По разные стороны стены

      — Мы не можем дольше ждать. Время поджимает, — полковник Джонсон ходил по кабинету, любезно предоставленному им для встреч главой местного полицейского участка. — Недавние ограбления ювелирных магазинов и банка в Белфасте явно имеют отношение к нашим террористам.       — Я читал отчет, — кивнул Эйдан. Он сидел на стуле для посетителей и задумчиво теребил подбородок.       — Раз читал, должен быть в курсе переговоров с ливийцами, насчет поставок оружия. Решили возобновить старые связи, не иначе. Воистину, подобное тянется к подобному! — тот экспрессивно всплеснул руками, показывая на увешанную фотографиями и газетными вырезками стену.       То тут, то там их соединяли стрелочки, виднелись написанные от руки короткие заметки. Обоих запечатленных на фотографиях фигурантов, рыжего и темнокожего, Эйдан знал. Первого назвал ему Киллиан, второй уже давно вызывал подозрения у правоохранительных органов, но четких доказательств у них пока не было.       Эйдан промолчал, в то время как находившиеся тут же двое коллег вступили в разговор. Ему и так было известно, что планируется что-то крупное. Киллиан рассказал, что «друзья» приказали ему приобрести несколько мешков химических удобрений и обещали достать пластид. Он должен быть наготове.       — Как там твой ирландец, созрел?       Он чуть было не вздрогнул, вырванный из своих размышлений этим вопросом.       — Да, он согласен рассказать все, что ему известно, — ответил Эйдан. — Думаю, и жучок согласится носить. Это дело пары дней.       — Хоть бы она у нас была, эта пара, — полковник наконец сел за рабочий стол. — Он не рассказал ничего нового?       Эйдан повторил последние новости от Киллиана. За обоими «друзьями» уже некоторое время установили слежку, о чем уже отчитались коллеги. Он же предвкушал момент, когда наконец сможет покинуть полицейский участок. Но неожиданно серьезный разговор прервался смехом.       — Удобрения? Представляю себе, как он их покупал, — заржал Кайл, один из присутствующих детективов. — Да еще и сразу несколько мешков! Как ему только их продали! Наверно, нам стоит ожидать звонка от обеспокоенного продавца?       — Никогда не спрашивай мужчину о его зарплате, женщину — о ее возрасте, а ирландца — зачем он покупает химические удобрения, — со смехом отозвался второй детектив, Майкл.       Всем стало очень весело. Даже суровое лицо полковника осветилось еле заметной улыбкой. Только Эйдану было не до смеха.       — Глупая шутка, парни, — он серьезно посмотрел на обоих. Вот вроде нормальные ребята. С Майклом — высоким сероглазым блондином, Эйдан даже флиртовал, когда их только определили в одну группу. И подумывал переспать с ним, за неимением лучшего ну и чтобы не скучать. Но сейчас сама идея флирта вызывала отторжение.       — Уж и пошутить нельзя! Где твое чувство юмора, Лис?       Эйдан поднялся, не слушая их.       — У меня пока все, разрешите идти?       И с облегчением покинул кабинет.       Он проторчал в полицейском участке почти два часа. По легенде, согласовать празднование Пасхи: для этого требовалось перекрыть соседнюю площадь. Впервые за много лет дети снова будут искать спрятанные по всему церковному саду шоколадные яйца, а на площади перед церковью их родители собирались поставить и накрыть столы. Группа наиболее активных пожилых прихожанок устраивала благотворительный базар и конкурсы с призами для детей, словом, должно было быть весело. Эйдан хорошо помнил подобные празднования по собственному детству, очень часто сразу после службы. Все почти то же самое, с небольшими различиями в обрядах. Да человека, стоящего во главе церкви, у них называли не «отец такой-то», а «преподобная мать», и это никому не мешало. Вот и вся разница.       Когда он только появился здесь, его сразу же атаковала миссис Робертс, которая при предшественнике Эйдана являлась чем-то вроде секретаря. Ведь любая церковь — не только духовное учреждение. Ей принадлежала многочисленная собственность, доходы и расходы на которую надо было отслеживать. Также она делала для своих приверженцев и многое другое. В ведении церкви находилась довольно приличная библиотека, столовая и приют для бездомных, предлагались занятия по изучению Библии для детей, встречи для молодежи, помощь одиноким пожилым людям и так далее. К сожалению, отец О'Хара, состарившись, оставил все эти благие начинания и сосредоточился на главном — службах. Немного поговорив с миссис Робертс, Эйдан понял: подозрительный и прижимистый старик занимался только тем, что мог проконтролировать сам. Ну, а силы в столь почтенном возрасте у него были уже не те.       Возможно, именно поэтому Эйдана и полюбили так быстро, ведь он дал свое полное согласие на все, что предложила ему жаждущая активной общественной деятельности секретарша. В конце концов, она с радостью взяла большую часть организации на себя. От Эйдана требовалось лишь пару раз в неделю провести эти самые занятия для самых маленьких, пока не нашелся подходящий преподаватель, что он с радостью и делал. Детей Эйдан любил и умел с ними обращаться. У него было несколько племянников, но братья и сёстры ясно дали понять, что не желают близкого общения с паршивой овцой их семьи. Иногда он с грустью понимал, что путается и не может точно вспомнить имена и возраст мальчиков, так давно ему запретили даже приближаться к ним. Так что эти занятия стали своего рода отдушиной. И пожалуй, многим людям пришлось по душе, что новый священник вернул старые порядки.       Тем временем, день катился к закату. Длительный серьезный разговор, служба, во время которой единственной отрадой было исподтишка наблюдать за Киллианом, после — приготовления к завтрашнему дню, не менее напряженному. Желудок уже сводило голодными спазмами, и Эйдан направился в паб.              ***              С наступлением вечера тут собиралась уже немного другая публика. Вот и сегодня, большая мужская компания смотрела футбол. В воздухе плыл сигаретный дым и из-за этого полумрак казался еще темнее. Хотя пустых бокалов перед посетителями насчитывалось немного (или пока что немного), настроение в пабе было очень приподнятым.       Забили гол, и все вскочили в едином порыве. Люди улыбались и поздравляли друг друга. Киллиан тоже обнял кого-то с радостной улыбкой, похлопал по плечам и спине. Кто-то скажет — с чего так сопереживать, всего-то вторая лига, большое дело. Но Киллиан был в корне не согласен с этим мнением. Пусть сегодня они не увидят признанных мастеров международного класса, такие матчи нравились ему даже больше. Было в них что-то родное, а игроки казались более земными и настоящими, чем звезды с миллионными гонорарами. С некоторыми из игроков даже можно было познакомиться.       — Тихо, блять! Мой старший снова выходит к воротам! — выкрикнул темноволосый мужчина средних лет рядом.       Киллиан не был пока знаком с ним хорошо — тот, переехал недавно, найдя здесь работу. Кажется, его звали Джонни О`Риордан и неделю назад Киллиан вернул к жизни его миникупер. Автомобиль вспоминался намного лучше хозяина. Киллиан как сейчас помнил, как проклял все на свете, сначала залезая, а потом вылезая из крошечной машинки. «Да кто ж тебя такую сконструировал?! Руки бы ему оторвать!», ругался он про себя, расправляя длинные конечности и растирая шею.       Впрочем, сейчас это было неважно. Все казалось неважным, кроме бежавшей по зеленому полю фигурки.       Все замолчали, напряженно следя за нападающим. Затем компания разразилась радостными воплями.       — Два-два! Два-два!       — Если выиграем, всем по «Гиннессу» за мой счёт! — Мерфи под одобрительный гул нацедил кому-то стакан.       Киллиан залпом опрокинул половину бокала и сжал в объятиях ближайшего соседа. На душе было очень спокойно и радостно. Он поймал себя на мысли, что, пожалуй, первый раз в жизни сидит с друзьями в пабе как нормальный мужчина и не борется с «грязными» желаниями. Потому что от них не было и следа. Хотя его то и дело трогали, хлопали по плечам или трепали по колену — Киллиану просто было хорошо среди друзей. Он не сдерживался каждую секунду и не чувствовал себя ненормальным. А ведь раньше он специально держался ото всех на расстоянии, чтобы не дай Бог не спровоцировать очередные порочные мечты. Господи, неужто этот кошмар закончился?!       От осознания этого стало так хорошо, что он залпом прикончил свое пиво и потребовал еще одно. Неужели проклятие, довлеющее над ним с подросткового возраста, наконец-то разрушено? Ведь раньше он и посмотреть боялся бы на кого-то из соседей, а сейчас ему просто все равно. Потому что все его мысли были с Лиамом, прекрасным, чудесным, любимым.       — Что-то ты разошелся, тебя словно подменили, — хохотнул Мерфи, ставя перед Киллианом новую порцию.       — Влюбился, не иначе! — со смехом отозвались слева.       — Побойтесь Бога, Киллиан не влюбляется, он женится сразу! — послышалось справа.       — Женится?! Дверь кухни отворилась, являя взору миссис Мерфи — леди очень весомых достоинств в белоснежном фартуке и косынке, из-под которой выбивались волосы цвета моркови.       — И кто же та сучка, что украла у меня лучшего зятя во всем графстве? — уперев руки в мощные бедра, поинтересовалась она.       — Да не слушайте их! — возмутился было Киллиан под общих хохот, но его опять прервали.       — Одиннадцатиметровый! Всем заткнуться! Давай, Майк, не подкачай, сынок!       Телевизор вновь приковал всеобщее внимание. Киллиан порадовался, что о нем забыли и медленно отхлебывал свое пиво, следя за игрой.        Уютный полумрак оглашали то крики радости, то разочарования, зрители в сердцах стучали кулаками по столам, вскакивали и обнимались. Множащиеся пустые стаканы говорили сами за себя. Удача была явно на стороне их команды, а победа — лишь вопрос времени. Ближе к концу, когда все уже стало ясно, Киллиан услышал приветственные возгласы, а затем звуки аккордеона.       Он бросил короткий взгляд в противоположный угол: братья Келли привычно устраивались на своем любимом месте, которое они занимали из года в год каждые выходные, сколько Киллиан себя помнил. А сколько лет до него, он и не знал. Ведь им было лет триста пятьдесят, а может и все четыреста на пятерых, как братья любили говорить.       Игра закончилась, к Мёрфи выстроилась очередь желающих получить бесплатное пиво. Аккордеон стал громче, к нему прибавилось треньканье банджо, звук ритмичных ударов в боуран, затем трели флейты и скрипки. Старший Келли поднялся, с трудом опираясь на столешницу, и как пошел перебирать ногами, отплясывая джигу, что, казалось, из-под подошв вот-вот полетят искры. Вот тебе и «четыреста на пятерых»!       Краем глаза Киллиан заметил обоих своих «друзей», уже порядком набравшихся, и неприязненно поморщился. Хотя, ему не о чем было волноваться. По крайней мере, сегодня. Они никогда не обсуждали «дело» при свидетелях, так что велик шанс, что Джим и Пирс просто пришли повеселиться. Они даже не смотрели в его сторону.       От выпитого стало жарко. Киллиана снова поздравляли, хлопали по плечу, чокались. На экране телевизора показывали трибуны болельщиков: встав в едином порыве, те горланили «A nation once again», положив друг другу руки на плечи и раскачиваясь.              Кто-то подхватил песню, братья Келли по-быстрому перестроились и заиграли ее. Песни сменяли друг друга, он и не заметил, как включился в общий хор. «Whiskey in the jar», а затем жалостливую «Молли Мэлоун» подпевали уже все, аж стены тряслись. А под конец Киллиан, на своей любимой песне, внезапно понял, что поет он один, музыка смолкла, и только боуран задает ритм.       — Не-не, все, я — домой! — он попытался было перекричать восторженных друзей и вырваться из очередных объятий, когда перед ним возник еще один бокал с «Гиннесом». И вдруг буквально кожей почувствовал, что на него пристально смотрят.              ***        Едва Эйдан вошел, как его со всех сторон окружили крики, смех и музыка. На мгновение он застыл, удивленный открывшимся зрелищем, и тихонько присел за столик у стойки в углу. Ведь в основном ему доводилось встречать Киллиана в церкви. Таким открытым и веселым, как сейчас, он его и не видел. Обычно Киллиан производил впечатление спокойного и замкнутого человека, но сейчас лучился радостью. Раскрасневшийся, чуть пьяный, он выглядел очень веселым и беззаботным. Когда кто-то затянул песню, Эйдан было расстроился, что поесть спокойно не удастся. По его мнению, все ирландские песни делились на два вида. Первый — громкие и пьяные, под них хорошо напиться вместе с лучшим другом, танцевать вместе на столе, а потом рыдать тому же другу в жилетку. И вторые — как нежный плач на языке эльфов, ничего не понятно, но душа рвется в клочья. Оба вида были абсолютно не его чашка чая. Голос Киллиана ясно выделялся в общем хоре. Сильный, чистый, он словно вел остальных за собой. Музыка то неслась, как быстрый горный ручей, то неторопливо текла спокойной равнинной рекой. Киллиан безошибочно следовал за ней, прихлопывая в такт в ладоши или постукивая по столу. Он то запрокидывал голову, то подпирал щеку рукой, из его поведения почти исчезло напряжение, которое чувствовалось в нем большую часть времени. Эйдан любовался им и гнал прочь грустные мысли о том, что же будет с ними потом. После. Фокстейл пробежался взглядом по собравшимся: оба «друга» Киллиана тоже были здесь. Когда веселье закончится, коллеги Эйдана «проводят» МакГи и Коннелли домой. Келли, все пятеро, как всегда в воскресенье. Милые седые джентльмены в твидовых пиджаках и вязаных свитерах, сгорбившиеся под тяжестью прожитых лет, с изуродованными артритом, тяжелой работой и возрастом руками. Мирные и безобидные, занятые только своей музыкой. Верно, да не совсем. Ведь во время Смуты численность братьев Келли уменьшилась с шести до пяти. Так же, как и в случае с Мерфи, их окружали слухи и домыслы, но неопровержимых доказательств какой-либо противоправной деятельности не было. Поэтому их тоже пасли. Даже если Келли уже не способны что-то сделать сами, они вполне могут научить или дать совет тем, кто способен.       — Отец O`Нил, доброго вечера! — перед ним возникла монументальная фигура миссис Мерфи. — Это вам!       — Наверно, тут какая-то ошибка, — Эйдан с удивлением указал на бокал с пенной шапкой.       — Никакой ошибки, Киран проставляется.       — Я лучше воздержусь, наверное, — он с улыбкой попытался отодвинуть пиво.       — Так ведь три-два! — вмешался в разговор сам Мерфи, протирающий барную стойку. — И вы сами говорили, зло не в пиве, а в его количестве.       — Все верно, но…       Эйдан замялся. К такой ситуации он готов не был. Лиам на его месте бы вежливо отказался и привел бы какое-нибудь подходящее изречение, но как назло, ничего не приходило в голову.       Так как Мерфи не привык понижать голос, разговором заинтересовались и остальные.       — Не стесняйтесь. Отец О´Хара тоже частенько заходил, когда был моложе, — разглагольствовал Мерфи. — В самый первый раз он явился в мой паб проповедовать о вреде пьянства. Сидел на том самом месте, где сидите вы. Как сейчас помню, очень душевная проповедь получилась, много народу собрала. Мы в тот день продали больше пива, чем за месяц.       — Дедуль, — из-за кухонной двери высунулась черноволосая голова, — так вроде, ты говорил, не тут он сидел, а стоял на площади перед пабом, выручку мы сделали не месячную, а трехдневную, и не на выпивке, а на еде?       — Не порть мне рассказ, внучек, — Мерфи с досадой скривился и под общие смешки знаком руки приказал внуку прикрыть дверь.       Эйдан против воли улыбнулся и отпил немного. Скорее, лишь намочил губы, когда к нему кто-то подсел.       — Отец О`Нил, а Вы правда завтра уезжаете в Балликасл? ( — на него смотрел один из их «подопечных», рыжий Конелли. — Неужели решили подписать это непотребство?       — Для начала, я хочу послушать их аргументы, — вежливо, но твердо ответил Эйдан. — Хочу сам составить мнение об этом. Речь шла о письме, которое Эйдан недавно получил. Несколько священников написали обращение Папе римскому, где предлагали изменить понятие брака. Вместо «союза мужчины и женщины» — «союз двух взрослых людей», а пункт про детей вообще опустить. Они искали поддержки по всей стране, чтобы поставить под своим письмом как можно больше подписей. Для Эйдана эта инициатива не была сюрпризом. Разговоры о том, что католическую церковь пора реформировать, что необходимо изменить отношение к разводам, контрацептивам и сексуальным меньшинствам тоже, велись давно во многих европейских странах. Многие считали, что церковь должна идти в ногу со временем и что пока нетрадиционные пары не нарушают закон, они никому не вредят и имеют право на счастье. Англикане и лютеране оказались в этом отношении намного прогрессивнее, но даже отдельные католические священники благословляли однополые пары на свой страх и риск.       — То есть, службы завтра не будет? — заволновался кто-то в противоположном углу.       — К сожалению, нет. Дорога занимает добрых четыре часа, поэтому я буду отсутствовать весь день.       — Зачем вам полдня трястись на автобусе? Давайте я вас отвезу. На машине намного быстрее.       Киллиан поднялся, привлекая всеобщее внимание. Его глаза блестели, щеки заливал румянец.       — Что ты вдруг забыл в Балликасле? — Конелли уставился на Киллиана, сузив глаза.       — Один мужик продает «Триумф», дешево, — быстро отозвался тот, глядя на Эйдана. — Так что я запросто могу вас подбросить. А потом забрать и отвезти обратно. Мне несложно. Правда, выехать надо рано утром.       Присутствующие загалдели все разом:       — Да зачем тебе еще один, ты этот собери!       — Сначала масло мне смени, и уезжай куда хочешь!       — Вот хитрец! Надеется, что вы устроите ему личную мессу, по дороге!       