Аппетиты

— Я не хочу, чтобы ты скучала. Если хочешь, я могу тебя отпустить. Я же не монстр, Мей-чан. Мей едва не поперхнулась травяным чаем. Это, что, какая-то игра? Доума сидел напротив нее, не притрагиваясь к поставленным на стол яствам. Казалось, он был поглощен только ею — цеплялся взглядом за каждую черточку на ее нечитаемом лице. Мей чувствовала себя не просто пленницей — подопытной. — С вами невозможно скучать, Доума-сама, — ей даже не нужно было лгать. Доума действительно не позволял расслабиться ни на секунду. От него можно было ожидать чего угодно. Он часто приглашал ее в свои покои — разделить с ним трапезу. Каждый раз их непринужденное общение превращалось для Мей в пытку. Чувство совершенно бесконтрольного животного оцепенения лишь на мгновения покидало ее — когда она переводила взгляд с сияющего Доумы на плотные шторы кровавого цвета, которыми были задернуты все окна. Всегда. Мей еще в первый день удивил подобный элемент интерьера. — Вы не любите свет? — как можно более безразлично и отстраненно поинтересовалась она, заканчивая со своим ужином. Доума усмехнулся, будто умилившись наивности вопроса. — Я ярче любого света, Мей-чан, — демон широко улыбнулся и тут же поморщился. — Он может испортить мою кожу. Мей отвела взгляд, пытаясь спрятать свое замешательство за наспех натянутой маской. Она совсем не понимала, что он имел в виду. С Доумой было не только страшно. С ним было сложно. — Доума-сама… Вы же мне когда-нибудь расскажете, зачем я вам? Доума хмыкнул, прикрыв глаза. На лицо опустилась фальшивая тень печали. Когда-нибудь ему пришлось бы поделиться с ней своей бедой. Он, самый открытый и честный демон, не мог долго скрывать свои истинные помыслы, особенно от такой невинной прелестной женщины. — Один мой друг серьезно болен. Я надеялся, что ты сможешь ему помочь. Мей оторвалась от данго. Доума все еще оставался нечитаемым, она все еще не могла расслышать ни нотки искренности в его голосе, но сейчас ей захотелось хотя бы на миг затушить все свои сомнения. Выслушать Доуму. Демон между тем деланно вздохнул в глубокой печали. — И чем же болен ваш друг? — Это очень редкая болезнь, — облизнулся Доума. — Но думаю, ты сможешь нам помочь. По крайней мере, я надеюсь на тебя, Мей-чан. Мей снова встрепенулась. Чувства напряжения и страха понемногу стали отпускать. Теперь ее охватили новые — интерес и толика волнения. Бабушка с детства твердила ей, что ее долг, ее предназначение в их семье — быть целителем, помогать всем нуждающимся. Даже таким, как Доума. Если ему, его другу действительно нужна помощь, Мей не смела отказать. Доума между тем скучающе сморгнул. Казалось, судьба его больного друга больше вовсе не волновала, а рассказал он об этом, так, чтоб только поддержать их вымученную беседу. Мей в очередной раз удивилась этому человеку. Человеку с удивительно рассеянным вниманием. — Если ты заскучала по свету, Мей-чан, можешь прогуляться в моем саду. Там красиво. И хорошо думается — особенно по ночам. — Благодарю, Доума-сама, я бы очень хотела. Но могу я все-таки узнать, что с вашим… Доума оборвал ее одним резким взмахом руки. Беседы об Аказе его больше совсем не интересовали. Сейчас это было неважно. Еще рано. — Вот и славненько. Тогда Горо может проводить тебя прямо сейчас. Поторопись, а то скоро снова придут мои последователи, там будет шумно. Ты, я смотрю, любишь одиночество, да, Мей-чан? Мей только бездумно кивнула: в груди снова проснулось тихое беспокойство. Зачем он вообще завел разговор о его друге, если сам же его сейчас и оборвал? Какая-то нелепица. Мей кинула многозначительный взгляд на Доуму. Она не знала, что ей ответить на его вопрос. Конечно, она полюбит одиночество — находясь неизвестно где, запертая в четырех стенах с подозрительным типом и его приспешниками. Но Доума был прав: не нужно мешкать, раз уж он сегодня в таком хорошем расположении духа. У Мей наконец-то появился шанс хотя бы осмотреться. Хотя бы немного приоткрыть дверцу своей клетки. — Надеюсь, ты понимаешь, что тебе не стоит делать глупостей. Я очень расстроюсь, если ты попытаешься сбежать. Нам же хорошо вместе, да, Мей-чан? По телу Мей невольно прошлась острая дрожь. Она совсем не понимала, почему ее тело уже не в первый раз так реагировало на Доуму. Ей это не нравилось. Ее это пугало даже сильнее своего положения заложницы. Пусть Доума и псих, но его не нужно было бояться до панической трясучки. Нельзя поддаваться своим страхам, нельзя поддаваться Доуме. После прогулки Мей обязательно приготовит себе еще успокаивающих отваров. Постарается заснуть пораньше. А сейчас… — Я очень благодарна вам за ваше гостеприимство, Доума-сама. Мей поклонилась. Губы растянулись в фальшивой благоговейной улыбке. Тошнит. Ее сейчас тошнит от самой себя — она будто сходит с ума, подыгрывая чужому безумию. Трусиха, привыкшая плыть по течению и только и выполнять указания старших. Мей прикрыла глаза. Выдохнула. Она все делает правильно. Она не сдалась, она еще выберется. Только не сейчас. Сейчас она действительно не будет «расстраивать» Доуму-сама. Не настолько уж безрассудна. — Спасибо, — еще раз поблагодарила Мей, перед тем как закрыть за собой седзи. Доума встал. Ему вдруг захотелось сесть на место, где еще минуту назад сидела Мей Оота. Тепло. Жаль, что Доума совсем этого не чувствовал. Сейчас он ощущал только легкое неприятное покалывающее чувство. Раздражение. Доума не понимал, почему. Он был сыт: еще с утра поглотил пятерых последователей; разочаровать Мудзана-сама он еще не успел. Так в чем же дело? Доума машинально приложил руку к груди — к месту, где у него уже давно не билось сердце. Он понял. Мей Оота была слишком покорна и послушна — Доума не любил, когда ему поддавались. Особенно, если перед ним преклонялись и смирялись не от чистого сердца. — Горо… Если Мей-чан захочет, позволь выйти ей за пределы храма. Кажется, у себя дома она любила гулять по лесам и собирать свои травы. Иди, обрадуй ее моей милостью. Если она согласится, можешь оставить ее без присмотра. — Как скажете, Доума-сама, — на лице пожилого слуги можно было прочитать только дражайшее тупое благоговение. Горо еще ни разу не разочаровывал Доуму: всегда был рядом, всегда отличался исполнительностью и понимал его без слов. Даже его дочь оказалась одной из самых прелестных последовательниц за последний десяток лет. — Возвращайся поскорее, Горо, нам еще вместе принимать наших общих друзей. Стоило Горо покинуть покои, как Доума поднялся и подошел к окну. Он знал, что Мей Оота уже была на улице — не дождалась Горо. На губах Доумы промелькнула довольная усмешка. Все-таки ей не терпелось с ним поиграть, все-таки он был ей не безразличен! Больше скуки ослепительная Вторая высшая луна не терпела только безразличие.