался, что сам смог бы сделать подобное для своей семьи. Самопожертвование Киллиана сделало его еще привлекательнее в его глазах.       Полковник, тем временем, коротко рассказал, где именно Киллиану довелось побывать. А также, что начальство быстро заметило, как в руках новобранца оживает самый безнадежный механизм, и решило обучить его полезной для их цели профессии.       Последняя часть пазла соединилась с остальными. Эйдан выложил все, что услышал от Киллиана. Сошлись на том, что проводить обыск и тем более задерживать О`Рейли нельзя. У него есть контакт с той самой террористической группой, которую они так долго и безнадежно пытаются обезвредить. А значит, лучший выход: оставить на свободе и втереться в доверие, а затем и завербовать.       — Делай, что хочешь, Фокстейл, но он должен заговорить. И сдать тех, кто заказал ему бомбу, — с этими словами полковник Джонсон закончил разговор. *** Эйдан надеялся, что после исповеди Киллиан вернется в их церковь и подобраться к нему поближе будет легче. Но все получилось с точностью до наоборот. Лже-священник устал каждый день напрасно высматривать высокого широкоплечего красавчика среди паствы. Каждый раз надеялся, что уж сегодня тот точно придет, но О`Рейли и след простыл. Неделю Эйдан провел в ожидании. Нет, ну это никуда не годится! У них не так много времени! Казалось, дело на мази после исповеди, но теперь он оказался ещё дальше от цели, чем в начале. Идея, как стать ближе к объекту, может и была банальна, но достаточно перспективна. Однако, коллеги Фокстейла ее не оценили.        — Мне плевать, как это выглядит! — чуть ли не орал он в трубку. — Я должен сблизиться с О’Рейли, он ключ ко всему! И если для этого надо сыграть спектакль — в чем, черт побери, проблема?!!! В конце концов, добро дали. И пожалуй, их спектакль был хорош. И правдоподобен — столкновения банд случались часто, а уж напасть на представителя другой конфессии — самое милое дело. Единственное, о чем Эйдан просил от души веселящихся сослуживцев — по возможности не трогать лицо. Синяк на скуле он переживёт, а что-то более экстремальное лучше не надо. Они подняли много шума. Дело было так: ни в чем не повинный отец О’Нил вышел прогуляться и Бог послал ему компанию шпаны. Которые, уверившись, что взять с него нечего, начали издеваться над ним, пытаясь заставить снять сутану — она действовала верным подданным королевы на нервы. И вообще, все беды от католических священников, именно из-за них в Ольстере до сих пор взрываются бомбы! Эти святоши подзуживают националистов! Разумеется, Лиам О’Нил отказался и достойно ответил, но от побоев это не спасло. На шум из окон окрестных домов начали выглядывать люди. А Эйдан «вслепую» нашарил у «случайного» дома звонок и надломленным голосом спросил, пока ещё не смотря, кто открыл ему дверь:       — Простите ради Бога, Вы не позвоните в полицию? Мой телефон разбит. Он поднял взгляд и встретился глазами с Киллианом. Тот смотрел изумленно, чуть приоткрыв рот. Лиам был последним, кого Киллиан ожидал увидеть у своего порога, да ещё и в таком виде. Когда субботнее утро встретило его воплями с улицы, он лишь хмыкнул. В его районе стычки банд были не в новинку — буквально через дорогу начиналась протестантская территория. Поэтому он привычно проигнорировал крики, варя кофе. Некстати подумалось, что завтра воскресенье. Отец О’Нил будет читать проповедь и светло улыбаться прихожанам, но Киллиан этого, увы, не увидит. Отец О’Нил. Лиам. Киллиан еле слышно прошептал это имя, будто боялся произнести громко вслух. Словно его за это на месте поразит молния. И так и должно было бы случиться! Одно дело грязное влечение к своему полу, но влечение к священнику — это вообще за гранью добра и зла. Киллиан точно сатанинское отродье. Звонок в дверь его маленького дюплекса застал врасплох. Нахмурившись, Киллиан взял один из своих гаечных ключей и пошел к двери. За ней оказался не кто иной, как отец О’Нил, избитый и в рваной сутане. От души выругавшись, Киллиан впустил его в дом и уже почти побежал вслед наглой шпане, что осмелилась поступить так со служителем церкви, но был остановлен дрожащей рукой и жалобным взглядом голубых глаз. Он засуетился. Поскорее провел нежданного гостя внутрь и усадил на диван, полез за аптечкой. Киллиану стало стыдно, что дома не убрано, но сейчас не было времени об этом переживать. Быстро обрабатывая раны на лице, Киллиан старался не задумываться, к кому прикасается. Кожа на щеке, хоть и чисто выбритой, ощущалась слегка шершавой, и это навевало кучу неприличных мыслей. Вспоминались стыдные жаркие сны и как во сне Киллиан целовал это красивое мужественное лицо. Вдоль твердой линии скулы от виска к ямочке