Wonderful life

Shadows out of the past clutch at my legs and drag me down. — Daniel Keyes, «Flowers for Algernon»

      Когда я получила письмо из больницы о смерти Маргариты Сантрелл, то для меня потребовалось несколько минут для того, чтобы разобрать что именно написано на бумаге резким, но слишком мутным и туманный почерком. Ощущение пустоты и одиночества сразу же нахлынули огромной волной, обычно из-за размеров которой известна как «печаль» и «цунами». Я молча перевела взгляд в окно на улицы Розберга. Я задумалась: каково это — терять близких? И теперь я знаю. Ответ непрост, но и давать его я не собиралась. В голове с пульсацией и болью что-то скрипело, гудело, шуршало и грохотало, хотя, с другой стороны, там было в тот момент пусто, тревожно, да и достаточно одиноко.       Ассоциации всплывали в голову по мере того, как я сосредоточенно расхаживала по квартире. Они словно хотели меня отвлечь от того, что я прочитала, но в то же время разгромить меня своей горечью. Лимонная долька; пустая ваза из-под цветов; бушующий океан. Я сжала в ладони письмо со злостью. Почему именно Марго! Смерть могла её обойти. Это несправедливо! Вся жизнь впереди была! Такая девчонка!..       Мне хотелось бросить послание в окно, но, задумавшись, я сдержалась. Развернула бумажку, аккуратно расправила. Перечитала. Потом снова, уже тихим шёпотом произнося слова. Затем снова, и начала строки следить пальцем. И снова, в последний раз, чётко, но тихо, не осмеливаясь потревожить душевное молчание.       Разглядывая конверт, я заметила интересные детали: почтовая марка расплывалась в глазах, буквы казались несуразными, а сам предмет — несуществующим. Тем не менее, я его держала, чувствовала шершавую гладь бумаги, ощущала, слышала запах, пусть сквозь и пелену. Возможно, из-за стресса, а возможно, из-за страха.       Я молча положила конверт и письмо из частной поликлиники на письменный стол под горящую лампу, ведь дневного солнечного света мне будто катастрофически не хватало. Просчитала шаги до кровати в углу, сложив руки за спину. Усевшись на, показавшуюся жёсткую, кровать, взглянула в стену напротив: пустую, без обоев, совсем белую и некрасивую. Через секунду послышался громкий щелчок в разуме и весь туманный гул в ушах замолк. И лишь тогда я разрыдалась.

***

      Джанет Мишель Сантрелл — мать сложно не называть полным именем, что уж греха таить, даже «мамой» не назовёшь без дула пистолета у виска — делала тщетные попытки со мной заговорить и выудить информацию о том, кому же всё-таки моя сестра возжелала оставить имущество. Мол, «понимаешь, у неё же было время, она наверняка написала завещание», ведь поликлиника не уточнила, или осознанно не хотела уточнять, когда Маргарита заболела и сколько недель, а то и дней, прошло. Или, мол, «бессовестная, я вынашивала и растила её! она наверняка что-то да оставила!», и в те тихие моменты, сидя на жёстком стуле, мне хотелось чем-нибудь её ударить. Возлюбленный Марго движением руки останавливал меня когда я от злости молча сжимала кулаки, будто зная, о чём я думаю. В моих мыслях проносилось что-то похожее на «ты ничего не понимаешь», но взглянув в его напряжённое лицо и вспоминая его важность по отношению к сестре, ко мне дошло, что он тоже хочет чем-то тяжёлым ударить Мишель.       Один раз нам обоим выпал счастливый шанс поговорить — именно тогда церемония ещё не началась, поэтому Джанет решила катастрофически важным с кем-то из моих дальних родственников обговорить жизнь, — то мы и пытались им воспользоваться, хоть и немного тщетно. Моя голова туманилась, слова не приходили на ум, я отчаянно также пыталась вспомнить, когда успело пролететь время от дня получения письма до дня похорон. Я хотела упомянуть сестру, уже открыла рот, как замешкалась: это не очень вежливо. Тем более притом, что мы оба были самыми дорогими людьми для Маргариты. Я опустила взгляд на траву, которая и так во многих местах грязного, природного, открытого морга отсутствовала, что придавало ещё больше силы чувству пустоты. — Ко мне подходили журналисты. Их первым предложением было «сочувствую, это наверное такое горе». А вторым что-то похожее на «что вы чувствуете? не стесняйтесь, мы знаем, как она для вас была дорога, возможно, у вас найдётся пару слов». А потом в выжидании подготавливали свои блокноты и ручки. По-моему скромному мнению, это очень лицемерно. — И как? Я надеюсь, ты их отшил?       Мне не составило особого труда вспомнить положение Дэ на его карьерной лестнице в границах фотоаппарата, кадра, объектива и затвора. Так что неудивительно, что журналисты хотели бы узнать его мнение о случившемся. Да и чтобы для его коллег и босса был повод докучать Дэ лживыми фразами а-ля «соболезную» и «я всегда буду рядом». Ведь и так понятно что человек, бросивший якобы невзначай и с «искренней горечью» необдуманное предложение «я всегда буду рядом», подразумевает, что он действительно будет рядом, но только если Дэ не будет даже где-то поблизости. — Конечно, — тот мягко фыркнул, ссылаясь на журналистов, — При всём уважении, но это было очень грубо. Не собираюсь с ними общаться в ближайшие дни. — Фотографы идут фотографировать фотографа для накрутки фотографий, предназначенных для короткой новостной статьи в сфере фотографии. Любопытная деталь? — У меня голова кружится, — констатировал тот с улыбкой, — Я скоро это слово попутаю с другим на букву «F». Вот неприятно выйдет, а? — Мгм, — я кивнула.       Наступило неловкое молчание. Посидев так, я осознала две вещи: я не могла вспомнить, о чём мы только что болтали; я не была готова сидеть здесь, ждать завершения церемонии больше чем её начала и стараться не содрогаться от печали. Я почесала тыльную сторону руки, после чего коротко взглянула на неё. Она расплывалась у меня в сознании и не хотела смотреться чёткими линиями и формами, будто какой-то любитель туманной абстракции захотел стереть её из мира. Я покрутила её, хмурясь. Вот что делает с разумом бессилие, перетекающее в грусть. — Умирали такие люди — что смерть мы спокойней встретим. Жили такие люди — что мост перекинут к бессмертью, — задумчиво медленно бросил Дэ.       Я нахмурилась, а потом с улыбкой и удивлением вздохнула. — Эмили Дикинсон? — Ты знаешь её? — Не разбрасывайся оскорблениями, пожалуйста. В детстве я её обожала. В школе заучивала, а потом дома пыталась похвастаться. — Отличная у Марго сестра. Теперь я знаю о тебе больше.       Я замолкла, подумав, что тот определённо не в подходящий момент упомянул дорогую мне и ему особь.       Снова наступило неловкое молчание. Я подняла голову, стараясь не замечать слегка расстроенного взгляда Дэ, и осмотрела окружающих. Отца нигде не намечалось, мать разговаривала с каким-то упитанным дядей в неаккуратной грязной клетчатой рубашке с рабочими голубыми штанами. Гордый собой охранник кладбища, я сразу его узнала. Он пару раз попадался в местной газете на второй страничке как лучший экспонат для причины посмеяться по мнению местных жителей, самых настоящих чистокровных розбергевцов. Это не очень вежливо, думала я каждый раз, когда разворачивала страницу и видела изображение как, например, сторож ругает могилу за неухоженный вид. Но фотографии действительно порой получались достаточно нелепыми, а образ обеспокоенного нелюбимого всеми деда обрывками отпечатался в памяти. Но он не вызывал ни эмпатии, ни симпатии, скорее наоборот. В реальности одним своим видом заставлял отвести глаза и нахмуриться.       Мне не нравилось видеть такого человека возле Мишель, будто это как-то лично меня оскорбляло. Ровно точно также мне не нравилось видеть такую мать и женщину возле других людей, будто это как-то оскорбляло общественное мнение обо мне. Я слышала строгость Миссис Сантрелл и могла поклясться, что сторожу грязного природного морга приходилось достаточно несладко.       Я перевела взгляд на священника, который особой живописности не добавлял. Худощавое тело, дрожащие руки, держащие какую-то книгу — я не удосужилась поинтересоваться, что именно расплывчатый предмет из себя мог представлять, — серые глаза. Всё в его обличии напоминало о собственной смерти, и это печалило. И так обстановка не радовала, так ещё и проводящий до гроба выглядит неважно. Достаточно неважно, чтобы задуматься: кладбище или огонь.       Я выбрала не думать об этом. Становилось неуютно.

***

      Оказалось, отец присутствует здесь. Или присутствовал. Он и Мишель свалили отсюда посередине церемонии, так сказать, покурить, но в конце я их так и не нашла. Это взбесило меня, так что какое-то время ладонь всё ещё болела, а следы ногтей на тыльной стороне удручали. До чего же странные люди. Я вздохнула и не нашла сил взглянуть по сторонам или в глаза священнику и Дэ. Я сидела как вкопанная и наблюдала за происходящим, вспоминая моменты, когда Маргарита успевала заменять мне любовь, которой так не хватало от родителей… Хм, церемония велась довольно скучно и печально.       Туман то сгущался, то развеялся, снова и опять. Облака стремительно плыли в небесах, предвещая бурю. Птицы летали ниже обычного, но ни одну капельку воды за несколько часов я не почувствовала. Либо я лгу, либо природа лжёт.       С Дэ разговаривать больше я не намеревалась, и не только потому, что речи священника лились в самом разгаре. Тот произносил печальные слова с таким энтузиазмом, что неволей я подумала, как бы я случайно не оказалась на триумфе смерти Маргариты. Он проводил души прочь из реальности, и ему, судя по всему, это приносило удовольствие. Интересно, его целая церковь будет ликовать при его смерти? Можно же будет столько гимнов спеть, что всех спасёшь!       Спасение — дар. По мёртвым не скажешь. Мать стала ненавидеть мою воскресную школу. Будучи ребёнком, я мало поняла как это произошло. И мало что запомнила. Но теорий было много, как и её собственных пояснений, часто которое изменялись. Во-первых, воскресенье, день дьявола. Во-вторых, Господь ей не помог; она молилась и старалась на всеобщее благо, пусть и с мыслями о том, как Господь отблагодарит или вознаградит её. Тут мне хотелось прерывать её монолог, потому что истинная доброта не заключается в корысти или желании получить что-то взамен. Семь лет, а уже понимала это. В-третьих, она находила много противоречий и сама пыталась объяснить какие-то вещи, но, боясь показаться глупой из числа её атеистов-друзей и мужа, она неосознанно стала критиковать учение церкви, любой из существующих. — Я не хочу идти туда, — пожаловалась однажды ей я в очередное утро воскресенья. — Не пойдёшь, — угрюмо согласилась она. Я вскинула брови. Детский пазл сломался, — Можешь не идти. Библию я сожгу. — Это грех, — семь лет, и я не понимала эту резкую перемену в ней. — Мало ли там что грех, — отрезала она и добавила: — Только церкви не говори. Я промолчала. — Бог в каждом из нас, — задумчиво произнесла она, очищая греховный апельсин от шкурки, — Дьявол тоже. Только во время похорон она придерживалась традиции церквей. «Они знают толк в своём деле, — как-то раз с бездушием ответила она на вопрос мужа об этом в предстоящем тогда церемонии захоронения моей бабушки по маминой линии, — Сорняк корни пустил. Мне не понравился этот опыт, но он был необходим».       Разговоров больше не было, как и огромного количества присутствующих людей. Я не слышала ни первое, не видела ни второе. Кружилась голова, и поэтому было сложно сконцентрироваться на одном. Особенно когда мне начали мерещиться лица родителей в каждом представителе человеческого рода на церемонии. Если, пребывая в квартире, я подумала, что столкнулась с кошмаром, то только сейчас поняла, как ошибалась. Сердце билось быстрее, дыхание прерывалось, голоса через пелену шептали что-то. На время мне померещилось, как крышка гроба откинулась, и на меня смотрел труп Маргариты со сверкающими жёлтыми глазами. Она, то ли шёпотом, то ли криком, бросила что-то похожее на предупреждение, мол, не слушай других и не разговаривай с незнакомцами. Но галлюцинация быстро прошла, когда я встряхнула головой, когда как паника только усилилась, а голоса родителей и лица родителей начали смеяться надо мной. Что смешного!..       Церемония похорон закончилась, и я поспешила по-тихому уйти. Я не попрощалась с ближними и той, которая когда-то мне была ближней. Голоса сами это сделали.