При этих словах Киллиан зарделся еще сильнее. А Эйдан подумал — как можно не замечать, что их тянет друг к другу, как противоположно заряженные магниты?       По телевизору тем временем начался разбор матча с участием экспертов, все внимание отвлеклось на них, и он решил по-тихому покинуть паб.              ***              Киллиан дожидался его возле церкви ранним утром. В прохладном воздухе чувствовалась сырость, небо, хоть и слегка прояснилось, к обеду точно обещало пролиться очередным дождем. Сутана была достаточно плотной, но Эйдан решил подстраховаться и накинул сверху длинное черное пальто. Киллиан тоже оделся по погоде. Из-под кожаной куртки виднелся белый вязаный свитер с высоким горлом, изумительно подчеркивающий его яркие глаза и медово-русые волосы. На голове красовалась привычное серое кепи, а вид длиннющих ног, обтянутых черными джинсами, заставил пульс Эйдана пуститься вприпрыжку.       — Доброе утро, — Киллиан распахнул перед ним дверцу своего грузовичка, явно сдерживая радостную улыбку.       Пусть еще не было и восьми утра, но на улице им нужно было играть свои роли. Эйдан чинно поприветствовал его в ответ и устроился в кабине.       — Какой ты красивый сегодня, — сказал он лишь тогда, когда Киллиан выехал на кольцевую дорогу, опоясывающую город. — Потрясающе выглядишь. Я счастлив, что тебе попалось то объявление о продаже. Лишний повод побыть с тобой рядом.       Киллиан смутился и украдкой посмотрел на него, следя за дорогой:       — По правде сказать… нет никакого мотоцикла.       И улыбнулся такой счастливой улыбкой, что внутри у Эйдана все затрепетало.       — Когда твоя встреча? В час дня? Тогда поедем красивой дорогой, — О`Рейли свернул под очередным указателем. Их путь петлял между бескрайних зеленых холмов, кое-где пересеченных сложенными из серого камня изгородями. Постепенно холмы стали более пологими, а когда совсем разгладились, перед его взглядом раскинулся Стрэнгфорд-Лох — огромный окутанный утренним туманом морской залив. Который, конечно, никто из местных заливом не называл, это было «озеро». Ведь он так глубоко врезался в сушу, что она окружала его почти целиком. Единственным связующим с морем звеном оставался узкий пролив между городками Стрэнгфорд и Портаферри. Солнце тускло светило через белую пелену и в его пока еще слабых лучах озеро казалось гладким и сверкающим, как зеркало. То тут, то там на горизонте виднелись небольшие островки, переливающиеся всеми оттенками зеленого. Кое-где Эйдан заметил уток и других водяных птиц; зелень ближе к берегу сменилась желтыми песчаными дюнами, поросшими травой.       — Мальчишкой я все тут облазил, — негромко сказал Киллиан. — Мы каждые каникулы проводили здесь или на побережье. Родители не могли вывезти нас за границу, нас же много, — на его губах появилась печальная улыбка. — А по мне, не нужна никакая заграница, когда дома так хорошо. Мы брали рюкзаки, палатку, садились в машину и ехали.       Произнеся это, Киллиан нахмурился. Он бы очень хотел приехать сюда с Лиамом. Пройтись вместе по берегу, показать все те места, что были ему дороги или хранили хорошие воспоминания. Иногда он мечтал о том, что они идут вместе вдоль кромки воды, может, даже держась за руки. Или, ночуют здесь и встречают вместе рассвет. Вот такой же, как сейчас, чтобы солнце так же мягко пробивалось сквозь туман, на траве и камышах серебрилась бы роса, а тишину нарушали бы только крики птиц.       Но мечты всегда разбивались о непреложный факт: менее чем в двадцати милях от дома велик был риск, что их увидит кто-то из родного города. Даже если они будут вести себя друг с другом, как шапочные знакомые, слишком опасно.       Поэтому он постарался отвлечь себя от грустных мыслей. Начал рассказывать о том, как ездил сюда с родителями. Лиам с интересом слушал, потом начал вспоминать свое детство в Дерри, обучение в интернате — оказывается, юный Лиам был настоящим божьим наказанием для преподавателей. Киллиан прилагал недюжинные усилия, чтобы следить за дорогой, он то и дело отвлекался, рассказ был забавный и интересный. Они выехали на дорогу, идущую вдоль побережья. Со стороны моря дул свежий ветер, и Киллиан, заметив, что Эйдан зябко постирает ладони, на ближайшем светофоре достал из валяющегося на полу рюкзака термос.       — Я же знаю, у тебя всегда мёрзнут руки. Этот маленький жест внимания очень растрогал Эйдана. Киллиан не только с удовольствием делил с ним постель. Ему нравилось и просто быть рядом, разговаривать, узнавать друг друга. «Боже, за что? Если ты есть, почему посылаешь мне испытание не по силам?», фальшивый священник сжал зубы, сдерживая горестный вздох, и притворился, что любуется видом. Море сегодня было таким же серым, как и небо, на горизонте они сливались. Хмурое, темное, оно то и дело вспенивалось белыми гребешками пены. Высокие изумрудно-зеленые утесы, резко обрывающиеся вниз, причудливо изрезанная маленькими бухтами береговая линия — от этого зрелища было просто глаз не оторвать.       — Я люблю побережье, — тихо произнес Киллиан. — Детьми мы его все объездили, от Белфаста до Дерри, даже дальше в Донегол заезжали. О´Рейли немного помолчал, наслаждаясь этими воспоминаниями. Сначала у них был подержанный воксхолл , после рождения Томми — не менее подержанный фокльсваген-комби. А когда мама забеременела последним, Рори, отец на тросе притащил в мастерскую почти сдохший микроавтобус неизвестной марки. «Будешь на нем учиться», сказал он тогда и улыбнулся Киллиану. Вдвоем у них почти получилось вернуть его к жизни. А потом, после того, как папа умер, пришлось продать по цене лома.       — Ты поэтому поехал этой дорогой? — Лиам посмотрел на него с легкой улыбкой.       — Не только. Хотел поделиться этой красотой с тобой. Сейчас подъедем к очень красивому месту. Начался мелкий дождь, он постепенно усилился, капли забарабанили по крыше и стеклу. Рядом с Лиамом даже молчать было уютно и хорошо. Транспорта по пути встречалось на удивление мало, и Киллиан довольно поглядывал на часы — они доберутся не просто вовремя, а с запасом. Тучи разошлись, как по волшебству, солнечные лучи пучками пробивались сквозь серые облака — в книжках так изображают, когда на кого-то сходит Дух Господень. Лиам сидел, слегка повернув голову к окну, тоже завороженный этим зрелищем. Киллиан исподтишка обласкал взглядом точеные скулы и мягкие кудри. Когда до Балликасла оставалось всего ничего, он свернул на обочину. Лиам вышел вослед за ним, оставив ненужное сейчас пальто в машине.       — Как красиво, — он остановился рядом с Киллианом, и тот чуть не вздрогнул, почувствовав прикосновение к руке.       Они слегка касались друг друга кончиками пальцев и смотрели, как внизу, под резко начинающимся обрывом, накатывают на берег волны. Солнечные лучи разогнали облака, окрасили небо и море из серого в лазурный, зеленая трава под ногами казалась изумрудной. Больше всего на свете Киллиану хотелось сократить расстояние между ними, обнять, притиснуть к себе, прикоснуться к манящим губам своими. Но нельзя. Лиам тоже это понимал — он слегка сжал пальцы Киллиана и грустно улыбнулся. Ведь даже здесь нельзя было проехать и пары миль, чтобы не напороться на знакомого, родственника, или родственника знакомых. Поэтому все, что они могли себе позволить — невинное прикосновение рук, пока на шоссе не покажется машина.       Оказавшись снова в кабине, Киллиан все же не выдержал. Рванулся вперед, вцепился в широкие плечи, обтянутые черной тканью, притянул Лиама к себе и поцеловал. Желанные губы сразу поддались под его натиском, Лиам глухо застонал и запустил пальцы Киллиану в волосы. Невыразимое, невозможное, запретное счастье наполнило их обоих. Они не встречались уже некоторое время, взаимное желание горячило кровь. Хотелось наплевать на все, откинуть сиденья назад, сорвать с него строгие черные одежды, целовать не только губы, но и все тело сверху донизу. Время словно остановилось. Киллиан упал в этот поцелуй, как падают в бездну. Для него не существовало ничего, кроме мягких губ, скользящих по его губам, тихих стонов и горячего дыхания, обжигающего щеку. Лиам перехватил инициативу, теперь он нависал над ним, вжимая в сиденье. Юркий язык вылизывал его рот, вызывая только одно желание — не останавливаться. Позади послышался шум мотора, Лиам быстрым движением опустил голову Киллиану на колени, чтобы его не было видно из окна. Они оба выдохнули с облегчением, когда автомобиль пронесся мимо.       — Нужно поспешить, — вопреки своим словам, он поглаживал Киллиана по груди.       Лицо Лиама находилось как раз напротив его паха, что делало ситуацию очень двусмысленной. Если бы только время не поджимало, а шоссе было менее оживленным…       Киллиан вздрогнул, когда ладонь любимого опустилась с груди на живот, а затем накрыла пах. Его возбуждение было слишком очевидно, Лиам улыбнулся, слегка сжимая ладонь.       — Как жаль, что времени нет, — он с сожалением выпрямился, касаясь губ Киллиана легким поцелуем. — Приходи сегодня вечером, когда вернемся. Ты ведь придешь? Голубые глаза с темной отметиной манили, звали и обещали. Сопротивляться их зову было невозможно. *** Эйдан остался очень доволен и встречей, и разговором. Местный священник оказался его возраста, очень деятельным и энергичным. Небольшие круглые очки и длинные волосы делали его похожим на Джона Леннона. Основной целью письма было изменить отношение главы католической церкви к меньшинствам.       — И вы думаете, это и правда произойдет? — Эйдан был настроен скептически.       — При нашей жизни — вряд ли. Но ведь кто-то должен сделать первый шаг и подать пример тем, кто последует за ним. Он увлеченно рассказывал, что тщательно изучал этот вопрос. Что среди его паствы существует некоторое количество приверженцев нетрадиционных отношений. Хорошие, верующие люди, которые много делают для всей общины и охотно помогают другим. Так кто он такой, чтобы отталкивать их? Почему они менее достойны, чем остальные? Время идет, жизнь меняется, и церковь должна меняться вместе с ней. Когда Эйдан резонно возразил, что похоть все еще смертный грех, ответ весьма его удивил, насколько был созвучен его внутренним убеждениям.       — Кто более виновен в этом грехе: нетрадиционная пара, что живет вместе уже много лет, сохраняя верность, или обычная, которая обманывает друг друга?       — Вы не хуже меня знаете, что подобная градация невозможна. Грех все, что вне брака.       — Лиам, ну будьте честны — сколько раз в жизни вы видели абсолютно не подверженных этому греху людей? Так почему одних я могу снисходительно простить и послать читать розарий , а других — только оттолкнуть и объявить неисправимыми грешниками? Дискуссия у них вышла интересная. Со многим Эйдан согласился. Они расстались, чрезвычайно довольные друг другом. Эйдан считал секунды до того момента, когда наконец увидит знакомый грузовичок.       — Время текло так медленно, — жаркий шепот на ухо ласкал его слух, когда он наконец оказался в кабине на пустой парковке.       — И как же ты его убил?       — Сходил посмотрел замок, зашел в церковь. Смотрел на часы и думал о тебе.       Киллиан ласково погладил его по щеке:       — Прежде чем вернемся, хочу тебе еще кое-что показать.       Они снова двинулись в путь среди зеленых холмов. Кое-где за каменными оградами бродили овцы, с серого неба опять начал накрапывать дождь. Это сочетание — зеленого с серым, такое родное и привычное, действовало умиротворяюще. По дороге Эйдан коротко рассказал, как прошла встреча, и к его радости, ему удалось убедить Киллиана в своей правоте. Это было просто, ведь тот очень хотел поверить. Вскоре Киллиан начал всматриваться вдаль, словно ища чего-то, и остановился.       — Обычно тут полно туристов, — сказал он, останавливаясь. — Но сегодня штормовое предупреждение, поэтому никого не пускают. А я знаю, как пробраться с черного хода.       