Аппетиты

У Аказы впервые за долгое время было хорошее настроение. Похоть и желание все меньше и меньше мучили разум — теперь Аказа вполне успешно подавлял эти чувства, Аказа построил свой собственный блок. Теперь он точно знал, за что ему следовало держаться, цепляться: Он должен защитить Мей. От себя в том числе. Он должен, должен, должен… На вопрос, почему он вообще должен защищать Мей, Аказа тоже очень быстро нашел более чем логичный ответ: Потому что она принадлежит ему. А свое Аказа никому и никогда не отдаст. Свое Аказа будет беречь и защищать. За все двести лет у него еще не было такой тесной связи с человеком. Это напрягало. И вместе с тем теперь его вечная жизнь обрела еще один смысл. Рядом с Мей Аказа раздражался, удивлялся, злился, боялся — рядом с Мей он чувствовал себя живым. Живее, чем во время поединков. Аказа не хотел лишаться этого. Мей должна была остаться с ним как можно дольше: он сдержится, он ее не убьет, а она обязательно смирится. Мей же не тупая — точно рано или поздно примет свою новую жизнь. Примет его. Аказа не мог объяснить себе, почему был в этом так уверен. Аказа в последнее время много чего не мог объяснить. И это по-своему выводило из себя. Но сегодня у Аказы настроение было более чем сносное. Он выполнил задание Господина даже быстрее, чем должен был, вдобавок ему удалось избавиться сразу от восьмерых охотников — неплохо. Аказа был почти доволен собой. Было бы еще лучше, если бы ему на пути опять попался Столп — на этот раз он даже не стал бы предлагать ему переход на сторону демонов — убил бы без привычных прелюдий. Аказе снова хотелось крови. Снова хотелось доказать самому себе свою силу. Доказать самому себе, что Мей была не права. То, что он убивает слабаков — не признак слабости. Это закон природы. Демоны даже в пищевой цепочке стоят выше людей. Демоны в принципе выше людей — выигрывают во всем. «Тогда почему Мей все еще жива? Она человек, она слабачка, она…» — Она моя, — невольно вырвалось вслух у Аказы. Демон опустил взгляд на свои окровавленные руки — он еще не успел отмыться после бойни с охотниками. Сейчас ему было на это плевать. Главное перед возвращением к Мей не забыть смыть это все с себя. Иначе она не будет рада его видеть. Аказа уже начал догадываться, что Мей никогда не смирится с тем, что всю свою жизнь ей придется провести с демоном. С монстром. С убийцей. С самым тяжелым своим пациентом. Поэтому Аказа должен был стараться как можно реже напоминать Мей, кто он такой. Не возвращаться в окровавленной одежде, не есть людей, не устраивать бойни с охотниками. Короткий список того, что ему не стоило делать при Мей. Для нее он не должен быть монстром. Для нее он должен быть… Аказа вообще не знал, кто он для нее. Наверное, на этот вопрос ему должна была ответить сама Мей — она лучше разбиралась в их запутанных убитых отношениях. Аказе так казалось. Аказа не хотел сам копаться в этом — это все бессмысленно, он только сильнее запутается, выбесится. Аказа снова опустил взгляд. Сжал в руках то, что он так долго выбирал для Мей. Книги. Для начала Мей хватит двух на пятьсот страниц. Им обоим хватит. Потом Аказа принесет еще. Он уже заприметил один старый архив в селении, в котором он побывал по заданию Господина. Его как раз можно обчистить — разрушенной деревне с перебитыми жителями он теперь все равно ни к чему. У Мей будет свой собственный архив. Она будет читать-читать-читать — отвлекать их обоих от сжирающей безнадежной реальности. Реальности, где он убийца и монстр, а она его вечная пленница. Аказа стер пыль с плотной обложки. Мей точно должно понравиться. Книги любят пыль. А Мей любит с ней возиться — убираться по несколько раз на дню. Сегодня Аказа особенно торопился домой.