***

      В квартире после этого происшествия было не лучше. Казалось, даже хуже. Говорят, время лечит. Это неправда.       Я ходила из угла в угол каморки и мерила шаги. Взад-вперёд, что я здесь делаю? Взад-вперёд, как дальше быть? Взад-вперёд, я больше не прочитаю её письмо, не увижу её улыбку, не почувствую мягкую, но грубую, кожу, не услышу её смех, не пожалуюсь с теплотой на её излюбленный запах «Cacharel Anais Anais». Странно себя ощущала. Пусто, будто отделили какую-то часть от моей души. Боялась представить, как Дэ себя чувствовал после этого. В квартире третьего этажа пахло выхлопным газом и тоской, где я не могла найти себе места. Если в квартире восемь-на-восемь неуютно, то про город и говорить ничего не надо. Мне хотелось где-то прогуляться и развеяться, но где? Стало пусто в жизни.       И всё бы ничего… Голоса всё шептали и, судя по интонации, угрожали или предостерегали. И не собирались останавливаться. Самое страшное было то, что я не могла разобрать ни одного слова, и им, кажется, это не нравилось. По ночам было трудно уснуть, и я даже не могла запомнить момент засыпания. Я помнила, как просыпалась среди ночи, как ходила взад-вперёд, и это вводило в тошноту, как впадала в панику в ванной; но не как засыпала и не как смотрелась в зеркало. К слову, которое бесследно пропало в один день. Я больше не могла вовремя прорвать себя на слёзы своим усталым и потрёпанным видом. Это меня расстроило ещё больше, и я осознала, как одиноко стало в жизни. В обществе Маргариты я часто забывала о надобности проверить в ближайшей отражаемой поверхности своё уродливое внешнее состояние.       Я заметила запах сырости в квартире. Запах холода. Запах отчаяния?.. Такой настойчивый и требовательный, он занимал всё пространство и заполнял лёгкие. Я даже не могла вспомнить когда он появился. Пытаясь это сделать, я с ужасом отметила, что не могу вспомнить и день похорон, хотя ещё несколько дней, казавшиеся минутами, назад я точно помнила дату и время. Яркий красно-белый календарь на фоне серости я тоже не смогла найти. Время не лечит, а проглатывает, подумала я. Проглатывало не только меня, не только само понятие; проглатывало и прошлое, и настоящее. Осталось только бесплотное чувство. Слепая грусть. Но его хватило ненадолго. Грубые белые стены без обоев вокруг стали тускнеть, они будто покрылись занавеской тумана и иссохли, как старый пергамент. К ним добавилась унылая серость потолка, освещённого последними светлыми остатками висящих люстр. Всё вокруг сделалось уныло-невыразительным и угрюмым. Но почему-то я совершенно точно знала, где я нахожусь, хотя это место и выглядело нереальным.       Голоса смеялись и охотно веселились надо мной в приступах паники. В тех самых приступах, в тех самых состояниях, когда неистово дрожат руки, не держат ноги, в ушах звенит и каждый звук кажется запредельно громким. С каких пор мне начинала мерещиться тень Маргариты и хмурые лица родителей в каждом прохожем? Я задохнусь в этом месте от избытка галлюцинаций — слуховых и зрительных — и отчаяния.       Я умру.       А? С каких пор такие мысли вообще… Надо лечь спать.       Нет, я там тоже умру.       На улицу. Да. Да…       На улице свежо и тепло, обдувает прохладный ветерок и согревает солнце. Я почувствовала себя немного свободнее. Наконец-то смогу вздохнуть полной грудью. Я открыла окно в своей квартире и надеюсь, что этого будет достаточно. У меня почти никого из близких не осталось. Мишель не поймёт, отец наверняка даже не двинул бровью, с Дэ всё натянуто… Надо постараться меньше думать об этом. Если бы это было возможно! Голоса в голове стали громче, но в то же время тише. Будто ближе, но в то же время дальше. И я всё равно не могла разобрать их слов. Казалось, они говорят на латыни или вообще на языке не из этого мира. Хватит!.. Я не хочу этого. Мне нужно немного тишины. У меня голова раскалывается, аппетит пропал, преследуют тени родителей, и солнце кажется слишком ярким.       Утки величественно плавали в пруду и перекидывались завидными взглядами с лебедями. Я решила отвлечься и зайти в магазин за хлебом ради природы. Дома его тоже нет, но это неважно. Меня успокаивает вид устойчивых зелёно-бурых деревьев, летящих ключом птиц в небе, недоверчивой белки на лавочке, бабочек на цветах, пауков в кустах, пчёл в дуплах. Здесь свежо и опрятно, такое чувство, будто сама моя душа обновляется. Меня защищает эта простота от собственных мыслей. И как я не додумалась выйти в городской парк? Лето. Солнечно, ясно и тепло! Мысль об орхидеях, синем небе, стрекозах, рыбах, счастье согревало мою душу. Тут не было месту отчаянию, которое затаилось в моей душе.       Зелёный цвет перекрывал пепел моей души и заставлял поверить, что прошлое убыло. Обман заставлял меня поверить, что жизнь наладилась. Мне просто нужно совсем немного счастливой жизни. Почему такие таблетки не продаются в аптеках? Принципиально, но можно же помечтать: антидепрессанты и транквилизаторы продаются, и они приглушают боль лишь на несколько часов, но как насчёт «хэппилайфов»? Хотя откуда производители знают, что такое счастье, если они додумались до микстуры «счастливая жизнь»…       Я подняла голову и заметила чей-то пристальный взгляд. Кому в Розберге не живётся вообще?       Я сглотнула. Миссис Сантрелл. — Оу, привет, мама, что ты тут делаешь…       Она улыбнулась, пока я лишь ужаснулась и заледенела. Её зубы отсутствовали, кровь застыла вокруг рта, губы вытянулись в нечеловеческой широкой улыбке, а заменили глаза чёрно-красные дыры. Я втянула воздух в лёгкие и замерла, осознав, что это не моя мать и уж точно не человек.       Господи… Одни голоса тут же начали смеяться надо мной, пока другие кричали священное правило трёх «F». Я вздрогнула, когда существо резко наклонилось ко мне с видом очевидной насмешки. Я попыталась встать, но оно взяло меня за руку холодными пальцами мёртвой хваткой и наклонилось к уху. Оно тихо сказало мне, шёпотом, который заставил меня замереть и напрячься, при этом прогоняя мурашки по телу и чувствуя холодный пот на голове. Существо заговорило еле умышленными стихами: Чтобы в тёмный труп не обагриться, Беги, беги, дочка, из этой темницы.       Оно не дышало. От бывшей мамы пахло гнилью и протухшим мясом, из-за чего в горле я почувствовала призыв к рвоте. Я оттолкнула это нечто от себя, на ощупь которое также казалось холодным жидким азотом, что обожгло мне ладони и ту область, где оно меня держало, и побежала, куда глаза глядят. Дальше по парку. Дальше по тропинке.       Я знала это место, но неожиданно оно стало казаться мне чужеродным. Формы деревьев менялись, листья исчезли из поля зрения, дорога растянулась и начала казаться мне бесконечно долгой. Я споткнулась и по ощущениям ободрала руки и колени. Я уж было хотела встать, но замерла и прислушалась. И ещё больше ужаснулась: ни единого шума. Ни порыва ветра, ни шагов, ни моего дыхания, ни шелеста листьев, ни даже голосов, их криков и смеха. Я зажмурила глаза и обхватила руками голову, прижимая ту к груди и склоняясь над землёй, которая пропала из осязания, как и камни, песок, и даже сама твёрдость.       Пожалуйста, хватит. Я почувствовала слёзы в глазах и как они катятся по щекам. — Это всё сон, это всё сон, это всё сон.       Я повторяла эту фразу, снова и снова, снова и снова. Пока не успокоилась. Отклика от окружающей среды не было. Я осторожно подняла глаза. Картинка больше не казалась туманной и размытой, она начала приобретать чёткие линии и детали, даже несмотря на то, что мои пять чувств, кажется, не работали. Я оглянулась. Подождите, Розберг? Я оглянула свои руки. — Это… сон? — тут я улыбнулась и попыталась не заплакать снова, вытирая рукавом плаща мокроту на щеках, — Это сон, это лишь осознанный сон! Мой первый осознанный сон!       Я засмеялась, оглядываясь. Я попыталась встать и при этом убрать рукой прилипшие к лицу волосы. Мой первый осознанный сон! Мне захотелось затопать ногами и побежать вприпрыжку с пониманием этого. Осознанный сон… Ха-ха! Осознанный сон! — Какая умная девочка!       Я споткнулась и вскрикнула, снова падая на землю. Этот голос точно не принадлежал мне, и он прозвучал не в моей голове, и не где-то далеко. Где-то рядом, но где именно? Я вытаращила глаза и в судороге пыталась найти источник звука.       Это всё сон! Нужно проснуться, Меган, нужно проснуться, это лишь кошмар. Я закрыла уши руками и снова зажмурила глаза, выкрикнув «хватит!» Мне показалось, что снова стало запредельно громко тихо, но я могла слышать поток крови в ушах. Вдох-выдох, проснись, пожалуйста. Я расслабила руки, села ровно на колени и опустила голову. Видеть мир вокруг себя не хотелось. — Это всё сон… — я убрала руки от ушей.       Пару мгновений было тихо. До невозможности тихо. Тишина за несколько мгновений стала родной и ожидаемой, но в то же время ненавистной и пугающей. Что-то — или кто-то — за моей спиной: с радостью наблюдает, смеётся надо мной в своих мыслях, бьёт в мечтах. Голос. Резкий и неприятный. Я пыталась уравнять прерывистое дыхание, но попытки были тщетными. Паника догоняла и настигала, не давая покоя и места спрятаться. Постепенно мои мысли переросли в крик, полный безнадёжности. В хриплый, срываемый и будто бы испуганный вой. Бред. Однако было тихо, я молчала, и даже на секунду подумала, что мне померещилось и скоро я проснусь. И всё же голос сзади был достаточно отчётливый. Вот только с каждым мгновением он слабел, слова растворялись в сплошной непереносимой волне ужаса... Почему я не бежала? Всё до смеха просто, и от этого хотелось плакать: зная, что я нахожусь во сне, я боялась, и самое обидное и постыдное так это то, что я не могла заставить себя что-то с этим поделать. — Я не отрицаю, — послышался спокойный голос сзади. Будто сдвоенный, будто отдаваемый эхом. В большом городе, в парке, где теперь больше не шелестели листья и не туманились образы. Я точно знала, что сплю.       Я сжала кулаки. Мне захотелось закричать от раздражения и вопиющего страха. Я попыталась успокоиться, массируя виски. — Господи… — на одном дыхании выпалила я. — Не угадала, — послышался игривый голос.       Я подняла голову и обернулась. Вдруг Бог лжёт, кто ж его знает.       Лучше бы я этого не делала.       