Они шли бок о бок через поле по направлению к небольшому лесу. Подойдя, Эйдан ахнул: перед ним раскинулась широкая аллея, с обоих сторон обсаженная буками. Высокие деревья, некоторые из которых и втроем не обхватишь, причудливо переплетались сверху ветвями, образуя потолок. Нежная весенняя листва, почти прозрачная, сверкала на солнце. Но ступив под сень деревьев, они оказались в полумраке.       — Прямо заколдованный лес, — Эйдан с улыбкой провел рукой по шершавой коре, проходя мимо, и взглянул в просвет между деревьями, где виднелся зеленый луг. Посреди него резко вздыбился небольшой холм, поросший чертополохом. — Придется смотреть в оба, как бы маленький народец не заманил нас к себе.       — Они не очень любят буки, — большая ладонь Киллиана легла поверх ладони Эйдана. Их пальца переплелись. — А ты раньше не бывал в Дарк Хеджес? Это волшебное место. Но самое волшебное — что сегодня здесь никого нет.       Они шли рядом, продолжив начавшийся в машине разговор. Солнце то пряталось, то выглядывало из-за туч, с узловатых ветвей то и дело срывались капли от предыдущего дождя и приземлялись на лицо или за шиворот. Эйдан любовался трехсотлетними деревьями и жадно слушал, что рассказывает ему Киллиан. Обычно они не очень много разговаривали. И от того, что его хотят узнать, как человека: привычки, хобби, детские шалости, становилось и хорошо, и горько. Эйдан старался не анализировать свои чувства, а просто правдоподобно отвечал.       Постепенно сказочная аллея закончилась и перешла в небольшой, самый обычный лесок. Киллиан остановился и к удивлению Эйдана, достал из своего рюкзака какой-то сверток.       — Аллея хорошо просматривается, — объяснял он, раскидывая плед под одним из деревьев, — если кто-то все-таки появится, заметим издалека. А они нас — нет.       На пледе появились завернутые в коричневые бумажные пакеты сэндвичи и две бутылки пива.       — Еще чай в термосе остался, — Киллиан смутился, неправильно истолковав промедление Эйдана, и неловким жестом пригласил его сесть.       Фокстейл окинул удивленным взглядом открывшееся зрелище:       — Похоже на пикник. И на свидание.       — Так и есть, — О'Рейли смотрел исподлобья, прикусив губу. — Я подумал об этом, пока гулял в городе. Что тебе бы понравилось. И что ты точно устал и проголодался. Наверно, это как-то глупо… не нужно было…       Его щеки порозовели, он совсем смутился под пристальным взглядом.       — Нужно, конечно нужно, — растроганный Эйдан присел рядом, беря Киллиана за руку. — Я очень тронут, спасибо.       В ответ к его щеке мимолетно прижались губы.       — Тогда налетай. Ты наверняка голодный после ваших теологических дискуссий. Они ели, смеялись, болтали о каких-то глупостях. Несмотря ни на работу под прикрытием, ни на то, что он скрывал свою истинную личность, сейчас Эйдан чувствовал себя так свободно и хорошо, как никогда раньше. Именно здесь, сейчас, с этим мужчиной, который смотрит на него с такой любовью во взгляде. И даже не знает его настоящего имени. Сейчас он не мог бы сказать, когда же наступил тот переломный момент. Когда Эйдан перестал мечтать лишь о легком развлечении, отдушине во время непростого задания? Когда его мечты наполнились не только яркими картинками горячего секса без обязательств? Когда только он успел привязаться к Киллиану? Он гнал прочь грустные мысли. Сегодняшний день стал прекрасным подарком и Эйдан не собирался его портить. *** Подъезжая к родному городу, Киллиан думал, что сегодня у него самый счастливый день в году. Как Рождество, Пасха и день рождения сразу. Они отлично провели вместе время в Дарк Хэджес. С Киллианом раньше такого не случалось, чтобы он забывал обо всем — работе, семье, всех своих неурядицах и проблемах. Лиам был рядом с ним, улыбался ему, шутил, грел руки о чашку и рассказывал о своем детстве и родном городе. Как-то незаметно они пододвинулись друг к другу на пледе. Киллиан потерялся в любящем взгляде удивительных голубых с карим глаз, и вот они уже целовались. Его руки оглаживали крепкое сильное тело, скованное черной тканью, ощущение напрягшихся мускулов под ней сносило крышу, еще немного и Киллиан начал бы расстегивать пуговицы. Натолкнувшись пальцами на воротничок, он остановился. Жесткий, белый, единственное светлое пятно на темном одеянии священника. Символ того, насколько запретно их чувство. «Любовь, что не смеет назвать свое имя», вспомнилось Киллиану строка из Уальда. Он, помнится, очень удивился, увидев у Лиама на полке эту книгу, но тот сказал, что просто пытается быть разносторонним и эрудированным человеком. На мгновение стало грустно, но он заставил себя не думать о плохом.       — Подождем до вечера, — Лиам с легкой улыбкой поцеловал его пальцы, отодвигая их от воротничка. — Как бы я не желал этого, лучше не рисковать. С возвращением опять повезло и добирались почти без пробок. Дома снова пришлось притворяться: Киллиан высадил любимого у церкви и попрощался, небрежно коснувшись козырька. Когда на самом деле хотелось прижать к стене и целовать, срывая стоны с припухших губ.       — Вечером, — еле слышно прошептал тот на прощание.       Время не торопилось. Не шло, а ползло, то и дело замирая. В церкви стало полегче, правда, голову наводнили совсем неподходящие мысли. Но у Киллиана уже не было сил бороться с собой. Он смотрел на Лиама и видел его не стоящим у алтаря, а раскинувшимся на кровати в чем мать родила. Совесть было взбрыкнула, но слабо. Он облизал пересохшие губы и сосредоточился на том, что происходит здесь и сейчас. Мысленно благодарил Господа за прекрасный день. За то, что послал ему Лиама, за то чувство, что теплилось теперь в груди. Он старался не задумываться о будущем и не задавать вопросов, ведь их было намного больше, чем ответов. Все, что у него было — зыбкая надежда, что все как-нибудь исправится. Поэтому Киллиан радовался тому, что у него есть сейчас и, не раздумывая, отдал бы за еще один такой день несколько лет жизни.       