Аппетиты

— Аказа-сама сегодня тоже придет? — как бы между прочим в один из поздних вечеров спросила Мей, возвращаясь вместе с Доумой в поместье. Доума не отпускал ее от себя уже десять дней — очень уж боялся, что его Мей-чан снова переутомится, обхаживая прихожан в деревне. Доума продолжал игнорировать то, что переутомлялась Мей-чан скорее от его общества, чем от работы. И все же на десятый день он решил сжалиться: отпустил пленницу — собирать травы. Даже разрешил взять с собой Наото-сан в помощь, а сам пообещал встретить их обеих по возвращении. Вот только Наото-сан Доума сразу же отправил назад в деревню, а сам принялся донимать Мей-чан расспросами-разговорами: о ее самочувствии, о самочувствии Аказы-доно… — Ох, как это мило, ты уже скучаешь по Аказе-доно, Мей-чан? Я так рад, что вы так быстро подружились! Думаю, он придет. Он точно соскучился — по нам обоим. Но ты не переживай, Мей-чан, я не буду вам мешать. Я же все понимаю… Мей стало не по себе от многозначительной скользкой улыбки демона, но она только привычно натянуто улыбнулась в ответ, невольно ускоряя шаг. Она и так знала, что Доума не будет мешать им «общаться». И именно поэтому она ждала Аказу-доно — соскучилась по тишине. — Спасибо, Доума-сама. Мей действительно, наверное, где-то в глубине души была благодарна. Благодарна такому развитию событий. С тех пор, как Аказа все чаще стал заявляться в поместье Доумы, тем чаще стал пропадать сам Доума. Мей понимала, что это странно. Она понимала, что это какая-то игра, в правила которой ее никто не собирался посвящать. Но Мей не особо-то и хотелось посвящаться. Потому что Аказа был прав, сказав, что ее конец в любом случае был уже предрешен. Предрешен, если играть по правилам Доумы-сама. Со временем на Мей и вовсе снизошло озарение, что и у Аказы-сама положение было не завиднее: он, в отличие от нее, провел и еще проведет в компании Доумы-сама не одну сотню лет, не имея при этом возможности от него отвязаться. Мей ли на свою участь жаловаться. Она все еще не до конца понимала, как были устроены явно непростые отношения между демонами, но по одному напряженному взвинченному виду Аказы-сама было ясно: он не особо-то здесь счастлив. И компанию Доумы он явно не сам выбирал. Поэтому Мей даже не удивлялась, что, приходя в поместье к Доуме, Аказа сразу же заявлялся именно к ней в покои — единственное место, где Доума его не доставал. Почему-то. Но Мей не особо волновало присутствие Аказы-сама. Ее душевному натянутому покою этот странный демон совсем не мешал. Совсем наоборот. Мей знала: пока Аказа-сама рядом, Доума-сама даже не подумает приставать к ней. Мей понадобилось всего пару дней, чтобы привыкнуть к обществу еще одного демона. Удивительно, но Аказа больше не донимал ее ни расспросами, ни пустыми разговорами. Аказа, явно сам того не ведая, временно дарил ей то, о чем она в последнее время не могла и мечтать: покой и тишину. Порой девушка даже забывала, что находилась в комнате не одна — настолько они оба уходили в себя. Обычно Мей перебирала травы, которые приносила ей Наото-сан. Аказа же в это время сидел в другом конце комнаты, опустив голову и прикрыв глаза. Если бы Мей не знала, что он демон, наверняка бы подумала, что он приходил к ней просто отсыпаться. — Доума-сама очень рад, что вы стали часто приходить сюда, — у Мей сегодня было слишком уж хорошее настроение. Настолько хорошее, что она первая решилась заговорить со своим личным визитером, как только он показался в ее покоях. Аказа на ее сомнительное приветствие только мрачно хмыкнул. Если она решила завязать с ним разговор, то явно не с того начала. От одной мысли о Доуме в груди демона вспыхивало раздражение. Уже на автомате. — Зачем вы это делаете? — бесстрашие и любопытство Мей сегодня не знало границ. Но почему-то Аказу это даже не удивляло: он слышал, что сегодня этой девчонке немного ослабили поводок. — Что делаю? — в обманчивой невозмутимости ответил вопросом на вопрос демон. Мей на мгновение задумалась — попыталась правильно подобрать слова. — Делаете