***
По штабу они тоже шли в полном молчании, оба стараясь не обращать внимание на любопытные взгляды встречавшихся им охотников и какуш. Мей в уже привычном волнении не один раз успела поймать себя на дурацкой мысли, что сейчас она очень хотела бы взять Гию-сана за руку — чтобы быть совсем спокойной. Но Мей пресекала все эти глупые желания-порывы — она же не ребенок. Да и Гию-сану она никто. Совсем никто — нечего ему с ней нянчиться. Гию-сан продолжал держаться отстраненно и будто бы даже холодно, видимо, надеясь, что так они привлекут меньше внимания. Мей уже успела понять, что в отличие от нее Гию-сан больше всяких бесед и разговоров предпочитал тишину — она была рада даже такому тихому обществу. — А водопад далеко от штаба? Вы же говорили, что он где-то… Где-то здесь, — забеспокоилась Мей, когда они вместе с Гию-саном вышли за ворота. Тот лишь покачал головой. — Где-то в лесу. Наш штаб — довольно большой по территории, и он не ограничивается одними лишь поместьями. Лес — это все еще скрытая часть штаба, здесь безопасно, — пояснил Гию-сан, с вопросом тут же взглянув на Мей. — Ты боишься? Если хочешь, мы можем вернуться. — Нет, — немного подумав, ответила Мей. — Простите, я просто выходила из дома всего один раз… Немного страшно. То есть, немного волнуюсь. — Я понимаю. Солнце еще не думало садиться, окрашивая небо в розово-алые тона. Мей шла за Гию-саном по проторенной лесной тропе, надеясь, что они успеют вернуться до захода. Ей еще нужно было подготовиться к завтрашнему дню, натолочь и развести травы для новых мазей. Внезапно Мей тряхнула головой — потом, она подумает об этом потом. Сейчас ей позволено хотя бы на время вдохнуть свежий лесной воздух и выкинуть из головы все, что тревожит сердце. Нужно пользоваться моментом. Нужно не отставать от Гию-сана. — Если тебе понравится, в следующий раз я могу взять удочки. Там водится много рыбы. Ты любишь рыбу? Мей стушевалась под пристальным взглядом Гию-сана, который ненадолго даже остановился. Казалось, ответ на этот вопрос ему был принципиально важен, будто от него зависела судьба как минимум их дальнейших приятельских отношений. — Люблю. И рыбачить я умею. У вас здесь водится мабуна? У нас в деревне мы только ее и ловили. А еще нагой, пескарей… Один раз у нас поймали даже сома, представляете? Такой огромный был, страшный. Я это хорошо помню, хоть мне и было тогда всего четыре года. Нас потом взрослые еще долго пугали, что такой гад в реке живет не один — только и ждет, чтобы кого-нибудь утянуть на дно. — У нас сомов здесь точно нет. А мабуна… Я поймал на прошлой неделе здесь двух таких. Молодые были — не больше килограмма. Мей хотела было что-то сказать, но до слуха внезапно донесся знакомый звук гулкого журчания воды — они с Гию ускорили шаг. Почти пришли. — Красиво… — пробормотала Мей, чувствуя, как у нее в груди вспыхивает детский восторг. Бурлящий водопад, скрытый плотным проросшим кустарником, был совсем не большим, окруженный каменными мощными валунами. Спрячешься за ними, никто и не найдет. Мей аккуратно спустилась вниз. Взгляд сразу привлекла бурлящая пена, поблескивавшая серебром на теплом свету. Мей опустила глаза — вода чистейшая, прозрачная, без труда рассмотришь мельчайшие детали собственного отражения. Мей протянула руку — теплая. Журчащая беспокойная вода явно прогрелась за день. Мей удержалась от желания зайти в воду. Обернулась, ища взглядом Гию-сана. Тот стоял неподалеку, посматривая на закатное солнце. — Мне нравится. Мне здесь очень нравится, Гию-сан, — Мей опустилась на траву и снова перевела взгляд на живую реку. Шум ревущего водопада оглушал, а движение водной глади завораживало. Здесь и правда можно было бы сидеть часами. И не столько за рыбалкой, сколько… просто так. Наедине с самой собой, наедине с незатихающими звуками природы. — Я рад, — Гию-сан присел рядом. — Я часто прихожу сюда после тренировок. Если хочешь, могу брать тебя с собой. Я так понял, ты обычно освобождаешься после восьми. Мей