на подбородке, потом коснуться губами губ, сначала легонько, затем смелее, заставляя — нет, прося раскрыться. Интересно, каково это? Не то, чтобы Киллиану было, с чем сравнивать. Когда он подростком осознал, что отличается от других, то попытался было встречаться с девочками. Пару раз даже доходило до главного, но Киллиан с горечью понял, что они его совсем не интересуют. Что его не заводит, держать в своих объятиях хрупкое девичье тело, чувствовать под ладонями все их изгибы и выпуклости. Зато от одной мысли, что можно было бы прикоснуться к кому-то такому же сильному, ощутить, как слегка щекочут ладонь волоски на чужой груди и руках и оцарапаться о щетину при поцелуе, член сразу вставал колом. А с девушками все было как-то не к месту и невпопад. Все равно, что пытаться встроить в винтажную Мини мотор гоночной Феррари последней модели — можно заморочиться ради спортивного интереса, но только зачем? Перед глазами поплыло, когда пришлось приступить к рукам. Широкие запястья, ладонь пересекают выступающие вены, длинные пальцы — Киллиан помнил, сколько силы оказалось в этих прекрасных руках. Он прикасался к ним с трепетом и благоговением, но не мог не думать о том, как во сне эти руки дарили ему запретное удовольствие.       — Есть еще раны, отец О`Нил? Ребра? — тихо спросил Киллиан, стараясь не коситься туда, где разорванная сутана и черная рубашка уже не прикрывала грудь. — Вызвать полицию и скорую?       Полицию О`Рейли предложил из вежливости. Он был более чем уверен, что кто-то из встревоженных криками соседей уже набрал номер Шеймуса. Шеймус — серьезный мужчина за тридцать с военной выправкой, обычно в таких случаях приезжал с парой друзей и улаживал любое дело быстрее и без ненужной волокиты. Хоть на что-то полезное боевое крыло группы «За свободную Ирландию» было способно. Проблему преступности в своей части города жители предпочитали решать сами: даже те, кто не питал теплых чувств к группировке, копов не любили еще больше.       — Полицию — обязательно, пока не пострадал кто-то еще, — согласился Эйдан. — Раны? Не знаю, трудно сказать, — и он непритворно скривился, дотрагиваясь до собственной груди, где наливался серьезных размеров синяк — было действительно больно.       А затем его рука вспугнутой птицей метнулась к горлу. Он испуганно вскинул глаза, и выглядел донельзя растерянным. Как и должен выглядеть человек, полжизни проносивший жёсткий воротничок-колоратку и вдруг лишившийся его, одного из отличительных признаков своего сословия. Для Лиама это должно быть непривычно, неприятно и пугающе, он должен чувствовать себя голым — и именно так Эйдан и выглядел.       — Спасибо за помощь, — он попытался встать, но с мученическим видом снова опустился на диван. — Ещё пять минут, и я буду готов. От Эйдана не укрылось, как Киллиан осторожно прикасается к нему, как старательно не смотрит в глаза и разглядывает украдкой. Неужели сработало? О`Рейли скорбно посмотрел на растерянного потерей облачения отца О’Нила. Тот выглядел таким расстроенным, все время пытался запахнуться и прикрыть шею. Взгляд сам сполз вниз, к ямочке между ключицами, не пропустив по пути ни сантиметра. Киллиан впервые увидел шею Лиама, не скрытую больше воротником, и почувствовал предательское напряжение в паху. Кожа запылала, во рту пересохло, воздуха не хватало. Он изо всех сил пытался не пялиться на красивую сильную шею, бьющуюся под кожей жилку и четкий рисунок ключиц. «Да он покрепче меня будет», подумал Киллиан, мельком заметив между неплотно прилегающими полами рубашки грудь Лиама. Эта мысль наполнила его одновременно восторгом и ужасом. Как он может поддаваться своему грязному влечению в такой момент?! Он тяжело сглотнул и перевел дыхание. Отцу О`Нилу нужны помощь и утешение, и только это. Но О`Рейли не смог сдержаться, он сжал сильные ладони священника в своих и с уверенностью сказал:       — Их настигнет наказание и Божья кара, вот увидите.       Киллиан взглянул в глаза Лиама и пропал. Два небесно-голубых омута будто затягивали его внутрь, карее пятнышко на одном из них выглядело странным, но придавало Лиаму какую-то внеземную прелесть, а ладонь священника гладила его собственную.       Нет! Не может быть! Отец О`Нил просто успокаивает его и себя. Киллиан не мог видеть ожидание в этих глазах! Он отдернул ладони, будто обжегшись.       — Может, чаю? Мой телефон в прихожей, пока вызовите полицию. А потом я отвезу Вас до церкви. «Не торопись», одернул себя Эйдан и медленными шагами направился в прихожую.       — Только если это тебя не затруднит. А то я так свалился тебе на голову, что даже неудобно, — и кратко рассказал предупрежденному коллеге-полицейскому о происшествии.       — Кажется, все в порядке, просто сильный ушиб, — Эйдан провёл ладонью по груди и отметил, что Киллиан проследил взглядом его движение. — Получается, я так себе пастырь, раз не смог их переубедить, — и благодарно улыбнулся, когда тот поставил перед ним большую керамическую кружку. — Спасибо, Киллиан. Большое спасибо. Можно тебя так называть? Мне кажется, «мистер О`Рейли» — это слишком официально после случившегося. Киллиан словно находился в стазисе. Он двигался, говорил, но все это происходило будто бы и не с ним. Лиам здесь, в его доме, сидит в кресле напротив с его любимой чашкой в руках. Когда он услышал свое имя из этих уст, его сердце сладко затрепетало, забилось в диком ритме предвкушения и жажды. Киллиан испугался сам себя. Опять он выдумывает то, чего нет и быть не может. Он откашлялся и произнёс:       — Да, конечно, отец О’Нил, можете называть меня по имени. Эйдан пил крепкий чёрный чай и грел пальцы о кружку, наблюдая за Киллианом. Того явно задело за живое, но наверно, на этом и стоит сегодня остановиться, чтобы не испортить все спешкой. Хотя, может, ещё самую малость?       — Прекрасно! Тогда и я — просто Лиам, если мы не в церкви, — он протянул Киллиану руку. — Так будет справедливо. Где-то глубоко проскочила мысль, что ему бы намного больше понравилось, если бы Киллиан звал его настоящим именем. Лиам был маской, одной из ролей. Но увы, есть вещи, которым не сбыться. И вообще, Эйдан на работе. Соблазнить - не значит соблазниться самому. Он должен сохранять ясность мысли, а не раздевать глазами этого красавца в тесной футболке и домашних штанах. Лиам бы не стал этого делать. Хотя, а почему бы и не совместить приятное с полезным? На такой работе редко увидишь кого-то настолько красивого. С Киллиана можно было лепить статую, все мастера Возрождения передрались бы из-за такого натурщика. Высоченный, широкоплечий, статный, в каждом движении ощущается, какой он крепкий и подтянутый. Сейчас Киллиан явно нервничал: избегал смотреть в глаза и сцепил подрагивающие руки на столе. Его ладони были немного крупнее, чем у Эйдана, и тот чуть было не облизнулся, скользнув взглядом по длинным пальцам и выступающей косточке на запястье. Вспомнилось, как смущающийся Киллиан мял в руках свою кепку, как скользила и сминалась между пальцев серая ткань. Эйдан предвкушал, как эти ладони огладят его плечи, с силой пройдутся по спине, стиснут задницу, и серьезно благодарил Бога за то, что одеяние священника достаточно длинное и широкое, чтобы скрыть эрекцию. Их рукопожатие было коротким. От прикосновения чуть подрагивающих горячих пальцев перехватило дыхание, но на этом пока что надо было остановиться, чтобы не спугнуть. Не трогать слишком откровенно, не пялиться. Вот благодарный взгляд глаза в глаза он может себе позволить. Только бы не утонуть в этих небесно-синих озёрах. Глядя в них, Эйдан думал, что небо по сравнению с этими глазами отвратительно тусклое. Когда отец О`Нил наконец ушел, вежливо отказавшись от предложения проводить, О`Рейли обреченно упал на диван и прикрыл глаза. Он думал, что расстояние ослабит его ненормальное влечение, но как же он ошибся! Киллиан еле сдержался, чтобы не завопить в голос. Голубые глаза Лиама, сильная шея, ловкие пальцы… Лиам… Лиам! Киллиан запретил себе называть так священника при нем, хотя тот и разрешил. Но сейчас, в тишине собственного дома это имя вырвалось горьким воем, полным желания и безнадежности. Лиам! Разве это не самое прекрасное на свете имя? Как и его чистый и чудесный обладатель. Добрый, светлый и конечно же, очень красивый. На следующий день было воскресение и Киллиан решил пойти на службу в свою старую церковь. Конечно же, просто для того, чтобы узнать, как дела у отца О`Нила, его ведь избили. Да-да, только поэтому. Сидя на своем привычном месте в углу, он слушал глубокий красивый голос Лиама, но с трудом улавливал смысл. Киллиан следил за движением его пухлых губ, которые иногда изгибались в ласковой улыбке. Лиам говорил о доброте, милосердии, всепрощении и принятии себя. Он говорил о том, что Господь любит всех своих детей, что каждый человек прекрасен, и при этом смотрел прямо на него. Киллиан хотел и не мог поверить. Не может такого быть, чтобы его скверна была нормальной. Он гулко сглотнул, на душе снова стало горько, как и тогда, когда он впервые в пятнадцать осознал свое неправильное влечение. После службы он уже хотел быстро сбежать, чтобы не травить себе душу прекрасным ликом священника. Однако тот подловил его сам и пригласил к себе на чашку чая — в благодарность за помощь. Отказываться было неудобно, но провести лишнее время в обществе фокуса своей боли и страстного желания было до чертиков страшно.