Аппетиты

— Наконец-то. Думал, и правда помрешь. Это было первое, что услышала Мей, придя в себя. Девушка открыла глаза, повернула голову в сторону и тут же вздрогнула от пристального взгляда уже знакомых золотистых глаз, направленных прямо на нее. Лицо Аказы было расслабленным и в то же время нечитаемым. Мей выдохнула и машинально перевела пустой взгляд на потолок. По всему телу разлилась противная ноющая боль, резко отдавшаяся в плече. Снова послышался сдавленный вздох. Она жива. Она в это совсем не верила. В это совсем не хотелось верить. Мей опустила взгляд. Левая рука и правое бедро были аккуратно перевязаны. Девушка, немного приподнявшись, опасливо осмотрелась. Сердце гулко забилось в тревожном волнении. Сознание все еще плавало где-то в забытьи. Как ни силилась, она не могла вспомнить такой комнаты у Доумы-…сама — эта была больше похожа на какую-то каморку — с минимумом мебели и света. Мей не помнила, чтобы хоть где-то в поместье ее хозяина были наглухо заколочены окна. Под ребрами заскреблось колючее разъедающее нутро тревожное чувство. Мей снова будто случайно встретилась с золотистыми глазами. Зрение девушки довольно быстро привыкло к давящей темноте. На нее смотрели неотрывно, выжидающе. Мей невольно попыталась шевельнуться, попробовать встать. Вот только жесткий грубый голос заставил ее замереть и сжаться. Мей очень захотелось куда-нибудь провалиться. Насовсем. — Не дергайся, у тебя плечо было вывихнуто. И вообще не двигайся — вырубишься еще опять на неделю. Мей ничего на это не ответила, будто пропустив предупреждение мимо ушей. Рассеянный мутный взгляд вмиг остекленел. Аказа нахмурился. — Где… Где я?.. — ее бесцветный слабый голос Аказа слышал будто впервые. От прежней Мей и правда мало что осталось — так, блеклая жалкая тень. С чернющими угольными пустыми глазами. Отвратительно. И все же Аказе было сложно оторваться от этого жалкого убитого зрелища. — Тебе не все равно? — грубо вопросом на вопрос все же отозвался Аказа, параллельно замачивая тряпки в тазу в каком-то отваре, сидя на полу. — Теперь ты будешь жить здесь. Мей лишь тупо уставилась на демона. Будто совсем ничего не поняла. Аказа между тем взял вымоченную тряпку, бинты, и подошел к постели девушки. Та продолжала, словно зашуганный зверек, смотреть на него из-под одеяла широко распахнутыми глазами. Мей и правда тормозила. И правда не совсем осознавала, где она, что с ней. Почему она с Аказой-сама. Почему она все еще не… в Раю. Мей нервно дернулась, стоило Аказе подойти совсем близко и опуститься рядом с футоном. Девичьи губы мелко дрогнули. Мей явно хотела что-то сказать, но все не решалась. — Дай мне обработать тебе раны. Девушка ничего не ответила, лишь в каком-то бездумном исступлении несколько раз отрицательно мотнула головой. Ее отрешенный пустой взгляд забегал по серым стенам. Аказу это немое баранье упрямство начало выводить из себя. Но стоило ему только протянуть руку к одеялу, чтобы наконец стянуть его с Мей, как она мертвой хваткой сжала его в ослабевших руках. Вцепилась в свою единственную, ускользавшую от нее защиту. Аказа остановился. Снова почувствовал острый прилив чужого страха. Мей только очнулась, но уже была на грани. Аказа поморщился. Ну что за идиотка. Он и правда должен с ней нянчиться? Нет, на это она могла и не рассчитывать. — И чего я там не видел, — раздраженно брякнул демон, окончательно поняв, что Мей вовсе не собиралась дать осмотреть ему ее тело. От услышанного язвительного комментария лицо Мей и вовсе побелело, подрагивавшие руки натянули одеяло едва не по шею. Девушка взглянула на демона забито и затравленно. Аказа понял: теперь она не даст себя даже коснуться. Скорей испустит дух под этим самым одеялом. Аказа выругался про себя. Этой пришибленной теперь все придется разжевывать — чтобы точно дошло. Чтобы точно утихомирилась и забыла про свои замашки жертвы. — Успокойся, я уже переодевал тебя. Обмывал раны, чтобы ты не сгнила от заражений. Ты все еще