кивнула. — А я вам не буду мешать? — Не думаю. Могу послезавтра взять на тебя удочку. Мей согласно качнула головой, и они снова замолчали. Сейчас им не хотелось ни о чем больше говорить — лишь наблюдать, как день уже давно сонливо клонился к вечеру, а водопад продолжал бурлить жизнью. Мей была благодарна Гию-сану за то, что он вообще решил показать ей это место. Здесь и правда можно было отдохнуть душой без отвлекающей работы, без успокаивающих отваров — этого ей не хватало: покоя на душе, в мыслях и сердце. Вот только Мей не понимала, почему Гию-сан вообще решил потратить на нее свое время. Кажется, одиночество он ценил больше какой-либо компании. Да и малознакомая зашуганная девушка, падающая ненароком в обмороки — довольно сомнительный выбор для совместной вечерней прогулки. — Гию-сан, вас Ояката-сама попросил побыть со мной? Привести сюда… — Нет. Я сам захотел, — коротко ответил Гию, заметив в глазах Мей сомнение. Наверное, в это действительно слабо верилось. Значит, нужно было пояснить: доходчиво, понятно, без недопониманий. С подобными вещами у Гию всегда были проблемы: его вечно кто-то не так понимал и додумывал за него всякое. — Потому что мне не все равно. Мне жаль, что с тобой произошло то, что произошло. И мне жаль, что здесь тебе тоже приходится непросто. Дело не в Шинадзугаве. Я тоже не должен тебе верить. Никто не должен. Ты и сама понимаешь это. То, что тебя освободил демон — это невозможно. В это невозможно поверить. И дело не в тебе. — Шинобу-сан говорила что-то похожее, — на выдохе прошептала Мей, опуская глаза на собственное отражение. Теперь она начала догадываться, зачем Гию-сан решил потратить на нее свое время. Расспросы. Им всем нужны были от нее только расспросы о пережитом и демонах. Мей не могла на это злиться, она понимала, почему ее не хотели оставить в покое. И все же на груди в одно мгновение стало тяжело. В ней, что, опять видели только «ценного информатора»? — Я не собираюсь ставить на тебе опыты, Мей, — пообещал, отчеканив каждое слово, Гию. Он знал, что Шинобу сразу загорелась идеей вытрясти из подкинутой подозрительной девушки все до мельчайших подробностей о ее жизни с демонами, вот только сам Гию этот научный интерес совсем не разделял. Если Ояката-сама не видел в этом нужды, значит, допытываться до Мей не было необходимости. Они все должны были уважать и доверять решениям Главы. С Камадо Незуко они ведь не просчитались, хотя принять ее месяцы назад в Организацию тоже казалось тем еще безумием и неоправданным риском. — Я не прошу делиться со мной тем, что ты хотела бы оставить при себе. Я понимаю. Прости. — Вам не за что извиняться, Гию-сан, я тоже все понимаю. В моей истории слишком много… непонятного. Я сама не верю, что он просто взял и освободил меня, — призналась Мей, прикрыв глаза. В голове вспыхнул размытый образ Аказы. Его глаза, залитые золотом и отчаянием. Мей тряхнула головой, отгоняя наваждение. — Он должен был… — Убить — такова их природа, — закончил за нее Гию. Мей покачала головой. Нет, она хотела сказать не совсем это. — Он не смог меня убить, Гию-сан. Он хотел… но не смог. Мей замолчала. Она ожидала увидеть на лице Гию уже знакомое несогласие, недоверие, непринятие, но вместо этого столкнулась с взглядом, полным понимания. Мей в удивлении сморгнула: не показалось ли? — Я знаю демона, который когда-то тоже хотел, но не смог убить человека. — Правда? И кто это?.. — Мей неверяще уставилась на Гию-сана, готовая прямо сейчас выслушать историю, более удивительную, чем ее собственная. И чего же еще она не знала о демонах? Неужели на свете и правда существовали те, кто был способен противиться своей природе? Или, может, их природа все-таки была просто-напросто сложнее, чем представляли себе охотники? По крайней мере, еще на собрании Мей убедилась, что демонов принимали в большинстве своем за монстров, живущих только ради пожирания человеческой плоти. Доума, Аказа — демоны, которых она знала, будто были совсем другими. Не