***

— Что за… Дерьмо, — все, что смог выдавить из себя демон, стоило ему только пересечь границу с селениями. Аказа остановился. Принюхался. К северу от него — в стороне его с Мей дома — смердило знакомым, пока слабым запахом. Смердило Доумой. Первые секунды Аказа не мог заставить себя двинуться с места. Аказа впервые за долгое время снова почувствовал страх. «Ты снова опоздал. Снова не смог защитить. Ничтожество. Убожество. Слабак». Книги упали на землю. Голос. Снова гребаный голос. Аказа схватился за голову, до треска черепной коробки сдавил виски руками. Зарычал. Закричал. В следующий момент силуэт демона уже исчез в гуще леса. Теперь Аказа рвался совсем не в сторону дома. Запах Мей был совсем от него далеко. Запах ужаса, страха, отчаяния. Мей… — Мей!.. Аказа заметил ее сразу: растрепавшиеся волосы, белое лицо, грязная, местами порванная юката. Аказа смотрел на нее и видел будто впервые. Живая. Мей была живая. И, кажется, совсем не тронутая. Кажется. Мей не сразу заметила Аказу. Она едва держалась на ногах — по одному ее виду было ясно, что она, пока бежала, не раз уже успела упасть. Ободрать руки, колени. Мей, услышав собственное имя, ошарашенно отшатнулась к ближайшему дереву. В руках блеснул нож. Смешная защита от такого монстра. На нее сейчас надвигался самый настоящий демон: в крови, с горящими глазами. Но у Мей с собой больше ничего и не было: нож — это все, что она смогла прихватить, убегая от одного демона, чтобы попасть в лапы к другому. Мей истошно закричала, сорвалась. Попятилась назад, оступилась, упала. А Аказа все приближался и приближался к ней. Говорил-говорил-говорил что-то неразборчивое. Что-то пустое. Мей смогла различить только: «Я здесь. Слышишь? Он больше не тронет. Больше не тронет. Больше не…» — Не трогай меня!.. — Мей захлебнулась в крике, в слезах. Ее тело мелко тряслось, затравленный взгляд метался из стороны в сторону. Ей некуда бежать. — Успокойся, — Аказа не понял, кому он вообще это сказал: себе или Мей. Неважно. Важно было сейчас привести ее в чувства. Важно было понять, что вообще здесь произошло. Если это вообще сейчас было возможно. Аказа не знал, что этот ублюдок Доума ей сделал, что наговорил. Аказа не знал, зачем этот ублюдок вообще решил прийти сюда. Решил забрать Мей? Аказа повернул голову в сторону дома — запах Доумы больше совсем не чувствовался. Этой твари поблизости точно не было. Он ушел. Аказа нахмурился. Он ни черта не понимал. Ни черта не знал, что с этим всем делать. — Он что-то сделал тебе? Мей мотнула головой и округлыми безумными глазами снова уставилась на Аказу. — Тогда чего ты ревешь? Девичьи губы дрогнули. Послышался всхлип. — Я могу к тебе подойти? В ответ лишь вымученный рваный вздох. — Что я могу сейчас сделать для тебя? Снова молчание. Надрывное. Нервное. Недолгое. — Оставь… Уйди… Отпусти, — будто собравшись с последними силами, одними губами наконец прошептала Мей и тут же замолкла. Истерика снова подобралась к горлу. Из глаз прыснули слезы. Мей схватила себя за шею — она задыхалась. Задыхалась, билась в панической агонии — остановить которую Аказа был не в силах. Никто не в силах — разве что… Смерть. Аказа смотрел, как Мей, шумно дыша, рвала в исступлении траву под собой, сминала в руках комья земли и скулила. Скулила как затравленное, загнанное наконец в угол животное. Животное, которое все никто не решался добить. Будто издеваясь, измываясь. Будто желая поиграть напоследок. Аказа все молчал: он не знал, что ответить на ее просьбы-мольбы. Они оба знали: он не мог их исполнить. Он не мог ее отпустить. Не мог освободить. — Я отнесу тебя домой. — Нет! — снова послышался громкий, полный боли вскрик, стоило Аказе только тронуться с места — сделать один шаг к Мей. Девушка снова направила на него нож. Который в один момент едва не выпал из ее ослабевших дрожащих рук. — Ты знаешь, я не уйду. — Уйдете, — внезапно уверенно выпалила Мей и опустила взгляд. — Скоро рассвет. — Ты знаешь, я не уйду без тебя. Глухой, слепой, непрошибаемый. Больной демон — совсем ее не слышал. «Глухой» «слепой» «непрошибаемый» Аказа