Клыки

      На следующее утро в коридоре на скамейке лежала стопка аккуратно сложенной женской одежды. Джинсы оказались велики и спадали с талии, но Сага дала кусок толстой веревки, я протянула ее в шлевки и затянула, фиксируя штаны на нужном месте. Очень аутентичная замена ремня. Хотя здешние жители, если судить по дому Рудницких, были весьма современными. Обычная черная футболка села хорошо, немного свободно, и еще мне одолжили теплый вязаный свитер, очень красивый и качественный, с интересным узором, но пока он не понадобился. За ночь носки, которые я постирала в раковине, успели высохнуть. Жаль, что никаких своих вещей почти не было, зубная щетка точно пригодилась бы, а то чистить зубы пальцем и пастой – не особо эффективно. Еще пригодилось бы побольше сменной одежды, всякие средства для умывания и кожи, книжка и скетчбук с карандашом и ластиком.       Завтракали мы с Сагой в тишине, она приготовила овсяную кашу, слишком человеческое блюдо для оборотней, и заварила чай. Я не любила овсянку, но крутить носом было бы неуместно, а отказаться от еды – тоже плохой вариант.       — Раз я тут живу, может, могла бы помочь с готовкой? Или нужно в доме убраться? — предложила я, закончив с кашей. Она оказалась не такой уж и гадкой, бабушка добавила туда мед, яблоко и корицу.       — Ты сейчас в гостях, это лишнее, — ровным голосом ответила Сага, не взглянув на меня.       — А если выйдет так, что я тут задержусь?       — Если мне нужна будет твоя помощь, я скажу тебе. Поверь, насыпать в кастрюлю лишний стакан крупы – не трудность. — Она призадумалась. — Хотя... с картошкой на суп можешь помочь, ее почистить надо, а у меня с утра пясти ноют.       Запястья? Пясти у собак же... Забавно.       — Да, конечно, — кивнула я.       — В сарае мешок, оттуда набери тогда.       — Хорошо.       Часов до четырех я помогала шаманке по хозяйству. На чистке картофеля все не закончилось, я осталась на кухне, нарезала мясо, вроде как, тоже свиное, бегала мыть посуду и выполняла всякие мелкие поручения. Проводить время с Сагой было комфортно, она рассказала про свойства трав, хранившихся в доме в больших количествах и разнообразии, порасспрашивала меня о моей семье и о жизни, не касаясь при этом Германа. То ли ей было неинтересно слушать про него, то ли она и так все знала. Приятно, что бабушка не смотрела свысока и не относилась ко мне настороженно, как к чужачке. Неизвестно, конечно, что она думала, но ничего такого точно не демонстрировала, общалась, как со своей.       — Да, нелегкая у тебя судьба, — покачав головой из стороны в сторону, сказала Сага.       Накрыв кастрюлю крышкой, она взглянула на меня. Вот у кого взгляд был даже глубже и проницательней, чем у Германа.       — У других людей и хуже бывает. До пятнадцати лет все вообще идеально было, потом уже... — я замолчала, не став продолжать мысль. Глаза уперлись в пол. — Да и в конечном итоге все закончилось хорошо, благодаря...       Не стоило лишний раз акцентировать внимание на помощи Рудницкого, но старушка и так все поняла.       — Благодаря Герману, — договорила она за меня.       — Да. У меня было счастливое детство, счастливая юность, затем шел тяжелый период, из которого мне помогли выбраться таким образом, о котором многие и не мечтают. Я не имею права жаловаться.       Подойдя к раковине, я стала мыть оставшуюся посуду.       — Всегда есть те, кому сейчас лучше. И всегда есть те, кому сейчас хуже, — произнесла шаманка. — Неважно, есть ли тот, у кого боль больнее твоей. Ты имеешь право на чувства. Потерять отца и мать, остаться совсем одной... это тяжело.       Я грустно усмехнулась, продолжая тереть тарелку губкой.       — Вы говорите, как говорят психологи. Они тоже учат не обесценивать свои переживания, грусть и все такое.       — Психологи? Психо-логи, — повторила Сага, разделив слово на корни. — У вас есть ученые, изучающие человеческую душу? — судя по голосу, она была крайне удивлена.       “Психо” с древнегреческого – душа, а “логос” – учение. При прямом переводе получается, что психология – наука о душе. Забавно, Шаманка решила, что и на практике оно так.       — Нет-нет, — улыбнулась я, — психологи – это те, кто изучают или работают с человеческой психикой и всякими психическими процессами. Простыми словами, они занимаются человеческим мышлением, поведением и все в таком духе. Часто к психологам обращаются люди, чтобы разобраться со своими проблемами или травмами. Не физическими травмами. Моральными.       Сага понимающе покивала.       — То есть, вы приходите к другим людям, рассказываете о своей проблеме и они помогают ее решить? Как? Откуда они знают, как лучше поступить?       Оказывается, иногда очень сложно объяснить простые и понятные тебе вещи человеку, который с ними не сталкивался. Я шумно выдохнула, пытаясь нормально сформулировать мысль.       — Понимаете, они не дают советы, только какие-то рекомендации иногда. Человек рассказывает психологу о том, что его беспокоит, что ему не нравится в себе или в своей жизни, делится переживаниями. Психолог, знающий, как устроен и как работает человеческий мозг, человеческая психика, внимательно слушает, задает вопросы. Он помогает человеку разобраться во всем, разложить все по полочкам. Разбирает проблему на составляющие и подталкивает человека к наиболее подходящему ему решению.       Бабушка внимательно слушала мои объяснения, даже немного прищурилась, а когда я договорила, снова понимающе покивала.       — Вот оно как, — она сжала губы и приподняла брови. — Хорошая профессия. Полезная.       — Это точно. Сейчас психологов много, это здорово. Но, к сожалению, не все специалисты хорошие. Вы жили среди людей когда-нибудь?       — Нет, не доводилось.       — Всю жизнь в этой стае живете?       — Можно и так сказать, — криво улыбнулась Сага.       Закончив с делами, старушка хотела отправиться отдыхать в комнату. Я же, не зная, чем себя занять, присела на край скамейки. Бабушка уже открыла дверь в дом и переступила через порог, но вдруг остановилась.       — Что будешь делать? — поинтересовалась она, обернувшись на меня.       Я пожала плечами.       — Не знаю пока. У Вас есть какие-нибудь книги на моем языке?       — Да книг то полно... — задумчиво произнесла шаманка. — Может, тебе стоит прогуляться?       — Прогуляться? — Я грустно усмехнулась. — Не думаю, что меня будут рады видеть лишний раз.       — Сходи к Лике. Она хорошая девушка, не станет рычать.       Лика дала мне одежду, она же, если память не изменяла, делала браслеты. Интересно было бы с ней познакомиться, но стала бы она общаться со мной? Так не хотелось испытывать на себе негатив и снова окунуться в чувство, что ты лишняя, нежеланный гость. С другой стороны, неизвестно, сколько здесь жить, стоило попытаться наладить контакт еще с кем-то.       Сага рассказала, где находится дом Лики, и я пошла к ней.       На улице кипела жизнь. Оборотни в человеческом обличье занимались обычными человеческими делами. Кто-то косил траву, кто-то тренировался, один из мужчин, сидя на ступеньках, чистил ружье, молодая женщина развешивала на веревках постиранное белье. Так странно, эти существа были другими, не являлись настоящими людьми, но выглядели точно также и вели абсолютно такой же быт. Почему тогда они жили отдельно от нас? Просто приятней находиться в кругу своих?       Никто ничего мне не говорил, когда проходила мимо, но многие поглядывали: одни с интересом, другие с настороженностью, третьи с презрением, а четвертые – равнодушно. Быть белой вороной неприятно, так что я ускорила шаг.       Сердце быстро колотилось в груди, когда я постучалась в дом Лики. Давно не чувствовала себя настолько неуютно и неловко. Лицо скривилось. И как только угораздило вляпаться во все это?       Дверь открыла девушка чуть старше меня. Высокая, подтянутая, с большими карими глазами и густыми каштановыми волосами, собранными в хвост. На ней была надета белая майка, открывающая крепкие руки, и болотного цвета шорты.       — Эм, привет, — произнесла я, неловко подняв ладонь.       — Привет, — непонимающе ответила девушка, затем опустили взгляд на джинсы, и ее лицо тут же прояснилось. — А, ты, должно быть, Алексия?       — А ты Лика?       — Да, — она сделала шаг в сторону, — проходи.       И снова обычный, уютный, человеческий дом. Среднестатистическая дача среднестатистического семейного человека с неплохим доходом. За небольшим исключением. Одну из стен широкого коридора украшало множество разноцветных ловцов снов – от маленьких до огромных.       — Вау, красота, — сказал я, разглядывая ловцы, — ты их сделала?       — Ага, — спокойно отозвалась Лика. — Проходи туда, в гостиную.       На длинном диване, застеленным темно-зеленым покрывалом, сидела еще одна девушка.       — Алексия, это Виктория. Виктория – Алексия, подруга Германа.       Добавление про Германа немного смутило, но вида я не подала, просто улыбнулась новой знакомой.       — Привет.       — Привет, — негромко ответила Виктория, скромно улыбнувшись в ответ.       На вид ей было меньше двадцати. Худенькая, очень симпатичная девушка с длинными прямыми русыми волосами, напоминала милого бельчонка из мультика. При моем появлении она немного съежилась, будто почувствовала себя неуютно. Отлично, нас теперь двое.       — Мне нравится твоя рубашка, — сказала я, кивнув на клетчатую рубашку девушки, надетую поверх футболки.       Попытка проявить дружелюбие, но замечание было искренним.       — Спасибо, — снова улыбнулась Бельчонок.       Она что-то плела. Лика проследила за моим взглядом и сказала:       — Мы делаем браслеты-обереги, присоединишься?       Звучало заманчиво, но я как-то растерялась.       — Э... ну я, вы знаете, наверное... я человек, а это что-то магическое, нет? Виктория подняла на меня заинтересованный взгляд и слегка нахмурилась. Не знала, кто я? Неужели в стае были те, кто не знал, что к ним попал человек?       — Не имеет значения, кто ты. Важно, что ты вкладываешь в свое изделие. Я могу тебя научить, если хочешь. Присаживайся, сейчас все принесу.       Девушка убежала в соседнюю комнату, а я опустилась на другой конец дивана. Бельчонок подняла на меня глаза и, когда наши взгляды пересеклись, неловко поджала губы. Я также неловко попыталась улыбнуться. Виктория по первому впечатлению казалась приятным человеком, можно было бы попробовать с ней сблизиться. Для этого стоило хотя бы заговорить, но знать бы еще, что сказать...       — Ты тоже браслет делаешь? — спросила я.       Тупой вопрос. Очевидно же. Но больше ничего в голову не пришло.       — Да. Бэсеску учит меня делать разные обереги, — она неуверенно протянула ко мне руку с наполовину сплетенной голубо-серой фенечкой из тонких шнурков.       — Красиво получается. Бэсеску – это?..       — Лика.       — А. Это какое-то прозвище? — сведя брови, уточнила я. — Или звание?       Виктория улыбнулась.       — Нет, это просто фамилия. Лику часто зовут по фамилии. Так прижилось.       Лика вернулась в комнату с двумя чемоданчиками. Сев между нами, она положила один рядом, а второй, который побольше, на колени.       — Ты хочешь из бусин или из шнурочков сделать?       — Из шнурочков.       Девушка кивнула и переложила чемоданчик с колен на подоконник за диваном, затем открыла второй. Там лежало много мотков тонких шнурков разного цвета, они глянцево блестели, как кожаные.       — Для себя будешь делать или для кого-то?       — Для кого-то, — не задумываясь, ответила я.       Перед глазами сразу же всплыл Герман. Хотелось сделать для него, но не факт, что все же решилась бы потом отдать свою поделку. Это как-то по-детски и глупо. Лика делала их, наверняка вкладывая волчью магию, а я что сделаю? Фенечку, как в средней школе?       — Хорошо. Тогда подумай об этом человеке и попробуй почувствовать, какие цвета ему подойдут, — Бэсеску протянула мне чемоданчик.       Рука сразу же потянулась к черному шнурку, таинственному и красивому. Затем взяла моток спокойного и уютного бледно-кофейного цвета, а потом взгляд упал на теплый светло-бежевый.       — Отлично, — одобрительно сказала Лика, отставляя остальные шнурочки в сторону. — Вот ножницы, отрежь по два кусочка двух цветов и четыре кусочка одного цвета.       — А какой длины?       — Обмотай три раза вокруг запястья, так точно не прогадаешь.       Я сделала, как сказала девушка.       — Что дальше?       — Оставь вот столько, — она показала длину пальцами, — на завязки и свяжи все шнурки в узел, но сначала сложи одинаковые цвета вместе или, если хочешь, можешь по-другому их разложить.       Лика повернулась к Виктории и негромко что-то ей сказала, указывая пальцем на браслет.       — Готово.       — Хорошо, вот, зажми за обложку над узлом, — Бэсеску дала мне книжку с рецептами и большой канцелярский зажим. — Сейчас покажу, как плести, но самое главное, — она подняла указательный палец вверх, внимательно глядя в глаза, — это то, что ты вкладываешь в плетение. Ты должна думать о человеке, для которого делаешь, и думать о том, что этот браслет будет для него нести. Почувствуй свое желание и вложи его в плетение. Представь, как благие намерения просачиваются через кончики пальцев и запутываются между шнурками.       Я кивнула. Появилось волнение, как перед каким-то ответственным делом.       Лика взяла четыре разноцветных отрезка, закрепила их и подвинулась ближе ко мне.       — Смотри, у меня по одному шнурку, но ты бери по два. Скрести между собой средние, правый над левым, — она показала на своих, — теперь заведи вот этот под низ крайнего, а вот этот наверх. А вот эти снова перекрести.       По-началу показалось сложно, с первого раза запомнить не получилось.       — Покажи еще раз, пожалуйста.       — Давай лучше сразу на твоих.       Придвинувшись еще ближе, она стала смотреть, как я неуверенно беру средние шнурки.       — Скрещивай. Правый над левым. А теперь заводи этот вниз.       Через пару минут я разобралась и вскоре приноровилась, пальцы стали двигаться быстрее, из шнурков начал вырисовываться красивый узор. Повисла комфортная тишина, каждая молча занималась своим браслетом, никто не разговаривал. Сосредоточившись на плетении, я закусила нижнюю губу. Переплетая шнурки, представляла, как и сказала Лика, словно из пальцев исходят теплые благие намерения, застревая в необычной косичке.       — У тебя отлично получается, молодец, — одобрительно произнесла Бэсеску, взглянув на браслет. — И видно, что с душой делаешь. Если захочешь, чтобы связь с тобой была, завяжи на запястье того, кому подаришь, сама.       Это точно было бы лишним. Перебор. Я не собиралась повязывать его Герману, пусть лучше сам.       — Хорошо, спасибо. Лик, а бусины для других браслетов тоже ты делаешь?       — Ага, — отозвалась девушка, — склонившись над своей фенечкой. — Вырезаю из кусочков дерева, полирую, наношу руны и покрываю специальным лаком. Могу и этому научить.       — Она для всей стаи делает, — добавила Виктория. — Браслеты, подвески.       — И для ритуалов всё я делаю, и амулеты. Всё.       — Ты тоже шаманка, как Сага? — поинтересовалась я.       Бэсеску усмехнулась.       — Нет, что ты. Я не шаманка. Но я двоюродная внучка Саги, меня обучили этому ремеслу, уже девять лет занимаюсь.       Если Лика – двоюродная внучка Саги, значит, у шаманки есть брат или сестра. Или были. Бабушка про свою семью пока ничего не рассказывала, только про предков, а было бы интересно узнать больше о ней. Вообще много чего хотелось узнать, но расспрашивать боялась, это могло быть невежливо, неправильно и вообще недозволительно.       — Девять лет? Солидный стаж. С юного возраста делаешь, получается?       — С пятнадцати. Сейчас мне двадцать четыре. — Лика подняла на меня глаза. — А тебе сколько?       — Двадцать два недавно исполнилось. — Я повернулась к Виктории, — а тебе?       — Девятнадцать, — ответила та.       Зря опасалась сюда идти. Спасибо бабушке Саге, что направила. Девушки оказались очень милыми и дружелюбными, отнеслись ко мне совершенно спокойно, предложили браслеты поплести. Это мило. А могла бы сейчас сидеть в одиночестве, пялиться в стену и думать, как мне тут неуютно и грустно одной. Все-таки, иногда есть смысл делать первые шаги, проявлять инициативу в общении и пробовать находить новых друзей. Если бы девчонки отнеслись ко мне с негативом, то ничего бы страшного не случилось, все равно половина стаи косо смотрит, вернулась бы к Саге и все. Ничего бы не потеряла. А вот если бы пошла на поводу у страха и неуверенности, то потеряла бы возможность хорошо провести время и возможность завести здесь подруг.       — Почему вы меня не ненавидите? — я посмотрела на Лику и Викторию. Было бы забавно, если бы на самом деле они меня тоже ненавидели и просто скрывали это. Но нет, вряд ли. Ненависть не скрыть, ее по глазам всегда видно.       Обе девушки непонимающе нахмурились.       — Почему мы должны? — спросила Лика.       — Я не знаю, но...       Она устало вздохнула.       — Слушай, мир – не злой. Не все в мире против тебя.       Виктория выглядела заинтересованной и не сводила с меня внимательного взгляда, даже чуть прищурилась.       — Я и не говорю про мир, я говорю про стаю. Если бы за твое убийство голосовали на собрании, ты бы поняла, почему я спрашиваю.       — Там была вся стая?       — Нет, несколько человек. То есть, вервольфов.       — Все проголосовали за убийство?       — Половина.       — Половина из этих нескольких волков – разве это вся стая?       — Резонно.       Показалось, что Бельчонок тоже хотела что-то сказать, но в последний момент передумала. Склонившись над фенечкой, она продолжила плетение.       — Ты же была студенткой Германа, да? — поинтересовалась Лика, не отрываясь от работы.       Ее пальцы двигались быстро и ловко, браслет, видневшийся из ее рук, рос на глазах и был идеально ровный. Сразу видно – опыт.       — Да, — неуверенно ответила я.       Не самая удачная тема, потому что неясно, что можно было рассказывать о Рудницком, а что не следовало бы.       — Повезло тебе, — мягко улыбнулась девушка и взглянула на меня. — Он очень хороший учитель. Одно удовольствие учиться у него, как мне кажется.       — Ты тоже была его студенткой? В человеческом университете?       — Нет, я не училась среди людей. Герман нам тоже преподавал, но потом уехал. Сейчас наконец-то вернулся, надеюсь, навсегда.       Виктория бросила на нас быстрый настороженный взгляд.       — У вас здесь есть учебные заведения? — удивилась я.       — А как же! — вскинула брови Лика. — Мало кто из нас учится среди людей, только те, кто потом хочет с вами работать. Остальные ходят в обычную школу, — стала рассказывать она, — у нас школа в самом крайнем доме в правой части деревни. Большой такой дом, с синей крышей, видела небось? — Я отрицательно покачала головой. — Ну, увидишь еще. У нас есть женщина, Надья, она учит щенков, а Герман и Андрей учат тех, кто постарше. Но это именно учителя, есть и другие члены стаи, кто работает в школе, но обычно они обучают только языкам.       — Какие языки вы учите?       — Русский, румынский, шведский, английский и латынь.       — Ого, ничего себе. А почему именно эти?       Меня поразило, что вервольфы знают столько разных языков. Человеческих. Непонятно только, для чего. Где они вообще их используют, если большинство живет в изолированных стаях в лесу?       — У нас члены стаи происходят из этих стран, а латынь... не знаю, почти все оборотни и кровососы понимают латынь. Но это не везде так, — уточнила Бэсеску, — многие вервольфы и одного человеческого не знают, если живут в волчьем обличье, а кто-то знает только тот, на котором говорят на территории их обитания. Просто мы... — она покачала корпусом из стороны в сторону, — что-то вроде продвинутых и современных оборотней, очень очеловеченные.       — И каких оборотней больше? В мире. Очеловеченных или тех, кто ближе к волкам?       — Не знаю. Сложно сказать. Оборотней в целом мало. Лучше у кого-то из старших спроси, они больше знают.       Я стала дальше расспрашивать Лику про образование оборотней, это было очень интересно. Оказалось, что, по крайней мере в их стае, вервольфы точно также изучают математику, умеют читать, писать и говорить на нескольких языках, изучают естествознание, а еще обучаются всяким волчьим штучкам. Не то чтобы прежде я задумалась о том, где и как учатся оборотни, и учатся ли вообще, как минимум, потому что даже не знала об их существовании, но информация о наличии у них обычных школ очень удивила. Это как-то неожиданно. Как-то очень по-человечески.       — Ты чем вообще любишь заниматься? Какое у тебя дело жизни? — спросила Лика.       Я пожала плечами.       — У меня нет дела жизни. Я выучилась на юриста, но уже не хочу работать по профессии.       — А кем хочешь?       — Не знаю.       — Как так? — нахмурилась девушка. — Есть же что-то, что тебе нравится?       — Рисовать люблю. Читать, — ответила я. — Но из этого профессию не сделаешь.       — Ты же можешь рисовать картины и продавать их на заказ, — неожиданно произнесла Виктория. Все время до этого она лишь молча слушала наш разговор.       — Да, но... У меня не тот уровень навыка, и где клиентов искать, не знаю.       — Так развивай навык, раз тебе это дело нравится, — судя по голосу, Лика вообще меня не понимала, для нее мои слова казались странными, — а клиенты сами найдутся, если будешь достойные работы делать.       