Клыки

      Альфа был прав, Герман действительно решил поговорить со мной сегодня же. Видимо, после собрания он сразу пошел к Саге, а не домой, потому что, когда я поднялась в свою временную комнату, Рудницкий уже ждал меня там. Эмоции от этого были смешанные. С одной стороны, конечно же, хотелось его видеть, как и всегда, как и в любую другую минуту жизни, но, с другой стороны, психических ресурсов на обсуждения сегодняшней ситуации не осталось. Встреча с Альфой длилась не так уж и долго, но выжала полностью. Пока я еще не понимала, что именно сделала не так и в чем именно совершила ошибки, но подсознательно чувствовала, что снова здорово накосячила. Наверняка Герман был зол и расстроен.       Однако его лицо каких-то конкретных эмоций не выражало.       — Привет, — застыв на пороге, растерянно произнесла я.       Волчонок сидел на кровати, прислонившись спиной к стене, вместо ответа он похлопал рукой рядом с собой. Подойдя ближе, я чуть помедлила, но все-таки тоже села, сохранив между нами некоторое расстояние. Герман тяжело вздохнул. В этот момент снова особенно сильно захотелось перестать существовать. Не умереть, а просто исчезнуть вместе со всей жизненной историей.       — Прости меня… — прошептала я. На глаза навернулись слезы, но усилием воли удалось подавить желание заплакать.       — Милая, послушай, пожалуйста, что я сейчас тебе скажу… — заговорил Волчонок. Вроде “милая” звучало ласково и безобидно, будто он все-таки не злился, но началась его речь как-то тревожно. — Посмотри на меня, пожалуйста.       Пришлось заставить себя набраться смелости и взглянуть на него. Развернувшись ко мне полубоком, неожиданно Герман взял мою ладонь и крепко сжал обеими руками, на секунду дыхание сбилось.       — Послушай внимательно и запомни, хорошо? — несмотря на мягкий и нежный тон, голос его звучал твердо и серьезно, да и после такого вступления ничего хорошего ждать обычно не приходится. Чтобы не выдать какой-нибудь нежелательной реакции, я собралась и приготовилась к сильной моральной боли, даже воздуха в легкие побольше набрала.       — Хорошо… — вышло почти беззвучно.       Рудницкий внимательно смотрел мне в глаза, золотые крапинки ярко сияли на фоне бледно темно зеленых ободков его радужки, и поддерживать этот зрительный контакт было сложно.       — Никогда, ни при каких обстоятельствах, что бы не случилось, я повторяю, никогда не смей отдавать свою жизнь за меня. Ты поняла?       Поняла я не сразу. Это было не то, что ожидала услышать. Вообще не то. Часто заморгав, я приоткрыла рот, потом закрыла, потом снова приоткрыла и наконец произнесла ответ.       — Но, Герман, я…       Волчонок меня перебил.       — Нет, Алексия. Без “но” и без “Герман”. Пообещай мне, что ты никогда не будешь жертвовать своей жизнью, в том числе ради меня, — внушительно произнес Рудницкий. Кажется, он пытался загипнотизировать, но, видимо, этот дар у него не был развит.       — Ты хочешь сказать, что мне следовало позволить Альфе тебя убить? Просто согласиться с его решением?       — Да.       — А как бы поступил ты, ес…       Он снова меня перебил.       — Мы говорим не обо мне сейчас.       — Подожди, выслушай меня, — попросила я, слегка наклонившись вперед. — Если бы на моем месте был ты, а на твоем месте стоял человек, который стал для тебя всем и который заслуживал жить больше, чем кто-либо, ты бы просто позволил его убить?       На лице Германа отразилась яркая эмоция, но, как часто бывало именно с ним, я не смогла понять, какая именно. Обычно у меня не возникало проблем со считыванием эмоций других людей, но Рудницкий тут тоже оказался исключением. Кто-то особенный в моей жизни во всех смыслах.       — Как ты думаешь, а был бы смысл в твоей жертве? — спросил он.       — Что ты имеешь в виду?       — Если бы Альфа или кто-либо другой убил бы тебя вместо меня, как бы я дальше с этим жил, Алексия? Какова ценность такой жизни для меня?       Ответить на это было нечего, я просто потупила взгляд.       — Алексия, пообещай, что никогда не будешь отдавать свою жизнь за кого-то, в том числе, за меня, — повторил свою просьбу Герман, сильней сжав мою руку. — Пообещай мне это, слышишь?       — А как мне жить без тебя? — шепотом произнесла я. — Тут такая же ситуация.       — Не такая же. Даже если со мной что-то случится, ты будешь жить дальше и сделаешь все, чтобы быть счастливой. Но это будет твое следующее обещание.       Что он такое говорил? Зачем? В смысле, если с ним что-то случится? Нет! Ничего с ним не случится! На глаза опять навернулись слезы, но пока получалось их сдерживать, вот только голос все равно задрожал.       — Почему ты это говоришь? Альфа же был не серьезен, как я поняла.       — Да, разумеется, Альфа убивать меня не станет, это было лишь проверкой, — успокоил меня Волчонок хотя бы в этом. — Умирать я пока не собираюсь, все в порядке, речь идет о теоретической ситуации.       — Я не хочу жить в мире без тебя, знай это. Даже если мы не будем вместе, не будем видеться и общаться, ты должен быть. Где-то, но должен.       — Алексия, милая моя, пожалуйста, я очень тебя прошу, дай мне это обещание, — убедительно и очень взволнованно попросил Герман. Теперь мою ладошку он стискивал уже почти до боли.       — Ладно, хорошо, — сдалась я и опустила глаза. В горле образовался ком. — Я обещаю тебе.       — Полностью скажи.       — Я обещаю тебе, Герман, что не буду жертвовать своей жизнью. Даже ради тебя. Никогда.       — Спасибо. И второе обещание дай.       Он впервые разговаривал со мной так напористо и не оставляя шанса на обсуждение и компромисс.       — Я обещаю, что смогу, — я говорила шепотом, но голос все равно дрогнул, — что смогу жить без тебя.       — И сделаешь все, чтобы быть счастливой.       — И сделаю все, чтобы быть счастливой.       Рвущийся наружу плач удавалось сдерживать уже просто с титаническим трудом. Не нравились мне такие разговоры. Когда подобное предвещало что-то хорошее? Да никогда.       — Спасибо, милая, — тихо ответил Герман и, поднеся мою руку к губам, нежно поцеловал ее. Его лицо прояснилось, показалось, что он испытал облегчение. Даже не думала, что именно эта часть произошедшего вечером так его тронет. Скорее ожидала, что мне объяснят, что к Альфе надо относиться более уважительно в любой ситуации, или что-то вроде того.       Несколько минут мы просто сидели молча. Мне это время нужно было, что взять себя в руки, успокоить эмоции и собраться. Интересно, о чем в этот момент думал Волчонок?       — Я так испугалась сегодня, — произнесла я, поглаживая кончиками пальцев руки Германа, которыми он все еще держал мою ладонь.       — Понимаю, милая, — отозвался любимый, — Альфа хотел посмотреть, кто ты есть. Не одобряю его методы, но он знал, что делает.       — Я слишком неправильно себя повела?       — Ты была собой, была искренна и честна. Твое поведение могло иметь серьезные последствия в другой стае, но мы не в другой. Все нормально. Просто забудь это. Все хорошо. Ты молодец.       Ответ Волчонка немного успокоил. Значит, я накосячила, но не критично.       Черт, я же спросила у Альфы про возможность быть с Германом и призналась, что очень сильно его люблю. Зачем? И чем только думала? Тупица.       — Но, кстати, про обращение даже не думай, — Волчонок строго на меня посмотрел. — Я не позволю в любом случае.       — Почему?       — Ты не станешь монстром. Ты – человек. Хороший, светлый человек. И ты проживешь счастливую и спокойную человеческую жизнь, — заявил он. — Все это тебе не нужно. Я не позволю тебе испортить свою жизнь и лишить себя души. — Герман выглядел очень серьезным, но при этом в его глазах сохранялось тепло и нежность.       Он заботился обо мне во всех возможных проявлениях. Боже. Это невероятное чувство. Меня переполняло признательностью, благодарностью, любовью и желанием делать для него то же самое. И было очень приятно, безумно и неописуемо приятно, что он относился ко мне таким образом. Великим счастьем оказалось встретить этого прекрасного человека и испытать истинную любовь.       Чем бы все это не закончилось.       — Если бы обращение позволило быть с тобой, я бы попросила о нем. Но только если бы и ты этого хотел. Между человеческой жизнью и тобой я бы выбрала тебя. Между чем-угодно и тобой я бы выбрала тебя, — последняя я произнесла почти неслышно и опустила глаза вниз. Не хотела этого говорить. Вырвалось.       — Алексия… — позвал любимый, и я снова посмотрела на него, игнорируя смущение.       Как же сильно хотелось его поцеловать. Взгляд то и дело цеплялся за губы Германа, заставляя поджимать или прикусывать свои из-за неимоверного желания прильнуть к ним.       — Прости, последнее время у меня большие проблемы с самоконтролем.       — Алексия, тебе не надо становиться оборотнем, чтобы… не потерять меня.       Смысл слов Рудницкого дошел до меня не сразу. А даже когда дошел, я не поняла, что он имел в виду.       — Альфа сказал, что вы объединитесь с другой стаей.       — Ну и что?       В смысле “ну и что”? Я растерянно заморгала, уставившись на любимого.       — В ту стаю меня не пустят, значит, я вернусь в человеческий мир, а ты останешься здесь.       Он же говорил, что хочет развестись с Фрейей и вернуться к прошлому образу жизни. Неужели Герман… собирается быть со мной в человеческом мире? Как? В смысле? Наверное, я все же что-то не понимала в его словах.       — Алексия, ты правда хочешь связать свою жизнь с монстром? — вдруг спросил Волчонок.       — Прекрати говорить это! — воскликнула я, но опомнилась и понизила громкость голоса. — Ты никакой не монстр. Перестань. Если вы отличаетесь от людей, это не значит, что вы монстры.       — Ты же видела меня, — в его глазах мелькнула боль, — и даже ты испугалась.       Сердце сжалось. Его сильно ранила та моя реакция.       — Герман, нет, — я положила свою руку поверх его руки и сжала, — я же объясняла, это была реакция человеческого мозга на то, что прежде он никогда не видел.       Волчонок вздохнул, явно не соглашаясь с этим.       — Я хочу увидеть твое обращение и твою другую ипостась. Снова, но в нормальной обстановке теперь.       — Что? — не понял он.       — Я хочу увидеть, как ты обращаешься, — повторила я. — И хочу посмотреть на тебя в ином обличье. Ты сможешь мне это показать? Пожалуйста. Я докажу тебе, что не боюсь.       — Алексия… — снова вздохнул любимый. — Не нужно этого…       — Нужно. Я принимаю тебя полностью. И я не боюсь тебя. Я хочу, чтобы ты это увидел.       — Но за внешним обликом стоит еще желание убить и съесть кого-то живого, я говорил тебе.       — Это разве сильно отличается от того, что люди едят животных? Да, они не убивают их сами, но, например, иногда домашние собаки могут задушить курицу или еще кого-то… Извини за такое сравнение, — осознав, что сказала, быстро добавила я, но Герман улыбнулся. — В общем, собак же все равно любят и считают милыми… Нет, куда-то я не туда зашла в своих размышлениях.       “Я люблю тебя. Я просто люблю тебя. Полностью. Всего тебя”, — очень хотелось сказать это вслух, но что-то мешало.       — Ладно, завтра я покажу тебе, раз ты хочешь, — согласился Герман, кивнув. — Но не для того, чтобы ты мне что-то доказала, а чтобы ты еще раз посмотрела, кто я.       — Я знаю, кто ты.       По его губам скользнула тень улыбки. Боже, как же хотелось его поцеловать. Я с ума сходила.       — Алексия, ты же слышала, что я сказал?       — Когда?       — Про Фрейю.       Конечно, слышала. И вообще не поняла этого прикола.       — Да.       — Алексия, — Герман заглянул в мои глаза, — если мне придется выбирать между тобой и стаей, я выберу тебя, — проникновенно произнес он.       Я перестала дышать.       — Что?       — Если будет нужно, я покину стаю и пойду за тобой. Куда-угодно. Если ты этого захочешь, конечно. Люблю ведь.       “Люблю ведь”. Что? Что он сказал? Сердце застучало с бешеной скоростью, эмоции от услышанной фразы оказались такими сильными, что будто оглушили меня. Даже ответить ничего не могла, просто застыла и непонимающе уставилась на Германа. Видимо, в этот момент мое лицо выглядело забавно, потому что Волчонок слегка улыбнулся.       — Тебя это удивило? — спросил он.       — Да, — ответила я. — То есть, нет. Но, вообще, да. Не знаю.       Герман усмехнулся.       — Я видела твое отношение ко мне, разумеется, и ты говорил о чувствах, но… Мне кажется, я дышать не помню как.       Он снова улыбнулся, но шире.       — Вроде, ты дышишь.       — Боже, Герман… я… Я тоже люблю тебя. Я люблю тебя так, как не любила никого и никогда. Никто не может любить сильнее, чем люблю тебя я. Всего. Полностью. Я люблю тебя, я так люблю тебя, больше жизни, больше всего на свете, — чувственно выпалила я. Все это очень давно хотелось сказать, оно копилось слишком долго, а теперь блок будто убрали, и весь этот поток признаний выплеснулся наружу.       Когда через секунду пришло осознание, щеки вспыхнули.       Во взгляде Германа плескалось море нежности и… умиления?       — Иди ко мне, — позвал он шепотом, я сразу же прыгнула в его объятия. Любимый крепко прижал меня к груди и стал поглаживать по волосам. От удовольствия я закрыла глаза.       — Герман, но ты же очень сильно привязан к стае? Разве нет? Разве ты сможешь жить без нее?       Он вздохнул.       — Да, все так. Природу не выключишь, без стаи тяжело… Но я смогу жить без нее, а без тебя – нет. Буду один ходить на охоту иногда, а в остальном, думаю, смогу полностью влиться в общество людей и обойтись без себе подобных. Вы меня все равно больше привлекаете, и быть человеком мне больше нравится.       — А если… а если ты разлюбишь меня? Ты сможешь вернуться обратно? Или тебя не примут?       — Милая, послушай. Делая тот или иной выбор мы чем-то рискуем в любой ситуации. Почему я должен думать о том, что будет, если я тебя разлюблю, если сейчас я тебя люблю и уверен в своих чувствах и в тебе? Милая, перестань переживать за меня, когда я принимаю какое-либо решение. Если я его принимаю, я в нем уверен.       Ну что за идеальный мужчина? Каменная стена. Слышать из его уст слова о любви было невероятно. Невозможно описать, какие это вызывало чувства.       Справиться с нахлынувшими эмоциями не удалось, повернувшись, я стала целовать и сильно кусать его шею, совмещая нежность с подавляемой страстью. Я льнула к нему, ласкалась, снова кусала и снова целовала. И этого было ужасно мало, этого не хватало, чтобы выразить свои чувства.       — Ничего себе, — усмехнулся Волчонок. — Эй, иди сюда, — он положил руку сначала на мою шею, а затем коснулся подбородка и мягко потянул наверх. Когда наши губы уже почти соприкоснулись, я вдруг резко отпрянула. И где только силы на это нашла?       — Ты чего? — удивленно и немного испуганно спросил Герман.       — Тебе нельзя, — ответила я.       — Забудь. Я развожусь, это не имеет значения.       — Нет, Герман. Я сама ужасно хочу тебя поцеловать, иногда так сильно, что не могу думать ни о чем другом, но лучше уж потерпеть еще немного. Я не хочу, чтобы ты потом жалел и переживал. Сделай все по вашим правилам, а потом можешь зацеловать меня хоть до крови и до боли.       — Может, до крови все же не стоит? — улыбнувшись одной стороной рта, спросил Волчонок, глядя на меня с нескрываемой любовью. — Я же не вампир.       — Как захочешь, — прошептала я. — Подожди, то есть, вариант до боли тебе нравится? — в голосе прозвучали игривые нотки. — Любишь погрубее?       Боже, что я такое несла? В моменте даже стыдно стало, но тихий смех Германа разрушил это чувство, заставив тоже заулыбаться. В голову полезли совсем не те мысли…       Притянув обратно в свои объятия, любимый нежно поцеловал меня в шею. От удовольствия я чуть не застонала. Каждое его прикосновение ко мне будто ударяло током и наполняло тело теплом, которое заставляло таять.       — То стихотворение ты написала?       — Да.       Вот только лучше бы этого не делала. Такую неловкую глупую вещь я ведь даже Герману не собиралась показывать, а вышло так, что это услышал не только он, но и другие.       — Ты помнишь его наизусть?       — Помню.       — Сможешь потом записать его и отдать мне? — вдруг попросил Волчонок.       — Зачем? — удивилась я и, чуть отстранившись, заглянула в его лицо.       — Это же ты про нас написала, да?       — Да.       Он выразительно посмотрел мне в глаза.       — Да, конечно, я запишу его еще раз, — я покивала. — Глупо так получилось… Я написала его после прогулки на озере и маленький рисуночек еще нарисовала, оставила в скетчбуке. Просто так, для себя. Фрейя заходила ко мне, а меня не было, она испортила большую картину и нашла это.       — Испортила картину? — нахмурившись, переспросил Герман.       Черт, я же не говорила ему и не планировала. Пришлось достать из-под кровати холст, показать его и рассказать про разговор с Фрейей. На этот раз на лице Волчонка появились вполне различимые эмоции – злость и раздражение.       — Прикинь, как глупо закончится наша история, если меня просто убьет Фрейя? — ухмыльнулась я. — Не вампир, не Альфа, а твоя жена из-за ревности.       — Я поговорю с ней, — сухо бросил Герман. Его настроение изменилось.       Коснувшись его щеки ладошкой, я нежно погладила ее.       — Волчонок, не злись на нее, ее тоже можно понять. Сам же говорил, что она живет по законам и порядкам оборотней.       — Волчонок? — удивленно, но с тенью улыбки переспросил он.       Это случайно вырвалось. Я прикрыла глаза и вздохнула.       — Я мысленно тебя так называю иногда, — призналась я.       — И давно?       — Ты даже не представляешь, насколько… Но я не буду так вслух говорить, это была случайность.       Герман прислонил меня к себе и несколько раз поцеловал в волосы, поглаживая по плечу.       — Мне нравится. Это очень мило.       Я прижалась к его груди и потерлась о нее головой. От переполняющих теплых чувств хотелось еще и замурчать.       — Мы разберемся с вампирами, избавимся от Алека, чтобы он больше ни для кого не представлял угрозы, и уедем с тобой домой. Все будет хорошо.       — Мне так сложно в это поверить… Я так счастлива.       Волчонок обнял меня крепче. Прикрыв глаза, я уютно устроилась в его объятиях.