На меня с интересом смотрело… что бы это ни было… жёлтый равносторонний треугольник с одним глазом со зрачком как у котов? с чёрной идеально треугольной бабочкой и идеально длинной чёрной шляпой? с чёрными руками и ногами? летающий? математика? геометрия? Почему именно мне в кошмарах такое снится. Геометрия, кажется, сильно заинтересована во мне, и меня эта мысль чуть ли не до безумия напугала.       Я осматривала невиданное чудо. Хотелось упасть в обморок. Уверена, если бы я не спала, то совершенно точно сделала это. Лукавая улыбка (скорее подражание ей одним глазом) существа не внушала доверия. — Мама… — я опустила голову и не чувствовала биение сердца. Должно быть, так ощущается смерть. — Мимо, — в тоне слышалось веселье, — У тебя ещё одна попытка!       Я не повернула голову обратно, а просто начала молиться, что проснусь. Умирать не хочется, пожалуйста, просто проснуться. Жизнь только-только начала налаживаться, мне не нужны никакие таблетки «хэппилайфы».       Меган, сосредоточься на хорошем. Точно. Птицы, книги, орхидеи, пчёлы… — Сдаёшься? Ну ладно, — я услышала гудение сзади переходящее ко мне перед лицом.       кассеты, кофе, часы, коты, небо, река… хватит смотреть на меня…       Я ощущала присутствие этого существа. В ту же секунду почувствовала как меня потрогало по голове пару раз что-то твёрдое. Я нехотя подняла глаза. Жёлтый треугольник с прищуренным глазом осматривал мою физиономию и крутил в руках конец чёрной трости как баскетбольный мяч. — Билл Сайфер! — он снял с головы шляпу и сделал что-то наподобие неглубокого поклона, — Муза мира сновидений. Что скажешь, а?       Я разглядывала его, чувствуя дрожание веки. Сам Дьявол явился предо мной. Так и уверовать можно. — Чёрт… — я закрыла лицо ладонями. «Сейчас заплачу…» пролетело у меня в мыслях. — Плакать не надо, — уверенно сказало существо и снова постучало по голове тростью, и, не получив никакого отклика, задумчиво произнесло себе: — Люди эмоциональные существа.       Всё, пожалуйста, проснись. Меня до старости не хватит.       Я услышала щелчок пальцев и тут же почувствовала отсутствие земли под ногами. Пискнув от неожиданности, я нашла себя среди деревьев в лесу. Вид природы заставил на короткое время успокоиться. Было похоже на дубовую чащу, но при этом на верхушках деревьев уютно пристроились лианы. Что это за место? Здесь также располагалась вилла. Она выглядела пустой: цвет слоновой кости печально выделялся на фоне ярких различных оттенков зелёного. Окна закрыты ставнями, и я не видела никакой жизни, если не считать весёлых птиц и насекомых, летающих рядом с домом и уютно себя чувствующих возле него. Все дорожки с обеих сторон заросли травой. Рядом тихо журчал маленький родничок. Прямо в середине пустого участка с виноградником стоял бетонный фонтан: его вода падала из маленького горлышка, а потом уходила в глубину огромной каменной чаши. В этом месте было так тихо и безмятежно, что я чётко слышала шелест листьев.       Я вспомнила про Дьявола, и, каким-то образом, про Еву. Они никак не связаны, однако пришли в голову. Я взглянула на существо, которое, в свою очередь, тоже выжидающе наблюдало за мной сбоку, заведя руки за спину.       Я ткнула в него пальцем. — Говоришь, треугольник? — на этот вопрос тот нахмурился. Но мне нужно было знать! Не каждый день тебе снится геометрия! — Да, — он показался обиженным, но лишь на секунду. — Говорящий? — Естественно. — Летающий? — Как видишь.       Мне захотелось чем-нибудь себя ударить, чтобы проснуться. На досуге я ничего не употребляла, так почему я вижу… вот это?       Я снова оглянулась, пытаясь успокоиться и дышать более равномерно. В этом месте на многих ветках сидели ласточки, воробьи, синицы, и даже совы, которые переговаривались и перелетали с места на место. Казалось, они оживляли разум и придавали красоты. Гладкие перья, зоркий взгляд, постоянная невозмутимость. Я им позавидовала.       Стараясь не обращать внимания на существо, которое подозрительно долго молчит и разглядывает, я взглянула вглубь леса. Деревья, деревья, и ещё больше деревьев. Вдали я увидела яркую рыжую лису, спешившую на охоту. Послышался шелест листьев и хруст веток под моими ногами. Я опустила голову… ёж, убегающий от кота! Что за место! Но оно мне так нравится, и оно так расслабляет…       Послышался щелчок пальцами перед моим носом, и с недовольством я перевела внимание на треугольное нечто. Тот казался слишком странным и экстраординарным, скорее. Я в недоумении подняла бровь, разглядывая, отчего тот захихикал. — Детка, присядь, — от прозвища меня пробрало в дрожь, но от мыслей об этом меня оторвал появившийся из неоткуда стол со стульями и чайным сервизом после очередного щелчка пальца, — Расслабься. Выпей чаю.       Я не планировала попадать в Страну Чудес. Нужно бежать, но куда? Или этот «Билл» является Чеширским котом? Тогда будут трудности. Нет, есть шляпа, до невозможности очень ровная, чёрная и неприветливая. Должно быть, не кот: ни Чеширский, ни Бегемот. Хотя кошачий глаз с вытянутым зрачком, возможно, что-то говорит.       Существо с невозмутимым спокойствием отпило ча-… Как это понимать? Заметив, что я колеблюсь, он снова коротко захихикал и указал на стул. Я всё же решилась попробовать довериться, уже почти успокоившись и почти приняв его нрав.       Взглянув в небольшую синюю чашку на блюдце с глазом, доверху заполненную чаем, я вздохнула. Нет, кажется, тут не антидепрессанты нужны, а к врачу. Однако, я должна признать, место выглядело очаровательным и спокойным. Будто я создана жить в нём. Разглядывая кору деревьев, я непроизвольно улыбнулась. Внезапно ощутила прикосновение леденящей руки и опустила взгляд на существо. — Там вилла, в которой ты хотела бы жить, — с завидной уверенностью произнёс он, и я решила оглядеть здание ещё раз. — И откуда такой вывод? — я подняла одну бровь. Несомненно, он был прав, но мне было интересно, откуда эта персона знает мои предпочтения. — Всё очень просто! — он щёлкнул пальцами, будто это самая лёгкая задачка из всех существующих, и откинулся на спинку стула, — Это твой астральный мир.       Я моргнула несколько раз в недоумении. — Мой что? — Астрал! — по неизвестной причине, тот повеселел, — То, что соткала твоя душа, и одновременно является твоей душой. Или её проецированием. Это просто!       Я взглянула на окружающий пейзаж, потом на него. Невозмутимое спокойствие читалось на его лице, пока я чувствовала лишь тревогу и панику. Ещё бы. Кошмары вещь страшная, при них начинаешь дрожать, бояться, кричать, плакать, а ещё просыпаться в холодном, неприятном поту. Ещё «повезёт» если с сонным параличом — окружающие люди советуют расслабиться и заснуть обратно, но после кошмара даже без паралича пошевелиться трудно. От страха и из-за страха. При этом, странно, но я никогда не просыпалась от кошмарных снов, откинув одеяло и резко приняв сидячее положение с учащённым дыханием. Сердцебиением — ещё ладно, здесь понятно, змеюка тревоги нагло сдавила его и не собирается отпускать не раньше, чем придёт относительное спокойствие. Я леденела от страха по ночам после таких происшествий, но не могу точно сказать, врут ли голливудские фильмы насчёт этого.             Вспомнив сонный паралич, я посчитала, что лучше остаться во сне. Этот опыт однозначно незабываемый, но счастливого в нём ничего нет, поэтому я предпочла находиться в хоть какой-то спокойной обстановке. Даже если мне начало казаться, что я дрожу. Тут нет ничего удивительного, опять же, это люди, и я бы именно так выразилась, тем более, я была свято уверена, что в какой-то момент осознанный сон пересечёт границу и станет обычным, а в нём абсолютно все — ну, почти — вещи становятся нелогичными и несуразным, как было на похоронах Марго.       Тут моё и сердце ещё сильнее сжалось, когда я вспомнила про свой предыдущий сон. Смерть Маргариты вводила в панику и заставляла скривить губу в плаксивой грусти, даже при мысли и знания того, что с ней всё хорошо и это просто приснилось. Мне пришлось похоронить свою бабушку, свои надежды и мечты, и хоронить Маргариту в ближайшее будущее я не собираюсь и не хочу. Тут мне вспомнились таблетки счастливой жизни, «хэппилайфы», которых я представляю шершавыми и жёлто-зелёными, и, я подозреваю, что если бы такие существовали, и не берём в факт, что такие бы быстро распродали, Марго бы принимала их, а я бы только к стремилась добиться до этого вещества. Подозреваю, они были бы очень дорогими.       Я наблюдала за существом, которое опять щёлкнуло пальцами, будто к нему пришла какая-то заманчивая идея. — Играешь? — спросил он, — Впрочем, неважно, играешь, — я нахмурилась когда он решил, что выше того, чтобы давать мне выбор.       Тотчас его щелчка появилась шахматная доска с тёмно- и светло-синими клетками и фигурами таких же цветов на своих позициях. Я взглянула на него. — Вселенские шахматы, — важно произнёс он, будто заменяя объяснение, — Довольно интересная вещь, ага, мелочь?       Это прозвище однозначно лучше прошлого, но моим доверием существо, при всём с его любезностью, у которого в голосе всегда слышится насмешка, не могло похвастаться.       Я покачала головой на его предложение взглядом. — Зануда ты, Меган, знаешь ли.       Зануда! Нет, вы поглядите на него! Довольный какой! Так и вижу насмехательство в его широком прищуренном глазе. Зануда он, а не я. Это выражение показалось мне чересчур обидным. Погодите-ка, откуда?.. — Откуда... — я хотела спросить, но тот меня перебил. — Я знаю твоё имя? — он хитро усмехнулся, — О, так я знаю много всего.       Это прозвучало несколько напряжённо и тише, чем его обычный тон, отчего у меня по телу пробежали слабые мурашки.       Я смотрела на него, а тот на меня. Мне хотелось уйти от этого пристального взгляда. Он вообще моргает? Как мне проснуться? — Ты знаешь, что я сплю? — осторожно начала я. — Конечно знаю, — весело ответил тот. — Знаешь, как мне вернуться в реальность? — он на секунду драматично нахмурился из-за вопроса, но сразу показался игривым. — Знаю, — ответил он, отчего сперва во меня появилось слабое облегчение и далёкая радость, — Но зачем тебе? Да ладно тебе, не будь такой испуганной, не смотри на меня этими жалкими глазками. Мы же приятели!       Он в курсе, что я впервые в жизни его вижу?       Я пожала плечами. — Всё-таки риск надо применять иногда, ну? Жизнь коротка, особенно у вас, — я не совсем поняла, кого именно он имел в виду под «вас», но не стала спрашивать — какое мне дело? Тем более с ним разговаривать мне страшно, да и желания нет, — Твой астральный мир довольно скучен, может, добавлю краски? Многие считают меня обаятельным! — он засмеялся.       