вписывались в простые и понятные представления охотников. Да, они были монстрами. Монстрами, интересы и желания которых явно не ограничивались одной человечиной. Доума жил игрой, жил своей вечной игрой в культе Вечного Рая. Аказа жил поисками силы, его не интересовало без цели и смысла пожирать некогда себе подобных. Мей помнила это, Мей это знала. Знала, что демоны были сложнее, чем их хотели видеть. Кажется, Гию-сан это тоже знал. — Это сестра одного моего друга. Возможно, когда-нибудь вы познакомитесь. — С вашим другом?.. — с каждой брошенной фразой Гию-сан все больше и больше распалял в Мей интерес. Что, у близкого друга Гию-сана похожая судьба, как и у нее? Ему тоже удалось чудесным образом спастись, вырваться из лап демона? Может, именно поэтому Гию-сану «не все равно» на ее историю, потому что он уже сталкивался с чем-то таким? Все новые и новые неозвученные вопросы вспыхивали в сознании Мей, а Гию между тем не спешил продолжать — молчал, кажется, обдумывая ответ на уже заданный вопрос. — Ты можешь познакомиться с ними обоими, — между тем продолжил Гию-сан спустя минуты затяжного молчания. Его голос был спокоен, но Мей, вслушиваясь в каждое его слово, то и дело улавливала нотки напряжения. — Мой друг охотится на демонов вместе с сестрой. Она — демон. Она тоже в свое время не смогла убить человека — не смогла убить своего брата. Она смогла взять под контроль свою демоническую сущность и зацепиться за привязанность к нему. Я видел… Я видел это своими глазами. Видел то, что раньше посчитал бы невозможным. — То есть сестра вашего друга смогла победить в себе демоническую сущность?.. И теперь, будучи демоном, она сама охотится на демонов? Звучит… — Мей осеклась, не сумев сразу подобрать правильных слов. — Звучит как что-то невозможное, да, — ответил за нее Гию. — Так же как то, что тебя подбросила к нам Высшая луна только потому, что сама она не смогла тебя убить. — Думаю, Аказа тоже был привязан ко мне, но… по-другому. Не так, как сестра вашего друга. Брата и сестру обычно связывают узы. Нас с Аказой не связывало ничего. Ничего… — тихо проговорила Мей, возвращаясь мыслями к Аказе. Последнее время она совсем не думала о нем. Старалась не думать. Потому что она все еще верила: это просто нужно отпустить, пережить. Мей слишком много на себя взяла — она никогда не поняла бы демона, никогда бы не разгадала истинную причину его привязанности. Да и нужно ли это было? Зачем ломать голову над загадками, которые все равно никогда не сможешь решить. Бессмысленно. И больно. За образом Аказы обычно сразу всплывал другой — кроваво-радужный. В такие моменты обычно Мей снова шла готовить себе двойную дозу отваров: вытравить из сознания Доуму было не так-то просто. — В это я верю, — между тем согласился Гию, переведя взгляд на водную гладь. — Мы ничего не знаем о демонической привязанности. Поэтому нам только и остается, что мириться с невозможными вещами. — Спасибо, Гию-сан. — За что? — За то, что верите мне. И за то, что вам не все равно. Для меня это правда… много значит. Я думала, кроме Оякаты-сама меня здесь никто не поймет. Не примет. Гию снова ответил не сразу. — Наш штаб не так давно принял демона, о котором я тебе рассказал. Рано или поздно примут и тебя, не переживай за это. Людям порой нужно время. Гию и правда верил в то, что говорил. Мей никто в Организации не желал зла. Никто не хотел выставить ее вон из штаба как что-то опасно подозрительное. Даже Шинадзугава бы на это не решился — Гию верил. Им всем нужно было просто время. Время, чтобы убедиться, что Мей не представляла никакой угрозы. Мей могла быть полезна, Мей могла остаться здесь — стать одной из них. — Я понимаю. Скажите, вы ведь знаете Зеницу-сана? — вдруг спросила Мей, не сумев смахнуть с лица проснувшееся волнение. Гию нахмурился. Даже он был наслышан о том, что Зеницу чересчур активно приставал к девушкам из того же поместья Бабочки. Неужели и Мей не избежала этой участи и тоже успела стать его очередной «жертвой»? Ее, что, нужно было защищать еще и от таких нападок? — Ты с ним уже знакома? Он тебе что-то сделал? — Нет-нет, — Мей помотала головой. — Я боюсь, что Санеми-сан мог ему что-то сделать… Мы познакомились с ним в библиотеке, а потом нас нашел Санеми-сан. Кажется, ему тоже сильно досталось. — Я видел его на вчерашней тренировке. С ним все в порядке. Он был… живой. — Я рада. Я бы хотела передать ему заживляющую мазь, но я не знаю, где его… — Это лишнее, о нем есть кому позаботиться в поместье Бабочки, — заверил Гию, на что Мей лишь неуверенно кивнула. Может, когда-нибудь ей повезет, и она снова лично встретится с Зеницу, убедится, что с ним действительно все хорошо: Санеми-сан больше не преследует его и не травит угрозами. — Думаю, нам пора. Солнце сядет минут через двадцать, я как раз успею тебя проводить, — Гию сморгнул, покосившись на девушку. Он бы, может, просидел здесь до глубокой ночи, но тогда их точно хватятся. Поднимется шум. Гию все это было не нужно. Мей — тоже. — Спасибо, Гию-сан, — Мей тем временем поднялась с травы. Солнце уже и правда почти скрылось за горизонтом. Нужно было торопиться. Мей понимала, что никаких демонов в пределах поместья Убуяшики нет и быть не может, но все же с наступлением сумерек ей хотелось бы оказаться дома, у себя в комнате. В безопасности. Мей еще раз взглянула на бурлящий водопад. Губы снова невольно тронула улыбка. Она обязательно вернется сюда еще раз. Если, конечно, Гию-сан будет не против. — Значит, послезавтра мне ждать вас с двумя удочками? — с нескрываемой надеждой в голосе спросила Мей и тут же покраснела: навязываться ей по-прежнему совсем не хотелось. — Если не передумаешь, — просто ответил Гию, выходя на уже знакомую тропу. Мей засеменила за ним следом, игнорируя проснувшуюся в ногах усталость. Незабываемый вечер. Незабываемый разговор по душам. Мей очень хотелось бы повторить: снова разделить с Гию-саном и молчание, и разговоры. И улов у водопада.***
Аказа дольше обычного сидел у реки, которая у самого берега уже успела окраситься в кроваво-алый цвет. Аказа вдыхал едва уловимый запах выжженной земли и хмурился. Дом, где они жили с Мей, сгорел дотла уже как недели две назад. Или больше. Аказа не помнил точно. Неважно. Аказа все равно продолжал приходить сюда. По привычке. По привычке возвращался к реке, у которой так любила проводить дни Мей и у которой Аказа по ночам смывал свои следы охоты. Он знал, что Мей пугала кровь на его одежде, теле. Мей пугали очевидные мысли-догадки, чем там занимался Аказа, пока она пыталась занять себя дома в ожидании его возвращения. Теперь Аказа понимал: все это было несусветной тупостью и бредом. Мей всегда видела на его руках кровь — как бы он от нее не отмывался. Он убивал жалких слабаков, за которых она тряслась, и этими же руками прикасался к ней — они оба это знали. Аказа приходил на реку почти каждый день. И каждый день с кровавым шлейфом уходил под воду с головой. Наконец-то он начал понимать, почему Мей привязалась именно к этому месту. Бродя по илистому дну, пугая рыб золотистым жутким блеском глаз, Аказе легче думалось. Сознание не разрывалось от кричащих мыслей, сомнений, уколов самобичевания. Аказа ступал по дну и чувствовал, что проваливался все глубже и глубже. Аказе было на это все равно. Он как и раньше продолжал верно служить Господину, как и раньше продолжал истреблять недобитых охотников. Аказа продолжал делать то, что делал уже больше двухсот лет. По инерции. Не видя в этом больше совершенно никакого смысла. Все его мысли все еще были заняты Мей и ее судьбой. Добивая очередной отряд охотников, Аказа каждый раз сдерживался, чтобы не вытрясти вместе с внутренностями полудохлых отбросов и хоть какие-то сообщения о Мей. Нет. Нельзя. Он отпустил ее. Теперь Мей — не его забота и не его проблема. Чем быстрее он забудет ее, тем быстрее вернется к прежней жизни. Свыкнется с жизнью без Мей. «Нет. Нельзя», — неустанно звенело в сознании. Забыть Мей так просто было