Между серыми многоэтажками

Противная жара, лучистое солнце и тёмно-серое, точно асфальт, небо. Ноги не слушались, но Вова продолжал упорно идти по неровной дороге. Пот тёк ручьями то-ли от зноя, то-ли от волнения, а голова была пуста. Сегодня их последний день. Семенюк надеялся, что это далеко не так и они ещё непременно встретятся, но предчувствие его обычно никогда не обманывало. Школьник был готов отдать всё, дабы вернуться в прошлое и помешать себе залиться родительской бутылкой вина перед дорогой. Мозг отключился и слышно было лишь сердце, что отчаянно кричало. Кричало взять за руку Лёшу и убежать с ним в закат. Убежать куда-нибудь… Куда-нибудь, где им не нужно будет прощаться. Родной вокзал, знакомая высокая фигура и старенькие поезда, что мельтешат рядом. Перед глазами всё плыло, а голова была готова взорваться от испитого ранее спиртного, но, несмотря на своё ужасное состояние, сосед был готов рвануть на всех порах прямо в объятия к Губанову. Однако, Вова только криво шёл по тротуару и ловил усталыми глазами взволнованный взгляд вдалеке. Солнце скрылось за бесчисленными домами вокруг, поднявшийся ветер приятно бил в лицо, будто освежая, а тревога с каждым шагом только усиливалась. Меньше чем через минуту Семенюк оказался возле старшеклассника. Лёша был другим, у него были пустые глаза, которые с опаской глядели по сторонам, растрепавшиеся волосы и резкие движения. Он словно не должен был находиться здесь прямо сейчас, он должен был быть где-то ещё. Губанов криво улыбнулся, ненадолго задумался и широко распахнул руки, тем самым приглашая друга прижаться к себе. Дрожащие губы слабо усмехнулись в ответ, а крупные ладони мягко и до ужаса нежно обняли сгорбившегося старшеклассника. Школьник зарылся носом в серую кофту парня, а тот, глядя куда-то в никуда, ласково гладил его по макушке. Сосед пытался что-то сказать, но получалось лишь странное мычание. Лёша аккуратно отодвинул любимое тело и заглянул прямиком в серые глаза:  — Ты пил?  — Ага, — с ноткой грусти ответил Вова.  — От тебя жесть как пасёт, — добродушно сообщил Губанов.  — Иначе было никак, — смотря сквозь старшеклассника, сказал Семенюк. Лёша был не очень счастлив тому, что его будет провожать пьяный школьник, ведь хотелось, чтобы именно в этот день было всё правильно. Но все обиды Губанова тут же забывались, понимая, что возможно сосед напился из-за него.  — Когда твой поезд? — поинтересовался Вова.  — Через полчаса вроде, — уставившись на билет, поведал старшеклассник.  — Пошли пока присядем, а то я ща блевану.  — Пошли. Так тихо и одновременно так громко. На станции, где находились парни, было не так уж много людей, но галдёж стоял знатный. Сначала Семенюк старался о чём-то говорить, но язык предательски заплетался и потому эту затею пришлось оставить. Вова рассматривал землю и понимал, что это конец. Вот, осталось ещё немного и всё… Больше он не сможет подойти и обнять Лёшу. Солнце вновь высоко забралось на небо, а ветер стал только сильнее. В воздухе царило много азота, в голове царило много мыслей, а на языке царила лишь пустота. Пустота, что была тёмной и непонятной. Пустота, от которой невозможно было избавиться. Школьник начинал медленно трезветь, а печаль быстро нарастать. Сосед ненавидел плакать. Вова думал, что гораздо легче что-то скрыть, иначе используют против тебя же. Но прямо сейчас ему так искренне хотелось разрыдаться. Хотелось зареветь как настоящая девчонка, тереть опухшие глаза израненными пальцами и выть от несправедливости. Но неприятный ком больно резал гортань, а желания оставались лишь желаниями. Семенюк наконец оторвал свой взор от земли и стал наблюдать интересную ему картину. Очередная пара горячо прощалась. Девушка прильнула к парню и что-то шептала. Он целовал её лоб, убирал с лица волосы, а глаза посылали понятные только ей сигналы. Это было так интимно, так притягательно и так