вид, будто вам нравится проводить со мной время. Вы говорили, что даже мой запах не переносите. — Я не лгал, — грубо бросил Аказа, даже не смотря на Мей. За все то короткое время, что он успел провести с этой девушкой, Аказа понял, что запах целебных трав раздражал его рецепторы едва ли не сильнее, чем запах жалких слабых людишек. Вот только Аказа совсем не понимал, почему. Это всего лишь травы. На которые у него, кажется, имелась стойкая аллергия. — Вы приходите ко мне, чтобы порадовать Доуму-сама, — продолжала невозмутимо гнуть свое Мей, будто намеренно игнорируя недобрый блеск в глазах демона. Будто намеренно на что-то провоцируя. — Вы странный, Аказа-сама. — Ты сегодня слишком много болтаешь, — оборвал ее демон, оскалившись. — Помолчи. В глазах девушки что-то вспыхнуло. Она отложила в сторону травы. Пристально посмотрела в другой конец комнаты. Совсем не на Аказу — на горшок с Котохой-чан. — А что вы мне сделаете? Не съедите же, — сумасшедшая. Ей явно нравилось ходить по острию. Нравилось проверять самообладание демона на прочность. Она, казалось, и правда была уверена, что Аказа-сама ей ничего не сделает. Наивная. — От тебя все еще смердит хуже, чем от трупов, — процедил демон, всем своим мрачным видом как бы говоря: ей он точно побрезгует. Не тронет. В худшем случае только закопает заживо. Мей пожала плечами. — А вы… — она на секунду осеклась, задумалась: не перегибает ли. — Вы не замечали, что сами похожи на мертвеца?.. Но я все равно очень рада видеть вас. Аказа посмотрел на Мей в искреннем недоумении. Он действительно понятия не имел, чего эта девчонка добивалась, неся подобный бред. С Доумой передружилась? Хочет своему хозяину услужить — довести его, Аказу, до белого каления? Нет, Аказа сейчас не настолько был ослеплен раздражением, чтобы не замечать очевидного: здесь было что-то другое. С Доумой совсем не связанное. Ну или только частично. Аказа перевел взгляд на свои руки. Мей лишь ляпнула очевидное: он и правда был похож на труп — живой мертвец. Его тело уже давно забыло тепло солнечного света, а потому его кожа давно «окрасилась» в мертвенно-бледный цвет. — Вы обиделись, Аказа-сама? — Мей снова подняла очаровательно невинный взгляд на демона — сейчас она даже не пыталась строить из себя дурочку — само как-то получалось. — Зачем ты это делаешь? — Аказа даже забыл разозлиться. Ему было интересно, чего добивалась эта девчонка, намеренно пытаясь вывести его на разговоры. Вывести из себя. — Что делаю? — в тон ответила вопросом на вопрос Мей. Дежавю. Аказе на мгновение показалось, что сегодня они поменялись местами — в прошлый раз именно он до нее допытывался. Теперь ее очередь. Интересная игра. — Ты раздражаешь меня, — скрипнул зубами Аказа. Демонический взгляд снова застыл на девичьей легкой улыбке, что расцвела от его короткой грубой фразы. — Разве? По-моему, вам весело. На этот словесный выпад Аказе было нечего ответить. Мей действительно его «веселила». Веселила тем, как неловко она пыталась «прощупать почву». Пыталась узнать, зачем он приходил к ней. Мей, хоть и была больной, наивной, но уж точно ее нельзя было назвать глупой. — Я не хочу, чтобы вы скучали, Аказа-сама, — прозвучало честно, просто. — Почему? — золотистые глаза сощурились. Мей действительно была искренна, говорила то, что думала — Аказа не слышал в ее тихом голосе и толики фальши. Аказе все больше хотелось узнать, что творилось в этой светловолосой беспокойной голове. Которой пока явно было рано отправляться в криво слепленный Гекковский горшок. «Веселье должно продолжаться». — Потому что я не хочу, чтобы вы уходили. Мей подняла глаза на Аказу. Губы ее невольно дрогнули — выдали волнение. Аказа лишь усмехнулся — она и правда боялась, пусть и пыталась это скрыть за улыбками и дурацкими вопросами. Но Аказа понимал: она боялась совсем не его. «Не оставляйте меня здесь одну. Не бросайте», — все кричало в ее робком немом взгляде. А Аказа бросать-уходить пока и не собирался. По крайней мере, пока. Он смотрел на Мей, и в груди его растекалось