нельзя, нельзя было просто взять и выкинуть ее из головы. Потому что Аказа знал: жива, она жива — сейчас она могла быть с ним, сейчас у них могло быть все как раньше. Один из охотников, находясь на последнем издыхании, однажды все-таки обнадежил демона. Жива. Мей в штабе, она в безопасности. Хорошо. Отлично. У охотников хватило мозгов оставить ее при себе — не кидать обратно прямо Доуме. Аказа был уверен: Вторая Высшая луна сейчас была одержима Мей не меньше, чем он сам. Это же такой повод для очередного представления: Мей-чан решила поиграть с ним в прятки. Доума просто обязан был ее найти. Учитывая, что последние недели Аказа о своем «бывшем друге» ничего не слышал, он был уверен, что тот занят поисками Мей. Безуспешными поисками. Последняя мысль невольно тешила самолюбие Аказы — все-таки он его переиграл. Доума никогда не найдет штаб, даже Господину это было пока не под силу. Мей в безопасности, Мей спасена. И плевать, что ей до конца своих дней придется жить среди отбитых. Мей наверняка сейчас довольна такой участью — она ведь была той еще непрошибаемой мазохисткой. Любительница всяких психов. Аказа знал, что у Мей будут все шансы начать жизнь заново. В отличие от него. Теперь Аказа убивался на каждой миссии, выслеживал, вынюхивал охотников в разных концах Японии. Аказа убивал. Снова и снова, так и не находя в этом и толики прежнего удовлетворения. Все равно. Ему было все равно. Даже если бы ему на пути попался Столп — глаза Аказы больше не вспыхнули бы возбужденным кровавым отблеском. Плевать. Аказа больше не гнался за силой и достойными противниками. Не нужно — это все теперь было не нужно и совсем не имело смысла. Для чего ему нужна была сила? За чем он вообще гнался все эти двести лет? За кем?.. Аказа мог, но не хотел отвечать на эти вопросы. Вопросы… Помнится, Мей задавала ему столько тупых вопросов, ответы на которые он ей уже никогда не даст. А мог бы. Сейчас — мог бы. Сейчас, оставшись один на один с самим собой, Аказа мог признаться самому себе: он был слаб, а существование слабака бессмысленно по определению. В его жизни никогда не было ни цели, ни смысла. Он хотел становиться сильнее, убивая при этом одних слабаков — ну, не бред ли? Он понятия не имел, кто он — разве сильное существо вообще могло задаваться подобным вопросом? Нет, Аказа слишком часто терялся, слишком часто забывался, путался, противоречил сам себе — врал сам себе. А Аказа ненавидел пустых лжецов, ненавидел таких, как Доума — тех, кто терялся, забывался в собственных масках. Без сомнений, Доума был конченным трусом, не желавшим показать свое истинное лицо, но… Чем Аказа вообще отличался от этого ублюдка? Доума тоже вечно строил из себя неизвестно что, тоже преданно и верно служил Господину, тоже жил убийствами жалких человеческих отродий. У него с Доумой, оказывается, общего было намного больше, чем он мог помыслить. Именно поэтому Мей никогда бы не приняла его, никогда бы до него не достучалась — Аказа тоже был непрошибаемым обмудком, играющим перед ней и перед самим собой невесть что. Жаль, понял и достучался он до себя только сейчас. Двести лет он гнался за силой, двести лет он сражался с охотниками, с демонами, с простыми людишками — со всеми, кто попадется под руку. Для чего? Зачем? Чтобы спустя двести лет не суметь защитить даже одну-единственную жалкую пришибленную девчонку? Защитить… Да, он был жалок. Мей даже не принадлежала ему, он не смог защитить ее не то что от Доумы — не смог защитить ее от самого себя. Аказа возвращался к подобным мыслям постоянно, теперь он даже не думал убегать от них, отвлекаться. Раньше он никогда не страдал самобичеванием, никогда не сомневался в себе и своих силах — потому что ему удобно было закрывать глаза на правду. Потому что он был настоящим трусом. Он не спас Мей, отдав ее охотникам. Он просто испугался — испугался за себя, испугался что снова сорвется, что снова ничего не сможет сделать, когда к ним снова вернется Доума. Мей обнажила все его