Аппетиты

— Не бойся, Мей-чан, Аказа-доно хоть и дикий, но он тебя не тронет, — в широкой улыбке заверил-обнадежил Доума, осторожно проходясь гребнем по светловолосой девичьей макушке. Мей слушала безостановочный треп Доумы о своем «лучшем друге», не поднимая глаз. Мелодичный голос демона, наверное, в какой-то иной параллельной реальности мог даже усыплять, убаюкивать. Мей слушала и понимала, что ее совсем не волновало, какие «у Аказы-доно страшные отклонения», почему «Аказа-доно такой упертый и не хочет лечиться». Мей совсем не хотелось связываться с еще одним душевнобольным демоном. Диагнозов Доумы-сама ей уже хватало за глаза. — Ты не волнуйся, к Аказе-доно просто нужно найти подход! Я вот нашел, и теперь мы очень-очень хорошие друзья, почти на все задания теперь ходим вместе! Даже Господин и Кокушибо-доно благоволят нашей дружбе! — В прошлый раз ваш друг был не особо рад идти с вами на задание, Доума-сама, — Мей невольно дернулась, когда демон слишком резко потянул ее за волосы, вплетая алую ленту. — Ах, ты про тот вечер… Ты прости его, Аказа-доно тогда очень перенервничал — всегда ведь ему надо явиться на собрание одним из первых. Он постоянно пытается выслужиться перед Господином, хотя и так находится у него на особом счету. Любимчик!.. Мей ничего не ответила, снова прикрыла глаза. По телу тут же прошлась мелкая дрожь, стоило Доуме снова пройтись гребнем по затылку. Раньше она любила сидеть и подрагивать от приятных колючих ощущений, когда бабуля собирала ее длинные мягкие волосы, касалась прядей своими мозолистыми руками, пахнущими душистыми травами. Сейчас же уже посиделки на коленях у Доумы превращались для Мей в тихую пытку — ее ни на миг не покидало липкое леденящее чувство, что тонкие пальцы демона в любой момент могли свернуть ей шею. Доума приходил к ней каждый день. Утром и вечером. В восемь утра и в полночь — минута в минуту. Присаживался на ее теплую постель и, нацепив привычную мягкую усмешку, терпеливо ждал, когда его Мей-чан покорно опустится к нему на колени. Они могли так просидеть часы. Доума, заговариваясь, совершенно терял счет времени. А Мей совершенно терялась в его потоке сознания, полностью сосредотачиваясь на руках демона, что хозяйничали у нее в волосах. — Я рассчитываю на тебя, Мей-чан. Ты так много времени проводишь с моими прихожанами, залечиваешь их израненные души травками, но ведь Аказе-доно тоже очень нужна твоя помощь. Пожалуйста, не будь такой жестокой!.. Сделай это хотя бы ради меня… Мей-чан, мы же друзья? Мей охнула, почувствовав, как ее снова резко потянули за волосы, тем самым заставив закатить глаза и задрать голову. Доума смотрел на нее с неизменной улыбочкой — глаза в глаза. Мей прекрасно понимала, что именно сейчас он ожидал услышать. Белые девичьи губы растянулись в натянутой смиренной улыбке. — Если для вас это важно, я осмотрю вашего друга, Доума-сама. Если он не будет против. Доума тут же ослабил хватку, освободив руки от светлых прядей. Мей сползла с коленей демона на пол. — Оу, за это не переживай, Мей-чан, я знаю, Аказа-доно будет только рад с тобой пообщаться. Кажется, я-то ему совсем надоел… — Я постараюсь помочь вашему другу, — снова бездумно-отрешенно проговорила Мей, подходя к окну. Теперь ее очередь вплетать в чужие волосы алые ленты — Котоха-чан ее совсем заждалась. — Я уверен, у тебя все получится, Мей-чан. Целители должны уметь исцелять раны в чужих сердцах. В этом мы с тобой очень похожи, знаешь? И именно поэтому ты мне нравишься… Мей вздрогнула, почувствовав на своей шее чужое горячее дыхание. Доума умел заставать ее врасплох, выбивать воздух из легких одним неосторожным касанием. Мей, не успев ничего толком сообразить, зажмурилась, вцепившись руками в горшок с Котохой-чан — Доума прикусил ее мочку уха, оттягивая. Мей только стиснула зубы от вспыхнувшей боли, а затем едва слышно выдохнула — по шее потекла теплая струйка крови. Которую Доума тут же слизал, проходясь языком по бьющейся сонной артерии. — Ты очень вкусно пахнешь, Мей-чан, — промурчал Доума, закатывая глаза. — Я рад, что ты решила помочь моим прихожанам — теперь они пахнут так же, как и ты… — Это все травы… — на выдохе выдавила из себя она, застыв