Ну нифига себе! Нет, вы посмотрите на него! «Обаятельный» тут у нас геометрия оказывается! И мой астральный мир довольно скучен! Да что он сам из себя представляет!?       Я сжала кулаки и нахмурилась. Ему, кажется, такие высказывания были нормальны и даже приносили удовольствие. — И вы довольно предсказуемы, — треугольник быстро утих, но всё ещё казался довольным, — Злишься? Знаю, что злишься.       Я разжала кулаки, ослабила лицо в удивлении и уставилась на того. — О, смотри, что я могу!       Его внезапный, полный энтузиазма, громкий голос заставил меня вздрогнуть. Тот подлетел и облокотился о спинку стула сверху. Потом с каким-то хихиканьем щелкнул пальцами. На столе тут же предстала белка на его блюдце от чая, чашку которого он когда-то успел подобрать. Белка искренне не понимала, где находилась и как сюда попала. Мы с ней чем-то похожи, наверное. «Такое чувство, будто бедное животное было просто вырезано из фона природы» подумала я, и уже через минуту пожалела о выборе слов. — Вырезано? Можешь говорить как хочешь, но шутка мне-то понравилась, — тот сымитировал хитрую усмешку, — Смотри внимательнее.       Я наклонилась посмотреть поближе. Тот тут же щёлкнул пальцами. Через секунду откуда ни возьмись взялась маленькая коса, размером, наверное, не больше роста бедной белки, и отрубило голову животному. — Что за!..       Я чуть ли не подавилась от шока. Тут же треугольник разразился смехом. Ему было смешно! С этого! Конкретно чего вообще! В эту секунду я неудачно наклонилась назад и чуть ли не упала, но меня поймало... синее свечение? Чашка, летающая рядом с треугольником, обладала таким же. «Что здесь происходит вообще!» подумала я, когда тот ловко ногами встал на верхний край стула и держался, разглядывая меня в смехе сверху вниз. — Ты бы видела своё лицо!       И ему не стыдно... — Дьявол! — я стукнула по столу, отчего треугольник от неожиданности тут же умолк; я чувствовала гнев и обиду, хоть и знала что это сон, — Ты дьявол! Безжалостный! — Дьявол? — лукаво переспросил тот, завёл руки за спину и слегка наклонился, — Безжалостный? Ну да, не буду спорить. Хотя, кто знает эти нормы этики? Видишь же, я их соблюдаю, мелочь.       С этими словами он коротко поднял шляпу. Мне захотелось чем-нибудь того ударить. Но я воздержалась и попыталась восстановить дыхание. Итак, спокойно. Это сон, мне не стоит так сильно волноваться. Будь более спокойной; будь более ответственной.       На нём поместилось очередное подражание усмешки. Клянусь, если бы тот был человеком, на нём сейчас была глупая улыбка. Это поведение меня раздражает. Но... с каких пор, Меган? Ты же знаешь, что во сне. Может это жалость к животным?       Я старательно игнорировала упавшее тело белки на блюдце и медленно засыхающую кровь на нём. Мне не хотелось рассматривать красноватые кости шеи белки. Я не зоолог и не учёный; пускай тот покажет это Форду. Как только я кидала взгляды на любое изуродованное тело животных, то это вызывало во мне лёгкую тошноту. Подозреваю, что если это будут люди, то я действительно тогда вырву. К счастью, пробовать я не решилась, а треугольник, кажется, не был на такое настроен. — Мам, что это!.. — вскрикнула я, прильнув к боковому стеклу. — Олень, — бездушно ответила та, внимательно следя за дорогой. — Он не двигается! — я перепугано на ту взглянула. — И пусть, нечего ему мешаться. Это уже тупой труп тупого оленя. — Мам, не говори такое. Джанет и маленькая Маргарита перекинулись злобными взглядами через зеркало заднего вида. — Не учи меня воспитывать вас. И тем более, я права. Будучи ребёнком, олень вызвал страх и слабые слёзы. Завидев еле проступаемую детскую истерику, Марго наклонилась и зашептала. — Не слушай её. На жаль, мы не можем помочь тому оленю, но можем помочь будущим особям: стараться не трогать их машиной. Я кивнула, незаметно от Джанет вытирая рукавом глаза. — Жизнь коротка, особенно у белок. Тем более это сон, так что скажешь на это?       Тот снова щёлкнул пальцами, отчего я, хоть и нехотя, удосужилась-таки посмотреть на белку. Через секунду её уже не было на блюдце, хотя кровь осталась. Та даже капала с блюдца на стол. Я слегка приподняла верхнюю губу. Отвращение опасное чувство. Я ожидала, что белка магическим образом оживёт и снова побежит собирать еду, но этого не произошло. Разочарование опасное чувство.       Я попыталась отвлечься снова. Тем более, это сон, чего же волноваться? Здесь солнечно и ясно, вокруг природа, поют птицы, растут деревья, расположен чистый дом, не противоречащий зелёной натуре. — У людей жизнь тоже не очень долгая. А вы теряете её в утомительные страдания и скуку. Всю историю вы ничего не добились, — с тоном судьи говорил новый знакомый. Я с ним не была согласна по поводу последнего предложения, — а лезете куда-то вверх и вниз. Эй, а ты улавливаешь мою правильную мысль о вашей человеческой жалостью?       Я пожала плечами, но он, по моей оценке, не нуждался в ответе. Ну, конечно, я ведь жалкий человечек, проживающий свою жизнь не ради счастья и с несчастьем.       И ведь он же чертовски прав. — Большие умы забирают человеческие фабрики, а маленькие ручонки забирают кошелёчки да серёжки по домам и закоулкам. Было такое? Было. Кто в этом виноват?       К чему эта фраза была? Я мешала чайной ложкой до сих пор горячий чай. Заметив неожиданную тишину, я подняла голову. Тот с ожиданием на меня смотрел. Теперь его речь стала и вопросом. — Люди, — неуверенно, как мне показалось, произнесла я. — О, ну да, — он щёлкнул пальцами, но, к удаче, ничего не произошло, разве что кроме того, что в его руках появились золотые карманные часы на крохотной цепочке, идущей куда-то в лес, — Ты правильно угадала. Кстати! Я успел поговорить о двух темах за такой короткий срок, то есть за одну минуту тридцать три секунды, — треугольник перевёл взгляд на меня, — а ты что успела?       Я нахмурилась — это звучало как оскорбление. — Люди, как ты, проводят годы за обучением, трудятся, изводят нервы, а потом что? М, конечно, оказываются в гробу в шестьдесят. Однако если ещё сильнее зайти раньше, то трудятся, изводят нервы, а потом бессмысленно покидают заведение с бумажками об уходе или исключении, уходя прочь от будущего. Смешно выходит, ага? Мне нравится за этим наблюдать, продолжайте! — он коротко засмеялся.       Он ведь говорил о всех четырёх миллиардах или таким образом и меня упоминал?.. Погодите-ка, откуда он знает что я покинула университет, в который меня запустили родители, не закончив его? — Хочешь объясню вашу человеческую жалость? — существо с озорством в глазу снова осмотрело меня. Я нахмурилась в ответ. — Да не оче- — Отлично! — он хлопнул в ладоши и потёр руки, — Если я не ошибаюсь, в среднем человеческая жизнь длится восемьдесят земных лет. На что они тратят свою жизнь, Меган? Ну же, участвуй в разговоре. Впрочем, это был немного риторический вопрос. Сейчас, как раз-таки, и расскажу, на что вы тратите свою жизнь. Но не обижайся, ладно?       Тот будто запнулся. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы переварить информацию. Чёрт, а этот приятель привык много говорить, что аж темп голоса быстрый... Я с ощутимым недоумением смотрела на него и кивнула. А что мне сказать? Его последнее предложение не вписывалось во всю его огромную белиберду о сущности людей. И откуда эта философия взялась?       Тут я серьёзно задумалась. Раз уж это осознанный сон, возможно ли то, что я его прогоню? Ведь когда понимаешь, что спишь, можешь делать всё что душе угодно. Так, по крайней мере, мне описывали. Это-то мой первый осознанный сон, а мою сонную личность уже докучает шизофрения... Э? Такое странное существо не могло бы прийти в голове, особенно если это геометрия. Я схожу с ума? Приплыли. И всё же, откуда у него такая философия? Я никогда так сильно плохо не рассуждала о людях. Неужели ссоры с матерью к этому привели? Я думаю, ей бы подошёл статус мизантропа, у которого, однако, есть муж, дети, друзья, родственники, знакомые... «Если это осознанный сон, то я смогу сделать так, чтобы его не стало. Нужно лишь пожелать» я попыталась сосредоточиться, пока треугольник что-то затирал про бессмысленное рождение и убогое детство. Вдруг он запнулся, перестал раскидывать руками и взглянул на меня. Я думала, что он рассмеётся, ведь представляла, насколько сосредоточенное и нахмуренное лицо у меня. Но этого не произошло. — Можешь попробовать, раз уж, как ребёнку, тебе интересно. Но вряд-ли у тебя получится, — он коротко усмехнулся, но я решила проигнорировать это жутко раздражающее выражение лица.       Я закрыла глаза и попыталась представить это место без него, без стола и без крови. Где я одна. Где меня окружает лишь природа. Где я могу делать всё что захочу, ведь это сон. Где я спокойно и свободно себя ощущаю, а не как в клетке из непонимания и предостережения, исходящее из глубин интуиции.       Я открыла один и искренне разочаровалась. Треугольник выжидающе поглядывал, уже сложа руки на груди (если место с бабочкой и основанием считается грудью и ключицами). — Говорил же.       Я вздохнула. Пришлось принять факт того, что он несчастья и жизни у меня едет крыша. — Продолжу! — тот резко повеселел, будто был доволен моим осознанием себя и открытием новой характеристики, и щёлкнул пальцами; к счастью, ничего не приключилось и все белки поблизости целы, — Я повторю снова, но вкратце: человеческая жизнь в среднем длится восемьдесят земных лет, или примерно тридцать тысяч земных суток, но если точнее, то двадцать девять тысяч двести дней. Разобрались с этим. Люди, также известные как homo sapiens, рождаются-       Мой учитель по биологии так же само подробно рассказывал. И он так же само меня пугал. Знал о том, что я боялась родителей, знал о том, что я ужасно боялась, что они, или кто-то другой, узнают. — ...учатся, заводят так называемых «друзей», съедают определённое количество еды, находят так называемую «любовь», вступают или не вступают в брак — напомню, что это ложно равноправный добровольный союз, подразумевающий заключение внутри рамок, — рожают или не рожают мелких людишек-отпрысков, проводят ряд половых контактов, потом с нескрываемым ужасом узнают что где-то обнаружена опухоль... И начинается самое интересное, слушай внимательнее! Тогда эти хомо сапиенсы сокрушаются, поражаются, впадают в возрастную депрессию, со слезами думают, на что потрачено время, понимают, что жизнь надо было провести иначе и как-либо по-другому, однако где-то в глубине души признаются себе, что жили бы точно также убого и жалко, а потом...! какое удивление, умирают!       