Mai Tai

- Джун. - А?.. - Я буду звать тебя «Джун». - Зачем так сокращать? - Просто... Ругать Джуна куда удобное чем Сяо Де Джуна. И потом, Июнь – хороший месяц. Должно же быть в тебе хоть что-то хорошее. Привыкнуть к кличке оказалось не так сложно. Тэн звал его Джун... И вскоре все стали. А вот ассимиляция в тайской общаге давалась китайцу ой как непросто. И не только из-за особенностей языка, а еще и потому, что сам Сяо оказался достаточно «непростым». Как минимум потому, что он вовсе не был тихоней, какого намечтал себе таец при виде мямлящего что-то невнятное посредственного паренька с большими смятенными глазами. Тэн сполна прочувствовал это на себе – когда разговорная практика буквально развязала язык новому соседу, не без его собственной помощи, к сожалению. Тэн предлагал ему свою помощь безвозмездно, то есть даром, заодно практикуя свой пылящийся на задворках сознания китайский. Вместе с лингвистикой приходилось давать основы правил приличия... «Не пидорковатый, а элегантный, Джун», «не геюшник, а общежитие, Сяо», «не напидораситься, а нанести повседневный макияж, скудная твоя головушка». Удивительно, простейшие слова давались Сяо тяжким трудом, но оскорбления и маты китаец ловил как цветочек солнечные лучики, да еще и находил им самые неожиданные формы и способы применения. Местами это было забавно. И здорово отвлекало от постоянно давящей неопределенности своей личной жизни. Больших усилий стоило китайцу прекратить бесконечно ворчать на представителей неприемлемой ориентации и удерживаться от плоских шуточек. Однако, Джун был парнем достаточно социальным. За несколько недель он научился худо-бедно общаться с коллективом, принимать помощь и не считать каждое предложение выпить посягательством на свою заграничную задницу. В какой-то момент, общение с вредным соседом стало походить на издевательски-приятельское. У парней оказались схожие вкусы и увлечения. Особенно сильно их увлекало утаскивание еды у общих знакомых, в противном случае оба рисковали в один день помереть голодной смертью. Временами, за приятным разговором или при очередной попойке китаец и вовсе забывал о неугодной ему особенности Тэна. Сожительство протекало легко еще по одной причине. Тэн практически не появлялся в комнате, а если появлялся, то для того, чтобы поспать или сменить одежду. Причины долгого отсутствия, конечно же, не волновали китайца. Он был вполне доволен наличием свободных площадей, где может во всю орать под гитару, пялиться в экран ноутбука, глядя сериалы или играя в шутеры, засыпая рано утром и пропуская первые пары, а то и весь учебный день, стараясь потом самостоятельно нагнать материал. К слову, в пропусках соседи были не менее похожи, а где-то даже могли потягаться. В один из таких дней, когда Джун давил подушку до самого вечера, Тэн вернулся в общежитие не только за пятичасовым сном. Он быстро принял душ, обернулся в махровое полотенце и осмелился нарушить покой спящего «китайского дракончика», коим его прозвали за невысокий рост и дурной нрав. – Джун, спишь? – Тэн…? – взлохмаченная беспокойными снами, коротко остриженная, чтобы, не дай бог, никто не посчитал тебя привлекательным, голова с трудом отрывается от подушки. Парень поднимается, но вместо того, чтобы переодеться, просто вешает на плечи плед. Тэн частенько хихикал над привычкой соседа гулять по комнате в императорском облачении из трусов, майки и пледа-мантии. – А я уж думал, что буду тебя только... Спящим видеть. – Я сплю как ангел, правда? – без тени улыбки, напротив, немного раздражённо, китаец ковыляет до своего шкафчика, принимаясь яростно что-то искать. Вскоре эта возня перетекает в бесполезное переворачивание вверх дном всего содержимого, пока ящик не превращается в склад из хлопка и синтетики. «А острить-то научился, вы осмотрите...» – Что ищешь...? – Тэн заглядывает через плечо. – Одинаковые носки. Тут ни пары, Тэн! – вопрос вводит Сяо в капризную ярость. Он вытаскивает ящик, переворачивает его прямо над кроватью тайца и вываливает содержимое на его одеяло: – Зарядник, трусы, трусы, трусы, и ни одного одинакового носка, бл*ть. Спорим, тот странный пацан из двести шестой подворовывает их во время стирки. Это выглядело забавно. Настолько забавно, что Сэр Деджун даже не получил заслуженные пиздюли за использование чужой кровати. Тэн незаметно улыбнулся. – Ну давай я дам тебе носки... – взгляд цепляется за «стильные» черные, на вид, не так давно купленные, трусы. Таец никогда и ничего не предлагает просто так. Он выуживает боксеры из кучи других и машет ими перед лицом Джуна. – Взамен на это! – А большеваты не будут? – с ехидством парень указывает на свой пах. Перестав «бояться» геев, китаец куда охотнее отвечает на выпады соседа, устраивая настоящие турниры по остроумию. Но тайцу только этого и нужно. Его кофе не пои, а дай ввязаться в какую-нибудь словесную вакханалию. «Но я знаю твое слабое место» не то, чтобы Сяо не выпячивал его на каждом шагу. – Хочешь проверить? Парень приценивается, подходя ближе к Джуну кладя руку как раз «туда». Под плотной тканью белья даже при поверхностном прикосновении прощупывается теплая плоть… Он практически не двигает рукой, захватывая «содержимое» в ладошку. – Кажется, в самый раз. Джун краснеет. Непонятно, от чего больше: от возмущения или от внезапно подкатившего острого смущения. Кажется, еще немного и он побежит вбивать в гугл «Как не стать геем, если тебя взял за член парень?». – ... – китаец стоически держит лицо, в то время как Тэн пытается подавить очередной приступ смеха. Узковатые губы усиленно сжимаются, препятствуя появлению маленьких ямочек на щеках. На первый взгляд может показаться, что у парня просто челюсть от счастья свело. – Тэн. Убери свою руку. Китаец почти физически ощущает на себе насмешливый взгляд соседа. Почти также ясно, как пальцы на месте, которого не касалась мужская рука (кроме собственной, разумеется). Это задевает, бесит, раздражает до глубины души. Густые брови, кажется, побивают все рекорды по сползанию к переносице. Собрав всю волю в кулак, Джун отталкивает чересчур веселящегося соседа. – Трусы, – он хмуро смотрит на вещь в руках парня. Судя по лицу, в голове китайца проходят сложные мыслительные процессы, в ходе которых он понимает, что распаляться дальше не стоит, – …можешь оставить себе. Ничуть не считая, что это было перебором, Тэн отступает назад, наблюдая за пасмурной беспомощностью Джуна, натягивающего, добытые ценой осквернения мужского достоинства, носки. Куда бы он ни собирался до, теперь его маршрут явно пройдет через ближайший храм. Все нутро ликует, пока триумф прерывает звук входящего сообщения. Тэн вздрагивает. Он на автомате закидывает отвоеванное белье в шкаф и прислоняется к стене. Написать ему мог только один человек. Ну ладно, два. Но почему-то он был уверен, что это тот самый Один человек. [Севен: зайди ко мне.] Ладошки покрываются потом. Тэн, не мигая, смотрит на экран мобильного телефона, представляющего из себя сейчас не более, чем кирпич сенсорный. Из головы разом вылетает всё: какой сейчас день, сколько времени, да и кто этот человек рядом, честно говоря. Одна вечность только что закончилась… Одно долгое и мучительное Ничего. Тэн не отвечает, долго о чем-то усердно думает… и уходит.