в крепкой хватке демона. — Я делаю из них отвары, мази… Вы знаете это, Доума-сама — вы сами разрешили. — Да-да, я помню, Мей-чан! И совсем об этом не жалею. Доума внезапно отпустил девушку, отчего та едва не навернулась вместе с Котохой-чан. — Я хочу, чтобы ты вернулась сегодня пораньше. Надеюсь, у тебя сегодня нет никаких планов на вечер, да, Мей-чан? В глазах Доумы плескалась привычная игривая усмешка. Он над ней явно издевался — причем, Мей так до конца и не могла понять: осознанно он делал это или нет. Доума был безумен — в этом не было никаких сомнений. И все же… Каждый раз, когда Мей невольно встречалась с Доумой взглядом, она тонула не в обжигающем безумии, а в леденящей пустоте. Каждый раз, когда Доума улыбался ей, сам же ослеплялся яркостью своих чувств-эмоций, Мей смотрела на него в ответ и видела лишь мертвую жуткую фальшь. Доума с безразличием проглатывал свои же нескончаемые рассказы о себе, своем культе, о своих «лучших друзьях»; его едва ли интересовали его страждущие прихожане, травы, которыми их теперь пичкала его сердобольная Мей-чан и которые он каждый день рвался пособирать вместе с ней. Он не слушал и не слышал ни свою зверушку Мей-чан, ни себя. — У меня нет сегодня никаких планов, Доума-сама, — Мей натянуто улыбнулась, не оборачиваясь. — Вот и славненько! У меня сегодня кое-какие дела намечаются, я давно обещал навестить одного своего друга… — Доума загадочно усмехнулся. — Я у него заказал подарок специально для тебя, обещаю, тебе понравится, Мей-чан! Мей только помрачнела. Что-то подсказывало, что у Доумы и на подарки имелся особый извращенный вкус. — Надеюсь, ты сможешь занять Аказу-доно, пока меня не будет. Я бы очень хотел взять его с собой, но он не любит наши шумные компании… И вообще, он очень часто жалуется на меня нашему Господину, я ему совсем не нравлюсь!.. — Доума вздохнул-всхлипнул, тут же развернув Мей-чан к себе и крепко придушив в объятиях. — Скажи, Мей-чан, ну что со мной не так?! Мей-чан только прохрипела что-то нечленораздельное. Она не знала о тонкостях взаимоотношений между демонами, но отчего-то прекрасно понимала «недоступного жестокого Аказу-доно». Мей подняла голову, слегка поморщившись: прокушенное ухо все продолжало ныть. — С вами не каждый может сблизиться, Доума-сама. — Но с тобой мы ведь сблизились, да, Мей-чан? А ведь поначалу ты тоже упрямилась, помнишь? Даже сбежать хотела, помнишь? А сейчас… я ведь тебе нравлюсь, Мей-чан? Тебе хорошо со мной? Доума оскалился, изобразив взволнованность на лице. Будто ему действительно было важно, что ему сейчас ответят. Будто он действительно боялся оказаться отвергнутым. Будто Мей-чан имела право его сейчас отвергнуть. — Вы мне не безразличны, Доума-сама, — без тени улыбки ответила Мей-чан, невольно побледнев. Она почти не лгала — к Доуме невозможно было быть безразличным. — Я так и думал, — Доума прижал Мей к себе еще крепче, довольно выдохнув в светловолосую макушку. — Если я тебе небезразличен, помоги мне, Мей-чан. Аказу-доно оставляю сегодня на тебя! Доума внезапно отстранился и почти так же внезапно исчез из покоев девушки. Мей перевела отрешенный взгляд на горшок с Котохой-чан. В голове некстати зароились беспокойные мысли — она совершенно не знала, что ей ждать от сегодняшнего вечера. Как ни странно, к непредсказуемому Доуме Мей уже успела привыкнуть — даже пообещала себе, что нисколько не удивится его «подарку». Но как вести себя с другим демоном… Она видела его всего дважды и уже успела заметить, что он был каким-то другим. Не таким, как Доума. Еще при первой встрече в лесу Мей успела заметить в его глазах, поблескивавших золотом в непроглядной темени, холодное безразличие. Он смотрел на нее так, будто ее вовсе не существовало; он не видел в ней ни еду, ни игрушку, ни живого человека — ничего. Тот же взгляд она поймала на себе и пару дней назад, когда появилась поздно ночью в покоях Доумы — не в то время, не в том месте. Если «буйный, но чувствительный Аказа-доно» и сегодня будет ее игнорировать, ее это вполне устроит. Может, он даже не подумает подпустить ее к себе, как бы ни плакался Доума, причитая, что «Аказе-доно необходимо полечиться». Мей очень хотелось на это надеяться.