Служба подошла к концу, как в замедленной съемке. Люди неторопливо покидали церковь, казалось, их ноги замирают в воздухе перед каждым следующим шагом. По ощущениям, прошло пол вечности, прежде чем церковь и прилегающие улицы обезлюдели. Наконец-то можно, держась в тени, подкрасться к знакомой двери и тихо постучать.       Крохотная прихожая встретила темнотой, еле слышно щёлкнул за спиной замок. Вокруг него обвились сильные руки, обоняния коснулся знакомый запах — сандал, немного ладана и сгоревшего воска. Киллиан пошатнулся, когда его прижали к стене, настойчиво целуя.       — Люблю… скучал… иди ко мне… — отрывочные слова и хриплое дыхание звучали в его ушах самой прекрасной музыкой.       Одежда постепенно исчезла, темнота сменилась мягким желтым светом ночника. Киллиан почувствовал голенями край кровати и позволил завалить себя на нее. Лиам выпрямился, сидя на нем: темные кудри растрепались, глаза возбужденно блестели. В золотистом свете лампы его тело тоже приобрело теплое золотистое свечение, оно казалось еще прекраснее, чем было. Четко очерченные мышцы так и манили прикоснуться к ним, полуоткрытые губы и мелькнувший между ними язык притягивали взгляд и вызывали целые вереницы нескромных мыслей. Это тело хотелось ласкать и нежить, ему хотелось поклоняться. Киллиан резким движением притянул Лиама к себе, целуя податливые губы. Он гладил широкую спину и плечи, запутывался пальцами в темных кудрях. Тот со стоном растянулся на нем, раздвигая коленом бедра Киллиана, и вызвал у него ответный стон. Они оба были возбуждены до предела, поцелуи становились все горячее, то и дело сменяясь укусами. Хотелось всего и сразу. Киллиан жадно ощупывал сильную спину и плечи, гладил крепкие бедра и задницу, сжимал ребра.       — Люблю тебя… как же я тебя люблю… — шептал он, не отдавая себе в этом отчет.       Лиам провел ладонью по груди Киллиана, слегка впиваясь ногтями, погладил живот и внутреннюю сторону бедер. По всему телу побежали мурашки, когда его пальцы обвились вокруг члена. Киллиан судорожно выдохнул, теряясь во времени и пространстве. Горячая, будто пылающая кожа, его запах, его поцелуи, от которых губы начало саднить, ласкающая рука на члене, двигающаяся именно так, как Киллиан хотел — это было слишком, чтобы выдержать.       — Останься до утра, — Лиам глубоко поцеловал его и сжал член сильнее. — Я так соскучился, — он поднес ладонь Киллиана к губам, поцеловал и толкнул вниз, себе между ног. — Хочу тебя, хочу безумно, — сначала ухо обжег шепот, а затем быстрый язык лизнул мочку. — Пожалуйста, прошу тебя, одного раза так мало. Я разбужу тебя на рассвете и ты уйдешь незаметно.       Последнее предложение Киллиан уже не слышал. Он отдался на милость рук и губ Лиама и сам страстно ласкал его в ответ. Долго это не продлилось. Знакомое невероятное чувство — будто бы падаешь вниз с американских горок, а потом взмываешь ввысь, охватило все его тело. Киллиан не мог описать это иначе, чем «волшебство» или «чудо». Дрожь по всему телу, сбившееся дыхание и любимое лицо перед глазами — так для него выглядело счастье.       После они долго целовались и гладили вспотевшие тела друг друга. Времени до рассвета оставалось достаточно, можно было не торопиться, как в первый раз.       — А тебе нравится только так? — задал Киллиан вопрос, мучавший его уже некоторое время.       — Как «так»? — Лиам с легкой улыбкой погладил его по небритой щеке.       — Ну… — Киллиан смутился, — в том смысле, что ты всегда… позволяешь мне… — он тяжело вздохнул, не зная, как сказать.       — Я всегда отдаюсь тебе, — подсказал тот, целуя его в уголок рта.       — Да, — Киллиан выдохнул с явным облегчением. — А наоборот можно или тебе так не нравится? Он понизил голос до шепота и уткнулся лицом Лиаму в шею. Было стыдно, слова не хотели складываться в предложения.       — С тобой мне нравится все, — его ласково поцеловали в лоб, затем в запылавшую щеку. — Между нами можно все, что захочешь.       Эйдан не ожидал такого предложения и был приятно удивлен. Ему хватило лишь подумать о такой возможности, как он почувствовал, как внизу живота вновь скапливается сладкая тяжесть. Он поцеловал Киллиана и мягко толкнул его на живот. Тот посмотрел через плечо и от этого взгляда возбуждение многократно усилилось. Эйдан достал из-под подушки бутылочку с массажным маслом и налил немного на ладонь, щедро распределил по рукам.       Он начал с затылка и шеи, постепенно спускаясь ниже. Разминал, с силой поглаживал, растирал каждую мышцу, не упустив ничего. Широкая, сужающаяся к талии спина, бедра и колени, его прекрасные большие руки — ни один дюйм не остался без внимания. Киллиан и так был разомлевшим после секса, а теперь так просто растекся безвольной лужицей. Он потягивался и довольно постанывал под ладонями Эйдана. Когда тот осторожно провел кончиками пальцев по заднице, а потом сжал их, у Киллиана вырвался судорожный вздох. Он раздвинул ноги чуть шире и спрятал пылающее лицо в сгибе локтя.       Эйдан успокаивающе поцеловал его между лопаток и продолжил гладить ноги, от подколенных ямок до бедер, с каждым разом все больше заходя на внутреннюю сторону. Киллиан дышал все чаще, он начал неосознанно прижиматься бедрами к матрасу. Смазанные массажным маслом пальцы раздвинули ягодицы, ласкающим движением прошлись между ними, смазывая и расслабляя. Киллиан еле слышно охнул, почувствовав вторжение. Немного, одной фалангой, не торопясь. Эйдан не торопился, он неспешно растягивал своего любовника, то и дело тяжело сглатывая. Горячий, тесный, еще никем не тронутый… Он готов был сойти с ума лишь от этой картины — как его пальцы медленно погружаются в тугое, блестящее от масла отверстие. Их сжимало, как в тисках, хриплое дыхание Киллиана будоражило воображение.       