непонятное чувство. Он не помнил, когда в последний раз встречал среди самых обычных людей человека, который не трепетал перед ним в липком страхе. Мей, будучи слабой зашуганной девчонкой, и правда его не боялась. И правда не хотела, чтобы он уходил. Обычно люди видели в Аказе монстра, несущего смерть. Мей же видела в нем монстра, несущего надежду. Аказа невольно помрачнел. Под ребрами проснулось колючее тревожное чувство — Аказа взглянул на затихшую Мей с неприкрытым раздражением. Больше никто из них не проронил ни слова. Они смотрели друг другу в глаза, пытаясь понять друг друга без слов. Пока получалось не очень. Аказа смотрел на Мей и понимал: наверное, ему было бы только на руку, если бы сегодня-завтра она все-таки покончила с собой. Но эта девчонка явно не хотела искать легких путей. Не хотела поддаваться ни ему, ни Доуме. Аказе очень хотелось знать, чем же это все-таки закончится. Аказе было интересно, что придумает эта птичка в клетке, пока ей окончательно не обломали крылья. Аказа понимал: Доума не отстанет от них обоих, пока Мей не умрет. Желательно умереть она должна была от руки «лучшего друга». Мей продолжала смотреть на Аказу невидящим пустым взглядом. Общаться с ним было еще сложнее, чем с Доумой. Но она не могла упустить такой шанс. Одной ей отсюда точно было не выбраться. А Аказа-сама… Ему, в отличие от Доумы-сама, она точно была не нужна. Это было ясно как день, и с каждой их новой встречей она все сильнее в этом убеждалась. Мей казалось, что Аказе было не плевать только на Доуму — вот от кого его выворачивало по-настоящему. Может… Может, Аказа-сама захочет помочь ей хотя бы назло своему «лучшему другу»? Нет, об этом даже думать было смешно — Мей не настолько отчаялась, чтобы допускать и верить в подобные нелепицы. И все же… — Почему Доума-сама так хочет, чтобы я вас… «вылечила»? «Вы же не хотите убивать меня. Не убьете». Аказа только пристально задумчиво посмотрел на Мей. Он и сам об этом думал уже не один день. На этот раз Доума не просто действовал ему на нервы. Тут было что-то другое. И пахло это все даже хуже, чем душистые зловонные травки Мей. — Я не знаю, — коротко бросил Аказа. Мей задумалась. У нее не было причин не верить. — Доума-сама говорил, что демоны предпочитают питаться женщинами, — ее голос невольно дрогнул, а лицо на мгновение побелело. — А вы… вы единственный демон, знакомый Доуме-сама, который не поглощает женщин. Почему вы… не такой, как другие? Почему это так беспокоит Доуму-сама? Я совсем мало знаю о таких, как вы, но… в последнее время я много думала об этом, и… — Зачем? — вопрос демона повис в воздухе. Аказа нахмурился. Болтливость Мей уже начинала раздражать: она явно сейчас пыталась влезть не в свое дело. — Зачем ты вообще об этом думаешь? На этот раз Мей и не подумала теряться. — Я не хочу, чтобы Доума-сама добился своего, — честно ответила она, прикрыв глаза. Аказа вздернул бровь. Мей же снова продолжила копаться в своих же наивных догадках. — Наверное, у вас просто непереносимость женщин… — Я не буду тебя убивать из прихоти твоего отбитого хозяина. Этого тебе недостаточно? Мей только мотнула головой. Аказа скривился: и что же ей еще надо? — А вы не боитесь когда-нибудь сорваться, Аказа-сама? — Я смотрю, ты очень этого хочешь. Мей покачала головой. Сознание охватило тревожное волнение вперемешку со сбивчивыми мыслями: она будто разговаривала со стеной, Аказа ее совсем не слышал. Не хотел слышать. Но… почему? Неужели Аказа-сама был так уверен, что у Доумы-сама не могло быть на него каких-то своих гаденьких планов? Они ведь не были друзьями, Мей уже сообразила. Так почему Аказа-сама откровенно насмехался над ее предположениями? Мей не видела в них ничего смешного. Совершенно. — Мне кажется, этого очень хочет мой… хозяин, — на выдохе проронила она, с какой-то необъяснимой тяжелой печалью отмечая, что Аказа-сама даже не переменился в лице от ее слов. Нет, Мей ошиблась. В следующий момент привычная ухмылочка демона мгновенно стерлась. Аказа даже забыл, что хотел еще немного