слабости, признать разом которые ему оказалось не под силу. Он не отпустил, не освободил ее, нет. Он отказался от нее, посчитав, что так будет лучше им обоим. Аказе лучше точно не стало. Ни на миг. «Господин зовет», — пустым звоном внезапно отдалось где-то в закорках сознания, прервав его поток бессвязных мыслей. Аказа быстро поднялся, кинув безразличный взгляд на чернеющее небо. «Что, наконец нашлась замена убитым Лунам? Или снова кого-то убили?» — последнюю мысль Аказа сразу отбросил. То, что кто-то мог покуситься на жизнь оставшейся Первой луны, было немыслимо. Аказе уже доводилось сражаться с ним в личном Поединке крови — Кокушибо был устрашающе силен и не знал поражений. То, что какие-то смертные людишки, пусть и сильнейшие охотники, могли до него добраться — чушь. Как и чушь то, что Господин собирал их сейчас всех для того, чтобы сообщить о скоропостижной кончине Второй луны. Нет, этот обмудок был живее всех живых. И умереть он должен был только от его рук — от рук Аказы. Никак иначе. Аказа и сам не заметил, как поток его мыслей снова оборвался, и его выбросило в уже знакомое место с бесчисленными развернутыми-перевернутыми комнатами — в Крепость Бесконечности. Аказа нахмурился, почувствовав позади себя тяжелое дыхание. Сжал кулаки. Доума. Аказа обернулся. Доума и правда стоял позади него, обмахиваясь веером, смотря пристально и не моргая. Будто ожидая от Аказы каких-то действий. Официального приветствия на официальном собрании Высших лун, например. Два демона в напряженном молчании так простояли несколько минут. Первым сдался Доума, театрально опечаленно вздохнув. Щелкнул веером. Вечно от Аказы-доно не дождешься никакой инициативы. На лице же Аказы между тем не дрогнул ни один мускул. Пусть Доума и любил цирк, в присутствии Господина даже он не станет переходить грани разумного — незачем им сейчас было устраивать тупые бессмысленные перепалки с разборками. Не за этим их Господин срочно вызвал. Доума тоже это понимал — Аказа был уверен. — Добрый день, Аказа-доно. Что-то вы на этот раз припозднились. Почти опоздали. Раньше вы приходили сюда одним из первых — срывались по первому зову Господина. Ай-ай-ай… — Доума в напускном разочаровании покачал головой и тут же растянулся в мрачной усмешке. — Вы продолжаете падать в моих глазах, мой бывший лучший друг… Ну да ничего. Надеюсь, встреча с Господином вас хоть немножечко встряхнет. А то вы как-то тухловато выглядите, — Доума сощурился, сделал вид, что принюхался. Поморщился, закашлялся. — И… пахнете… Рыбой?.. Вы любите купаться, Аказа-доно? Не знал-не знал. Ну, теперь мне все равно на вас и на ваши предпочтения — они, к слову, всегда у вас были довольно специфичны. Наверное, поэтому мы с вами не сошлись. Вы ведь такой… Сложный. Как хорошо, что я понял это через сто лет, а не через тысячу. А то было бы совсем обидно потратить на вас вечность — и все впустую. Мое сердце этого бы не выдержало. Хотя, зачем я вообще вам это говорю, Аказа-доно, вам же все равно, да? Доума положил руку на плечо Аказы и пристально всмотрелся в золотистые глаза, ожидая уже знакомой им обоим агрессивной бурной реакции. Не дождался. Аказа и бровью не повел, даже не думая уже по привычке отрывать загребущие конечности Второй луны. Аказе было все равно. Доуму это игнорирование не на шутку оскорбило. Надо же, Аказа-доно нарушил их давно заведенную традицию членовредительства! Аказа-доно нарушил их личный маленький ритуал. Значит, точно тронулся, бедняжка. — А ведь раньше я вам был совсем не безразличен… — удрученно протянул Доума, когтистым пальцем проходясь по синим полосам на плече Аказы, впиваясь до кости, внутри плоти выводя уже свои незамысловатые узоры. Аказа никак не реагировал — продолжал стоять бездвижно. Дождаться Господина. Нужно только дождаться Господина. — Ясно, несчастная любовь совсем вас поломала. Печально. Ну да это было ожидаемо. Вы же всегда были таким ранимым, Аказа-доно. Я тоже. Я тоже, между прочим, очень ранимый. И мне тоже сейчас