***
Обычно Киллиан с радостью ждал приближения Пасхи. Но в этом году светлый праздник был отравлен предательством. Конечно, он исправно посещал все службы, но не чувствовал ничего, кроме разочарования и горечи. Киллиан старался абстрагироваться и повторял себе, что пришел сюда, чтобы обратиться к богу, а не пялиться на его ряженого служителя. Подумать только, каким глупым и доверчивым он оказался! Как легко позволил себя одурачить! И ведь ничто его не насторожило, ни тренированное тело, больше подходящее морпеху, а не священнику, ни боксерская груша, ни даже следы от пули! «Несчастный случай», ну конечно. Такой же, наверно, как у Мерфи! Вожделение затуманило его рассудок, а он не смог противостоять. Есть же простые и всем понятные правила, что хорошо и что плохо. А Киллиан оказался настолько слаб, что не смог им следовать. Похоть — смертный грех и точка, ему не может быть оправданий. Он не мог перестать думать об этом каждый раз, когда появлялся в церкви. Старался вообще не поднимать глаз от молитвенника. Не обращать внимание на бархатный голос, не разглядывать статную фигуру, не вспоминать, как Лиам… то есть, полицейский агент и подлый предатель выглядит без одежды. Но как забыть эти сильные, но нежные руки, горячий жадный рот и отзывчивое на ласки тело? Неужели возможно когда-нибудь стереть из памяти, как меняется его голос, срываясь хриплыми стонами, его запах, к которому примешивается запах ладана и сгоревших свечей… Черт, да даже сейчас, аромат ладана и воска будоражил воображение, потому что навсегда связан с ним. Человеком, которого не существует. Киллиан очень старался вычеркнуть из своих мыслей все, связанное с агентом Фокстейлом. Все те вещи, что они делали… ужасные, да, именно ужасные и никак иначе. «Не все, что приятно телу, хорошо и правильно для души», вспоминал Киллиан слова своего старого пастыря. Отец О’Хара любил приводить в примеры курение или алкоголь. Или еще проще: чревоугодие, так было понятно даже детям. Обильная еда приятна сейчас, но при сильном злоупотреблении она уже завтра обернется болями в животе, а в перспективе — проблемами со здоровьем. Также и греховное, противоестественное влечение к мужчинам. Приятно здесь и сейчас, но противно Богу и природе. И отправит в геенну огненную в будущем. Киллиан подавил вздох. Все, как говорил отец О’Хара. Если дьявол захочет сбить человека с праведного пути, то выберет самое привлекательное для него обличье. У врага рода человеческого их сотни тысяч, для каждого — личный, как на заказ сделанный соблазн. Его соблазн… Сильное тело, под чуть смуглой кожей четко проступают мышцы. Растрепавшиеся темные кудри, в которые он так любил зарываться пальцами. Губы, красивее которых нет. Одного их касания достаточно, чтобы член напрягся, натягивая брюки. А когда быстрые ласковые пальцы расстегивают ширинку и обхватывают его, то сжимают, то движутся невесомо, то обводят головку, Киллиану казалось, что он попал в рай. Самый красивый, самый желанный, самый лучший из людей. Liam, mo ghrá… Предатель. Его обманули. А он попался, как глупый мотылек, настолько очарованный пламенем, что изо всех сил бросился к нему и сжёг свои крылья. Снова впустил в свою душу греховное влечение, думая, что впускает самое святое чувство — любовь… Никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя было поддаваться на сладкие речи! Но Киллиан и правда поверил, что у него тоже может быть свое «долго и счастливо». Как у родителей. Он быстро отер лицо рукавом — глаза опять защипало. Вдохнул и выдохнул, стараясь расслабиться и убрать намертво засевшее в теле напряжение. Перед Киллианом стояла тарелка с надкусанной горбушкой хлеба, пришла Страстная пятница. Он отодвинул ее, есть совсем не хотелось. Семья, в отличие от него, искренне радовалась празднику. Мама с сестрой отмыли дом сверху донизу, потом повели младших стричься и за покупками. Как и каждый год, в этот день вся семья согласно традиции покупала