Умирают... Отправляются в большое чёрное ничто. В мир ничего, без пространства и времени, без радостей и печали, без покоя и шумихи. Умершие души улетают в этот безвременный мир и даже не понимают, что потеряли. — Все как один. Сплошной ноль. Конечно, случаются аномалии, но это редко происходит.       Аномалии... Люди — аномалии? Возможно. Мы видели это тысячу раз, одни и те же действия, одни и те же мысли, одни и те же жизни, но в разных условиях. Так не привыкли к этой рутине, что не замечаем... Погодите-ка, я с ним неосознанно соглашаюсь? — Пожизненные и посмертные узники ничем не примечательной планетки.       Тот замолчал и отпил чая. Я начала задаваться вопросом о температуре его чашки чая, если он пьёт глазом. Мой же чай был до сих пор горячим, несмотря на то, что прошло много времени. К слову, на вкус он неплох. Хотя я и не любитель чая, но сама-то не осмелилась сказать этому существу об этом. Трусиха, Меган, вот что. «Я надеюсь, ты закончил, грёбаный шляпник» подумала я. Откуда-то, совсем беспричинно, появилась злость и жуткое недоверие. — Эй! Это грубо, — на секунду он будто действительно обиделся, но потом хитро и притворно-заговорщицки усмехнулся, — Думаешь меня обидеть? Не получится. И я не шляпник. И не интересуюсь в исчезновении. Только если в шутку.       Не Шляпник, не Чеширский кот. Кто же ты? Я определённо Алиса. А может не буду страдать и просто проснусь? Я уже пробовала незаметно себя ущипнуть, не получилось, а от шока из-за белки и страха бега от «матери» тоже не получилось вернуться в реальность. Может, он контролирует мой сон?.. Меган, это бред. И то что он читает мысли это тоже бред?       Так. Секунду. У него имя есть. Билл Сайфер? И как я это запомнила с первого раза!?       Я взглянула на него, отчего ощутила себя неуютно. Тот смотрел на меня обратно. Я нахмурилась и неосознанно сжалась в стул. Он вообще дышит? Он вообще моргает? Э, да... И дышит, вроде. Или только умеет вздыхать? Тот в каком-то нетерпении стучал указательным пальцем по столу. — Наш разговор никуда не лезет, мелочь. Ты боишься, — тот будто констатировал очевидный сухой факт, а не прокомментировал ситуацию.       Ну, естественно я напугана и боюсь! Однако, с другой стороны, мне нечего бояться... Он же мне ничего не сделает. Вот так и работают человеческие мозги. Я не знаю что это за существо и сразу начинаю бояться его. — Это мне льстит, — тот снова в ухмылке прищурился.       Ну нифига себе! Ему это льстит! Нет, вы поглядите на него! Довольный какой! — Кстати! — тот снова щёлкнул пальцами с резким заинтересованным видом, — Эмили Дикинсон неплоха, хотя это довольно ущербно для людей помнить лишь одного поэта и лишь один стих, — «вообще-то» хотела начать я, но передумала, да и он сразу же продолжил: — Очень интересная личность. Помню, сказал ей, не буду врать, что её стихи слишком разнообразные. Не думал, что она это посчитает комплиментом.       Ух ты, какой джентльмен, сказал комплимент мёртвой! — Вирджинию знаешь? — я была намерена поставить его хвастовство на место, раз уж прям просится на это своим поведением. — Вулф которую?.. Эту да, а что, интересно? — с каким-то тонким нахальством спросил он. Впрочем, да, интересно. — А что ты ей сказал? Например, за завтраком? — я усмехнулась, но чувствовала, однако, давящее на разум напряжение.       Тот — Билл, надо привыкнуть называть раздражающих своими именами — взглянул вверх, будто действительно вспоминал, а потом снова щёлкнул пальцами. Видимо, это его излюбленный жест. В глазу его, как показалось, можно было увидеть огонёк интереса. — За завтраком люди не спят. Если, конечно, не сильно устали. Но с Вулф такое запросто могло случиться. Я ей заверил, что ей было пора определиться с мнением о жизни и людях. Это, кажется, её немного обидело. Бедненькая, чувства мешают жить, но, в её случае, не думать.       Ну, да. Тут не поспоришь. Думать она умела. Как хорошо, что это сон. Я же придерживаюсь другого мнения о её переменчивости. — По моему скромному мнению, наоборот, её перемена мнений хороша, — я постаралась звучать уверенно, но получилось больше робко, и корила себя за это. — О, — тут он поставил чашку на блюдце, при этом опять обе посуды начали левитировать, и сложил руки на груди, откинувшись на спинку стула, — Не тупа. Поподробнее!       Я нахмурилась. То есть до этого я ему казалась тупой? Ну спасибо! Тот — Сайфер, опять же, будем называть раздражающих существ именами — хоть когда-нибудь думает о чувствах или он и на них плевать хотел? Скорее всего. — Ну же, — нетерпеливо сказал он после нескольких секунд молчания, — Говори. Мне хочется услышать.       Много хочешь.       Ну ладно. Не надо быть такой, Меган. Постарайся быть ответственнее и добрее. — Считаю, что человек не может вечно придерживаться одного мнения, даже когда окончательно достиг взрослого самостоятельного возраста, — про то, что дети и подростки часто меняют свои взгляды и своё мировоззрение, и говорить не надо; к слову, во время мыслей я успела глубоко вздохнуть; м-да уж, и когда меня привело несчастье, — Вирджиния одна из них. Долго питала некий антисемитизм, но успела поменять взгляд, узнав о том, что происходило в Германии.       Билл Сайфер, джентльмен-некромант, уже успел закинуть руки за голову (если его вершина считается головой) и с расслаблением и странной небрежностью наблюдать и слушать меня. Такое чувство, будто он совсем не думал, что тогда были тяжёлые времена. Впрочем, я тоже. Судя по всему он считает, что любой период в истории «homo sapiens» — тяжёлый. Как бы признаться, что я тоже... Но я не знаю, правда ли то, о чём я думаю о нём. — Не думаю, что это как-то ненормально. Просто привыкли видеть то, что человек придерживается примерно одних и тех же взглядов до конца своей жизни. Может, она осознала своей ошибки? Кто ж знает. Может, посчитала деятельность Германии неправильным? — тут мало кто бы посчитал её деятельность правильной, если честно, сразу же подумала я, — Я не знаю. У неё довольно неоднозначное мнение по поводу всего мира, — её эссе это доказывают, — Это ведь не плохо?       Мне не нравилась Вирджиния Вулф как персона сама по себе, однако её работы поистине сногсшибательны. Она игралась с описаниями и сравнениями, как кот играется с клубком ниток. Когда я подошла спросить Джанет о некой «шерсти», она лишь нахмурилась и с вопросом переглянулась с мужем. Потом я достала книгу из тесной полки и с детским трепетом и любопытством показала ей. — Вулф? У неё заносчивый характер. Позволяет себе примерять разные мнения и даже не объяснять почему, не то что извиняться, — Мишель слабо оскалилась, — Её художественные работы слишком переменчивы, как и она сама. Но почитай на досуге эссе от её имени. По полкам раскладывать факты она умеет. Заноза эдакая, да гибкая какая. Я пыталась, но из-за недостаточного развития детского мозга и отсутствия большого словарного запаса и хорошего представления о мире, даже первую главу «Своя комната» я не закончила. О чём долго жалела и жаловалась сестрёнке, мол, мама меня накажет. Не наказала (не тупа, всё-таки, какой такой ребёнок сможет прочитать и понять эссе, основанное на университетских лекциях?) Кто-ж знает, её мнения действительно переменчивы, исходя из биографии, что мне тоже не очень пошло в приятное впечатление, но художественные и научно-популярные работы действительно заслуживают моего уважения. Однако многие оправдывают её неопределённость, и, возможно, не всё так просто и это имеет смысл? Она живой человек с разумной и здоровой гордостью к себе. Живой человек ли я? У меня ни чёткой переменчивости нет, ни определённости, ни гордости, ни любви к себе, ничего из этого...       Хотелось опять задать вопрос про завтрак. С какими ещё мёртвыми писателями он общался?       Существо и я молчали. Через несколько секунд тот — Билл Сайфер, раз уж он раздражает — осознал, что я задала вопрос и поинтересовалась мнения. — Ни в коем случае, — непринуждённо подтвердил он, — Теперь понимаю, почему та обиделась. Считала своё разнообразие взглядов привлекательным и превосходным. Хотя, исходя из твоих слов, в её реакции нет ничего удивительного. Раз уж так.       Он одновременно знает многое о людях, и в то же время ничего не знает людях. Это смотрится так. Он звучит, будто сам только что поменял свою точку зрения.       Я вздохнула и поспешила отпить чая. До сих пор горячего.       Итак, что я имею: своё беспокойство; мысли о том, что у меня от несчастья поехала крыша; редкие мысли о Стэнфорде и наших переговорах в записках (хотелось проснуться и написать, что за жуть мне приснилась); доказательство того, что у меня от несчастья поехала крыша; размышления о Вирджинии Вулф; свою фобию; чай; природу вокруг; свой дискомфорт; дьявола; своё любопытство; свой страх. Букет воспоминаний, конечно. Будет что вспомнить...       Тут у меня заболела голова. Я неуклюже поставила чашку обратно на стол и схватилась пальцами за лоб. Очень сильная головная боль. Показалось, что все мысли пропали, ибо даже думать в таком состоянии будет ещё больнее. Что произошло? Это абсолютно беспричинная очень сильная головная боль. — О, — тут, как мне показалось, он снова вытащил свои золотые часы, — Как время быстро пролетело! Кстати, как к тебе обращаться? Любишь что-нибудь официальное? Мисс Сантрелл? Попроще? Меган? Я знаю о тебе всё, мелочь. Как насчёт последнего? — тот выглядел так, будто искренне интересуется, но по его взгляду я будто читала, что он спрашивает лишь на «прощание».       Он разве не видит, что мне больно? Ладно уж, порадую хоть каким-нибудь ответом сквозь тихий писк в ушах и пронзительную боль. — Мы больше не встретимся. Это сон, — я попыталась пожать плечами, но вышло неловко. Но, конечно, без всяких «деток», хотела добавить я, но вовремя остановила себя. Не нужно себя мучить.       Сквозь резко помутневший рассудок мало что сделаешь нормально. — Это сон, — повторил он голосом очевидного эксперта в деле, — Но по поводу первого ты ошибаешься.       Ну и посмотрим.

