***
Иногда Киллиану казалось, что он спит и видит прекрасный сон. Или попал в сказку. Появление Лиама в его жизни действовало на него просто волшебным образом, даже несмотря на страх за Донала. Пожалуй, стоило прислушаться к Лиаму насчет полиции. Насколько Киллиан знал, недавно назначенный в их участок капитан был не просто протестантом, но и англичанином по происхождению. Ему-то точно не было резона запятнать себя сговором с террористами-католиками. Да и вряд ли он успел обрасти криминальными связями сразу после назначения. Хотя Киллиан и колебался какое-то время, ведь это слишком походило на братание с врагом. Но он не мог не признать, что особого выбора у него нет. Возможно, если пойти прямо к новому капитану, он поможет и тогда Донал наконец вернется домой. Да и Лиам горячо поддержал его решение. Надежда — это то, чего Киллиан не чувствовал уже давно. Как же это чувство окрыляло! Все еще будет хорошо, он обязательно спасет брата и выведет из-под удара семью, думал Киллиан, взвешивая все «за» и «против». И все благодаря Лиаму. Самому доброму, чудесному, невероятному человеку в этом мире. — Спишь на ходу? — Энни протиснулась мимо Киллиана в тесную ванную комнату и, оттолкнув его бедром, принялась красить ресницы. Выглядела сестра при этом уморительно: то задирала брови, то приоткрывала рот. Ох уж эти женщины, какие же они смешные иногда! — Я думала, ты уже побрился, — младшая сестра покосилась на Киллиана, не прекращая орудовать щеточкой. — Так теплее, — Киллиан с ухмылкой таким же жестом отпихнул ее от небольшого зеркала и придирчиво оглядел свое отражение, одергивая свежепоглаженную рубашку. — Куда-то собралась? — На дежурство, куда же еще. — Пошла бы лучше с нами, ты сто лет не была в церкви! — Милостивый Господь и так заберёт меня в рай из любви к тебе, твоей набожности с лихвой хватит на всю семью. Не успела она договорить, как их обоих вытолкали в прихожую трое галдящих младших братьев. — Мы так никогда не соберемся на службу! — донёсся из кухни обеспокоенный мамин голос. — Мальчики, поживее! Сколько можно чистить зубы?! Нестройный хор мальчишеских голосов ответствовал, прося каждый о своем и жалуясь на других. — Мама, — Киллиан легонько потянул ее за рукав, закрывая за собой кухонную дверь, — ты мне не поможешь? Ничего не получается. Наверно, это глупо, но Киллиан каждый раз перед посещением церкви волновался, как влюбленный подросток. Вот и сейчас, пальцы подрагивали и никак не могли справиться с галстуком. Мама оглядела его, удивленно подняв светлые брови, однако, встала на цыпочки и занялась галстуком сына. — Она тоже придет? — прозвучало как гром средь ясного неба. — Кто? — опешил Киллиан. — Та, ради кого ты уже который раз наряжаешься, как на свадьбу. Я ее знаю? — Я же иду в церковь, вот и хочу выглядеть прилично! — Ты мне зубы-то не заговаривай, я тебя насквозь вижу, — в материнском голосе послышалась легкая насмешка. — Кто она? — Да нет никакой «ее»! — Почему ты не хочешь мне рассказать? Чего боишься? Она разведена? С кучей детей от первого брака? — закончив с галстуком, мама оправила на Киллиане рубашку и оставила руки у сына на плечах, обнимая его. — Или старше тебя? Так это не беда, главное, чтобы человек хороший! — Мама… — Или, может, она из этих? На секунду в родных глазах показалось отторжение, но сразу же пропало. — Хотя нет. Тогда ей нечего делать в нашей церкви. Но даже если так, если она тебе нравится… — Мам, я просто иду на мессу, — Киллиан обеспокоенно вгляделся в ее лицо. — И даже не думаю ни о чем таком. — Ну и зря, давно пора, — мама слегка улыбнулась ему. — Довольно ты нам помогал, пора и о себе подумать. Эта тема всплывала в любом разговоре. Киллиан пожалел, что вчера загостился, поддался усталости и остался ночевать в родительском доме. Мало того, что спал в одной комнате с шумными неугомонными братьями, а его старая кровать стала коротка и не давала распрямить ноги, так теперь ещё и это. О том, что будет, если мама докопается до правды, даже помыслить было страшно. Когда вся семья наконец вышла из дома, сестра вдруг метнулась к Киллиану, схватила под руку и тесно прижалась к его боку. — Сделай лицо посуровее, — сквозь зубы попросила она. — Ты что?! Зачем? — Чтобы от меня отстал один урод, — и кивком указала на незнакомого парня, стоящего посреди тротуара напротив их дома. — Он тебя обидел?! — Киллиан резко развернулся к тому с твердым намерением свернуть ему шею. И судя по тому, как отшатнулся парень, выражение лица у Киллиана стало именно таким, как хотелось его