метнул взгляд куда-то в сторону горизонта. И правда, у них оставалось меньше часа, скоро должно было взойти солнце. Нужно торопиться. Вправить мозги Мей он мог бы и дома — Доумы там все равно уже нет. — Почему? — снова подала голос Мей. Пронзительные влажные глаза встретились с звериными демоническими. — Почему вы не можете оставить меня? Почему?! Я не могу… Не могу так больше… Не могу… Я… Я… Мей снова забилась в бессвязной истерике. Аказа вымученно взглянул на девушку. Что он сейчас должен сказать? Что должен сделать? Он не может оставить ее одну. Ни сейчас. Ни когда-либо еще. — Я не знаю, как тебе помочь, Мей, — в каком-то вымученном сухом отчаянии наконец вслух признался Аказа. Мей снова подняла на него глаза. — Убейте меня. Вы можете, я знаю, — мертвым бесцветным голосом выдавила из себя она, сжимая в руке рукоять ножа. Аказа помрачнел: наконец-то что-то начал понимать. Гребаный Доума. — Ты не понимаешь, что несешь, дура. Ты не в себе. Мей внимательно пристально посмотрела на Аказу. А затем внезапно истерично рассмеялась — в голове будто что-то лопнуло, разлетелось на ошметки. Остатки самообладания и рассудка — не иначе. Мей поднялась, пошатываясь, на ноги. Сама сделала шаг навстречу демону. — Я не в себе? Я не понимаю, что несу? А вы в себе, Аказа-сама? Вы понимаете, что несете? Да вы даже себя не можете понять! Я вам нужна, чтобы ублажать вас до конца жизни, я вам нужна… — голос Мей сорвался, она в исступлении взглянула на демона, которого сейчас совсем не боялась. Ей уже нечего было бояться. — Вам плевать на меня, плевать, что я не хочу ублажать демона, жить с демоном, быть с демоном. Я не могу… Не могу!.. А вам плевать. Вы убиваете людей, вы изнасиловали меня, принудили жить… Я ненавижу, ненавижу, ненавижу… Мей снова зашлась в истерике. У девушки перед глазами уже давно все поплыло — вместо Аказы она видела лишь какой-то силуэт. Силуэт и горящие золотистые глаза. — Вы мне противны, Аказа-сама, — выпалила Мей, бросив пустой взгляд на демона. — Вы бегаете от своих воспоминаний, бегаете от себя, бегаете от тех, кто сильнее вас. Вы ненавидите слабых, но сами себя признать слабаком вы не можете — слишком слабы для этого. Все еще не хотите меня убить? Не хотите? Вы же убийца, Аказа-сама. Вы же ненавидите слабых. Вы же… ненавидите меня, правда? Ненавидите, потому что я ваша слабость. Что, вы правда настолько слабы, что не можете свернуть мне шею? Может, вам помочь? Я могу вам помочь, Аказа-сама. Я могу… сама. Мей снова опустила взгляд. Перевела дыхание. Поджала белые губы. — Я тоже хочу убежать. Хочу убежать от своего прошлого, где вы вырезали мою семью; хочу убежать от настоящего, где вы насиловали меня и принуждали жить с вами; я хочу убежать от будущего, в котором я должна буду провести с вами всю свою жизнь. Я не хочу провести свою жизнь с монстром, убийцей… Я не хочу быть с вами, Аказа-сама. Мей в последний раз взглянула на Аказу. В девичьих глазах не было ни злости, ни решимости, ни ненависти. Лишь отчаянная усталость. Мей Оота наконец сдалась. Сломалась. — Мне все равно, что сейчас я могу обратиться. Аказа-сама, я тоже хочу убежать. Может, если я стану демоном, я тоже все забуду? Забуду, как вы, Аказа-сама. Я не могу… Не могу больше жить с этим. Мне нужно… »…нужно забыться». Мей даже не успела занести руку. Раздался надрывной вскрик. Нож выпал из рук, Мей шумно задышала, схватилась за запястье. Сломано. Ее запястье было сломано. Как и ее безумная надежда все оборвать, закончить здесь и сейчас. — Хватит. Ты спятила, — сквозь зубы процедил Аказа. Ему потребовалось явно меньше секунды, чтобы перехватить руку Мей. Ему потребовалось явно больше минуты, чтобы понять, что он просчитался. Не рассчитал силу. Он сломал ей руку. Он сделал ей больно. Он. Сделал. Больно. Мей. Аказа на ватных ногах отпрянул в сторону. Ошарашенно, по-тупому уставился на Мей. А затем перевел тупой ошарашенный взгляд на собственную руку, которой мгновения назад сжал запястье Мей до хруста костей. Рука демона упала на землю — он зачем-то отсек ее не раздумывая. Аказа снова