новую одежду, которую потом надевали на воскресную мессу. Обновка Киллиана, черный классический костюм с белой рубашкой, висел тут же на дверце шкафа, но на него даже не хотелось смотреть, не то что мерить. Уже скоро. Все взрывные устройства готовы, больше от него ничего не зависит. Киллиан вздохнул, сцепляя руки на коленях. Когда он в очередной раз докладывал полицейскому агенту о том, как идут дела, то не мог перестать думать, как тот рискует. Зная, что в воскресенье церковь запросто может взлететь на воздух, Лиам… то есть Фокстейл, все равно пойдет туда. И будет и дальше играть свою роль. Сердце каждый раз ёкало и сжималось, стоило Киллиану подумать о том, что может случиться. Ему было стыдно, но он беспокоился за полицейского так же, как и за членов своей семьи. Он потряс головой, прогоняя соблазнительный образ, и отправился на очередную встречу. Сегодня — в полицейском участке, потому что его хотел видеть и тот седой военный. Киллиан зашел, чтобы «решить проблему с просроченными правами», что придумал Лиам… то есть, агент, которого он не знал и знать не хотел, было неизвестно. Войдя, О’Рейли случайно услышал несколько фраз, которые запутали и смутили его. — Мы знаем, где будут заложены бомбы, — агент Фокстейл, как видно, был на грани отчаяния. — Значит, можем эвакуировать людей! Вы представляете, сколько жертв будет, если что-то пойдет не так? Сколько детей соберётся, например, в соборе в этот день? — Ни в коем случае! Что на тебя нашло, Лис? — резко осадил его мужчина с седыми висками, что заговорил тогда с Киллианом в церкви. — Спугнем всю банду, вся работа насмарку! Будем брать их и одновременно пусть работают саперы под прикрытием. Они заметили Киллиана и сменили тему. Благодаря ему, передвижения всех членов группировки отслеживались. А сегодня он мог похвастаться и еще кое-чем. — В субботу после службы, — его голос дрогнул, — главный встретится со мной на том складе. Хочет поблагодарить за хорошую работу. И передать мне моего брата лично. — Прекрасно, — у полковника натурально загорелись глаза. — Что ж, я тоже благодарю Вас за сотрудничество. Все будет в порядке, даже не беспокойтесь. Он говорил еще что-то, что они профессионалы, что никто не пострадает, все пройдет без сучка и задоринки. Что уже скоро Донал воссоединится с семьей. Киллиан изо всех сил не смотрел в сторону Фокстейла, и бегом покинул участок. Когда он уже почти вошел в свою мастерскую, на плечо легла знакомая рука. Резко обернувшись, Киллиан сбросил ее и хотел было захлопнуть дверь, но не успел. — Мне больше нечего рассказать. Я прошу Вас покинуть мое жилище, — несмотря на все усилия, голос задрожал. Фокстейл стоял перед ним, растрепанный и запыхавшийся. Скулы алели, губы приоткрыты…. Это заставляло вспомнить о других обстоятельствах, когда его лицо заливал румянец, а дыхание сбивалось. — Умоляю, поговори со мной. Этот голос… будто бархатом погладили по обнаженной коже. Киллиан кивнул, стараясь не смотреть полицейскому в глаза. Злость, обида, разочарование и несмотря на все это — жажда заполонили его душу. — Я не лгал тебе в том, что касалось моих чувств, но я должен был скрывать свою личность… — Конечно! Все верно, Вы были должны. И выполнили свой долг отменно, наплевав на всех вокруг: на их религию, на их чувства! Влезли в нашу церковь, не имея никакого на это права, обманывали доверившихся Вам людей… и меня тоже. — Киллиан, я… — Боже, агент Фокс, или как там Вас, — сердце Киллиана заколотилось так, что стало больно в груди, — почему Вы просто меня не завербовали?! Вы знали, что я с ними не по доброй воле! Зачем было лезть мне в душу?! А Вы не просто влезли, Вы в нее плюнули! — У меня не было выхода. Надо было действовать быстро, мы не хотели лишних смертей, — Фокстейл сделал шаг навстречу, Киллиан отступил. — Помнишь, я рассказывал, что не люблю отпевания? Особенно тех, кто ушел слишком рано? Я не врал! Нет ничего тяжелее, чем сообщать убитым горем