сестре. Вид незнакомца не внушил ему доверия: белобрысый, лицо в синяках и свежий шов на губе, да ещё сине-красное тату сбегает по шее вниз в вырез рубашки. — Еще чего, — Энн быстрыми шагами подошла к белобрысому и встала напротив, уперев руки в бока. — Их целая компания приперлась в гости к Джонсонам из соседнего квартала, родственнички из Лондона. Ходили тут, глазели на нас. Увидели, как наши ребята играют в гэльский футбол, начали их задирать и смеяться. Началась драка и конечно, раненых потом привезли в нашу больницу! И всех ко мне! Ух, как же я разозлилась! И если бы не клятва Гиппократа, я б ему еще добавила вместо того, чтобы зашивать! Так и сказала, им всем в лицо! А то ишь, раскомандовались! Считают, что они везде хозяева! Щеки Энн раскраснелись, русые волосы разметались в беспорядке, голубые глаза горели праведным гневом. Она разволновалась, жестикулировала, наступала на парня, а тот лишь выставлял вперед руки и бормотал извинения. — Третий день меня караулит, слов не понимает, — сестра снова прицепилась к Киллиану под руку и потянула его за собой. — А мне не нужны его извинения! Пусть засунет их себе… ! — Юная леди, следи за своим языком! — вмешалась мама. — А то как бы не пришлось вымыть тебе рот с мылом. Я не посмотрю, что ты уже взрослая! Энн фыркнула и закатила глаза, но промолчала. Пока дочь расстегивала велосипедную цепь и надевала шлем, мама не переставала настаивать, чтобы та хотя бы выслушала своего бывшего пациента. Ведь каждый имеет право изменить свое мнение, признать ошибки и раскаяться. — Кроме протестантов, — девушка с шаловливой улыбкой вскочила за видавший виды велосипед и быстро закрутила педали, так что возмущенный ответ матери и смех братьев ее слуха уже не достиг. Киллиан мельком глянул на белобрысого, который с несчастным видом остался стоять посреди дороги, и на всякий случай сдвинул брови и стиснул челюсти — суровее некуда. Хотя, ему было даже жаль этого хулигана. Энни наверняка от души на него наорала, такое тот долго не забудет. Впрочем, переступив порог церкви, Киллиан забыл о своей сестре. И до конца службы не вспоминал ни о ней, ни о ком-либо другом. Пасха в этом году намечалась ранняя, воскресная проповедь была посвящена ей, но Киллиан при всем желании не смог бы ответить, о чем конкретно шла речь. Он тонул в любимых голубых глазах, наслаждался звучанием глубокого звучного голоса, бережно сохранял в памяти каждый жест, взгляд или улыбку. Только вчера встречались, а он уже соскучился. Но сегодня увидеться никак не получится, слишком много работы скопилось в мастерской из-за того, что он постоянно ее откладывал. Чтобы хоть на полчаса сбежать к своему Лиаму. На губах сама по себе появилась легкая улыбка. Лиам ответил на нее, уголки его губ слегка приподнялись и он задержал взгляд на Киллиане чуть дольше, чем следовало. Карее пятнышко на голубом фоне притягивало взгляд, манило, обещало. Как же жаль, что сегодня ну никак не вырваться! Вдоль позвоночника прошла дрожь и осела в паху сладкой тяжестью, когда пальцы Лиама «невзначай» коснулись его щеки, пока тот вкладывал в рот Киллиана облатку, смоченную в вине. Их взгляды снова на мгновение встретились, и Киллиан увидел в глазах любимого отражение своей тоски и желания. У него перехватило дыхание, к лицу прилила кровь. Он поспешил выйти на свежий воздух вслед за братьями, как только служба подошла к концу. «Еще день потерпеть, только день», мысленно успокаивал себя Киллиан. Всего лишь двадцать четыре часа, и он снова прижмет Лиама к своей груди. … прекрасная проповедь, просто прекрасная. А вы опять вели себя как маленькие дикари! — материнский голос вернул Киллиана в реальность. Братья в ответ заголосили наперебой: — Это он виноват! — Нет, он! — Он первый начал! — А я что, я ничего, это Пэдди передразнивал отца О`Нила! — А Томми шептался с Мэгги Салливан, он влюблен в нее! — А ну-ка стоп! — Киллиан схватил братьев, готовых вцепиться друг в друга, за шивороты, Пэдди в правую, а Томми в левую руку, и от души тряхнул. — Нашли место и время! Тех встряска немного отрезвила, и подростки успокоились. Буквально через минуту младшие братья убежали немного вперед, оживленно обсуждая что-то свое. Киллиан шел рядом с мамой, держа самого младшего, Рори, за руку, и вполуха слушая, как она его отчитывает. С погодой сегодня повезло: прохладно, но очень солнечно и на ясном синем небе ни облачка. Он подставлял лицо солнечным лучам, радуясь такому редкому весной ясному дню. Младший брат еле успевал за широкими шагами Киллиана, то