***

— Оота-сан, ну можно мне пойти с вами!.. Сейчас быстро темнеет! Оота-сан, ну мне мама даже разрешила!.. Темноволосый мальчишка лет десяти обогнал Мей и перегородил ей дорогу, сам едва не роняя большую корзину с травами, которую они вместе собирали с самого утра. Мей остановилась, выдохнув — этот непоседливый шумный ребенок уже который день напрашивался ей в провожатые — очень уж хотелось ему самолично увидеть того, кого его родители благоговейно называли хозяином Рая на земле. — Нет, Хару-кун, — как можно более твердым тоном ответила Мей, забирая у него едва не опрокинутую ношу. — Меня не нужно провожать. Лучше помоги своей матери по дому, она еще не совсем здорова, ты же знаешь. Хару только мотнул головой. — Мама сказала, что ей от ваших отваров уже намного лучше. Она даже на улицу сегодня вышла. — Я рада, Хару-кун, — Мей тепло улыбнулась, поворачиваясь в сторону дома Наото-сан. — Пойдем, нам еще нужно приготовить мази. Ты ведь отнесешь их Харуичи-сану, да? Мальчик кивнул, а затем слегка нахмурился. — Наото-сан сказала, что вы сегодня не останетесь у нас на ужин… Почему? — Мне нужно вернуться сегодня пораньше, — просто ответила она, не решаясь пускаться в объяснения. Мей и без того не нравилось болезненное желание мальчика познакомиться с «божеством». Меньше всего Мей хотелось, чтобы за ней в поместье демона стягивались еще жертвы. — Я вам завидую, Оота-сан, — вдруг выпалил малец, смущенно подняв глаза на молодую целительницу, которую он в первый же день знакомства про себя окрестил «сестричкой». Мей между тем в непонимании вздернула бровь. — Если бы я был девчонкой, я бы тоже вне очереди попал в Рай! Как моя сестра Мия… Эх, мама говорит, если меня и заберут, то только лет через десять. Да я к тому времени уже состариться успею!.. Оота-сан, ну можно я вас провожу, а? А я сегодня еще трав могу насобирать, я уже знаю, какие вам надо!.. Мей только покачала головой. Настойчивость этого ребенка начинала пугать. — Прекрати, Хару-кун, иначе я попрошу Харуичи-сана чем-нибудь тебя занять. Спасибо тебе за помощь, но свежие травы мне понадобятся только дня через два. Отдохни, Хару-кун. И больше не упрашивай меня взять тебя с собой. Нет. Мей уже и забыла, когда в последний раз ее ровный мягкий голос звучал так уверенно и строго. Она уже не раз слышала от Хару-куна, как он мечтал попасть в поместье их личного местного Бога, но родители строго-настрого запретили ему испытывать судьбу и милость Доумы-сама. Здесь блаженно трепетали не только от живой возможности прикоснуться к божественному — люди заходились в страхе потерять эту самую мнимую благодать, которую они надеялись когда-нибудь получить, дождавшись близости с основателем культа Вечного Рая. Хару-кун был послушным мальчиком, помнил все запреты своей слегшей матери и не смел даже из детского любопытства приближаться к поместью бога. И все же, приставая к Оота-сан и набиваясь к ней в провожатые, Хару-кун надеялся обойти запрет. Ясное же дело, для Него Оота-сан была особенной! Вон, даже в деревню к ним пустил — исцелением заниматься. — Вам, что, жалко? — в отчаянии огрызнулся мальчик, насупившись. — Вам и так повезло — вы живете у Него, разговариваете с Ним, да вы в любой момент можете получить от Него благодать! Да вам вся деревня тут завидует, Оота-сан!.. Не только я. Мне скучно здесь, Оота-сан. Я хочу в Рай. Хочу — к Мие. Мей опустила корзину на землю. Подошла к мальчику ближе. Обняла, прижимая к себе. — Мне жаль, Хару-кун. Я не могу, прости. Пожалуйста, не торопись в Рай. Если уйдешь, кто мне будет помогать собирать травы? А твоя мама? Ты же знаешь, что она еще слаба. Ты нужен ей, ты нужен здесь, Хару-кун. Слышишь меня? Тебе еще рано провожать меня. Мей казалось, этот непоседливый упрямый ребенок сейчас оттолкнет ее, убежит. Но Хару только тихо вздохнул, щекой неосторожно потершись о ее кимоно. — Простите, Оота-сан, — в голосе покрасневшего мальчишки вспыхнула недетская серьезность. Мей в удивлении пристально на него посмотрела: неужели и правда задумался над ее словами? — Можно я вас тогда хотя бы до Наото-сан провожу? Она обещала, что угостит за помощь вам онигири. У Наото-сан самые вкусные онигири, вы знаете, да? Хару отпрянул от Мей, забрав у нее корзину. — Знаю-знаю, пойдем. Наото-сан нас уже заждалась.