родителям, что их ребенок оказался не в то время не в том месте. Наша группа обязана была предотвратить самое страшное. — Могли бы так и сказать! — И ты бы поверил полицейскому, тем более британцу? Киллиан изумленно распахнул глаза. Акцент неприятно резанул по ушам. Вроде похоже немного, как в Дерри говорят… но не свое, не родное. Эти нотки ни с чем не спутаешь. — Снова притворство! В Вас хоть что-то настоящее есть, агент Фокстейл? — Эйдан, — этот змей-искуситель мягко улыбнулся, а у Киллиана вспотели ладони. — Меня зовут Эйдан. Я на самом деле из Лондондерри, последний из пяти детей. И в интернате я учился, правда, не католическом. И учителей тоже изводил. Очень многое, что ты любишь в Лиаме — правда. Еще шаг вперед. Киллиан рефлекторно отшатнулся и почувствовал лопатками стену. — Но только моя семья живет по другую сторону от стены, разделяющей католический и протестантский кварталы. Мы англичане, протестанты и лоялисты до седьмого колена. Я работаю в полиции, как мой отец и дед. И когда начиналась эта операция, думал только о том, чтобы поскорее добраться до верхушки. Я ненавижу приносить соболезнования коллегам и семьям жертв, и когда умирают дети — это тоже правда. Он подошёл ещё ближе. Эйдан не играл, ему просто стало жизненно важно сказать правду. — Я не религиозен, хоть меня и крестили. Но изображая священника, я пытался помочь людям, как мог, это тоже не ложь. Когда я увидел тебя в первый раз, сначала просто запал на внешность. И посчитал удачным стечением обстоятельств твою исповедь. Но чем больше я узнавал тебя, тем сильнее менялось мое отношение к тебе. Так что все, что произошло между нами — тоже правда. Я готов подписать кровью каждое своё слово. Я правда думал, после операции послать все нахер и сбежать с тобой. И то, что я влюбился в тебя, как никогда в жизни, — его голос дрогнул. — Тоже правда. Но что мне было делать? Как я мог признаться? Все зашло слишком далеко и так запуталось… Они стояли так близко, что их лица почти соприкасались. Обоняние Киллиана дразнил знакомый аромат сандала, ладана и воска. Лиам… Эйдан был так близко, только руку протяни. В голубых с карим глазах застыла мольба, губы болезненно сжаты. Как же Киллиану хотелось прикоснуться к ним своими, снова почувствовать их тепло и мягкость. Но нельзя. — Британец и протестант, — у него вырвался хриплый смешок, — даже не протестант, а атеист. И полицейский к тому же. Потомственный. А прадед у Вас случайно не черно-пегий?! Эйдан опустил глаза и кивнул. — Если бы ты знал все это, разве смог бы мне довериться? Дыхание сперло, а горло свело судорогой. Киллиан зажмурился. Стоящий напротив человек воплощал в себе все, что было ему противно. В голову проскользнула страшная догадка: его семья ведь из Дерри. И раз дедуля работал в полиции, наверняка он один активных участников тогдашнего противостояния. Или вовсе из тех, кто расстреливал мирную демонстрация в Кровавое воскресенье. Соучастник преступления, за которое спустя столько лет так никого и не осудили. Единственный отставной солдат не в счет. Те, кто отдал этот приказ, живут, радуются жизни и никогда не будут наказаны. Наверняка так все и было. Но спрашивать слишком страшно. — Мой брат у них, я бы и дьяволу доверился, — прохрипел Киллиан. — Но Вам хотелось развлечься. Ну, Вы и развлеклись, а теперь оставьте меня в покое! После Пасхи все закончится. Уходите, убирайтесь! — Ты хочешь, чтобы я ушел? Ладонь на плече обожгла. Киллиан отшвырнул Эйдана от себя. — Не вводите меня больше во грех. Не желаю снова в нем погрязнуть. И не надо сказок о любви. Я и без них доведу дело до конца. — Я не врал! Я люблю тебя! О’Рейли распахнул дверь и вытолкал Фокстейла наружу. Потом сполз по стенке на пол, закрывая лицо руками. Сердце гулко билось где-то в горле, глаза жгло. Он все сделал правильно. Устоял перед соблазном. Но почему-то хотелось просто лечь и умереть.***