переходил на бег, то прыгал на одной ноге. — …надеюсь, ты все понял? Чтобы больше такого не было! Киллиан прислушался к разговору и его лицо невольно расплылось в улыбке. Рори, оказывается, всю службу исподтишка плевался в какого-то другого мальчишку жеваной бумагой, приспособив для этого корпус шариковой ручки. Конечно, мама была совершенно права, и в церкви такое недопустимо, но черт возьми, это всего лишь дети! Не всем же быть похожими на Киллиана. Душу переполняла одновременно радость и горечь. Мама, Энн, Донал, Пэдди, Томми, Рори — как же он любит их всех, и словами не передать. Они не всегда жили душа в душу, бывало, ссорились по-страшному. Мама с сестрой часто цеплялись друг к другу из-за слишком резкого характера Энн. После мать вздыхала и говорила, что с таким норовом замужем той не бывать, сестра отвечала, что не очень-то и хотелось, они обижались и дулись друг на друга. Младшие тоже время от времени устраивали настоящую войну между собой, более бойкие Патрик и Рори изводили тихоню Томаса, Киллиан только успевал их утихомиривать. Правда, как только бедного парня начинал обижать кто-то чужой, братья единым фронтом давали отпор обидчику. В общем, семья как семья — каждый со своими достоинствами и недостатками. Но любви между ними было в разы больше, чем ссор. Донал был похож на Патрика, такой же горячий и легко увлекающийся. Это его и погубило. Купился на революционно-освободительную романтику. Киллиан тихо вздохнул, стараясь не привлекать внимания родных. Если бы можно было повернуть время вспять! Если бы только он был рядом, ни за что не позволил бы втянуть младшего брата в это дерьмо! Он подавил еще один вздох и заставил себя улыбнуться Рори: мальчик начал пинать валяющийся на земле камушек, как футбольный мяч, и Киллиан вступил в игру. Чтобы он только ни отдал, чтобы Донал сейчас был с ними! Скучал бы на мессе, выводил Киллиана из себя своим разбитым в очередной драке носом, гонял бы вместе с остальными этот чертов камешек. Лиам уговаривал Киллиана обратиться в полицию, и тот пришел к выводу, что придется, так или иначе. Конечно, он очень рисковал. Но оставить все, как есть, тоже было рискованно. Пока что его не трогали, говорили, что готовят что-то крупное, пусть будет наготове. Киллиан воспользовался неожиданной передышкой, чтобы привести мысли в порядок. Он сомневался, что знает достаточно, чтобы полиция захотела спасти его брата. Тут как бы самому не сесть. А кто позаботится о семье, если Киллиана посадят? Вот если бы он мог сдать копам кого-то действительно ценного, главу этой чертовой организации, тогда, пожалуй, полиция и стала бы защищать их всех. Он уже не помнил, откуда ему пришла такая идея. Возможно, после разговора с Лиамом. Рори убежал вперед, теперь с камешком играли уже все трое. Киллиан посмотрел на играющих братьев, кинул быстрый взгляд на маму. Ему вспомнился Лиам, горячее тело, прижатое к его собственному и тихий шепот в полумраке спальни. »… уехать подальше отсюда, где нас никто не знает… и быть вместе. Ведь я тоже тебя люблю». Но как же он уедет? Киллиан не сможет оставить родных, просто не сможет. Даже чтобы быть с Лиамом. Его лицо омрачилось. Значит ли это, что он недостаточно любит его? Лиам-то ведь готов бросить все ради Киллиана. Уехать, быть вместе с тем, кого полюбил больше жизни? Нет, невозможно. Окей, он хороший механик и работу найдет везде, и деньги мог бы присылать. Но как быть с беднягой Доналом? И не проклянет ли его родная мать, узнав правду? Даже предположить, что семья откажется от него, причиняло страшную боль. — Я наблюдала за тобой всю службу, — мама взяла Киллиана за руку и внимательно посмотрела в глаза. — Ты ни с кем не переглядывался, ни на кого не смотрел. Вы боитесь выдать себя, потому что она замужем, да? Бедный мой мальчик! Мама порывисто обняла его, и было в этом объятии столько любви и желания помочь, что сыну стало еще хуже. Киллиан осторожно обнял ее в ответ. Мамина макушка находилась как раз в него под подбородком, русые волосы прочертили серебряные пряди. Раньше, когда он был маленьким, материнские объятия всегда дарили надежду и спокойствие. Но не сейчас. Если мама узнает, то возненавидит и оттолкнет его. — Нет никакой «ее». Ты все придумала, — он ласково успокаивал мать, а на душе Киллиана скребли кошки.6. Бог есть любовь
15 апреля 2023 г. в 01:48
Они увиделись тем же вечером. Никого не удивило, когда Киллиан после службы задержался, чтобы поговорить со священником. Если бы эти добрые люди только знали, чем закончился тот разговор!
