Клыки

      Заклеив коробку скотчем, я подняла глаза на Рудницкого, вернувшегося в мою, точнее, уже не в мою комнату, и стоящего у двери. В тот вечер, когда на участок закинули собаку, мужчина побрился, теперь без щетины-бороды и на фоне постоянных стрессов его лицо выглядело совсем уж безжизненным.       — Это последняя.       Он кивнул и сделал шаг вперед, собираясь поднять коробку.       — Только она очень тяжелая, — встрепенулась я, — давайте, может, вдвоем?       Но Рудницкий уже обхватил её с боков руками и без какого либо труда оторвал от пола.       — Я справлюсь, — негромко ответил он, даже не удостоив меня взгляда.       После ситуации с собакой Герман стал холоднее айсберга и окончательно замкнулся в себе. От его дружелюбия, расположенности и теплых проявлений заботы не осталось и следа. И как на это реагировать – было совершенно непонятно.       — Вашей физической подготовке можно позавидовать, — доброжелательно сказала я, после чего изогнула губы в обратной улыбке, — это вызывает уважение.       — Спасибо, — это было сказано все также сухо.       Рудницкий понёс вниз оставшиеся вещи, Ночь проводил его взглядом, затем посмотрел на меня. Кот с самого утра выглядел встревоженным и беспокойным.       — Всё хорошо, малыш. Скоро будем с тобой вдвоем в новом доме жить, — обратилась я к нему, параллельно закидывая рюкзак на плечо. Потом огляделась, прощаясь с домом, а заодно проверяя, ничего ли не забыла, и присела на корточки, чтобы погладить котика. — Всё будет хорошо, вот увидишь. Полная свобода и независимость. Девчонки будут в гости приходить. — Ночь сидел спокойно, не пытался уйти, но и не урчал. — Так еще и расположение у квартиры очень удобное, тебе-то все равно, а для меня это большой плюс. И не будет никаких незваных гостей и собак. Ну что, поехали? Герман уже ждет.       Подняв питомца на руки, я покинула комнату, к которой успела привыкнуть, и шагнула на лестницу. Настроение было очень смешанным и непонятным. С одной стороны, возможность жить одной в прекрасной квартире со всеми удобствами, при этом, платя за нее копейки, ни от кого не зависеть и ни под кого не подстраиваться, радовала. Даже очень. И благодарность Герману вообще за всё была просто необъятной… но присутствовала и грусть, и тоска. За столько времени я успела привыкнуть и к этому большому, но уютному дому, и к его хозяину, и к нашему образу жизни. Как ни крути, но приятно возвращаться домой, где кто-то тебя ждет, где есть кто-то, кто о тебе заботится. Рядом с Германом было спокойно, даже несмотря на тревогу, которую он вызывал, когда оказывался слишком близко. Я могла не сомневаться, что, если случится что-то нехорошее, то Герман обязательно поможет. И кота в клинику отвезет, и меня поздно вечером встретит, и вообще сделает все, что потребуется, причем, сразу же. Даже книжку на ночь почитает.       Да я и сама привыкла о нем заботиться. Кто теперь будет готовить Рудницкому домашнюю еду, заваривать свежий чай или кофе, спрашивать, как прошел день, и пытаться подбодрить, если что-то расстроило? Каким бы крутым и самостоятельным он не выглядел, этот серьезный брутальный мужчина тоже иногда нуждался во внимании, легких разговорах или поддержке, как любой обычный человек. Я видела, как в загруженные рабочие дни его взгляд переставал быть настолько тяжелым и мрачным после наших совместных ужинов – а всего то требовалось просто дать человеку выговориться, найти нужные слова, чтобы подбодрить, а потом переключить его внимание на что-то более легкое, забавное и интересное.       Бывали дни, когда мы вместе могли глянуть какую-нибудь передачу, видео или серию сериала. Такие ситуации можно на пальцах одной руки пересчитать, но, тем не менее, они были. И Герман разгружался – я начинала болтать всякое, а он включался в разговор, после чего втягивался и сам начинал увлеченно о чем-то рассуждать. Он смеялся с моих шуток. Он отвлекался от работы и проблем. У него аж лицо становилось расслабленнее и моложе после таких посиделок.       