Свет, что отбрасывала одинокая свеча, падал на пурпурные знамена и от этого все окружающее выглядело залитым кровью. Эйдану это показалось дурным предзнаменованием. Хотя, ничего необычного. Так и должна быть украшена церковь в Великую субботу. Один-единственный огонек, символизирующий начало воскрешения, и пурпур кругом, сейчас кажущийся кровавым. Полковник был прав. Если бы они эвакуировали людей или просто не позволили бы им войти, то спугнули бы преступников и все усилия оказались бы напрасны. Перед службой Эйдан заметил Киллиана: тот пришел раньше всех и озираясь, начал протискиваться между скамьями, приблизительно к середине, будто искал что-то конкретное. Не успел он наклониться, как послышался скрип двери. Эйдан отступил за колонну и замер. — Ты что это делаешь? — в дверной проем просунулась рыжая голова одного из «приятелей» Киллиана. — Не усугубляй, ладно? — Да что вы за люди такие, — тот выпрямился во весь свой высокий рост. — Тут же весь квартал будет! Моя мама, сестра, братья… отец О’Нил… все, кого я знаю, — он судорожно выдохнул, а у Эйдана защемило сердце. — Так надо, — Джим Коннелли сделал шаг вперед. Его голос звучал твердо, плечи были гордо развернуты. — Нам нужна встряска, если мы хотим перемен. «Шинн Фейн» уже не те, они только языком трепать горазды. Поэтому — убери руки, отойди и не пытайся изменить то, что изменить нельзя. — Моя семья… — Киллиан вцепился в спинку одной из скамей, будто ему было трудно стоять. — И моя, — Джим и глазом не моргнул. — Я сам тоже буду здесь. И пусть случится, что должно. Ты же не думал, что тебя не проверят? — добавил он с усмешкой. — Нет, дружок. Я останусь до самого конца и присмотрю, чтобы ты не наделал глупостей. А впрочем, просто не приходите в воскресенье. Спасайте свои рабские жизни. — Какие же вы ублюдки! — Что ты сказал? Джим подошел к Киллиану вплотную и откинул голову назад, чтобы хоть немного сравняться в росте. — Моего прадеда повесили в тюрьме, когда ему было неполные двадцать. Деда выгнали с работы, когда стало известно, что он на самом деле католик. Мой папаша и все дяди из-за одного удачного выстрела свалили в Австралию с фальшивыми паспортами. По-твоему, я просто должен утереться?! — Нет, — Киллиан отвел глаза. — Но ублюдками ты называешь почему-то нас, а не Британскую Империю, — Коннелли развел руками. — Подумай над этим. Джим ушел, а Киллиан рухнул на ближайшую скамью и закрыл лицо руками. Эйдан не посмел подойти к нему. Далее все шло своим чередом. Огни были погашены, вся церковь погрузилась в темно-красный цвет и лишь одна свеча осталась гореть, как последний лучик надежды. Теракт был назначен на утро Пасхального воскресенья. Эйдан не мог больше сам следить за тем, как проходит операция. Саперы под прикрытием должны были начать нейтрализацию бомб сразу после всенощного бдения в субботу, одновременно группа Эйдана при поддержке местных полицейских перешла бы к активной части операции. И у кафедрального собора, и в других местах террористы выставили своих людей. Те наблюдали под видом случайных прохожих. Но благодаря Киллиану их лица были известны. И всех взяли на карандаш. Во время службы Эйдан не мог отделаться от мысли о Киллиане и Донале. Если главарю сообщат, что его план провалился, тот мог и убить заложника. Очень важным было, чтобы его передача состоялась без осложнений.***
— В соборе ликвидировали. Эта была последняя, — раздался голос в мобильном телефоне, а Эйдан вздохнул с облегчением. — Теперь все внимание на главаря, мы выдвинулись. Жди новостей, Лис. Он сбросил звонок и принялся ходить из угла в угол. Взрывные устройства были оперативно обезврежены, террористов задерживали одного за другим. Его церковь уже была вне опасности. И судя по всему, никто из них не успел подать знак сообщникам, которые следили за Доналом. Встреча для передачи мальчика Киллиану проходила как раз сейчас, глубокой ночью. У него не было сил включить свет в квартире. Из головы пропали все мысли, Эйдан весь будто обратился в