жива, как видишь. Хватит тормозить, Мей. Пора просыпаться — принимать себя и свою новую реальность. Мей отчаянно не хотела этого — не хотела возвращаться в этот живой кошмар. Мей отчаянно не хотела вспоминать, как и почему она оказалась здесь. Вместе с Аказой. Не в поместье хозяина. Голова гудела от самых безумных мыслей и вопросов. Она ничего не понимала. Не хотела понимать. — Пожалуйста… Не надо. Я… сама, — наконец выдавила из себя она. Невыносимо. Это было выше ее сил. Мей было страшно. Впервые в присутствии Аказы-сама она не чувствовала себя в безопасности. Ее нутро разрывало от щемящего ужаса — в этой комнате, в этом доме не было больше никого, кроме них двоих. Страшно. До тошноты жутко. Аказа-сама может не спрашивать, может не предупреждать — он без особых усилий может сорвать с нее и чертово одеяло, и кимоно. И кожу содрать может, если захочет. Аказа-сама может сделать с ней что угодно. Они одни. Она — все еще слаба. Он — все еще сильнейший демон. Чем ближе Аказа подходил к ней, тем сильнее она сжималась, морщась от разливающейся боли в напрягшихся мышцах. И все же Аказа, в очередной раз отметив про себя странную реакцию Мей, на удивление решил не настаивать на своем. Небрежно кинул Мей в ноги влажную тряпку и бинты. Та неуверенно опасливо за ними потянулась, не отрывая при этом осторожного опасливого взгляда от демона. — Пожалуйста… Отвернитесь, — ее тихий надломленный голос прозвучал так жалобно и моляще, что Аказа невольно скривился. Но все же молча отвернулся, оставив при себе комментарии вроде того, какой же все-таки это бред. — Если тебе будет нужна моя помощь, ты хотя бы выдохни пару раз. Намекни. В ответ спертое молчание. Мей и правда старалась дышать через раз. По привычке. Старалась не провоцировать. Мей втянула носом тяжелый воздух. Унять дрожь в руках никак не получалось. Девушка скинула с себя одеяло, оставив прикрытыми только ноги. Развязала кимоно. Кожу обдала отрезвляющая прохлада. Мей не сразу заставила себя посмотреть на собственное тело. Стеклянный взгляд скользнул по груди с разлившимися уже почерневшими гематомами. Мей не смогла опустить взгляд ниже. Ее снова затрясло. Ее тело стало словно одним большим уродливым напоминанием о том, что с ней произошло. К горлу подкралась тошнота. В глазах потемнело. Влажная тряпка выпала из рук. Мей отказывалась просыпаться. Отказывалась вспоминать. Она не сможет. Не вынесет. Но сознание против ее воли уже падало в радужное кровавое месиво. Мей не за что было цепляться. Незачем. Звенящая тишина теперь давила сильнее, чем вырывавшиеся собственные оборванные вскрики где-то из закорок подсознания. — Ну, попробовала сама? Хватит. Давай я. Ты и тряпку-то в руках держать не можешь, не видишь, что ли? Аказа повернулся, подошел к постели. Без всяких уговоров и прочих словесных прелюдий взял у оцепеневшей девушки бинты, тряпку и принялся обтирать уже понемногу затягивавшиеся раны. Мей зажмурилась. Тело снова мелко задрожало. Но она не издала ни звука. Не стала сопротивляться. Аказа снова и снова смачивал, проходился по ранам, ссадинам девушки. Мей казалось, будто каждое касание демона прожигало ее до костей. Страшно. Мей было страшно сорваться. Но Мей устала смиряться. Терпеть. Мей устала. В ее борьбе больше не было совершенно никакого смысла. Мей тошнило. От себя, от чужих касаний, от этих давящих незнакомых стен. Она должна была умереть еще в поместье Доумы-сама, но даже на это у нее не хватило сил. Значит, все, что ей оставалось сейчас, это продолжать терпеть. — Пожалуйста… Все… Не надо… — наконец не выдержала она. Из девичьей груди вырвался тихий всхлип. Аказа остановился. Почему-то даже не подумал раздражиться. Мей его больше не бесила. Мей пугала. Он совсем не понимал, что делал не так. Он совсем не понимал, что ему нужно было сделать, чтобы эта пришибленная стала прежней. Чтобы перестала трястись от клокочущего в сердце страха. Перестала вздрагивать от его малейшего прикосновения. Нет, все-таки это