Торопиться было нельзя. Эйдан хотел исключить даже малейшую боль, и совершенно неважно, что его собственный член чуть ли не разрывался. Особенно удачно согнув пальцы и услышав удивленный вскрик, он продолжил ласкать именно это место. Киллиан тяжело дышал, его кожа блестела от масла и пота. Румянец заливал не только лицо, но и шею, и грудь. А судя по тому, как он то прижимался бедрами к постели, то снова вскидывал их, насаживаясь уже на три пальца, все было в порядке.       Эйдан вытащил пальцы и лег рядом с ним, когда счел, что Киллиан готов. Медленно уложил его набок, согнул одну ногу в колене и плавно толкнулся с растянутую дырку. Эйдан целовал его плечи, шептал что-то нежное, отвлекая. Но похоже, это было не нужно, потому что Киллиан заворочался под ним и двинулся навстречу.       Это было просто невероятно и ни на что не похоже. Эйдан и не помнил, а было ли ему так же хорошо с кем-то другим. Киллиан завел одну руку назад, обнимая его за шею и притягивая к себе. Их губы вновь соприкоснулись, тела двигались в унисон, воздуха не хватало. Киллиан кончил первым, дрожа и сжимаясь. Он уткнулся в подушку и Эйдан услышал заглушенный крик и свое — не свое — имя.       Оргазм снес Эйдана, как лавина, и на некоторое время он выбыл из реальности.       В себя он пришел, обнимая Киллиана. Тот смотрел на него сияющими глазами и от этого хотелось умереть.       Эйдан и ранее замечал, что думает о нем чаще, чем о простом развлечении. Чаще, чем о работе. Это не могло окончиться хорошо. Но сейчас думать об этом не хотелось. У них еще было время до рассвета.       Они вместе сходили в душ, подшучивая и смеясь над тем, как мала ванная комната для двоих рослых мужчин. Со смехом споро перестелили залитую маслом постель и снова устроились, обнимая друг друга. Киллиан, до этого беззаботно улыбающийся ему, помрачнел.       — Скоро Пасха, — нахмурившись, произнес он, — а у меня в мастерской три мешка селитры. И мне не нравятся их намеки. Боюсь, очередной теракт приурочат к светлому празднику, — он сжал челюсти, аж зубы скрипнули.       — Ты видел брата? — Эйдан обнял его крепче. — Как он?       — Мы говорили по телефону. Донал молодец, держится. Но вот Джим… Киллиан вздохнул и молчал некоторое время.       — Джим сказал, что они не доверяют мне после того, как та бомба оказалась слишком слабой. Когда придет время поработать над новой, они отвезут меня и все материалы к себе. Его передернуло, как от холода.       — Донал будет за стенкой в соседней комнате. Я должен буду собрать все там. А он — это гарантия, что обойдется без «самодеятельности».       — Киллиан, любимый, — Эйдан заволновался, его буквально наэлектризовало, — я не хочу давить на тебя, но может быть…       — Да, — Киллиан серьезно кивнул. — Я и сам думал об этом. Надо идти в полицию, пусть дадут мне прослушку. Это нужно сделать. Я решил. Эйдану бы радоваться — добился, чего хотел. Они накроют всю банду. Но ему было страшно и за Киллиана, и за его младшего брата. Он смог только обнять Киллиана, уверяя, что все будет хорошо. *** Киллиан проснулся около пяти утра. Лиам сопел ему в плечо, темные кудри разметались в беспорядке. Он осторожно, чтобы не разбудить, погладил их и направился в душ — второй раз за ночь. Ведь после этого они снова занимались любовью, а потом, чуть отдышавшись — еще раз. Холодная вода была сейчас как никогда кстати, если он хочет уйти, пока на улицах никого нет. Решение было принято и от этого стало спокойнее, несмотря на всю опасность. Решившись, Киллиан намеревался идти до конца. И все это — только благодаря Лиаму. Будто бы он поделился с Киллианом своим мужеством и решительностью. Он подставил лицо прохладным струям и принялся тихо мурлыкать любимую мелодию. Обычно Киллиан не пел, не только в душе, а вообще. Тогда, в пабе, он сам не знал, что на него нашло. Опасался, что кто-то опять скажет «ты так похож на отца» или «яблочко от яблони», или еще что-то подобное, чего Киллиан не желал слышать. Но сейчас душа хотела песни. Он вышел из ванной комнаты, напевая и вытираясь на ходу и поэтому не заметил, что Лиам уже не спит.       — Что это? — он лежал, приподнявшись на локте. — Это ее ты пел в пабе. Очень красиво, только непонятно.       Одеяло сползло, открывая весь живот почти до промежности. Киллиан сглотнул, проследив, как убегает туда тонкая темная «блядская дорожка».       — Разве у тебя не было гэльского в школе? — он присел рядом, склоняясь для поцелуя.       — Был, конечно, но боюсь, все мои способности ушли в латынь и французский, — на губах Лиама появилась очень симпатичная улыбка. — Так о чем она?       — На первый взгляд — о любви, — Киллиан пригладил темные кудри и задержал руку на его щеке. — Но здесь не женщина тоскует о своем мужчине, а Ирландия ждет законного короля. Маскировка такая.       — Как «Песнь песней», которая тоже совсем не о любви, а аллегория, — Эйдан потерся о ладонь Киллиана. — Споешь мне?       Киллиан смутился.       — Да я так себе певец.       — Не важно. Я люблю тебя, твой голос и твой гэльский. Пожалуйста?       — Ну хорошо, — он глубоко вздохнул, словно собираясь с силами.       — `Se mo laoch, mo ghile mear, — огрубевшие кончики пальцев погладили щеку. — `Se mo Caesar, ghile mear, — ласково коснулись ямочки на подбродке. — Ne fhuaras fein aon suan ar sean, — Киллиан наклонился к нему, — O chuaigh i gcein mo ghile mear… Конец фразы потонул в поцелуе. Увы, больше они ничего не могли себе сегодня позволить. Эйдан с восторгом вслушивался в слова, которые еще совсем недавно вызывали раздражение. Но теперь, благодаря любимому голосу, засверкали новыми красками. Они еще немного повалялись вместе. Киллиан спел свою песню еще раз, он подзуживал Эйдана, попробовать повторить.       — Да это совсем не сложно! — убеждал он. — Ты только попробуй, твоя кровь сама заговорит!       «Да уж. Если только прадедушкина, «порченая».       Эйдан старательно прятал грусть, но когда Киллиан ушел, ему до смерти захотелось напиться.