Пусть сомнения в правильности происходящего покинули его не сразу, Киллиан еще никогда не был так счастлив. У него словно за спиной выросли крылья. Казалось, что он со всем может справиться, одолеть любые препятствия. Разговоры с Лиамом, одно его присутствие просто невероятно действовало на Киллиана. Тех недолгих минут, что они проводили вместе, всегда не хватало. Киллиан постоянно думал о нем: засыпая, просыпаясь, работая в своей мастерской. Он с нетерпением ждал любой возможности увидеться.
— Я думал, миссис Финнеган никогда не уйдет, — шептал Лиам в темноте прихожей в одну из их встреч, стаскивая с Киллиана куртку. — Похоже, старушке просто не с кем поговорить, я это понимаю, но все равно мысленно готов был ее проклясть.
Куртка наконец сползла на пол. Лиам нетерпеливо рванул тугой воротник сутаны. У него вырвался недовольный возглас, когда одежда не поддалась.
— Дай помогу, — Киллиан аккуратно развернул его к себе спиной.
Непослушная застежка расстегнулась, стоило ему прикоснуться к ней. Эйдан почувствовал невесомый поцелуй в шею, над воротничком. Его обняли сильные руки, Киллиан зарылся лицом в его волосы на затылке и замер.
— Киллиан? Все хорошо? — Эйдан встревожился.
Объятия стали крепче.
— Я так счастлив, — послышался хриплый шепот, от которого стало не по себе. — Я же думал, что со мной такого никогда не произойдет. Знаешь, один раз я наблюдал, как отец вернулся домой. Была пятница, он допоздна работал, пришел в рабочей одежде в пятнах краски и масла, по дороге выпил пива с друзьями. И вот он стоит в дверях, а мама вышла из кухни. И как он на нее смотрел, словно на принцессу из сказки. А у нее — Рори в животе, Томми на руках хнычет, Пэдди и Донал за юбку тянут. Сама в фартуке, волосы в гульку завязаны, поварешка в руках, передник в муке. И тоже на него смотрит, будто лучше его никого на этом свете нет. Я тогда понял, что это и есть счастье: найти кого-то не идеального, а особенного, своего человека. Это именно то, чего бы я хотел. В то же время я знал, что для таких, как я, подобное счастье не предусмотрено. У меня никогда так не будет. Но потом я встретил тебя.
Эйдан в который раз почувствовал себя не в своей тарелке. Он совершенно не планировал становиться для кого-то светом в окошке. Подобная сила чувств и очаровывала, и пугала.
К счастью, он снова почувствовал прикосновение губ к шее. Киллиан целовал его очень нежно и осторожно, большие ладони заскользили по груди Эйдана, то и дело проходясь по застегнутым пуговицам. Он развернулся в объятиах Киллиана и поразился полному обожания взгляду.
«Цель оправдывает средства», повторял Эйдан про себя любимое изречение, как мантру. Но это совсем не помогало унять чувство вины и угрызения совести. Пусть у него была самая благородная цель. Глядя в синие глаза, буквально лучащиеся любовью, он все равно чувствовал себя подлецом.
Хорошим способом хотя бы какое-то время не думать об этом был секс, поэтому Эйдан скорее потянул Киллиана за собой в спальню. Они двинулись туда наощупь, не разрывая поцелуй и теряя один предмет одежды за другим. Сутана, черные брюки и рубашка Эйдана, джинсы, кепка и вязаный свитер Киллиана отмечали их путь.
Матрас запружинил под спиной. Эйдан с готовностью избавился от последней скрывающей его тело вещи и помог разоблачиться Киллиану. Что удивительно, не прошло и недели, как стеснительный девственник раскрепостился. Похоже, любовь для Киллиана оправдывала все, что бы между ними не происходило, он воспринимал новую грань их отношений с радостным любопытсвом и жадно перенимал все, чему Эйдан был готов его научить.
Поначалу, у Киллиана совершенно справедливо возникли вопросы. Но Эйдан, скромно опустив глаза, сказал ему:
— Тот учитель из семинарии, он говорил, что хочет сделать меня… пригодным для себя. Поэтому и пробовал со мной… много разного.
— Пригодным?! — в голосе Киллиана послышалось столько праведного гнева, что стало страшно.
Он выругался, тут же по привычке попросив за это прощения. Потом крепко обнял Эйдана.
— Это он ни на что не пригоден и будет гореть в геенне огненной. А ты — самый лучший, добрый, умный, самый красивый! И я люблю тебя, я так тебя люблю…
После таких разговоров Эйдана неизменно начинала мучить совесть, но он гнал ее прочь. И успокаивал себя тем, что отлично вывернулся, достоверно объяснив свою опытность. Но Господи, как же ему не нравилось обманывать Киллиана!