***

      Я лежала в кровати и думала о том, что произошло. Смотрела в потолок. Постепенно отходила от головной боли. Неспешно дышала. Тихо существовала.       Несколько минут назад была уверена, что ненавижу сущность, которое приснилось мне. А сейчас готова поспорить. Оно оставило какой-то странный, приятный эффект в памяти. И даже Вулф позавидует такой резкой перемене чувств к необычному разуму.       Я приняла сидячее положение. Слабый едкий запах хвои окружал. Жёлто-розовые тёплые лучи света приятно отражались на полу. Слабое гладкое тельце равномерно дышало. Всё как обычно. Рутина. Однако ощущалось и далёкое чувство одновременной искренности, того же недопонимания, и даже дискомфорта, плавно уходящие в забытье.       Я неосознанно потянулась к прикроватной тумбочке, дабы ручкой изложить свои мысли Форду. Вдруг знает, может аномальная аура города и на меня подействовала? Как вдруг я остановилась. Такая ересь в осознанном сне, который не можешь контролировать, людям не снится. Даже, возможно, в этом городе.       Я, однако неуверенно, положила обратно ручку и бумагу. Надо будет всё-таки захватить с собой, вдруг Пайнс предоставил ответ на прошлую записку.       И нужно будет прогуляться. И срочно позвонить Маргарите. Выйти на улицу. Да. Да...       ...       Форд не был против записок. Кажется, этот вариант идеально подошёл нам, кому определённо нелюбимо реальное общение. У меня — из-за стеснения, но я предпочла в своей жизни даже себе не сразу признаться в этом. У него, наверное, просто любовь к тишине. Не студент уже, чтобы стесняться. Чувствую себя наивным двадцатилетним подростком в этой ситуации. Однако, скорее всего, дурочка, как Меган Сантрелл, просто накручивает себя, ибо разум ещё не проснулся для философских мыслей, которые обычно заполняют её глупую головёшку.

Вы верите в дьявола? В любое из его проявлений.

М.

Нет, не верю. Ни в одно из его проявлений. Разве это не порождение Церкви?

Ф.

Церквей много. Есть даже церковь Сатаны. Так что это некорректное высказывание.

Я тоже не верю.

М.

      Или не верила.       Я поправила старый родной плащ на плечах и достала из кармана джинсов бумагу и ручку, вычитывая ответ арендодателя.

Не знал...

В последнее время много людей больше не опирается на религиозные проповеди, какой религия бы не казалась практичной. Как, например, буддизм. Это даже, в некоторой степени, радует меня, как учёного. Но поймите, что я бы никогда не стал навязывать науку просто так, если человек не обидел меня.

И, да, я слышал слухи обо мне в нашем городе. Мол, я злопамятный и обидчивый. Не знаю как на это реагировать. Ссылаюсь на версию того, что местные жители исповедуют ту или иную веру. Эх, удивительный городок — Гравити Фолз.

Ф.

      Знал бы он, что я тоже их слышала. К сожалению, проверить не могу, так что вынуждена придерживаться его позиции. Хотела бы нейтральной. Золотой середины, которая убережёт от всех претензий и слёз.       Новая ручка плавно и красиво выписывала буквы:

Извините. Вы, или я, малость просчитались. Религия, несомненно, базируется на вере, но ни одна вера не обязательно должна базироваться на религии. Извините за то, что придираюсь, но я посчитала, что правильная формулировка и понимание этого важно.

Жители Гравити Фолза видели всё, кроме высших существ, вроде Бога и Будды. Так что не удивительно, что, скорее всего, они будут на них опираться, дабы избавиться от бремени того, что видели. Некоторые слухи о здешних существах пробирают меня в дрожь! Хотелось бы верить, что это лишь слухи.

Я бы не стала говорить им, что Бога не существует. Хотя и питаю некую неприязнь к такой не особо мирной религии, как христианство... Что думаете?

М.