поязвить. Эта сумасшедшая очень даже могла быть права. По крайней мере, поверить в то, что Доума задумал какую-то дрянь, было несложно. Но вот что именно мог выкинуть этот отбитый, Аказа не знал. Он никогда его не понимал. Аказа снова прокрутил в голове последний вопрос Мей. Он не понимал, что значит «сорваться». Мог ли он вообще сорваться? Мог ли Доума именно этого и добиваться? Аказа нахмурился. В сознании зароились беспорядочные беспокойные мысли: одна нелепее другой. Что бы этот псих ни придумал, он не поведется. Аказа поднял глаза и хмуро посмотрел на Мей. Что бы Доума там ни задумал, Аказа не сможет причинить ей вред. Тем более — сожрать не подавившись. Вот только… почему? — Я не знаю, почему я не ем женщин, — пустой взгляд Аказы на мгновение напугал Мей. — Я не знаю. Исчерпывающий ответ. По крайней мере, для Аказы. Он и правда пытался ответить самому себе на этот вопрос, впервые за сотни лет о нем задумавшись. И не смог. Сознание застыло в чернущей колючей пустоте. Ответа в себе он явно не найдет. Не сейчас. — Наверное, если вас все-таки… заставить это сделать, то вы… можете сломаться. То есть, сорваться, — тихо тут же неуверенно поправила себя Мей, понимая, что сейчас она играла в самую настоящую опасную угадайку, не особо веря собственным словам. Аказа хмыкнул. Она правда думает, что его так просто «сломать»? Неважно, почему ему совсем нет дела до мяса, крови женщин — за последние сотни лет он об этом даже не задумывался. Да и стоило ли вообще? Стоило. Мало ли, что там собирался выкинуть Доума. — Знаете… я видела людей, которые теряли рассудок. Моя бабуля тоже пыталась их лечить. Аказа-сама… — Мей нервно сглотнула, сбилась с мысли под пристальным нечитаемым взглядом демонических глаз. — Вы же не… — Мне это не грозит, — отчеканил каждое слово он. Девушке эта резкость показалась не очень убедительной: рядом с Доумой-сама любой мог потерять себя, лишиться разума — Аказа-сама недооценивал своего «друга». — Я не хочу, чтобы вы тоже сходили с ума. Аказа только усмехнулся. — Почему ты так переживаешь за меня? — едкая насмешка так и сквозила в голосе. Мей вспыхнула. Не нашлась, что ответить. Да и нужно ли было? Все ведь и так ясно без всяких допытываний. Рядом с Аказой она хоть немного чувствовала себя в безопасности, расслаблялась, забывалась. Она не хотела это терять.

***

— Только не задерживайся, Мей-чан! Ты знаешь, я за тебя так переживаю, так волнуюсь… Мей только кивнула на прощание провожающему ее Доуме. Прошла еще неделя, и ее «хозяин» совсем сжалился — отпустил наконец в деревню на целых полдня. Мей не терпелось снова приступить к осмотрам и лечению. Она и так уже, кажется, совсем замучила старушку-Наото-сан расспросами о состоянии своих хворавших. Благо, и без ее присмотра многие уже шли на поправку. В предвкушении упасть в уже привычные заботы, Мей быстрее обычного добралась до деревни. Нужно было найти Хару — с этим мальчишкой всегда все дела шли спорчее. К тому же, Мей успела и по нему соскучиться. Этот ребенок пусть периодически и утомлял ее расспросами о Вечном Рае, все же она уже крепко привязалась к этому светлому шебутному мальчишке, что постоянно рвался ей помочь. Обычно он каждый день встречал ее у дороги — в их условном месте. Сегодня же Мей добралась до дома Наото-сан в одиночестве. Оно и неудивительно: Хару наверняка ведь не знал, что она придет. Так бы она его радостные возгласы заслышала еще на полпути к деревне. — Наото-сан, а Хару к вам еще не заходил? Вы говорили, это он помогал вам собирать травы, пока я… пока мне не здоровилось. Старушка улыбнулась, доставая из-под стола корзинку с засушенными травами. — Хару сегодня не придет. Давай я тебе помогу. — Что? — Мей в непонимании качнула головой, не обращая внимания на протянутую корзинку. — Он заболел? Старушка снова лишь блаженно улыбнулась. — Нет-нет, что ты. С ним все хорошо, — Наото-сан подошла ближе, ставя корзинку на пол, жестом показывая, что Мей может пройти на кухню — передохнуть после дороги. — Ему сейчас очень хорошо. Спину