Эйдана привел в чувство поцелуй. Киллиан прижался к нему, жадно целуя в губы, его руки ласково поглаживали торс. Когда широкая ладонь огладила пресс, щеки ирландца заалели, и он неловко улыбнулся.
Огрубевшие от работы кончики пальцев, кое-где на ладонях мозоли, пальцы длинные и сильные — руки Киллиана были совершенством. Эйдан обожал их. Стоило Киллиану прикоснуться к нему, и кожа начинала гореть. Она будто становилась в тысячу раз чувствительнее и отзывалась дрожью и трепетом на каждое прикосновение, даже самое невинное.
Он поднес руку Киллиана к губам, поцеловал ладонь, ощутив губами небольшую шероховатость кожи. Лизнув ее, Эйдан потянул руку Киллиана вниз, к своему паху. Тот прерывисто вздохнул, вновь целуя его, и тут же член Эйдана охватили сильные пальцы.
Мнимый священник купался в блаженстве, что дарила ему ласкающая рука и нежные губы. Он мог только цепляться за плечи Киллиана и стонать. Эйдан и припомнить не мог, чтобы он раньше настолько увлекался кем-то. Некоторые из его любовников могли посоперничать с Киллианом в красоте, все без исключения были намного опытнее, но сейчас все было совсем иначе.
— Нет… остановись…подожди… — он с трудом открыл глаза, ловя взгляд Киллиана. — Хочу, чтобы ты был во мне… пожалуйста.
Невозможно-синие глаза на мгновение скрылись за длинными ресницами, по лицу Киллиана еще ярче разлился румянец. Тот с улыбкой поцеловал Эйдана, осторожно переворачивая, и в следующую секунду тот счастливо выдохнул, почувствовав между ягодиц скользкие пальцы.
У них всегда было мало времени для встреч, поэтому после первого раза их отношения напоминали снежный ком, стремительно превращающийся в лавину. Жажда и притяжение друг к другу разом стерло все барьеры, поэтому, что касается секса, он быстро стал очень интенсивным. Киллиан часто не мог произнести некоторые вещи вслух, то и дело заливался румянцем, но это не мешало ему выражать свою любовь — не словами, но действиями.
Когда в их вторую встречу Эйдан попытался объяснить свое долгое пребывание в душе тем, что ему нужно подготовиться, прежде чем они займутся любовью, он чуть было все не испортил.
— Потому что природой так не предусмотрено, — Киллиан тогда грустно опустил голову ему на плечо и нахмурился.
— Но природой также не предусмотрено, чтобы слишком слабые дети и матери выживали после родов, — Эйдан поднял его лицо за подбородок и коротко поцеловал в губы. — А еще моногамия, на которой основывается супружество, тоже в природе нечасто встречается. Если пойти на поводу у природы, многие страдающие от различных болезней не выживут без лекарств. Люди часто поступают не «по природе» — используют презервативы, выхаживают тех, кто не выжил бы сам, разводятся, да мало ли что. Мы любим друг друга, — он проникновенно посмотрел в синие глаза, полные неуверенности, — и поэтому то, что между нами происходит — благо, а не грех.
Поток воспоминаний прервался от яркого, пронзившего все тело удовольствия. Эйдан прикусил губу и автоматически вцепился в простынь. После его объяснения Киллиан быстро разобрался, что и как нужно делать, чтобы соитие вообще стало возможно, и готовил его сам, как сейчас. Эйдан ощущал, как скользят внутри длинные пальцы, непрерывно поглаживая чувствительное местечко, и чуть не терял сознание.
Киллиан прижался к горячему сильному телу, осыпая поцелуями плечи, шею и кудрявый затылок. Обоняние дразнил запах его волос — шампунь с ароматом сандалового дерева, с легкой примесью сгоревшего воска и ладана. Самый приятный и желанный на свете. Сколько раз уже сердце Киллиана начинало частить, стоило ему просто оказаться рядом и почувствовать его? Лиам, его любимый Лиам, прекрасный, невероятный. Он зарылся лицом в темные кудри, глубоко вдыхая. Лиам повернул голову, приоткрытые губы так и просили о поцелуе, а голубые глаза будто подёрнулись дымкой. Затуманенный взгляд из-за карего пятнышка казался глубже и так и манил к себе. Ему невозможно было противостоять.
Их губы встретились и в ту же секунду Лиам застонал Киллиану в рот. Его тело словно прошило дрожью сверху донизу, он резко двинул бедрами, без слов умоляя не тянуть. Киллиан почувствовал, как жар бросается ему в лицо, но скорее по привычке. Их любовь не могла быть плохой, грязной или стыдной. «Господь все видит», вспомнились ему слова любимого. «Он читает в наших душах и знает, что между нами — нечто особенное, уникальное. Это не может быть грехом, я уверен».