ожидание. Не в силах больше этого выносить, он решил зайти в церковь. И может, впервые за долгие годы искренне помолиться. Здесь тоже царила тишина и темнота, лишь неяркий свет свечей разгонял ее. Субботние украшения уже убраны и больше не казалось, будто весь пол залит кровью. Фокстейл вздохнул, поднимая взгляд на распятие, висящее над алтарем. Он прекрасно помнил все положенные молитвы, но на ум приходило лишь два слова: спаси и сохрани. Горестные размышления прервал телефонный звонок. — Упустили, мальчик у него, — задыхаясь, сообщил коллега. Судя по звукам на заднем плане, он куда-то бежал. — Держи оружие при себе, пока не локализовали. Он и так не расставался с пистолетом последний час. Эйдан провел ладонью по карману и резко обернулся на шум. Напротив стоял человек в черном. Черт лица в полумраке было не рассмотреть: среднего роста, крепкий, за сорок. Русые волосы, ноль особых примет — таких, как он, в любом городе двенадцать на дюжину. Одной рукой он прижимал к себе высокого худого подростка, второй сжимал оружие. — Спокойно, отче. Не делайте резких движений, — он двинулся навстречу Эйдану, наставив пистолет на ребенка. Тот, похоже, уже плохо понимал, где находится: глаза расширены от страха, лицо белее бумаги, парень спотыкался при ходьбе. — Я просто сделаю то, что мы и собирались, — мужчина решительно двинулся в глубину нефа, к тому месту между скамей, которое раньше осматривал Киллиан. — Отпустите мальчика, — Эйдан нащупал пистолет в кармане. — Вы проиграли. Все ваши сообщники арестованы, все бомбы обезврежены. Единственный выход — сдаться. — О нет, — тот коротко рассмеялся и ткнул паренька стволом в висок. — Сейчас я доведу дело до конца, а после того, как этот храм взлетит на воздух, окажется, что виноваты оранжисты. Представляете, что начнется после этого по всей стране? Даже самые терпимые и милосердные поднимутся на дыбы. — Вы этого не увидите, если сейчас же не остановитесь, — Эйдан начал потихоньку вытаскивать руку из кармана. — Моя душа готова к этому. Как насчет вашей? Мужчина резко выбросил руку с пистолетом вперед. Эйдан на автомате последовал его примеру. Прогремел выстрел и они оба, мужчина и мальчик, повалились на пол. Фокстейл бросился к ним. Донал оказался без сознания, но вне опасности. — Жив… — выдохнул Эйдан. Что касается террориста, то под его головой расплывалось кровавое пятно. Он был мертв, мертвее не бывает. «Но моя пуля не могла войти в затылок», Эйдан вскинул пистолет, поднял глаза и увидел напротив темное отверстие дула. Переведя взгляд выше, столкнулся с синими глазами, так похожими на глаза Киллиана. Что его изумило больше всего — эти глаза была абсолютно спокойны. Похоже, они оба одновременно заметили это друг в друге. Ни в одном не было страха перед трупом, ни для одного из них оружие не было непривычным. Миссис О`Рейли смотрела на него, прищурившись: — Вы не так-то просты, отец О`Нил. Откуда знаете, как обращаться с такой игрушкой? — А Вы откуда? — Я из южного Арма, у нас стрельба входит в школьную программу , — миссис О’Рейли попыталась улыбнуться, но вышло криво. — Так вы с ними? И знали обо всем? — Эйдан попытался подняться, но его снова взяли на прицел. — Я?! — женщина задохнулась от возмущения. — Если бы я знала, мой ребенок никогда бы не попал им в руки! Донал был бы дома, а эти твари — в аду! Мы не могли пойти с этим к властям, и я решила искать его сама. Своими методами. — У Вас, как я вижу, большой опыт… — Я была немного старше Донала, когда меня попросили кое-куда сходить и кое-что сделать. Вот и весь мой опыт, — холодно отчеканила она. — После я переехала из Арма сюда, вышла замуж и навсегда забыла об этом. — От того, что Вы сделали, кто-то пострадал? — Невинные не пострадали. А солдаты должны быть готовы к риску. — Отдайте пистолет. Скоро тут будет полиция, — Эйдан старался, чтобы его голос звучал как можно убедительнее. — Отдайте оружие. Пусть все выглядит так, будто это была моя