      Иногда запредельно тяжело сохранять спокойствие и нейтрал при каких-то дискуссионных мнений. И это огорчает. Христианство и наука. Две почти противоположные друг другу вещи; фактически антонимы, но порой это спорное заявление. Мама опиралась в этой — и, самое главное, непонятно, о чём именно из этих двух составляющих идёт речь — области лишь на две вещи: доказанные данные и слова окружающих. На общественные научные данные и на общественное мнение. Сказать, что не веришь в Бога, в таком периоде, как шестидесятые (что уж говорить про Средневековье?), равняется преображению в козла отпущения. Хотя бы чуть-чуть, хотя бы наполовину. Но волновало ли это Мишель после того, как та поняла, что будущее миссионера ей кажется больше угрозой, чем надеждой? Нисколько. Друзья-атеисты; муж-атеист; старшая дочка-атеистка; босс-атеист; дальняя родственница буддистка. К счастью для мамы, она не телеведущая; иначе тогда телеведущим, сказавшим о несуществовании Бога и Сына Его, пришёл бы крах. Ирония. О, кстати, говорила она, интересный факт! дьявол любит апельсины. Как она это поняла? Ну, что-ж, раз с Богом у неё отношения не сложились, может с Сатаной попробовала?       ...       Свежий запах душистых цветов отвлекал от мыслей, и в кои-то веки это меня радовало. Солнечная погода, прохладный ветерок, идущий с озера, наступающая жара. Я свободно шла, иногда покачиваясь из стороны в сторону, и мельком замечала, что неосознанно держу на лице малую улыбку. Проезжающие и проходящие мимо люди — коих было мало среди леса и даже у обочины дороги; в основном по пути встречались лишь лесорубы — кидали на меня взгляды непонимания, но заставляли себя вежливо улыбнуться. Но должно ли это было смутить меня? Не-а. Сложила руки за спину, намеренно не взяла рюкзак, ключи спрятала в крохотном кармашке джинсов.       От отличного настроения я сначала запала на мысль о каком-нибудь газированном напитке — Марго любила их называть «шипучками», — вроде «Sprite», «Coca-Cola» или «Pepsi». Но отказалась. Тоже из-за отличного настроения! Решила сегодня пить только излюбленное кофе, но перед этим надо обязательно позвонить Маргарите. Потом прогуляться? Тоже хорошая идея! Свежий воздух и городские пейзажи отвлекают от нежелательных мыслей. Сегодня не хотелось думать. Только жить.       Я решила, что если после звонка снова вспомню о «шипучках», то пойду и куплю. А может надо экономить?.. Много чего в этой жизни надо. Единственный день в месяц. Я и так редко покупаю эти напитки, насквозь пропитанные нынешней яркой молодёжью и запахом свободного образа жизни.       Обычно я либо чокнутая, либо счастливая, либо серьёзная. Других вариантов для моего постоянного — по крайней мере, на протяжении дня — настроя и поведения пока я не обнаружила. В такой удивительный и весьма странный день я чокнутая и счастливая одновременно. Я не умею жить, но я умею притворяться, что живу. Этого вполне достаточно. Финансы меня утомляют, деньги вгоняют в депрессию, люди напрягают. Пришлось довольствоваться самой собой и парочку таких же ненормальных приспособленных марсиан, как я.       И почему именно деньги — социальный эгрегор? От них столько проблем. Всё было бы проще, если бы люди умели обходиться без такого ужасного понятия, как деньги. Меган, хватит размышлять. Это доведёт до гроба. Ах точно! до него не дойдёт, у меня нет денег на это. Как же трудно... Я люблю деньги, их концепцию, и всё такое, но нельзя это использовать разумно, что-ли? Ну, в смысле, кто не любит деньги? Только несчастные от них или не имеющих их. Так странно, у меня мало денег, но я их люблю... Глупышка, Меган, это потому что ты их хочешь.       Мой разум в очередной раз разгуливал где-то в облаках среди звёзд, пока моё физическое человеческое мизерное тело разгуливало по улицам Гравити Фолза и вскользь искало невнимательными глазками таксофон, особенно желательно закрытый. К счастью для меня, такой нашёлся, и я с неким волнением отпустила радость, раннее державшую меня за ручку, и поспешила к аппарату.       Закрыла дверь, вдохнула далёкого запаха железа, затхлости и глянцевой бумаги, замерла. Нужно разложить по полочкам сон и дальнейшие слова. Сосредоточься. Эх, от глянцевой бумаги веет новизной, хотя запах специфический. Меган! Какой номер у Марго? Ах да. В закрытом таксофоне пахнет секретами по вечерам, страхом неизвестности от улиц по ночам, улыбкой по утрам, потом и смехом по полдням. Меган, сосредоточься! Кстати, от наших родных сине-белых закрытых таксофонах небу приходят галлюцинации.       Я потянулась большим пальцем набирать цифры. Код страны, девять... чёрт, сбилась... а нет... три, три... Я правильно ввожу? Меган, успокойся, ты же знаешь её номер лучше, чем свой! Можешь же даже вслепую набрать! Но сегодня такая неряшливая и такая неуверенная. Последние цифры... восемь, три... Достаточно.       Я нажала кнопку вызова и по рефлексу накрутила провод на палец руки, державшей трубку. Мне нужно услышать от неё хоть что-то! Просто чтобы убедиться...       Я поджала губы и бессознательно начала спешно топать ногой, а когда заметила, отчитала за такую нервность. Слышала лишь гудки, а терпение и расслабления от этих механических звуков не прибавлялось ни капли. Тьфу ты, и с какого перепугу решила позвонить? Может она занята? Она же работает. Точно... Параноичка трусливая.       Я перешагнула с ноги на ногу, пытаясь успокоить себя. Она занята, не так ли? Сделаю вторую попытку, если этот звонок не выйдет, но если и в следующий раз не получу ответа — больше не стану пытаться. Это как-то эгоистично отрывать старшую сестру от собственных дел только из-за того, что я сама себя накручиваю.       Гудки прекратились, но вместо них услышала слабый белый шум на конце провода. Резко голос произнёс, отчего я чуть ли не подпрыгнула: — Маргарита Сантрелл слушает, — строгий неприкосновенный тон, вдохновляющий уверенный голос.       Я сжала кулаки и уже собралась завершить звонок, как одумалась. Короткий разговор на пять минут компенсирует моё право на страх и её недоумение. — Хей, это я, — я собрала все силы на то, чтобы голос казался достаточно мягким, дружелюбным и уверенным, а не жалобным, как у беззащитного котёнка, — Меган. — Ах, это ты! — старшая сразу воодушевилась, услышав моё имя, и, судя по шуму на том конце провода, небрежно кинула ручку на стол, — Привет, как делишки? — Вполне нормально. Я ненадолго позвонила, буквально на пять минуточек. Пробегала мимо, вот и решила заскочить за звонком, — я усмехнулась, осознавая, что Марго жива и совершенно здорова для того, чтобы работать. — О, нет, ничего страшного. Конечно, я понимаю. Я, кстати, вчера отправила денежек, но, к сожалению, у себя в комоде не нашла конверта. И не додумалась-то то забежать в ларёк и взять! Спешила очень. И отправила без него. Эм, открытку. Надеюсь, не украдут.       Надеюсь, не вывалятся. — Я бы подождала буквально один денёк, — мне хотелось тихо засмеяться от этой ситуации и всего курьёза кошмара, — Всё равно ищу работу. В этой глуши трудно найти. Но я стараюсь.       Стараюсь. Конечно же. Сделала ли я правильный выбор, спонтанно приехав в Гравити Фолз? Извините уж, особенно в Гравити Фолз, где запросто наверняка возможно найти живые останки большерогих или гигантских вымерших оленей (megaloceros, язык сломаешь, спасибо местной газете за такую очень-нужную информацию), но при этом не встретить нормальных парикмахерских. И порой это было до жути неуютно, или, скорее даже, раздражающе. Я могла часами разгуливать по городу и не встретить молодёжь, подрабатывающей раздачей листовок. И я не думаю, что проблема в моём неспешном шаге, в моих размышлениях или в моей общей невнимательности. Гравити Фолз не нуждался в пространстве, он не теснился с другими городами — наоборот, приветливо оттеснялся от них огромным густым лесом и большими ландшафтами лугов. И иногда это выходило проблемой для самих жителей...       Созвониться нам легко. В слезах я могла позвонить и пожаловаться на жизнь, отсутствие любимого человека, который будет заботиться обо мне, на недостаток денег и несправедливость на работе (например, когда я ещё жила в Розберге), пока Марго будет меня успокаивать и поддерживать, спокойным голосом пришёптывая, что жизнь уж сложная штуковина, чтобы пережить неосязаемые страдания. После таких разговоров я всегда чувствую себя виноватой, моё сердце сжимается от обиды на саму себя, а в мыслях проносятся упрёки. Марго, к сожалению, так же сделать не может, ибо я постоянно забываю, и намеренно сомневаюсь, о приобретении домашнего телефонного аппарата; я отбираю её время, где, в отличие от меня, ей нужно работать; я трачу деньги, пусть и совсем гроши, на то, чтобы позвонить, вместо того, чтобы сэкономить; я не ребёнок и не подросток, а взрослая самостоятельная женщина, так что у меня в мыслях проноситься то, что у меня нет право жаловаться на насущные мелкие проблемы. С каких пор я решила, что та поистине будет переживать за их решение? Какая же я дура.       Сердце начало сжиматься и колоть в душу. Опять. Я сжала трубку, судорожно ища опору в стеклянной стенке будки, которая показалась мне хрупче пуще прежнего.       Мы молчали какое-то время. Мы. В моих мыслях пронеслось Марго и я, а не мы. Ещё ведь несколько минут назад было хорошее настроение. Резкий, мутный почерк всплывал в глазах. А я до сих пор ощущала эхо слегка шершавой бумаги. Лимонная долька; пустая ваза из-под цветов; утихающий океан. — Я рада, что с тобой всё хорошо, — я улыбнулась всплывающему в моём разуме образе Маргариты, будто я напрямую адресую ей улыбку. — А? Ну, да, всё как всегда, — она, казалось, не поняла, но мне и не нужно было. — Кстати, — я собиралась закончить звонок на меланхоличной, но такой тихой радостной ноте, — Дэ знает Эмили Дикинсон? — Дикинсон? — по короткому шуршанию на том конце провода, я сделала вывод, что та куда-то или к кому-то повернулась, — Знает, конечно же, это классика. Но терпеть не может. Не помнит ни один стих. — Вот как, — задумчиво кивнула я. Сон не обязательно всегда либо кошмар, либо бессмыслица. Рано или поздно мозг просто придумает что-нибудь для экспрессивности и эмоциональной окраски. — А что? — в её голове слышались ноты недоумения, и я усмехнулась. — Ничего, — я махнула рукой, а-ля «пустяки», и накрутила провод на указательном пальце свободной руки, — Слушай, я ненадолго позвонила. Надеюсь, не помешала!.. Просто чтобы убедиться, что ты в порядке. — Со мной всё в порядке, — неуверенно заверила меня Марго, но предпочла не задавать вопросы. — Тогда, прощай, — какой «прощай», Меган? С каких пор «прощай»? На похоронах такое говорят. Только на унылых похоронах. — Пока. Чмоки.       Я устало выдохнула, массируя виски и предпочитая игнорировать странное общение во сне с каким-то треугольным дьяволом.       Я мечтала, чтобы моим самым сложным выбором в жизни был что надеть для сна или последующего дня, нежели как эффективнее сэкономить деньги и где найти работу. Чтобы я сомневалась в выборе комнатного цветка, нежели в выборе о месте работы и ухода из университета, который действительно мог привести меня к той жизни, о которой многие мечтают. Без человеческих низких забот и с высокими душевными полётами в море радости. Иногда я завидовала голливудским богатым персонажам-женщинам, вышедшим замуж за того, кто имеет много денег и взаимно их любит.       Я давно перестала мечтать о любви. Джанет, почему же ты так холодно относилась к своему мужу, а не показывала свою любовь? доказательство твоей любви?       С каких пор я иду бок о бок с границей первой ступени пирамиды нужд? Где в своей никчёмной жизни я повернула не туда? И почему я порой беспокоюсь за своей внешний вид больше, чем за доход, зная, что у меня нет денег на заботу о себе в полной мере?       Скоро я начну существовать, а не жить, не так ли?       В последнее время у магазинов мода на неон. Особенно для вывесок. По тёмным вечерам это режет глаза каждый раз, как я всматриваюсь в причудливые узоры, но по ночам я попросту не расхаживаю по улицам города. Даже если Сюзан говорит, что Гравити Фолз — не очень криминальный город. Или «совсем не криминальный город», но чисто из принципа и унылого реализма я не поверила этой оценке.       Зелёные или мягко- и ярко-красные ларьки, полосатые обивки, огромные стеклянные витрины, излишняя экспрессивность для скидок, старые, потрескавшиеся оконные рамы. Иногда Гравити Фолз отделяется от Америки. Он будто из другого мира, как и вся атмосфера его, впрочем. Гравити Фолз — не город, а состояние души.       Я не решилась заглянуть в парк. На всякий случай. Надо будет позаботиться о своей паранойе после каждого кошмара.       Надо будет почитать Фрейда. Под свои мысли я кивнула головой, соглашаясь с логичной и чудесной идеей, параллельно поглаживая кошку на коленях. Вот так теперь и экономь деньги. Я каждый раз, когда выбираюсь на улицу погулять, оказываюсь в забегаловке Сьюзан. Хотя, может, это не так уж плохо? Тут коты и дешёвое вкусное кофе. А ещё тепло и на удивление почти никогда не жарко. А ещё музыка по радио играет и не слишком громко, и не слишком тихо. Идеальный контраст. Золотая середина. И как ей только удалось так сделать?       У меня есть толкователь снов. При этой мысли я с тихим шоком оглянулась. Сама не поверила, что вспомнила про этот гениальный источник. Надо будет опробовать на надёжность. Я не доверяю самому Бишопу, так что его товары я тайком проверяю на подлинность. Кто знает, это Гравити Фолз.       Оуэн мурчала под рукой и дремала. Сьюзан разрешила дать ей имя. Особое. Мужское для двуногих, небинарное для шерстяных. Ничего плохого. К слову, я опробовала его — откликается ли кошка. Какое-то время нет, естественно, но очень быстро подхватила. Это мне понравилось. Кошки ведут свободную жизнь и не скованы в официальные узы. Хочешь, Оуэн. Хочешь, Мэл. Хочешь, Фис. Какая разница. Главное чтобы кушать подавали и тёплое местечко было.       Кошки чем-то похожи на людей. Тоже имеют свою котячую пирамиду нужд. Или я опять придаю человеческую натуру не-человеку? Глупый ограниченный ум! Эй, Меган, ты что, действительно его слушала?! Хватит себя накручивать! Гладь кошку, заткнись и пей кофе!       М-да уж, Алиса позавидует моим приключениям. Соберусь завтра и расскажу. Марго не поверит. Такая дичь может присниться кому угодно, но не мне.       Я не решилась уйти из забегаловки даже после того, как закончила свой кофе. И даже не после того (ладно, минут пять спустя), как ко мне ненадолго подсел молодой парнишка. На вид студент. Своей застенчивостью и улыбкой я ненароком вспомнила Форда. Очень зря. Я ощутила горячий жар на щеках, так что решила отвлечься, параллельно вежливо отказывая незнакомцу. Что-ж, бывает. Он сильно расстроился, а я недопонимала, что же привлекает парней во мне, что они решаются заговорить.       Когда я направлялась к двери, Сьюзан с укором остановила и сказала, мол, ну нельзя же так, совсем одна в таком возрасте, и вообще никого! Я усмехнулась, сказала, что не интересуюсь в отношениях до тех пор, пока не найду работу и заодно стабильный заработок, ведь в наши времена и женщинам приходится работать, чтобы добыть на пропитание. Та не поверила моему аргументу, но оставила это дело. Фактически, до следующего шанса.       Кстати, действительно уже приходится. Эх, трудные времена грядут...       Оуэн с грустью наблюдала за уходящей фигурой меня. Я заметила её печальный взгляд в окне и просто не могла сдержаться. Подозвала рукой. Та с радостью выбежала, как только поняла, что я имею в виду. Через минуты я, присев на корточки, наблюдала как Оуэн с урчанием поедает корм. Меган, только не говори, что привязалась к ней. Будет слишком тяжело уйти домой. Ох, глупая...       Из чувства искреннего сожаления и доброты я помогла своей кошке — «своей»!? — найти дорогу обратно в забегаловку. К счастью, это произошло быстро и удачно. Я и забыла, что полу-уличные коты знают здешние места как свои лапки. Я усмехнулась. Это её дом. Интересно! К сожалению, я также сделать не могу, я не кошка. Придётся сильно напрячься, чтобы додуматься до того, где же мой настоящий дом. Там, где жалуют, там, где смеются. Я, конечно, попыталась перечислить все места, в которых я жила больше нескольких дней, однако не пришла к чему-то поистине дельному и правдивому. Ощутила горький привкус во рту, но, гладя на прощание Оуэн, быстро успокоилась. Никаких «хэппилайфов». Только коты.       Лимонная долька; ваза, полная воды, но без цветов; тихий океан.