Киллиан вытащил пальцы и выдавил на них побольше вазелина. Тюбик теперь постоянно обитал то под кроватью Лиама, то под подушкой. Он провел рукой по широкой, чуть сужающейся к талии спине, ласково огладил поясницу. Там у Лиама были две ямочки, точь-в-точь подходящие к пальцам Киллиана, словно бы их делали по одной мерке. Лиам был совершенством весь, от темных кудрей до пальцев ног.
Вожделение захлестывало горячими волнами. Киллиан сгорал от возбуждения, еще не переступив порог, и сейчас его член просто разрывался. Но он помнил, что торопиться не стоит. Лиам снова обернулся, прижимаясь задом к его паху, голубые глаза буквально умоляли продолжать. Киллиан поцеловал любимые губы, гладя и лаская крепкое, сильное тело, и раздвинул его ягодицы.
Лиам постоянно повторял — любовь грехом быть не может. Но Киллиан все равно подсознательно стеснялся своих желаний и ощущений. Внутри все сводило сладкой судорогой, когда его пальцы вновь проникли в тело Лиама, смазывая и расслабляя. Такое тесное и горячее, просто огненное. Он тяжело сглотнул, наблюдая, как сжимается вокруг пальцев покрасневшее, блестящее от смазки отверстие. Невольно представилось, как оно будет охватывать его член, как сожмется вокруг него.
Терпеть больше не было сил. Киллиан потерся болезненно ноющим членом между упругих половинок и наконец-то начал медленно погружаться в желанное тело, зачарованно наблюдая. Долго осторожным быть не получилось, потому что Лиам рывком двинулся навстречу.
Кровать заскрипела от бешеной скачки. Киллиан беспорядочно целовал шею, плечи, затылок, уже даже не пытаясь замедлиться. Он не мог налюбоваться, как Лиам выгибается ему навстречу, а под загорелой кожей ходуном ходят мышцы. Сильная спина, покрытая бисеринками пота, его гортанные стоны, обжигающий жар его тела возносили на небеса. Киллиана переполняла любовь и желание доставить удовольствие любимому человеку. Он с трудом перевел дыхание, тесно прижимаясь к нему и оплетая руками. Затем встал на колени в постели и потянул Лиама за собой. Тот схватился за спинку кровати и откинул голову назад, Киллиану на плечо. Голубые глаза мерцали в полумраке спальни, полные губы сложились в полуулыбку. Киллиан не мог иначе, снова потянулся к ним, целуя, лаская языком, прикусывая. Лиам отвечал ему с не меньшей страстью, подаваясь задницей на член. Кровать громко постукивала на каждом толчке о стену, но беспокоиться об этом ни один из них не мог.
Как же Лиам был прекрасен сейчас! Темные растрепавшиеся кудри так мягко скользили по шее и щеке Киллиана, полные губы припухли от его поцелуев, длинные черные ресницы подрагивали, пряча красивые глаза. Киллиан придерживал его за талию одной рукой, другой же ласкал широкую грудь и крепкий, наощупь кажущийся каменным, пресс. Ладонь щекотали короткие волоски, хриплое дыхание Лиама отдавалось музыкой в ушах. Краска в который раз бросилась Киллиану в лицо, когда он опустил руку ниже и обхватил твердый влажный член своего любовника.
Нет, не просто любовника. Это слово казалось слишком грубым и вульгарным. Что-то, обозначающее лишь единение тел, а ведь Лиам — намного больше, чем это. Лиам… Liam, mo ghrá.
— Ты говоришь на гэльском?
Отдышавшись после потрясающего оргазма, Эйдан с трудом приподнял голову, заглядывая Киллиану в лицо. Тот тоже тяжело дышал, русые прядки прилипли к вспотевшему лбу. Голубые глаза смотрели не просто с любовью, а с благоговением, и от этого совесть снова дала о себе знать.
— Да, чуть-чуть. Мама пыталась учить папу и нас, но после Пэдди забила, стало не до того, — Киллиан улыбнулся усталой счастливой улыбкой. — Вот она действительно разговаривает, для нее гэльский родной. Даже преподает его в качестве факультатива, после основного предмета.
— И как ты меня назвал? Единственное, что я понял — мое имя, — Эйдан ответил на улыбку и погладил его по щеке.
И не успел даже моргнуть, как оказался в крепких объятиях.
— Лиам, любовь моя, — ухо обожгло горячим дыханием. — У меня слов в обоих языках не хватит, чтобы сказать, как сильно я тебя люблю. Mo is fearr leat, mo cheann amháin… Liam, mo ghrá.
Его голос становился все тише. Последние слова прозвучали на грани слышимости, но Эйдан понял.
От услышанного его пробрала дрожь и он невольно прижался к Киллиану сильнее. Чувство неправильности происходящего опять усилилось. Не Эйдану предназначалось это прочувствованное признание, а его альтер-эго. Тому, кого на самом деле даже не существует.
К счастью, сегодня времени у них было немного больше, чем обычно. Эйдан приник к губам Киллиана, признаваясь в любви между поцелуями, и успешно отвлек и себя, и его от горестных размышлений.
