Между серыми многоэтажками

Июль. Пение птиц, ослепительное солнце, утренняя роса на травинках и ни единой души на улице. Вова, развалившись под деревом и обхватив пальцами сигарету из новой пачки, глядел наверх. Серые глаза сливались с серым ядовитым дымом, что медленно направлялся к чистому небу. Семенюк устало и осознанно рассматривал кроны древа, что осторожно качались ветром. Раньше школьник ни за что бы не встал в шесть утра, но сейчас мог встать хоть в пять. Последние месяца два Вова стал ложиться спать гораздо раньше, ведь оставаться со своими мыслями было откровенно страшно. А по утрам всё становилось как-то иначе. Нет никакой суеты, нет никакого лишнего шума, нет ничего... Да и что тут таить, Семенюку всё же иногда нужно было подумать и поразмышлять над чем-то, а по утрам это делать лучше всего. Подумать, например, о том как он скучает по своему другу, о том влюблён ли он в этого самого друга и о том, как было бы хорошо встретиться с ним ещё хоть раз. Школьник резко прекратил пускать клубни дыма и, поднявшись на ноги, побрёл домой. После переезда Лёши изменилось многое. Вова стал больше времени проводить наедине. Друзья поначалу пытались его куда-то вытаскивать, но Семенюк находил тысячу и одну причину, дабы остаться дома. Компания, что образовалась именно благодаря школьнику стала встречаться всё реже и реже, но Вова никак на это не реагировал. Ему было важнее то, что творилось у него в голове. Понял Семенюк, что возможно испытывает не дружеские чувства к Губанову после того самого происшествия на станции. Школьник любил списывать все грехи на алкоголь, однако даже тупому стало бы понятно, что никто не полез бы целовать парня под градусом. Да и если сложить весь пазл воедино, окажется ясно, что это возможно любовь. Вова надеялся, что это просто глупая влюблённость и она пройдёт, что он просто запутался, что это всё огромное недоразумение и может это всё же виноват алкоголь. Но Семенюк ненавидел врать, а врать себе он ненавидел ещё сильнее. Потому, в конечном итоге, школьник решил признать тот факт, что он походу из "этих". Вначале Вова никак не хотел принимать, что ему небезразличен старшеклассник, но после наступила просто апатия. Ведь каждый раз, когда Семенюк говорил себе, что Лёша для него просто друг, он начинал писать ему минимум сотню сообщений и искренне пытался скрыть в них то, что жить без него не может и жуть как сильно скучает. Школьник относился к людям нетрадиционной ориентации нейтрально, но друга себе такого точно никогда не захотел бы. А сейчас узнав, что он один из них, Вова почувствовал как что-то внутри сломалось. Все его убеждения и принципы в один миг разрушились... Семенюк до конца не знал, что чувствует и часто пытался разобраться в том что ощущает. Однако, в голове всплывал лишь образ Губанова и тем самым напомнил школьнику лишний раз о его неправильной симпатии. Первый месяц был тяжёлым, а вот после наступления второго, всё более менее устаканилось. Вова с горем пополам смирился со своей участью и неосознанно сконцентрировался на том, что старшеклассника рядом больше нет. С этими эмоциональными метаниями Семенюк совсем позабыл о том, что виновник его страданий находится далеко. После осознания данного факта, школьник погряз в себе ещё пуще. Любая его деятельность не приносила больше той радости, так как сразу же вспоминалось как было раньше... Раньше с Лешёй. Вова стал проводить много времени у себя в комнате или в одиночестве. Мать даже сначала волновалась за сына, но быстро списала всё на то, что он просто вырос и отстала. Семенюк себя тоже иногда успокаивал тем, что просто вырос, ведь и его самого сильно пугала такая перемена в собственном поведении. Но в глубине души школьник понимал, что прежним может стать только рядом с Губановым. Такая простая истина, но такая болезненная... Вова любил скрывать свои эмоции и находить всегда виноватых. Сначала он винил во всём старшеклассника, в том, что тот попросту существует. Однако, долго Семенюк винить его не смог. Школьник вспоминал те голубые, словно заледеневшие озёра, глаза, ту глупую усмешку с немного кривыми зубами и то самое худощавое тело, что хотелось не отпускать. Вспоминал и понимал, что виноват только сам. Виноват в том, что Лёша настолько прекрасен для него. У Семенюка даже поначалу была мысль рассказать о своих чувствах кому-то, но страх, к сожалению, был выше. Страх, что не примут, что оскорбят и что отвернутся. Школьник не знал как бы он сам отреагировал на такое признание и от этого становилось ещё более паршиво. Вова не любил драматизировать, но сейчас ему казалось, что весь мир против него одного и все люди, которые ему говорили что-то с улыбкой на лице, бесследно растворятся и никогда не вернутся. Семенюк перестал жить, он стал существовать. Существовать с ужасно тяжёлым грузом на плечах. Грузом, что не только болезненно давил, а перекрывал дыхание и не оставлял никакой надежды на спасение. Школьник всегда считал, что Губанов безумно добрый и наивный, даже если и пытается скрыть это. И потому Вова надеялся, что старшеклассник поймёт его. Не полюбит, но и не осудит. Что он останется на его стороне, только он и никто другой. Однако Семенюк всё больше закапывал в себе эти надежды. Ведь чуда не бывает, а, значит, и надеяться не нужно. Нельзя обжечься, а чтобы не обжечься - нужно избавиться от этих ненавистных чувств. Чувств, что окрыляли школьника, когда ему коротко отвечал на сообщения Лёша. Чувств, что не давали спокойно жить. Чувств, что сделали мир для него таким наивным и таким жестоким. Он должен избавиться от них, а, значит, он будет молчать и ждать. Он никогда не расскажет, он скорее умрёт, чем раскроется. Он будет верить. Как только Губанов уехал, Вова стал постоянно писать ему. Семенюк раньше мог не задумываясь написать ему что угодно, но на данный момент, он так поступить уж точно не мог. Он стал нервно бродить по комнате и отчаянно искать причину для написания сообщения старшекласснику. Обычно всё ограничивалось лишь приветствием и тем как тот поживает. Дальше диалог не заходил, не потому что Семенюк не хотел его продолжения, а потому что ему казалось достаточно подозрительным и неуместным писать что-то ещё. Да и Лёша стал более занятым, чем раньше, так что отвечал только по вечерам. Школьник не хотел тревожить уставшего Губанова, поэтому торопливо заканчивал диалог, желал тому спокойной ночи и нервно ждал такого же пожелания в ответ. Списываться из-за этого парни стали гораздо меньше и реже. Вова как-то пытался позвонить старшекласснику, но ничем хорошим это не кончилось. Ведь слушая лишь один замученный и с лёгкой хрипотцой голос друга, сердце Семенюка начинало отбивать быстрый и громкий ритм, а все слова из головы и языка тут же вылетали. Лёша тоже не особо жаждал разговаривать или переписываться из-за загруженности и переутомления, потому чаще всего первым не писал. Только по выходным мог написать пару слов и то не всегда. Школьник прекрасно понимал Губанова и никак не высказывался против, но всё же ему было ужасно обидно. Как бы сильно не хотелось, Вова не мог прислушаться к разуму и слышал лишь сердце, что неимоверно болело. Так и прошли два месяца, а потом три, четыре, пять...