самооборона. Майред, послушайте, мне все равно, что вы сделали много лет назад. — Зато Вашему начальству может быть интересно, — ее глаза сузились, когда женщина услышала свое имя. В мозгу молнией вспыхнуло понимание. Перед мысленным взором Эйдана появилась страница из досье Киллиана. Имя, фамилия, год рождения. И имена родителей. Коннор и Мэри О`Рейли, в девичестве МакКоннахи. Мэри, не Майред. — Мы ему не скажем, — Эйдан опустил пистолет. — Ну же! Ваш сын без сознания, вы нужны ему. Она колебалась, это было ясно видно и по закушенной губе, и по капельке пота, прочертившей висок. Наконец, Майред опустилась на корточки, положила оружие на пол и толкнула его Эйдану. Тот проворно протер рукоять и убрал оружие в карман. Краем глаза он увидел, как мать устраивает голову сына у себя на коленях. Мальчик постепенно приходил в себя. — И помните: Вы вернулись в церковь после всенощной, потому что забыли сумочку. Вошли и попали под прицел. Преступник повернулся к вам, что дало мне шанс его пристрелить, — успел он шепнуть ей. Та напряженно кивнула. Далее все происходило очень быстро. Эйдан вызвал подкрепление, и дальше всем занялись коллеги. От него не ускользнуло, как напряглась мать Киллиана, когда в церковь прибыл полковник собственной персоной, и поэтому Эйдан устроил так, чтобы ее допрашивал кто-то другой. Инкогнито отца О`Нила перед паствой не было раскрыто, поэтому в воскресенье утром прихожане собрались на воскресную службу, которую он, наконец, мог провести с легким сердцем и ничего не опасаясь. Вся семья О`Рейли, конечно, тоже присутствовала. Киллиан и его мать выглядели изможденными, но счастливыми. А Донал не сводил с Эйдана восторженных глаз. Следующие дни были заполнены суетой и бюрократией. Коллеги уже мысленно наслаждались скорым отпуском, полковник принимал поздравления по поводу новой награды. Пусть они выловили не всех, основная часть была или задержана, или ликвидирована. У Эйдана совсем не было времени, чтобы навестить Киллиана, но видит Бог, именно этого ему хотелось больше всего. Тот по-прежнему появлялся на службах, но даже не смотрел в его сторону. Очень редко Эйдан ловил на себе взгляд синих глаз, но не мог разобрать его выражения. Когда вся семья О’Рейли не пришла в церковь в следующее воскресенье, Эйдан забеспокоился. Когда никого из них не было три дня подряд, направился к ним домой. Интуиция ему подсказывала, что что-то не так. Когда он позвонил в дверь, ему открыли незнакомые люди. Новые жильцы ничего не знали о судьбе старых. Эйдан бросился в квартиру Киллиана, подозревая худшее. Она тоже оказалась сдана. Мастерская стояла закрытой, сквозь окна было видно его рабочий стол. Инструменты расположены так, будто бы Киллиан вышел на минутку и сейчас вернется. Мотоцикл, который он так и не доделал, тоже был там, небрежно полуприкрытый. Они все бросили и исчезли. Фокстейл кинулся за объяснениями к начальству. — Ты же сам просил, чтобы их взяли в программу защиты свидетелей, — пожал плечами полковник. — Вот они и уехали, как можно скорее. — Куда?! — Это конфиденциальная информация. Эйдан перевел дыхание. Он не хотел верить, что все вот так закончится. — Я прошу Вас. — Извини, Лис, правила одинаковы для всех. Полковник замолчал, хмурясь и о чем-то раздумывая. — Ты, конечно, не по этой части, но ты заметил — сестра О’Рейли редкая красавица? У меня постоянное чувство, что я где-то видел ее лицо раньше… «Вашему начальству будет интересно», прошептал у Эйдана в голове голос Майред. — Хотя нет, невозможно. Слишком молода. Должно быть, показалось. Мы все вымотаны и нам нужен отпуск, — заключил полковник. — Все, Лис. Операция успешно закончена, а адрес я тебе не дам. Отдохни и наберись сил. Выходя из кабинета, Эйдан точно знал, что сделает. Первым делом — расспросит коллег, имеющих доступ к нужной информации. Он не остановится ни перед чем, чтобы узнать, где Киллиан сейчас. А затем — уволится и будет искать его, пока не найдет.