— Скажи еще что-нибудь, — прошептал на ухо, прикусив мочку и тут же зализав укус.
— Что? — у Киллиана вырвался смешок. — Я пою лучше, чем разговариваю на нем.
— Серьезно?
— Ага, отцу нравилось напевать по время работы. Мама попыталась этим воспользоваться, когда учила его. А я постоянно крутился рядом с ним.
Лицо Киллиана помрачнело. Между нахмуренных бровей появилась морщинка, взгляд потух.
— Тебе его не хватает, — Эйдан начал осторожно поглаживать своего любовника по спине кончиками пальцев, наслаждаясь ощущением крепких мышц под горячей кожей.
Его руки скользили от широких плеч по спине, спускались ниже, поглаживали и сжимали жесткие бедра и дразнящими легкими прикосновениями ласкали ягодицы. С тех пор, как они сошлись, еще ни разу не было такого, чтобы после секса Эйдану не захотелось немного отдышаться и повторить. Ему поистине повезло: высоченный, поджарый и широкоплечий, Киллиан словно собрал в себе все, что Эйдан любил в мужчинах. У него одни ноги, казалось, были футов пять длиной, а ладонь Эйдана, отнюдь не слабака, тонула в его большой широкой ладони. Несмотря на полную неопытность вначале, Киллиан оказался страстным и нежным. И очень любопытным. Поверив в то, что любовь дает ему индульгенцию на все, что бы между ними не произошло, он отбросил все свои предрассудки. Эйдану бы радоваться: такой красивый и горячий парень попал в его сети. Но радость оказалась с привкусом горечи.
— Да, очень. Все еще, — выдохнул Киллиан ему в плечо.
— Ты ведь практически занял его место. Я восхищаюсь тобой, правда. Но почему ты? Это так несправедливо! Тебе было всего семнадцать, неужели не нашлось у твоих матери с отцом братьев, сестер, других родственников? Хоть кого-то, кто бы мог помочь?
— Нет, откуда? Они оба сироты. Маму воспитывала бабушка, да и та рано умерла. А отец приютский. Может они поэтому так любили друг друга — каждый был для другого всем.
Киллиан приподнялся на локте, заглядывая Эйдану в лицо.
— И я чувствую, как ты становишься всем для меня. Это так чудесно, но одновременно немного пугает. Я и не представлял, что можно чувствовать такое.
Эйдан заставил себя ответить на признание и втянул Киллиана в очередной долгий поцелуй. Он и сам толком не понимал, что чувствует, внутри будто крутился ураган из всевозможных эмоций. Рационально мыслящий циник, привыкший все подвергать сомнению, он не очень-то верил в то, что любовь существует. А даже если и так, не считал себя на нее способным. Но должно же быть какое-то определение тому хаосу, что проник в его душу?
«Так, стоп», мысленно одернул он себя. «Сейчас подходящий момент. Он снова может что-то рассказать. И только это важно».
Как известно, ушами любят не только женщины. Уж Эйдан знал это, как никто другой. Киллиан, большой, сильный, мужественный, оказался именно таким. Чем больше признаний и нежных слов он слышал, тем мягче и податливее становился. Буквально в первые дни Эйдан узнал от него про службу в Иностранном легионе. И о том, как те, кого Киллиан считал друзьями, прознав о его способностях, заставили его работать на себя. Как именно, пока было неясно, но Эйдан подозревал, что без его пропавшего младшего брата тут не обошлось.
Они целовались, гладя и лаская тела друг друга. Эйдан вспомнил, как буквально во вторую встречу чуть не поседел, когда Киллиан с удивлением провел ладонью по его боку, очерчивая пальцем шрам от пули.
«Несчастный случай на охоте в юности», быстро соврал он тогда, целуя его. «Отец с друзьями взял меня с собой. Я, дурак, оказался между ними и дичью, ну и приняли за оленя».
Эйдан был прекрасным актером, кроме того, здравый смысл Киллиана заглушала любовь, поэтому никаких расспросов не последовало. Влюбленного не удивляла ни боксерская груша в комнате священника, ни забытый на прикроватной тумбочке роман о приключениях Перри Мейсона. Можно было только благодарить Бога за то, что даровал Киллиану эту временную слепоту. У Эйдана всегда был готов ответ, подкреплённый совершенно честным и искренним выражением лица, и Киллиан верил ему.
— Как и я, — Эйдан провел кончиками пальцев по небритой щеке. — Это впервые со мной.
Он снова целовал Киллиана. Медленно и нежно ласкал его губы своими, играл с языком, раз за разом повторял все то, что тому нравилось, в надежде еще что-то узнать. От собственной лжи снова появилось неприятное чувство. И тот факт, что Эйдан, несмотря ни на потрясающие поцелуи, ни на вновь охватившее все тело возбуждение, держал ушки на макушке, совершенно его не красил. Боже, почему все должно происходить именно так?