Я тяжело вздохнула. Не хотелось признавать, что буду скучать по нему, по совместным походам в магазин, по ужинам, разговорам. Не хотелось признавать, что привязалась к чужому человеку. Увы, но дурацкие чувства не всегда получается игнорировать. Изголодавшись по теплу, заботе, защите и спокойствию, привыкнув со всем справляться самой и в одиночку, теперь было безумно сложно и болезненно снова возвращаться в свой кокон.       Да и Германа оставлять одного в такой сложный период было как-то грустно. Хотя, скорее всего, он во мне не нуждался. Прекрасно справлялся сам до меня, справится и после. Ужины сам приготовит или доставку из ресторана закажет, а поболтает с друзьями или девушку заведет. Как-то глупо было беспокоиться о взрослом, самостоятельном, умном мужчине, являясь для него никем.       Весеннее солнце стояло высоко в небе. В машине мы ехали молча, что совсем неудивительно, но я бы с удовольствием поболтала в последний раз. Ночь мирно лежал на моих коленях, он не дремал и не урчал даже несмотря на поглаживания.       — Мы теперь только на защите диплома увидимся? — решила спросить я, нарушив тишину.       — Я не состою в комиссии, так что меня там не будет, — равнодушно ответил Рудницкий.       — Жаль. С Вами было бы спокойней. Мне всегда как-то спокойней, когда Вы рядом. — Это вырвалось само собой, стало очень неловко. Это явно было лишним и прозвучало странно… но, с другой стороны, почему кому-то вообще должно быть стыдно за искренность?       — Уверен, Алексия, Вы и так отлично выступите.       — Для меня это будет настоящим испытанием. Мало того, что качество работы оставляет желать лучшего, так еще и эти публичные выступления – вообще не моё. Полбеды, если бы в комиссии сидели только наши преподы, а перед незнакомыми людьми я же вообще посыплюсь.       — Вы производите впечатление умной, стойкой и сильной девушки. Думаю, Вы просто соберетесь, выйдете и прекрасно защититесь.       — Спасибо, — даже если это и были лишь дежурные фразы с поддержкой, слышать комплименты все равно приятно. — А если сложные дополнительные вопросы зададут?       — Придумаете, что ответить. Неужели на экзаменах ни разу не выкручивались?       — Выкручивалась, конечно. — В том числе, и на его.       — Ну вот, видите, — Герман изобразил подобие легкой улыбки, чуть повернув ко мне голову, но не отрывая взгляда от дороги. — Значит, и на защите справитесь.       Снова повисло молчание, но через пару минут я глубоко вздохнула и все же позволила себе снова произнести искренние слова, которые крутились в голове.       — Герман, я так Вам благодарна за всё, что Вы для меня сделали и делаете. Никто никогда не делал для меня столько. Никто. Никогда. Я даже не знаю, как полностью Вам отплатить, хотя очень этого хочу. Я навсегда останусь Вашей должницей.       Он нахмурился и отрицательно покачал головой.       — Бросьте, Алексия, Вы перегибаете палку. Вы уже благодарили меня и неоднократно, этого вполне достаточно. Ничего Вы мне не должны.       — Очень сложно это принять.       — А Вы постарайтесь. Да, Вы жили в моем доме, но делали кучу домашних дел, экономя этим мои ресурсы. Да, я плачу Вам зарплату, но не за красивые же глаза, а за работу, которую Вы выполняете. О каком долге идет речь? — Рудницкий говорил это спокойно и уверенно, будто именно так всё и было.       — Вы правда считаете, что платите мне столько, сколько я реально зарабатываю, а не больше? Или что те домашние дела были равносильны моему проживанию в Вашем доме? Что насчет огромной скидки за оплату квартиры в центре? Обычные жильцы платили бы гораздо больше.       