***

Мей солгала, сказав, что уйдет сегодня пораньше. Перебирая травы на отвары и готовя их на сушку, она как могла тянула время, отказываясь от помощи и услужливой Наото-сан, и от увлеченного онигири Хару-куна. Сегодня ей больше обычного хотелось напроситься на ночевку у Наото-сан, пусть она и знала наперед, что этой сердобольной женщине даже не нужно будет искать поводов, чтобы отказать. Если где ей и придется прятаться от друзей Доумы, то за горшком Котохи-чан у себя в комнате. Если еще повезет спрятаться. Мей все еще понятия не имела, что за представление от нее сегодня требовалось устроить; она все еще не знала, как вести себя с демоном, который еще пару дней назад с каменным лицом месил тело Доумы просто потому, что ему так захотелось. Мей так и не смогла догадаться, что Доума вообще имел в виду под своим насмешливым «осмотри его, Мей-чан». — Я пойду. Хару-кун, не забудь зайти к Харуичи-сану. Мей отправилась назад в поместье, не попрощавшись с Наото-сан — старушка еще вечером отлучилась куда-то к соседке, чему Мей была очень даже рада — Наото-сан точно выкурила бы ее пораньше, еще и проводив на всякий случай. Мей повезло — она отсрочила свое возвращение почти на час. Она знала, что это было довольно глупо и бессмысленно: если Доума захочет, он и секунды превратит для нее в вечность — потерянный час ничего не изменит. И все же она не могла не оттянуть вымученное возвращение. Что-то ей подсказывало, что ночной гость Доумы нисколько этому не огорчится. Было непривычно возвращаться в замогильной тишине при догорающих лучах солнца. Обычно ее сопровождали болтовня Доумы и страх оступиться на ровном месте в потемках по дороге. Сейчас же она наконец-то могла побыть наедине с собой. Хотя бы немного. Мей подошла к поместью, когда уже сгустились сумерки. Паршивое чувство дежавю противно заныло где-то в закорках сознания: она опять опаздывала, опять должна была столкнуться с демоном, который вызывал в ней если не страх, то мандраж и тягучее неприятно покалывающее чувство неизвестности. Если этот «буйный, но чувствительный Аказа-доно» захочет и ее закатать под пол, она вряд ли, в отличие от Доумы-сама, после подобного восстановится. Мей ускорила шаг, не желая больше добивать себя волнениями и плохими предчувствиями. Будь что будет. Она не первый день жила при Доуме — она была готова ко всему. Единственное, к чему она не будет готова, так это к тому, что тот самый «проблемный болезный» Аказа-доно сам встретит ее у ворот поместья — явно в самом паршивом расположении духа и явно не готовый к гостеприимным любезностям. — Где Доума. Жесткий нетерпеливый тон заставил Мей замереть на месте. Взволнованный взгляд встретился с раздраженным. Мей не сразу нашлась, что и ответить. — Он… Доума-сама сказал, что сегодня задержится у своего друга, он… Мей замолчала, искренне удивленная гаммой эмоций, внезапно проснувшейся на лице демона: раздражение быстро сменилось непониманием, замешательством, недоверием, злобой — ядреная смесь. Взрывоопасная. Мей неосознанно сделала пару шагов назад, понимая, что если сейчас этот демон взорвется от перенапряжения, то заденет и ее. Но Аказа продолжал стоять на месте, всматриваясь в ее лицо: будто решал — врет она ему или нет. Мей сжала руки в кулаки, не решаясь дожидаться какой-либо адекватной реакции на ее осторожный ответ. — Что-то не так? — невинно поинтересовалась она, едва сдерживаясь, чтобы робко не опустить взгляд. — Доума-сама вас не предупредил? — Он сказал, что у него для меня есть