— Давай уедем, — прошептал он Киллиану на ухо. — Если я, не называя твоего имени, признаюсь во всем епископу, он запретит мне служение. Обязан будет запретить, — Эйдан с надеждой посмотрел в синие глаза, полные любви и доверия. — Я не смогу больше проводить службы. Мы тогда могли бы уехать подальше отсюда, где нас никто не знает и быть вместе. Ведь я тоже тебя люблю.
Пусть Эйдан и предложил это, только чтобы разговорить Киллиана, идея и впрямь была неплоха. После операции разыграть этот спектакль, перестать быть священнослужителем и свалить куда-нибудь, где не ожидаешь, что на Пасху взорвутся шоколадные яйца в руках твоих детей — прекрасная идея.
Вот только Киллиан никогда не назовёт его по имени, настоящему имени. Да он и так не назовёт. Он любит отца О’Нила, а не Эйдана Фокстейла. Бред, какой же бред… Нужно думать о работе. И о всем том хорошем, что ещё между ними будет.
— Ты бы сделал это ради меня, Лиам? — голос Киллиана дрогнул. — Оставил бы свое призвание, дело всей твоей жизни? Нарушил бы данную Ему клятву?
Невероятные синие глаза увлажнились и из-за этого казались еще синее. Киллиан бережно взял лицо Эйдана в ладони. Он смотрел на него так, словно бы в Эйдане заключался весь смысл его жизни.
— Я бы очень этого хотел, но я не могу, — он печально покачал головой, поглаживая щеку Эйдана. — У меня же семья: мама, сестра, братья. Кто, кроме меня, позаботится о них? И… — в глубоком голосе явно послышались слезы, — мой брат Донал с теми людьми.
— Что?! — Эйдан даже вздрогнул, но тут же пришел в себя. — Значит, частная школа?
— Ложь для семьи. Если я сделаю что-то не так, отвечать будет он. А ему всего пятнадцать, совсем мальчишка! Я должен был оберегать его, но не справился.
Русая голова опустилась на плечо Эйдана и он обнял своего любовника крепче. Тот некоторое время молчал. Дыхание стало тяжелым, Киллиан вцепился в него, как утопающий в спасательный круг.
— А вместо этого подверг Донала опасности. Та бомба, что я собрал, я думал, если сделаю ее менее мощной, жертв можно избежать или минимизировать, а моего брата будет не за что наказывать. Я ошибся.
Снова тягостное молчание, прерываемое лишь хриплым дыханием.
— Они отрезали ему палец. Пятнадцатилетнему пацану! И пригрозили, что дальше будет хуже.
Все, что Эйдан мог делать, это гладить вздрагивающую спину и дать Киллиану выговориться.
— Я бы очень хотел быть с тобой, быть счастливым. Но это невозможно. Меня держат моим бедным братиком и угрожают расправой всем остальным членам моей семьи, — тот поднял голову, заглядывая Эйдану в глаза.
— Прости… Вчера мне разрешили поговорить с ним по телефону и я до сих пор не могу успокоиться.
— Как он?
— Неплохо, учитывая обстоятельства.
На красивом лице появилась грустная усмешка.
— У меня нет выхода. Пока Донал у них, я работаю на долбанную «Свободную Ирландию». Принадлежу им, как раб.
Этот разговор стал первым в длинной череде. Эйдан умело переводил беседу на нужную тему и вскоре, пользуясь безграничным доверием, узнал все. Об отце, убитом в собственном доме, «друзьях», которые и заставили Киллиана работать на террористов, его службе в армии. Кроме Донала, у О`Рейли были и другие счеты к «Свободной Ирландии». Он подозревал, что за смерть его отца в ответе кто-то из членов этой группировки. Сам Эйдан полагал, что подобное маловероятно, эта группа была на ножах со всеми более крупными формированиями и довольна мобильна, судя по тем уликам, что они успели оставить. Вряд ли члены банды безвылазно находились в Даунпатрике на протяжении стольких лет. Хотя эту возможность тоже стоило рассмотреть.
Потихоньку, исподволь, он внушал Киллиану мысль, обратиться за помощью в полицию.
— Ни за что! МакГи хвастался, у них везде свои люди. Нет, я не могу рисковать Доналом. Я так боюсь за него, — после яростных возражений Киллиан, как всегда, замер в его объятиях.
— Возможно, надо обратиться выше, к более высокому чину, — попробовал еще раз закинуть удочку Эйдан. — Не может быть, чтобы они могли купить или запугать всех.
И снова гладил широкую спину и растрепанные русые волосы, в которых запутался пробивающийся из щели между занавесями солнечный луч.
— Я что-нибудь придумаю, — ласково уговаривал Эйдан. — Обязательно. Все будет хорошо.
После они снова занимались любовью. Даже у циника Эйдана язык больше не поворачивался называть это просто сексом. Он старательно гнал от себя мысли, что же будет потом, когда они возьмут террористов.