девушки мгновенно пронзила леденящая дрожь. Ее буквально приковали к месту уже знакомым благоговейным пустым взглядом. — Где… Где он? — Скоро он будет в лучшем мире, милая. На его семью наконец снизошла Его милость. Его с Харуичи привели к Нему еще утром. Ох, как же это ты не заслышала… Что с тобой? Опять нехорошо стало? Ох, бедное дитя, а ведь Он говорил, что ты еще слаба… Мей больше ничего не слышала — бросилась вон из дома. «Хару-Хару-Хару». Она еще могла его спасти. Нет, она должна была его спасти. Мей бежала обратно в поместье, не разбирая дороги. Сердце бешено стучало, а сознание отказывалось даже допускать мысль, что она может опоздать. Опять оступится, упадет, не спасет. Нет, она не смела. Не сейчас. — Доума…-сама!.. — отчаянный резкий вскрик разлетелся по поместью, стоило Мей влететь прямо в главные покои. Доума, разлегшийся на своих подушках, поначалу даже не обратил на девушку внимания. Только спустя мгновение на его сытом осоловелом лице заиграло уже знакомое напускное беспокойство. — Что-то случилось, Мей-чан? Ты что-то забыла? Могла бы отправить кого-нибудь из моих прихожан, я же просил тебя — не нужно делать все самой!.. — Где… Где Хару? — голос Мей дрожал, глаза бегали по покоям, останавливаясь на чем угодно, но не на демоне. Доума приподнялся. В мимолетной задумчивости подпер рукой подбородок. — Хару? Ах, Хару-чан, то невинное прелестное дитя!.. — Доума просиял, облизнувшись. Легкое беспокойное замешательство наконец исчезло с его лица. Мей на подкашивающихся ногах отпрянула на несколько шагов назад. Только сейчас она заметила на одежде своего хозяина свежие пятна крови. Еще не успели впитаться. Если бы она хоть немного еще поторопилась, застала бы обеденную трапезу. Застала бы… кого-то еще живым. — Знаешь, ты можешь помолиться мне, а я передам все твоему маленькому другу. Он сейчас в лучшем мире. Ты опоздала, Мей-чан. — Что?.. — девушка тупым неверящим взглядом уставилась на Доуму. Сознание отказывалось принимать и переваривать услышанное. Нет, это все очередная игра. Он лжет. Издевается. Он… хочет свести ее с ума. У него это получается. — Наото-сан со мной как-то поделилась, что вы с Хару-чан хорошо… сдружились, — довольно начал Доума, закатив глаза. — Знаешь, я был так рад за тебя, Мей-чан. Людишкам вроде тебя ведь нужны друзья, нужны… связи. К тому же, этот ребенок тебе хорошо помогал, верно? Почти бескорыстно помогал. Я уже говорил тебе, Мей-чан: я умею быть благодарным. Хару-чан очень скучал по своей сестрице Мие-чан. Я не мог заставлять это несчастное дитя страдать — он заслужил Рай раньше положенного срока. Поверь, Мей-чан, Хару-чан сейчас очень благодарен тебе — если бы не ты, он бы мучился здесь еще лет десять. Для короткой жалкой человеческой жизни это ужасно долго, да? Ты спасла его, Мей-чан. Кстати, он тут тебе травы принес, я велел отнести их тебе в комнату. Какой милый ребенок, даже перед уходом в Рай позаботился, чтобы ты одна не перетруждалась! Это дитя определенно заслужило место в моем бездонном райском сердце. Мей-чан, что с тобой? Плачешь от радости? Ну-ну, тише-тише, Мей-чан… Мей резко отшатнулась, стоило только когтистым лапам демона потянуться к ней. Отвращение, страх забились в легких — Мей не дала себя даже коснуться — побежала. Побежала, так и не заслышав брошенный вслед издевательский приглушенный смешок. Смешная Мей-чан. Мей громко хлопнула дверью, забежав к себе в комнату. Она больше не сдерживалась — зарыдала навзрыд. Это все из-за нее. Из-за нее погиб Хару. Десять лет жизни — это Она забрала у него десять лет жизни!.. Беспорядочные кричащие мысли пригвоздили девичье тело к холодному полу. Обжигающая влага застлала глаза — Мей не сразу заметила корзину у двери — прощальный «подарок» от Хару. Мей резко затихла. Пустым взглядом вцепилась в корзину. Внутри все оборвалось, сердце болезненно сжалось — конец. Кому нужны эти травы, лекарства, мази, если они никого не могут спасти?.. Мей протянула дрожащую белую руку к «подарку». Еще свежие. Наверняка Хару-чан побежал за ними еще