сообщение. — Простите, я об этом не слышала. Доума-сама сказал, что вы должны были к нему прийти, потому что согласились на мой осмотр. — Что? Мей по глазам демона поняла, что сморозила какую-то пренелепейшую глупость. Опасную глупость. Но Мей было плевать — она не знала, по каким правилам нужно было играть с «проблемным Аказой-доно», поэтому решила пойти простым путем, сыграть в свою игру — сыграть в правду. — Доума-сама беспокоился о вас, он думает, что вы больны, вам нужна помощь. Я… лечу людей, и Доума-сама попросил осмотреть вас, все ли с вами в порядке. Аказа смотрел на Мей не отрываясь. Все еще пытался отыскать в черных глубоких глазах хотя бы намек на фальшь. Тщетно. Может, эта девка уже успела тронуться рассудком, живя при Доуме? В это Аказе хотелось верить больше, чем в то, что Доума все-таки решил втянуть его в какое-то свое дерьмо. Но Аказа не долго озадачивался. Раздражение и замешательство быстро стерлось одной липкой многозначительной насмешкой. Кажется, не предвещавшей ничего хорошего. — Болен, значит… Ясно. И как ты собираешься меня лечить? От чего? Мей вздрогнула: теперь Аказа смотрел на нее не с пустым раздражением — оценивающе. Ее окатило волнение. Она совсем не понимала причин такой резкой перемены в демоне. Может, он действительно болен, может, у него действительно проблемы с головой, как и говорил Доума? У Мей сейчас не было никакого желания ставить такие неутешительные диагнозы. Особенно демону, который теперь казался ей едва ли не таким же безумным-нечитаемым, как Доума. Который тоже, кажется, решил во что-то поиграть. Жаль, ей так и не объяснили правила. — Я… вообще не уверена, что вам нужна помощь, Аказа-сама, — голос все-таки дрогнул. Мей снова отпрянула назад. Аказа между тем только вздернул бровь. Усмешка наконец сползла с его лица. Доума никогда не воспринимал его всерьез. Доуме, видимо, как всегда было скучно и нечем заняться, раз он решил привязать к нему эту девчонку. Нет, и это ему-то надо лечиться?! Доума, наверное, не знал, но Аказа тоже может заскучать. Аказе может надоесть вестись на каждый заскок пришибленного идиота. Плевал он на иерархию, плевал он на советы Кокушибо. Аказа еще ни разу не выигрывал у Доумы. Наверное, потому что всегда действовал грубой силой — ходячая же груша для битья, Вторая Высшая луна, была этому только рада. Аказа устал. Он не знал, сколько его еще будут держать на привязи у Доумы в качестве особого наказания и профилактики. Аказа не знал, когда ему наконец позволят выйти из немилости Господина. Аказу бесила эта неизвестность. Но больше всего его бесило собственное бессилие. Он ничего не мог изменить. Единственное, что ему оставалось — переиграть Доуму в его же игре. Аказа снова пристально посмотрел на зашуганную девчонку. Она тоже играла. Тоже страдала от бессилия. Непонятно за что вообще держалась. На последнее свое же наблюдение Аказе было, в общем-то, плевать. Его волновал только Доума и его интриги-игрища. У этой девчонки и так будет один исход — вне зависимости, выиграет он или ее садист-хозяин. Вот только, судя по ее белому выражению лица, она этого еще совсем не понимала. Наивная. Смешная. — Нет, мне нужна помощь, — в его ровном вкрадчивом голосе так и звучала усмешка. Неживая, пустая, но такая притягательная — усмешка настоящего демона. — Так решил твой хозяин. Значит, ты поможешь мне. Назови свое имя. — Мей… Мей Оота. Аказа даже не старался сыграть заинтересованность. Мей же была уверена, что он и так стараниями Доумы давно уже прекрасно знал, как ее зовут.