***

      Я аккуратно чесала ручкой затылок, стараясь не запутать волосы в ней. Форда нигде не намечалось на верхних этажах. Опять в своём подвале сидит. Глупенький. С его-то состоянием! Но что я могу поделать? Я — не он. Может, ему так вполне уютно... Пыталась же ему говорить. Одним словом: без толку и безуспешно! Не удивлюсь, если позже обратиться к доктору. Эх!

Да, думаю, я ошибся немного... Спасибо, что поправили... Обычно не придаю значение этому и особо не смотрю за тем, как и насколько корректно я выражаюсь о религии.

Я заметил, что Гравити Фолз — город с самым сбалансированным количеством атеистов и религиозных людей. Если верить собранной недавно статистике. Я замечал в газете в витрине. Но не вдавался в подробности. Не интересуюсь обычными новостями... Да, немного странно, что-ли...

Гравити Фолз — город чудес. Страна Чудес и Аномалий какая-то. Что думаете?

Ф.

      Ну, очень благодарю. По крайней мере, в данном случае я — действительно Алиса, только не главная героиня. Это было бы слишком нарциссично!       Однако Форд немного ошибся! Хи-хи. Гравити Фолз — не город, и даже не страна. А состояние души.

Не за что. Я тоже атеистка, но стараюсь поддерживать с людьми хорошие отношения в любом случае. Меньше шансов получить по носу. А то это неприятно слишком, уж извините. Хотя нет, ошиблась. Я агностик в своём случае. В смысле, если никого свыше нет, то я ничего не теряю, ведь так? Но в то же время с подозрением и заинтересованной странностью наблюдаю за удивительными вещами.

Я читаю газеты. Хоть они и дорогие в Гравити Фолзе, что чёрт ногу сломит. Я правильно думаю, что Вы не покупаете их, только потому что они дорогие? Или есть какая-то личная причина? Мне уж иногда излишне интересно отвлечься от трудностей в своей жизни и

      Я остановилась писать. Много откровений. Мы только начали общаться. Последнее предложение — больше признание, чем философское рассуждение о моей собственной причине тратить деньги на такие безделушки, как газеты. К тому же, в наше время начали появляться уникальные технологии, такие как телевизор. Тоже дорогой. Так что, может, Пайнс и принимает правильное и разумное решение, выбирая не покупать негатив в бумаге? Думаю, да. Или я опять себя накручиваю? Естественно, Меган, как же без этого.       Интересное замечание: в доме арендодателя нет ни одного телевизора. Насколько нужно помешаться на своей работе, что так сильно изолироваться?       Я продолжила писать.

что-то вроде того. Хотя в этом городе порой встречаются как и очаровательные новости, так и сущее воплощение кошмаров (я говорю про аномалий). Так что выбираю покупать. Хм, чувствую, к концу месяца, смотря на свой личный бюджет, очень сильно пожалею. Наверное, подумаю, чтобы не покупать, как Вы.

К слову, никаких аномалий сегодня не встречалось. Только обычные олени, что очень удивило меня. Сегодня по лесу не гуляла, лишь по обочине дороги.

М.

      Есть такой вид оленей — благородные олени или настоящие олени. Где-то я слышала, что они зовутся «обычными». Любопытно, однако в Гравити Фолзе — это любой вид этих рогатых созданий, который не деформирован и не подвержен нормам аномалий. Я часто задумывалась, что же это за нормы, но ни к какому определённому выводу не пришла. Чую, придётся спросить у Пайнса. Когда-нибудь. Возможно, в следующей записке, так как когда я думала это, уже оказалась у порога лестницы на последнем этаже.       В ванной пришлось задуматься, насколько же быстро пролетел день. Интересно, а я даже практически не задумалась о той части сна, где я общалась с назойливой геометрией. Чтобы в тёмный труп не обагриться, Беги, беги, дочка, из этой темницы.       Я надеюсь, это не предупреждение об опасности сойти с ума. Бр-р. Холодок и табун мурашек до сих пор ходит, даже в такой горячей ванне! И что это было? Как это понимать? Определённые сны приходят не просто так, ведь так? По крайней мере, я так слышала. Что, если анализ жизни от моей бессознательной части, как писал Карл Юнг? Или так раскрываются мои страхи и тайные желания, как писал Фрейд? Может ли это быть что-то другое? Другая функция сна, о которой ещё ни один учёный не писал? Сны — неизведанные явления, как и мозг с разумом в целом. Что можно считать разумным, а что нет? Люди — разумные существа, или по сравнению с другими формами жизни мы можем быть настолько же разумными, насколько разумны муравьи?       Меган. Хватит накручивать себя.       К слову, сонник действительно огромный. Думала я, потягиваясь на кровати с включённой настольной лампе на тумбочке. Здесь написаны разные интерпретации известных исследователей и неврологов разнообразных особенностей и черт сновидений. В редких случаях даже написаны интерпретации прошлых веков и общественные мнения по поводу чего-либо во сне! Вот к чему снится гроб? Я искренне не ожидала, что описаний толкований гроба будет где-то на три листа. Три листа! Священное число. Насколько же мне повезло отхватить именно этот сонник.       К сожалению, некоторые страницы вырваны. В оглавлении я нашла «толкование геометрических фигур», но, найдя соседние страницы, то все нужные оказались вырваны. Подумала над тем, чтобы обратиться за этим нюансом — скорее недостатком, ведь я скорее больше разочарована, нежели сконфужена — к Бишопу, поэтому записала в список задач. Так неинтересно! Ведь мне отчаянно хочется узнать, к чему же снится раздражающий треугольник, считающий что он «для многих привлекателен». Забавно. Привлекателен для кого? Я сомневаюсь, что кто-то из людей действительно возможен оценить стандарты геометрической красоты помимо того, что он идеально равносторонний треугольник. Для любителей перфекционизма самое то! А мне даже внешний вид треугольника не важен сколь его душа или характер. К слову, ни то, ни другое мне не понравилось. Ах, как же захотелось спросить про биссектрису! К счастью, он мне больше не приснится, а если и приснится, то уже в следующем году, когда я буду со смехом вспоминать этот случай. Ну и ну!       Стукнула бессонница. Естественно. После такого обычно не только бессонница приходит. Теперь мою глупую голову заполонили нежелательные мысли. В... двенадцать часов ночи? Кажись, я настолько долгое время просидела за сонником. Интересно, а было бы у нас другое время, не поставь учёные именно двадцать четыре часа? А были бы другие цифры, если бы заново пришлось придумывать? Время — мера человеческая или нет? Возможно, нет, хотя время само по себе довольно абстрактное понятие, разве нет? Э, нет, Меган, самое абстрактное понятие, придуманное homo sapiens — математика. Спрошу у Форда, пускай подтвердит. Или не стоит? А вдруг обидится? Подумаю завтра на чистую голову. И что за стихи придумала моя недо-мама? Где она их взяла? Почему такое страшное существо начало говорить именно стихами? К слову, стоит ли мне снова бояться смерти? или смириться? как другие люди делают? Она страшна только когда забирает других или когда именно ты слишком долго мучаешься.       За секунду до смерти больше всего хочется жить. Когда-то я додумалась до этого факта, но проверять не собираюсь. Мало ли там что. После смерти, в смысле.       Меган. Не накручивай себя. Молчи.       Тишина и темнота. Только слабый луч света исходит из окна от луны и её отражении солнечных лучей. О! Я слышу как Форд ходит там. Теперь молчаливо, но не тихо. Удивительно. Надеюсь, темноту никто не нарушит, а то будет неуютно притворяться спящей в свете верхней лампы или фонарика. Хотя меня успокаивает понимание, что многим, в общем-то, наплевать на других людей. Иногда это печалит, но когда остаёшься лежать со своими мыслями в обнимку ночью — даже вполне себе умиротворяет, если не утешает.       От этого хочется улыбнуться, смотря в зеркало на своё ничем не примечательное тело. По мнению меня и Джанет — ни уродливое, ни красивое, ни интересное, ни скучное; ровные черты лица, обычные зелёные глаза, уже давно запутанное и выросшее каре, не выделяющаяся фигура с далёким намёком на талию. Среднестатистическая и обычная. Такая уж. Порой тело удручает. Моя личность тоже среднестатистическая или я хоть что-то из себя представляю как человек?       Меган. Не накручивай себя.       Я закрыла глаза и попыталась уснуть. Ага, попыталась. После вчерашнего сна и после таких мыслей. Ещё чуть-чуть, и я задумаюсь над способом создания успокоительных, которые тут же безопасно вырубят человека, чтобы он поспал. Хм... А что если?.. Ну! С толком мыслить надо хоть! Я не биолог, я не химик, я не учёный, и даже не ведьма. Увы и ах. Почему я не подумала, перед тем как покидать тот нелюбимый университет, который с ненавистью ко мне предоставили родители? Что-ж, Меган, ты сама знаешь ответ. Ты просто выгорела. Спонтанные эмоции. Как безответственный подросток какой-то. Тьфу.       Взглянула в потолок на спине, сложив руки на груди. Как в гробу каком-то. Моя кровать — убежище для демонических мыслей и истеричек, вроде меня. Ещё живых. Вроде. Кто-ж его знает как обстоят дела внутри.       Потянулась. Неожиданно тронула будильник, отчего тот упал на тумбочке и чуть ли не заставил меня подпрыгнуть. От невольного выброса адреналина мне чудом захотелось спать спустя несколько минут. Бр-р. Желала чтобы мы больше не встретились. Скорее всего так и будет. Не дай судьба такая жуть вторично на сладкие сны пригрезится. Это сон. Но по поводу первого ты ошибаешься.