бесило. Раньше она не боялась его. Он это знал, он это чувствовал. А сейчас… Мей Оота была сломана. И единственное, на что сейчас был способен Аказа — это доломать ее окончательно. — Ты больше не вернешься к Доуме. Ты останешься здесь. Со мной. Мей опустила голову. Казалось, эта перспектива ее тоже совсем не радовала. Ей сменили хозяина, только и всего. И теперь ей точно не дадут умереть. Аказа-сама наконец понял, что она ему нужна, ему нужна ее помощь. Жаль, что поздно. Страх, смешанный с горьким отчаянием, между тем только сильнее ударил по обонянию демона. — Зачем вы это сделали? — Что? Перетянул? — Аказа, только что закончивший с новой перевязкой, заглянул девушке прямо в глаза. Мей вздрогнула. Слабо мотнула головой. — Зачем вы… Спасли меня, — впервые в глазах девушки мелькнул какой-то слабый проблеск. Она действительно приходила в себя. Аказа вздернул бровь. Его лицо помрачнело всего на мгновение. Он не долго думал с ответом. — Потому что захотел. Исчерпывающе. На большие откровения Мей пока и не могла рассчитывать. — Не нужно… Не нужно было, Аказа-сама, — ровным безразличным тоном спустя затянувшееся молчание наконец отозвалась девушка, даже не взглянув на Аказу. — Может, ты еще и обратно захотела? — Аказа, скрестивший руки на груди, уже не скрывал своего раздраженного непонимания. Что творилось в голове у этой ополоумевшей?.. — Да, — все же не задумываясь, бросила она. Нет, она точно спятила. Точно все еще в бреду. — Я устала, Аказа-сама. Я больше не хочу… Не хочу… — Мей замолчала. Но Аказе и не нужно было выпытывать, что именно она «не хочет». Сейчас он услышал ее. Наверное, впервые за весь их странный первый разговор. — Пока ты со мной, ты не умрешь. И не надейся. Мей с немым вопросом взглянула на своего нового пленителя. Она и правда не понимала, зачем ему все это. Зачем он возится с ней, зачем… пытается спасти? Бессмысленно и бесполезно. Аказа-сама и сам должен был это понимать. Мей на секунду подумалось, что теперь они поменялись местами: теперь Аказа-сама играет роль наивного слепца, верящего в какие-то свои нелепые надежды. Смешно. Мей бы и правда рассмеялась, если бы пересохшее горло не саднило. Аказе же, судя по его непривычно серьезному вытянутому лицу, было совсем не весело. Аказа был напряжен едва ли не больше самой Мей. Уже не первую неделю. — Ты была права: все это время я сдерживался. Ты должна помочь мне. Я должен стать сильнее. Когда я стану сильнее, ты будешь свободна. Можешь утопиться в ближайшей реке, когда я отпущу тебя. Ты ведь этого хочешь? Мей молчала. Уже только по непроницаемому лицу Аказы ей было ясно: у нее не было права выбирать. — Если я стану сильнее, я смогу убить твоего хозяина. Ты не меньше меня теперь хочешь, чтобы он сдох, я прав? Слепая уверенность так и сквозила в словах демона. Губы Мей невольно внезапно растянулись в кривой улыбке. Блаженной безумной улыбке. — Мне все равно, Аказа-сама. Аказа хмуро покосился на Мей. Он бы хотел осадить ее, снова обвинив во лжи, но она была с ним абсолютно честна. Ее глаза не лгали. Она сдалась. Ей уже было все равно. На Доуму-сама, на желания и ультиматумы Аказы-сама. Плевать. Мей хотелось дожить свои последние дни в удушающей тишине — без демонических игрищ. — А мне нет, — отчеканил демон, смотря девушке прямо в глаза, заражая неперегораемой решимостью. Аказе плевать, хочет она жить или нет. Аказа уже все решил за нее. Еще тогда, когда вернулся в поместье Доумы. За ней. Мей вздрогнула, когда Аказа резко развернулся и покинул комнату. Оставил ее одну. Только сейчас Мей смогла расслабиться. На несколько минут. Аказа вернулся к ней с миской риса и чашей воды. — На, поешь, — Аказа поставил еду у постели, а сам снова отошел от девушки на безопасное расстояние. Нахмурился, поймав на себе нечитаемый девичий взгляд. Внутри Аказы снова заклокотало раздражение. Бесит. Капризнее упрямого ребенка. — Ты же не хочешь, чтобы я заталкивал тебе еду в глотку силой? Мей склонила голову на