оторопело уставился на застывшую девушку. Девушку, которой он сознательно сейчас сделал больно. Девушку, которую он не раз обещал защитить даже от самого себя. Он не мог. Нет, не мог. Это невозможно. У него же были барьеры, блоки… Когда это все успело разрушиться? Что, черт возьми, с ним вообще происходило? «Сломался. Слабак. Ничтожество». Аказа снова схватился за голову. Противный насмешливый голос снова проснулся. Снова начал сводить с ума. Мей между тем схватилась за запястье. Острая боль на мгновение отрезвила. Девушка снова взглянула на нож, что лежал теперь у нее в ногах. Тело снова мелко затрясло — ее будто окатили ледяной водой. Мей шумно задышала, жадно хватая ртом воздух. Что она только что собиралась сделать?.. Дура. Сумасшедшая. Она правда хотела покончить с собой, наплевав, что обратится в демона? Что, так захотелось утопиться в забвении? Жалкая. Трусливая. Слабая. Такая же слабая, как Аказа-сама. Мей перевела мутный взгляд на демона. Тот почему-то в исступлении начал рвать на себе волосы и рычать «заткнись-заткнись-заткнись». Мей сделала шаг назад. Что делать? Что теперь делать? Аказа сломал ей запястье, Аказа причинил ей боль, Аказа… Сейчас Аказа может ее убить. Барьеры сломаны. Он сломан. Доума был прав. Они все еще могли «помочь» друг другу. Нужен был лишь толчок извне. — Аказа-сама… Аказа-сама… Аказа-сама… — тихо звала демона Мей. Слезы все еще не переставая текли по ее лицу, девушка все не могла заставить себя успокоиться. Не могла прийти в себя. Аказа между тем ее совсем не слышал. Сейчас он слушал только собственный голос. «Ты убьешь, ты убьешь ее. Убийца. Убийца. Убийца. Ты убьешь ее так же, как тех других, остальных. Помнишь? Вспомни». Перед глазами Аказы все смешалось. В сознании то и дело вспыхивали мертвые самые разные лица: лица детей, мужчин, стариков, которых он когда-то убивал, ел, пытал. Особенно часто мелькали перед глазами трупы охотников. Аказа убивал, разрывал их голыми руками. Снова и снова. Снова желая насытиться. Снова желая стать сильнее. «Ненасытное ничтожество». Аказа истошно рычал, все падая-падая в дебри своих воспоминаний. Разбивая все новые и новые преграды. Встречая все новые и новые мертвые лица. Лица, которые он будучи демоном никогда не встречал. Шестьдесят семь незнакомых пустых лиц. Кто все эти ублюдки? Он их не помнит. Не помнит. Не помнит… Аказа упал на колени. Задрал голову в небо. Вспомнил. Шестьдесят семь слабых ничтожных ублюдков. Какой-то сильный раздражающий мужик. Какая-то слабая, совсем не раздражающая умирающая девчонка. Воспоминания оборвались так же резко, как и вспыхнули картинками в воспалившемся мозгу демона. — Скоро рассвет, Аказа-сама, — раздался откуда-то над головой бесцветный голос Мей. Аказа не сразу заметил протянутую к нему девичью руку. Не сразу потянулся к ней, словно к чему-то спасительному, живому, настоящему. Аказа все еще был не в себе. Все еще топился вскрытыми воспоминаниями. — Нам нужно домой. Мей не знала, сколько прошло времени, прежде чем Аказа поднялся на ноги. Прежде чем посмотрел на нее пустым стеклянным взглядом. Мей не знала, что Аказа смотрел на нее так, будто в своих воспоминаниях мертвых видел и ее лицо. Или не ее… Аказа запутался. Та слабая, совсем не раздражающая умирающая девчонка — это была не Мей. Не она. Нет. — Я убил их. Убил их всех. И тебя… Тебя я тоже убью, — бессвязно вырвалось у демона куда-то в пустоту. Мей лишь крепче сжала руку Аказы. Демона била леденящая крупная дрожь. Аказа был в настоящем бреду. Жалкий. Слабый. Тоже загнанный в угол. — Все хорошо, Аказа-сама. Посмотрите на меня. Я жива. Я с вами. Посмотрите на меня. Аказа посмотрел. Встретился с такими же пустыми глубокими глазами. Воспоминания мгновенно отпустили. Мей все еще была с ним. Все еще была живой. Им нужно возвращаться домой. — Скоро рассвет, — бездумно повторил за Мей Аказа. — Нужно домой. Аказа снова продолжительно отрешенно взглянул на Мей. Она ничего не сказала — только едва заметно кивнула. В следующий момент силуэты демона и девушки растворились в умирающей ночи. Наступил рассвет.