до восхода. Наверняка как всегда торопился. Хару-чан молодец: действительно научился собирать «те самые» травы. Потрескавшиеся губы сжались в тонкую линию. В горле застыл очередной всхлип. В глазах потемнело. «А ты не думала, что ты всего лишь маринуешь еду для хозяина?» Мей в немой истерике схватилась за голову. Чужой голос набатом зазвенел в ее голове, острой болью отдаваясь в висках. Добил — постарался. Он был прав. Аказа-сама был прав. Мей в тупом исступлении потянулась к травам. — Я… Это все я… Хару-чан… Прости-прости-прости… — тихо в пустом отчаянии повторяла про себя она, сгребая в кучу травяные пучки. Мей и сама не поняла, в какой именно момент корзина с травами оказалась перевернута, а затем и вовсе резко отшвырнута в сторону. Мей совсем потеряла связь с реальностью. Потеряла связь с самой собой. Все безнадежно. Спасения нет. Выхода нет. Все, что она делала; все, во что она верила, не имело смысла. Иллюзия спасения, иллюзия нужности — Доуме даже не надо было стараться свести ее с ума — она сама свела себя с ума своими же нелепыми надеждами. — Эй, ты чего? Мей не шелохнулась. Она не знала, сколько просидела так на холодном полу, усыпанная оборванными перетертыми травами. Ей было все равно. Аказа не спешил проходить в комнату — так и остался стоять на пороге с немым вопросом на лице. Признаться честно, ему не особо было интересно, что тут вообще произошло. Он и так догадывался: Доума опять что-то выкинул. Или решил поесть, не заперев дверь. Аказу удивило лишь то, что он только сейчас увидел эту девчонку настолько разбитой — вот кто сейчас точно больше походил на мертвеца. Мертвеца, который давно должен был перестать надеяться на воскрешение. Аказа смотрел на Мей, которая, казалось, совсем его не замечала — она только и делала, что бессвязно что-то лепетала себе под нос. Будто в бреду. Аказа поморщился. Он явно не вовремя зашел. Если он останется, эта девчонка утомит его сильнее Доумы. Одним своим безумным видом утомит. Он в этом даже не сомневался. И все же Аказа сам не заметил, как захлопнул за собой дверь. Переступил через корзину. Прошел в другой конец комнаты. Он останется. Зачем? Как раз у него будет целая ночь, чтобы над этим подумать. Аказа не знал, зачем. Не понимал, почему он не мог сейчас просто взять и… уйти. Оставить эту сумасшедшую обреченную одну. Или в компании Доумы — кто знает. Аказа подошел к окну. Солнце уже давно зашло за горизонт. Аказа больше не обращал внимание на подрагивающее тело у дверей — все считал чужие надрывные всхлипы, тонувшие в сбивчивом бормотании. На двадцать первом в комнате повисла звенящая тишина. Выдохлась, наконец-то. Заснула. Повернувшись, Аказа едва сдержал многозначительную усмешку: Мей лежала на полу на примятых травах, поджав колени к груди. Красное опухшее от слез лицо спящей не выражало ничего, кроме отрешенной усталости. Аказа только сейчас понял, почему решил остаться. Хватит с нее. Пока. Если он сейчас уйдет, Доума точно ее добьет — придет и перетрет вместе с травками. Пока он, Аказа, здесь — ее не тронут. Пока он здесь, у нее есть шанс прийти в себя. Все просто. Казалось бы. Вот только… почему его вообще это волнует? Какая разница, когда эта девчонка станет легкой закусью? Какая разница, что там еще придумал Доума? Это не его дело. Эта девчонка — не его проблема. Но смотреть на нее с напускным безразличием он почему-то не может. По крайней мере, пока она не видит. Беспомощность и слабость этой девчонки его не бесили. И даже больше совсем не забавляли. Аказа смотрел на искаженное болью девичье лицо, останавливался на прикрытых глазах — и не понимал, что он все-таки чувствовал. Все еще не понимал, почему ему не все равно. Слишком сложный вопрос для демона, у которого в его вечной жизни все было более чем просто. Аказа крепко задумывается — и уходит ни с чем почти перед рассветом. Уходя, грубо встряхивает спящую «проблему» за плечо на прощание. Хрипло кидает вместо «доброго утречка»: — Убери здесь за собой, если еще не передумала жить. Твой хозяин не любит грязь.