И почему я просто не закончила эту тему, а зачем-то продолжила пытаться убедить его в обратном, в том, что останусь должна? Наверное, просто хотела поговорить о чем угодно.       — Я плачу Вам столько, сколько хочу, сколько считаю нужным – это первое, — убрав одну руку с руля, Герман загнул большой палец. Внимание невольно зацепилось за одинаковую длину безымянного и среднего, что на миг вернуло вытесненные странные воспоминания из кабинета. — Да, как по мне, Ваша помощь с уборкой, готовкой и прочими делами была равносильна Вашему проживанию. Давайте по факту: Вы мне никак и ничем не мешали, не обременяли, при этом, мне не нужно было стирать, гладить, придумывать, что поесть. Это второе, — он загнул указательный палец. Рудницкий говорил так четко и твердо, что создавалось впечатление, что он действительно так считает. — А что касается квартиры, хочу сказать Вам, Алексия, не всё меряется деньгами. Помогаю Вам, потому что хочу помочь и могу. Это третье, — Герман загнул средний палец, после чего вернул руку на руль.       Мне оставалось только согласиться.       — Хорошо. Хорошо, если всё так. Тем не менее, если смогу быть Вам чем-то полезна, обращайтесь, пожалуйста. Буду только рада.       — Договорились.       Чувство долга и обязанности никуда не делось, но все равно стало легче от того, что этот прекрасный мужчина в очередной раз подтвердил, что ничего не ждет от меня взамен на свои услуги и помощь. Интересно, много ли в мире таких джентльменов с добрым сердцем и благими намерениями? Его жене могло бы очень сильно повезти, сложись у них все иначе.       Как-то странно было думать о Германе в контексте брака, из-за разницы в возрасте я не воспринимала его, как мужчину-партнера. После физрука к подобному появилось отвращение. А тут…       Вспомнилось, как мы сидели в японском ресторане после того, как отвезли Ночь в клинику, и как мне хотелось обнять Германа, прикоснуться к нему. Встряхнув головой, я прогнала эти воспоминания, при этом, продолжая игнорировать пытающиеся пробиться в сознание мысли об инциденте в кабинете, одинаковую длину пальцев, физическую силу и убитую собаку. Герман скосил на меня вопросительный взгляд, но ничего не сказал. Я же решила продолжить лить слова искренности, правда, на этот раз с оговоркой:       — Герман, Вы только не подумайте, никакого романтического подтекста в моих словах нет, ничего такого, но… я буду по Вам скучать, — губы сами собой расползлись в теплой, но грустной улыбке. Будто почувствовав смену настроения, Рудницкий посмотрел на меня, выражение его лица оставалось серьезным. — Особенно по совместным ужинам и всему такому. И как Вы книгу мне читали еще долго буду вспоминать. Да и вообще многое, — состояние душевности и сентиментальности вдруг в миг разрушилось, встрепенувшись, я решила снова повторить важное уточнение, — но без подтекста, чисто по-человечески.       В глазах Германа что-то плескалось, какие-то чувства и эмоции там точно были, но не удавалось понять, какие именно, однако, выражение лица он сохранял все таким же ровным. Рудницкий снова смотрел на дорогу и слишком уж крепко держал руль обеими руками. Он начал покусывать нижнюю губу, словно не решаясь что-то сказать или принять какое-то решение.       — Спасибо, Алексия. Мне тоже Ваша компания была приятна. Надеюсь, дальше в жизни у Вас всё сложится хорошо.       Вроде, ничего такого не сказал, а казалось, будто поставил точку во всей нашей истории. Стало как-то совсем тоскливо, хотя точка на этом месте была абсолютно логична и ожидаема.       — Спасибо, взаимно. Вы замечательный человек, просто ангел какой-то, у Вас тоже все должно быть хорошо, — выдавила из себя я, чувствуя, что говорю что-то не то. Меня несло, пора было остановиться. Перебор с искренностью.       — Я не ангел, Алексия, — резко бросил Рудницкий.       На этом диалог в машине закончился окончательно.       Вскоре мы доехали до квартиры, Герман помог дотащить вещи, показал, где что стоит и как пользоваться техникой, дал элементарные указания, после чего пришло время прощаться. Присев на корточки, преподаватель протянул руку, чтобы погладить кота. Ночь уже привык к нему, но вел себя осторожно, словно опасался. Знакомая ситуация.       — Будь умницей, Ночь, — произнес Рудницкий, почесывая его по голове, — веди себя хорошо и хозяйку не обижай.       После чего наступила моя очередь. Стоя напротив, Герман секунды три, а может, и все пять, внимательно смотрел мне в глаза. Я снова пыталась распознать эмоции в его взгляде, но получалось с трудом. Смесь тепла, ласки, грусти и чего-то нехорошего, злого.       Но так ведь не бывает, слишком уж противоречиво.       — Ну, удачи Вам, Алексия. Номер моей сестры я Вам дал, так что, если будут проблемы или вопросы по квартире, то смело пишите или звоните ей. В крайнем случае, мой номер у Вас тоже есть. И успехов с дипломом.       Он уже хотел развернуться и уйти, а меня просто разрывало от желания его обнять. И подавить это желание не получалось, тело аж подергивало.       — Когда мы теперь увидимся? — спросила я, пытаясь потянуть время.       Что такое на меня нашло? Почему так не хотелось прощаться?       — Возможно, на вручении дипломов, если не буду в этот день работать.       — Это в начале июля, если не ошибаюсь?       — Наверное, не знаю.       — Так нескоро… — Черт, вот эту ерунду мои губы и язык точно сами собой изрекли. В здравом уме я бы такое не сказала.       Рудницкий растерялся, он хмурился, не зная, что ответить. Наверное подумал, что наивная девочка все же влюбилась. Как же неловко. Вдруг в сознании засияла картинка, как несколько дней назад он мило улыбался из-за какой-то глупой шутки. Почему это вообще вспомнилось?       Тянулся максимально странный и непонятный момент, нужно было срочно все разруливать и заканчивать. Нацепив дружелюбное невозмутимое выражение лица, я сказала:       — В общем, ладно, пойду разбирать вещи. Еще раз Вам и Вашей сестре большущее спасибо. И, Герман, пожалуйста, не забывайте хорошо питаться и спать! — Конечно, говорить о том, как сильно он похудел, я не стала, но в глубине души его состояние начинало волновать.       — Хорошо. До свидания, Алексия, — негромко произнес он, не отрывая от меня того противоречивого взгляда, затем медленно моргнул и развернулся к двери.       — До свидания, Герман.       Под кожей аж горело от желания обнять его в последний раз. Я даже приоткрыла рот, чтобы все же спросить на это разрешение, но преподаватель дернул ручку вниз и в следующее мгновение его уже не было в квартире. Мы с Ночью остались вдвоем.       Опустившись на пол, я обхватила голову руками, зарывшись пальцами в волнистые локоны, и постаралась заставить себя успокоиться, выдохнуть и здраво все обдумать. Да, эмоции и чувства бушевали, но все это легко объяснялось. Просто нужно было успокоиться.       К вечеру эмоциональное состояние стало значительно лучше. Пока я разбирала вещи, на фоне играла музыка, грустные песни приходилось пролистывать, дабы не усугублять. Ночь всё время крутился под ногами и сразу же залезал в освободившиеся коробочки, все-таки, то, что коты к ним неравнодушны – совсем не миф. Закончив все дела, я включила чайник на новой кухне, чтобы налить растворимый кофе и заварить лапшу быстрого приготовления, за которой уже успела сбегать в ближайший магазин.       Новое жилище оказалось очень комфортным, ремонт во всех комнатах был выполнен в светлых тонах, интерьер выглядел минималистично и стильно. Справа от входа располагалась ванная и небольшая кухня, прямо по коридору – гостиная, справа в коридоре – спальня. Хорошая квартирка, никаких излишеств, но со всеми удобствами. Правда, оказалось, что нет ванны, только душевая кабинка. Совершенно не критично, но иногда мне нравилось полежать в теплой водичке с добавлением расслабляющей соли или ароматной пены.       