бок. Взяла тарелку с рисовыми шариками. Желудок болезненно скрутило. Девушка исподлобья покосилась на Аказу. Он не шутил. Надо будет — действительно заставит силой. Еще и рот порвет — с него станется. Мей сжала миску в руках. Снова пристально взглянула на Аказу. В комнате снова проснулось напряжение. Аказа будто не замечал, каких усилий стоило Мей выполнять его простейшие просьбы. — Что, снова отвернуться? — Аказа не мог удержаться от насмешек. Все это было до одури абсурдно. Он — демон — выхаживает недобитую девчонку, которая только и думает как бы поскорее отправиться на тот свет. В этом действительно не было никакого смысла. Только садомазохизм, не более. Единственное, в чем они могли бы понять друг друга — они оба хотели сорваться. Здесь и сейчас. Мей между тем качнула головой. Потянулась за чашей с водой. Сделала пару жадных глотков. На еду она все еще не могла даже смотреть. Мей казалось, если она попробует хотя бы один рисовый шарик, ее просто-напросто вывернет. Ее организм слишком ослаблен. — Я… не могу. Простите… Аказа помрачнел. Если человек отказывался от еды, значит организм этого человека уже готовился помирать. Уже умирал. Аказа не знал, откуда в нем сидела эта слепая уверенность, но почему-то он не мог и усомниться в своих логичных выводах. Мей умирала. И, видимо, очнулась она только затем, чтобы попрощаться с этим миром, а не потому, что ей наконец-то стало лучше. Аказа сжал кулаки. Ему не верилось, что все это было зря. Ему не верилось, что все, что он сейчас сможет сделать — это оставить умирать девчонку здесь в одиночестве. Оставить ее наконец в покое. Как она и хотела. Нет, Аказа сегодня тоже тормозил. — Мне… нужно что-то жидкое, мой желудок… — Мей бросила на Аказу виноватый выжидающий взгляд, мгновенно выведя того из ступора. — Ясно, — на этот раз без лишних слов понял ее Аказа, тут же снова исчезнув в дверях. Мей выдохнула. На этот раз она успела его даже заждаться, совсем потерять счет времени. Мей вздрогнула и покосилась в сторону двери только тогда, когда заслышала звонкий щелчок и тихие шаги. И два голоса. Один — она поняла сразу — принадлежал Аказе, а второй… Мей затрясло от разрывающей неизвестности. Она, словно ребенок, пытающийся спрятаться от пугающих страшных монстров за стеной, с головой накрылась одеялом. Болезненный леденящий озноб прошиб тело. Мей и сама не понимала, отчего и почему именно сейчас ее с новой силой начал душить страх, острой иглой впиваясь в каждую клеточку ее тела. Мей совсем себя не контролировала — помешалась. Захлебнулась в тревожности и немой панике. Внутри девушки все оборвалось, когда она услышала новый щелчок. И снова тихие шаги. — Вылезай давай. Мей опасливо высунула голову из-под одеяла. В нос ударил дразнящий смутно знакомый запах. Желудок неприятно свело. Желудок наконец захотел согреться теплой похлебкой, что принес демон и снова оставил у постели Мей. Девушка приподнялась. Одеяло сползло по плечи, но Мей этого уже и не замечала. Мей наконец вспомнила, что была чертовски голодна. — Это готовил человек. Не я, — заметив ее слабое замешательство, бросил Аказа. Мей покосилась на него. Очень обнадеживающе. — Спасибо, Аказа-сама, — лишь благодарно кивнула она, прикрыв на мгновение глаза и что-то про себя прошептав. Мей ела медленно, будто с непривычки пытаясь распробовать вкус самого обычного супа, который сейчас приятно согревал ее нутро. Мей полностью растворилась в уже забытом чувстве насыщения. Совсем не замечая, как все это время Аказа неотрывно смотрел на нее. Он тоже был голоден. И сдерживался как мог, раз за разом, снова и снова прокручивая в голове одну навязчивую, опаляющую сознание мысль. За последнюю неделю она прочно сумела пустить корни в его разуме, душе и сердце. Чем дольше Аказа смотрел на уже пришедшую в себя Мей, тем сильнее он осознавал, что внутри него что-то ломалось. Продолжало ломаться. И он уже не мог это остановить. Он хотел ее. Хотел ее как женщину. Аказа был чертовски голоден.