Эх, было бы все так просто. Но спорить я не стала, слегка улыбнулась, кивнула и бросила неуверенное “ну да”.       С девчонками я просидела до вечера, ушла от Лики только часов в семь, когда вернулись ее родители. Они никак не прокомментировали мое присутствие вслух, но их взгляд был красноречивее любых слов. Кажется, они не особо обрадовались, что я провожу время с их дочерью. Виктория тоже убежала, так что, поблагодарив Бэсеску за одолженную одежду – о чем сначала забыла, и за урок изготовления браслетов, я отправилась домой. Бродить одной по деревне было бы не очень хорошей идеей, не хотелось портить приятное впечатление от общения с новыми знакомыми презрением других оборотней.       Поднявшись по ступенькам, я вошла в коридор временного дома. Сага снова проводила время на кухне, она заваривала чай, смешивая в чайничке разные травы. В глубине души очень хотелось увидеть Германа, пообщаться с ним, хотя бы немного, но я бы не посмела снова заявиться в гости. И вообще, это было странное желание, которое точно неправильно испытывать. Хотеть увидеть. Поговорить. Скучать по нему. Это абсолютно неправильно и глупо. Или вполне логично? Да черт его знает, но на всякий случай такие мысли из головы следовало выкинуть.       Шаманка поймала мой взгляд и внимательно всмотрелась в него. Стало неуютно.       — Как провела время? — спросила она.       — Отлично! — ответила я. — Спасибо Вам большое. Познакомилась с Ликой и Викторией, очень хорошие девушки, милые. Лика сказала, она Ваша двоюродная внучка?       — Да, — покивала бабушка. — Она внучка родного брата моего мужа. Но они оба уже умерли.       — Оу, мне жаль...       Сага махнула рукой.       — Оставь. Смерть – обычная вещь. Естественная. Да и давно это было, все раны уже заросли.       Я запрещала себе лишний раз вспоминать о папе, но мне по прежнему снилось в кошмарах то, что с ним случилось. И я скучала. И по маме тоже. Хотелось верить, что эти раны тоже зарастут.       — Вот, возьми, — шаманка дала мне небольшую стеклянную баночку с чем-то, похожим мед. — Отнеси Герману.       — Герману? — удивилась я. — Сейчас? Это срочно?       — А в чем дело?       В том, что ночь еще не наступила, а мне меньше всего на свете хотелось пересекаться с его отцом и злобной женой. Почему никто не помнил о том, что они буквально пожелали моей смерти? Неужели для оборотней смерть – это и правда мелочь?       — Аластор не будет рад меня видеть.       — Он ничего тебе не сделает. Ступай давай.       Отказать я не могла. Пошла к Рудницким.

***

      Из дома Германа выскочила Виктория, бросив на меня мимолетный взгляд, она убежала вглубь деревни. Странно это. Я сегодня сказала что-то лишнее о нем, и она решила рассказать? Так вроде же ничего такого не было...       Подойдя к двери, я сначала глубоко вдохнула, медленно выдохнула и только потом постучалась. Герман открыл практически сразу.       — Привет, — сказал он.       Волчонок не был рад моему приходу, но и не злился, недовольство его лицо не выражало, что уже хорошо. Не хотелось навязываться, или чтобы мои действия выглядели так, будто навязываюсь. Поэтому сразу протянула ему банку:       — Привет, это бабушка Сага попросила тебе передать.       Рудницкий взял предполагаемый мед и покрутил его в руке.       — Что это?       — Не знаю, но похоже на мед. Она попросила сейчас отнести, вот я и пришла.       Он хмыкнул.       — Для отца, должно быть. Ладно, спасибо.       — Ну, я пойду, — я уже хотела развернуться и исчезнуть из его поля зрения, но Герман меня остановил.       — Хочешь зайти? — Увидев мое замешательство, он быстро добавил, — отца нет. Никого нет.       Внутренний голос разума подсказывал, что лучше все-таки убраться, но, черт... Рудницкий же сам предложил.       Неловко кивнув, я сделала шаг внутрь. Герман пригласил пройти на кухню, та оказалась еще больше и роскошней, чем в его доме, и налил чаю. Вспомнились уютные тихие вечера, когда он заканчивал с работой, выходил из кабинета, и мы вместе ужинали, болтая о разной неважной ерунде.       — Красиво у вас, — сказала я, разглядывая просторную кухню в светлых тонах. Мы сидели за огромным деревянным столом, стоящим четко посередине. Внимание привлекла высокая глиняная ваза с длинными сухими колосьями. — Милая вазочка.       — Спасибо, — равнодушно отозвался Рудницкий.       — Могу я спросить про Ночь?       Он понял не сразу, но когда осознал, что речь о коте, то оживился.       — Да, сестра заходила, покормила его, воду свежую налила, погладила. Он в порядке, не беспокойся.       От души отлегло. С малышом все было хорошо.       — Спасибо вам обоим, — улыбнулась я.       — Никаких проблем, — ответил Герман. — Кстати, я и пара ребят на днях поедем в город. Если хочешь взять из квартиры какие-то вещи, то можешь поехать с нами.       — Да, хочу, спасибо.       Это была отличная новость. Только утром об этом думала.       — Кота, наверное, лучше пока оставь там, безопасней, сестра будет заходить к нему каждый день, но если твое пребывание здесь затянется, то, думаю, сможешь забрать его сюда. Тем не менее, я все же рассчитываю, что кровососа мы поймаем в скором времени, и ты сможешь уехать.       Я скучала по Ночи, но везти его в лес к оборотням не особо хотелось, как сказал Герман, это не казалось безопасным.       — А для твоей сестры это не будет сложно?       Прикрыв глаза, он помотал головой.       — Хорошо. Спасибо вам большое. Я никогда не смогу отплатить тебе за всю твою помощь...       — Да перестань, — отмахнулся Рудницкий. — Уже много раз это обсуждали.       Я пожала плечами и сделала несколько глотков теплого ароматного напитка. Чувствовался вкус сосны и крапивы.       — А аконит вы не выращиваете?       Волчонок сначала спокойно глянул на меня и приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но, увидев мою ухмылку, закатил глаза. Естественно я знала, что это растение может отравить оборотней.       — Ага, в каждом дворе выращиваем. Кстати, не хочешь жареных мухоморов? Сегодня утром приготовил.       В ответ я тоже закатила глаза, постаравшись передать его мимику. Рудницкий усмехнулся.       — Как ты тут? Очень тяжело? — мягко спросил он, меняя тему.       — Нет, все хорошо. Сегодня помогала Саге готовить суп, а потом она отправила меня в гости к Лике, там еще Виктория была. Хорошие девочки, мы пообщались немного, Лика про вашу школу рассказала.       Волчонок искренне и тепло улыбнулся.       — Я рад.       — А ты тоже миллион языков знаешь?       — Нет, но два в совершенстве, два на среднем уровне и один... понимаю.       — Круто, ты не рассказывал никогда.       Как и о многом другом, впрочем.       — Про языки ты и не спрашивала, — парировал Герман.       Сама собой придумалась шутка о его владении языком, но я тут же нахмурилась и качнула головой, прогоняя эти дурацкие мысли прочь. Ну вот с какого момента и почему мой мозг стал ставить Германа и поцелуи в один контекст?       — Ты чего? — спросил он, заметив странное поведение.       — Нет, ничего. Как у тебя дела?       — Да тоже приемлемо, спасибо. Только не задавай мне сегодня серьезные вопросы, на которые мне будет сложно ответить или на которые я не смогу ответить, ладно? Я очень устал. Правда.       Я понимающе моргнула, слегка кивнув. Вопросов, конечно, накопилось очень много, но заваливать ими Германа ни сейчас, ни когда-либо не было бы правильно. Он не был обязан мне что-то рассказывать. Но одну вещь все-таки хотелось узнать, чтобы не надумывать себе лишнего. Я решила зайти издалека, вернувшись к прошлой теме.       — И Лика, и Виктория кажутся славными девушками. Лика со мной общалась спокойно, будто мы давно знакомы, а Виктория то ли скромная очень, то ли все-таки не доверяет.       Герман остался абсолютно спокоен. Отпив чая, он ответил:       — Да, они обе и правда славные. Вик очень милая девочка, хорошая, но закрытая и немного зажатая, уверенности в себе не хватает. У нее родители строгие, я бы сказал, консервативные. Отсюда много проблем.       Я надеялась, что Волчонок сам скажет, зачем она приходила к нему. Сохранив паузу, понадеялась, что он продолжит свой рассказ, но Рудницкий молчал. Поднеся чашку к губам, выразительно на меня глянул и ухмыльнулся.       — Да ладно, давай, спроси, — сказал он, сделав глоток.       Иногда казалось, что Герман все-таки читает мысли.       Тоже потянувшись к чаю, я притворилась, что не понимаю, о чем речь.       — М?       — Алексия, солнце моё, я знаю, что ты видела, как Виктория вышла из моего дома. Ты вошла практически следом. И наверняка тебе интересно, зачем она приходила.       “Солнце мое” было сказано иронично, но из уст Германа это все равно прозвучало так, что дыхание на одну долю секунды сбилось со спокойного ритма.       И его проницательность порой убивала. Я тоже имела право на секреты и недоговаривание, а он читал меня, как открытую книгу. Хотелось верить, что хотя бы не подумал, что ревную. Не в этом же дело.       — Просто предположила, что она что-то сказала обо мне. Испугалась, что сделала что-то не так или ляпнула лишнего.       Герман отрицательно покачал головой.       — Нет, о тебе вообще речи не шло. Она за советом приходила. Родители не отпускают на концерт.       — На какой концерт?       — Не знаю, на какой. Какая-то человеческая группа. Вик очень хочет поехать, а вот ее отец не хочет, чтобы она проводила время среди людей.       — Так сильно не любит людей? — я приподняла брови.       — Да нет... — нахмурился Волчонок, — просто волнуется за нее, во-первых, а, во-вторых, как уже сказал, ее родители консервативные, старая школа, считают, что нашим следует общаться только с нашими. — Он пожал плечами, — тут и из-за ее личной жизни в стае драмы вечно происходят. Ей одну партию присмотрели, а она с другим встречается, вот только отец выбор не одобряет. И это еще мягко сказано. Но я тебе этого не рассказывал, — подняв указательный палец, добавил Герман.       Захотелось улыбнуться, но сдержалась. Просто стало очень приятно, что он поделился со мной чем-то таким. Приятно общаться, как друзья.       — А почему отец ее выбор не одобряет? — спросила я. — Она с человеком встречается?       — Нет, — тут же ответил Рудницкий. — Это вообще нонсенс, такое у нас непозволительно, даже у неконсервативных. Просто он сильно старше ее и живет в соседней стае. Мы с ними в дружеских отношениях, но тем не менее родители выбор не одобряют. В первую очередь, из-за его возраста.       — Да, сложная ситуация... А какой она совет у тебя просила? Ну, если не секрет, конечно.       — Вик же знает, что я среди людей жил, вот и спросила, что можно сказать отцу, чтобы отпустил ее на этот концерт.       — И что ты посоветовал?       — Сказал, что поговорю с ним.       Мы поболтали еще немного, и я стала собираться домой, так как Рудницкий намекнул на скорое возвращение отца. Встав из-за стола, внезапно для самой себя приняла импульсивное решение и достала из кармана джинс браслет, который сплела у Лики.       — Вот, это тебе, — я протянула его Рудницкому, — у Лики сегодня сделала. Не знаю, сработает ли магия, если это плел человек, но, по идее, он должен быть оберегом, защищать, приносить удачу и все такое.       Кровь прилила к щекам, и на них наверняка вспыхнул предательский румянец. Договорив, я поняла, что все-таки зря это сделала, зря отдала браслет. Неуместно это. Глупо.       Но Герман, кажется, думал иначе. Он слегка улыбнулся и забрал подарок с моей ладони, покрутил его, порассматривал, потом поднял взгляд на меня. В его глазах плескалось тепло.       — Это очень мило, спасибо, Алексия.       Смущение накрыло с головой, но такая его реакция была очень приятной. Ему понравилось.       Волчонок приложил браслет к запястью.       — Не поможешь завязать? Неудобно одной рукой.       “Если захочешь, чтобы связь с тобой была, завяжи на запястье того, кому подаришь, сама”, — вспомнились слова Лики. Я замешкалась, не знала, что делать, но в итоге кивнула и подошла ближе к Герману. Пока делала узелки на завязках, чуть не сгорела от неловкости и новой волны смущения. Пальцы слегка дрожали. Закончив, отошла на пару шагов назад прежде, чем подняла на него взгляд. Боялась. Чего-то.       — Спасибо, — сказал Герман.       — Пожалуйста.       Зрительный контакт затянулся.       — Если не хочешь встречи с Аластором, то тебе лучше идти.       — Да. Спасибо за чай. Пока.       Щеки все еще пылали. Черт, да что за ерунда со мной происходила?       — Проводить тебя?       — Нет, не надо, еще не поздно.       — Хорошо.       Домой я шагала, не обращая никакого внимания на окружающих, плевать было на них, пусть глазеют, если хотят. Меня беспокоили собственные нездоровые реакции на Рудницкого. Я прекрасно понимала, на что это все похоже, и ужасно этого боялась. Неуместные... чувства могли все усложнить и испортить, а я этого совершенно не хотела. Нужно было что-то с этим делать. Срочно.