Скрестив ноги по-турецки на бежевом стуле, я пододвинула к себе чашку с кофе из пакетика, параллельно листая новостную ленту в соцсетях. По привычке глаза искали пост про очередную жертву маньяка, последняя была уже слишком давно. Он словно решил взять перерыв или затаился.       Вдруг мне попалась песня, которую слушала несколько лет назад – парень с гитарой пел стихи одного поэта. Нажав на кнопку воспроизведения, я положила телефон на стол и опустила одну ногу, приобнимая вторую за колено.       Само стихотворение не было печальным. Абсолютно. Но музыка на фоне и то, как пел парень, делало его особенно душевным и грустным. Глядя в окно на город, окутанный сумерками, я слушала и невольно вспоминала юную себя и какие-то события из жизни. Сначала давние, лет в пятнадцать-шестнадцать, а потом и более свежие.       Я ведь и правда была влюблена в физрука – так мне казалось. А потом возненавидела себя за то, что произошло. Возненавидела до такой степени, что жить не хотелось. И даже рассказать никому не могла. Пыталась несколько раз, но так ничего и не вышло.       За пару месяцев до событий, изменивших жизнь, я сидела в своей комнате и беззаботно рисовала волка, воющего на луну. Даже не предполагала, что скоро моя семья разрушится, а через пару лет папы не станет.       Интересно, а как сложилась жизнь у Влада, который мне нравился в школе? Слышала, он женился. Как сейчас Настя, подруга из класса? А Вика, с которой сидела на английском и информатике?       Мысли о прошлом сменились на мысли о настоящем. Осознала, как не хватает дружбы с Катей. Возможно, я была плохой подругой, поэтому ее и потеряла. Как и Иру – девочку, с которой переписывалась в интернете несколько лет, а потом она просто перестала отвечать, хотя заходила в социальные сети.       Кирилл… Может, и тут была проблема во мне? Я была слишком навязчивой? Скучной? Какой-то не такой? Почему он потерял ко мне интерес, да еще и так быстро?       В песне начался проигрыш, и внезапно в голову полез Рудницкий. Его внимательный взгляд. Его редкая, но очень красивая улыбка. Его объятия, в которых он меня утешал.       Я резко встряхнула головой.       Ерунда какая-то. Еще не хватало влюбиться. Следовало отдавать себе отчет в том, что моя поломанная психика просто повелась на заботу и внимание от красивого мужчины. Не более.       Черт, это, конечно, прекрасно, что он мне помог, но я жила и жила себе спокойно в своем уютном одиночестве, в своем коконе, а он взял и заставил вспомнить, какого это, когда ты не сама по себе. Ну вот зачем? Слишком болезненно зарываться обратно.       Решив отвлечься, я открыла список аудиозаписей в своем профиле и отмотала в самый низ. Там хранилось то, что слушала много лет назад, так как ничего не удаляла, но уже давно использовала другое приложение для музыки. Палец ткнул на какую-то легкую попсовую песенку. Подумав, что это как раз то, что нужно, я решила её оставить. Но текст… Поначалу на нём совершенно не концентрировалась, однако внимание само стало цепляться за отдельные фразы.       “Кто ты такой и как сердце мое расплавил?”       “Что ж ты меня оставил…”       “А сердечко хочет лишь тебя…”       Психанув, я вырубила музыку совсем. Нервы что-то расшатались, на смену грусти пришла злость и раздражительность, в первую очередь, на себя. Наверное, стоило поскорее закончить уборку на кухне и пойти посмотреть какой-нибудь сериал или и вовсе лечь спать. А еще следовало просто приказать себе больше не думать и не вспоминать о Рудницком. Проблем в жизни и без того хватало.