***

Никто не решался сказать хоть что-нибудь. Мей занималась перевязкой сломанной руки, пыталась хоть немного отвлечься на боль. Это действительно отрезвляло. Отрезвляло даже несмотря на то, что в другом конце комнаты сидел демон с потухшими стеклянными глазами и смотрел в одну точку. Смотрел на нее. Мей старалась не кидать даже короткие взгляды на Аказу. Истерика, паника все еще сидели где-то глубоко под ребрами, готовые вырваться в любой момент. Мей была готова снова сорваться в любой момент. Страшно. Мей было очень страшно. Аказа, так и не отмывшийся от крови после задания, уже успел наследить в доме. Мей старалась не смотреть, не выискивать на полу красные смазанные следы. Мей смотрела только на свою же припухшую руку. Аказа не сдержался. Аказа сломал последний барьер — она должна была думать об этом. Она должна была думать, что с этим делать. Если он смог сломать ей руку, значит сможет проломить ей и голову. Рано или поздно. «Соберись-соберись-соберись», — кричало сознание. — Не могу… Не могу… Не могу… — шептала про себя Мей. Слезы снова побежали по щекам. Она слишком долго не позволяла себе плакать. Слишком долго старалась играть в сильную. Мей проиграла. Аказа тоже проиграл. Победитель здесь вышел только один. Ожидаемо. Мей нисколько не удивилась, не застав дома Доуму. Она смутно начала догадываться, зачем он вообще приходил. Все понемногу начало вставать на свои места. Доума решил рискнуть — и совсем не прогадал. Доума слишком хорошо знал, с кем играл. Доума слишком хорошо знал своих зверушек. Мей-чан почти вылечила Аказу-доно. Почти-почти. Остался последний штришок. Осталось ей только самой отправиться в Рай. С руки Аказы-доно. Мей не торопилась заканчивать с перевязкой. Она не знала, чем займется дальше. Сейчас Мей ничего не хотелось. Ничего, кроме одного. Прошел как минимум час. Мей встала со скрипучего стула и подошла к постели. Не снимая грязной юкаты, упала на холодный футон. Аказа все смотрел на нее не моргая. — Аказа-сама, — тихо позвала Мей демона, застывшим взглядом уставившись в потолок. Нельзя. Его нельзя сейчас оставлять одного. — Идите ко мне. Я замерзла. Ночь сегодня была холодной. Послышался шорох и скрип половиц. Аказа услышал ее: опустился рядом. Стало еще холодней. Мей даже не подумала вздрагивать, дергаться. Мей сейчас должна была думать только об одном. — Когда-нибудь вы убьете меня, — слишком много отчаянной надежды на одну неосторожную фразу. Аказа повернулся к Мей. Если бы он не был таким слабаком, он убил бы ее прямо сейчас. Освободил бы наконец их обоих. Но даже со всеми сломанными барьерами он не мог этого сделать. Почему?.. — вопрос без ответа. — Когда-нибудь, — бездумно повторил за Мей Аказа, прежде чем зарыться в светлых девичьих волосах. Мей пахла землей и отрешенной усталостью. Мей уже была мертва.