волнительно. Школьник сразу же озирнулся на друга сидящего совсем рядом. Губанов смотрел куда-то в даль, блестящие лучи укрывали его бледную кожу, голубые глаза стали чуть ли не белоснежными из-за солнечного свечения, а изящные руки плотно сжимали билет на поезд. Такой неизведанный, такой незнакомый и такой привлекательный. Сосед набрал побольше воздуха в лёгкие от прекрасного вида, что грел душу, разрывал всё изнутри и который мог видеть лишь он и никто больше. Вова заворожено перевёл глаза на искусанные и розовые губы. Всё замерло, не было никаких споров двух женщин поблизости, не было грохота колёс скользящих будто по серебряным рельсам, не было сладкого запаха приближающегося лета, не было ничего. Был только он… Семенюк потерялся, он попал в лабиринт, где только один выход и нет никаких других, что он так отчаянно пытался найти. И этот единственный выход - старшеклассник, с которым ему нужно расстаться. Мгновение и вот школьник тянется к зовущим губам парня, что печально вздыхает и боится повернуть голову в сторону соседа. Секунда, миллисекунда, мерцание и Лёша наклонился к своему забитому до верху чемодану. Вова резво отпрыгнул и стал дышать часто-часто. Губанов недоуменно взглянул с вытянутой бутылкой воды на Семенюка. Школьник раскрыл рот, дабы сказать хоть что-то, но его словно заклеили ужасно крепким скотчем.  — Чё случилось? — спросил старшеклассник.  — Н-ничего… — растерянно бегая глазами по всему вокруг, ответил сосед. Лёша всё ещё не сводил взгляда с Вовы, явно ожидая ответа получше.  — Да нормально всё! — чуть ли не крича, сказал Семенюк, понимая, что от него хотят. Множество глаз незнакомых людей уставились на школьника, но он мог видеть лишь расстроенные голубые. Это всё алкоголь, это точно он. Не мог же Вова настолько поехать? Да, это однозначно алкоголь просто не выветрился. Ему просто хочется отношений вот и всё. Всё хорошо. Всё нормально. Всё правильно. Минута, десять минут, пятнадцать минут и вот слышится отталкивающий гул подъезжающего поезда. Губанов печально и потерянно посмотрел на друга:  — Это мой. Семенюк точно вернулся в реальность. Настал этот момент. Подойдя ближе к нужному поезду, старшеклассник внезапно крепко прижал школьника к себе. Лёша наплевал на всё. Наплевал на то, что обещал себе больше никогда не привязываться, на то, что считал любовь лишь бредовой сказкой, на то, что любить парня это не правильно и на то, что эти ненужные чувства обязательно заведут его в тупик. Он наплевал на это всё ради него. Ради невысокого, легко взрывающегося, нелепого и совершенно обычного Вовы. Ради него… Губанов с толикой сомнений, страха и грусти сжимал Семенюка у себя в руках. Школьник, немного оклемавшись, неловко обнял в ответ и вызвал облегчённый вздох у старшеклассника. Отстранившись, Лёша с блестящими глазами, что казалось вот-вот заплачут, улыбнулся настолько широко насколько мог, тем самым обнажая все свои зубы, коих он так сильно стыдился. Сосед смотрел красноречиво в ответ. Уголок губ, каким он пытался улыбнуться, дрожал, а глаза стали стеклянными и мутными настолько, что видеть стало тяжело. Всё напряжение между ними исчезло, остались только глаза друг друга, что смотрели в самую душу. Губанов неловко потрепал по голове Вову и тут же попытался наскоро уложить его непослушные волосы. Шаг, последний слышимый звук друг друга, последний вздох, последний взгляд и последний взмах рукой на прощание. Колёса ненавидимого поезда сдвинулись. Семенюк словно находясь в астрале плёлся домой. Он был не тут, ну, уж точно не на этой планете сейчас. Так много эмоций школьник не испытывал за всю свою жизнь. Сосед присел на корточки прямо посреди дороги и схватился за голову. Было больно, страшно больно… А больнее было ещё сильнее от того, что Вова наконец смог найти объяснение всем своим странным чувствам. Ему нравится он. Нравится Лёша. И нравится уж точно не как друг.