очень больно. Очень больно, Аказа-доно, понимаете? А я ведь даже не знаю, чем же заглушить ее, эту боль… Жаль, Мей-чан с нами больше нет, она всегда знала, чем меня утешить. Вы же понимаете, о чем я, Аказа-доно? Понимаете. Хоть в чем-то вы меня понимаете. Ох, я до сих пор на вас в обиде, Аказа-доно, вы знаете об этом? Потерять такую девочку, сокровище… Если она вам так быстро надоела, могли бы отдать ее мне. Мы с ней так хорошо ладили… Вы и сами помните, Аказа-доно. Эх, а вы? Что сделали вы?.. Любите вы все портить. Я же все знаю, Аказа-доно. Все теперь все знают. Поделюсь секретиком, вы разбили не только мое сердце, Аказа-доно. Одной страшно эгоистичной глупостью вы умудрились разбить много-много сердец, да-да… Доума загадочно подмигнул своему бывшему лучшему другу, хлопнул в ладоши прямо перед его носом, а затем демонстративно пошел от него прочь. — Но за меня вы не переживайте, я уже присмотрел вам замену. Кокушибо-доно-о-о, теперь я обязан вам жизнью, вы спасли меня от такой тоски… — Доума, будто в припадке, закрутил головой из стороны в сторону, остановившись на мелькнувшем темном силуэте. Аказа тоже мгновенно резко обернулся, очнулся от сдавившего горло оцепенения. Он отчетливо почувствовал присутствие Первой луны, но так и не смог понять, где он. Вместо него Аказа взглядом зацепился за совсем незнакомую фигуру, возникшую посреди одной из комнат. Демон. Демон-мечник в форме охотника с черными, словно клеймо, отметинами на лице. Раньше Аказа его не видел. Его Аказа бы точно запомнил — охотники-демоны в их рядах все-таки пока были редкостью. Теперь стало ясно, зачем их всех вызвали. Аказа угадал. Пополнение, свежая кровь. Плевать. Аказе было совершенно плевать на новоиспеченного демона, забившегося в их ряды. Высшая луна с выжженной цифрой шесть на ядовито-бирюзовых глазах стояла недвижно, покорно склонив голову в напряженном ожидании. Не шелохнулся демон даже тогда, когда Доума в одно мгновение подлетел к нему и схватил за подбородок, заставив посмотреть себе прямо в радужные глаза. Доума хищно улыбнулся, почувствовав, как его новая жертва дрогнула всем телом. И ничего не ответила. Доума покачал головой, отстраняясь. Тоже тяжелый случай. Нет, и почему ему никто никогда не мог подыграть?.. — Ай-ай-ай… Ученик самого Кокушибо-доно и такой стеснительный… С этим нужно будет поработать. Знаешь, у нас тут принято дружить. Вон, Аказа-доно, наша главная бука, не даст соврать. — Как скажете, Доума-сама, — тихо, но в то же время твердо отчеканив каждое слово, проговорила Шестая луна. Доума растянулся в довольной улыбке. Умилился. — Ох, Кокушибо-доно нас уже тебе представил, как мило! Надеюсь, он наговорил тебе обо мне много приятностей… Подожди-ка, а тебя как зовут? — Кайгаку, Доума-сама, — не меняя тона, ответила Шестая луна и невольно еще ниже склонила голову. Черные, немного отросшие волосы демона упали ему на лицо. Доума между тем продолжал буквально пожирать взглядом новоиспеченного товарища. Интересный экземпляр. На своем веку Доума не припомнил, чтобы хоть кто-нибудь из охотников переходил на их сторону. Он тоже пытался обратить кого-нибудь из них, забавы ради, но все обычно заканчивалось ожидаемым провалом: бедняжки скоротечно умирали, до последнего отвергая дар Прародителя. Дурачки. Убогие жалкие дурачки. Но, видимо, и среди них бывали исключения. Кайгаку. Охотник, обладающий дыханием Грома — Доума учуял это, даже не принюхиваясь. Интересно. Еще интереснее только то, что на него обратил внимание сам Кокушибо-доно. Насколько Доума помнил, а память у него была отличная, раньше Кокушибо-доно не утруждал себя набором учеников. Отсюда можно было сделать лишь два вывода. Либо это дитя было страшно талантливо и смогло поразить даже непрошибаемого Кокушибо-доно, либо… — Дела у нас совсем дрянь, — внезапно многозначительно бросил себе под нос Доума и мрачно посмотрел на замершего Кайгаку. А затем снова как ни в чем не бывало улыбнулся своей обаятельнейшей смазанной улыбкой. — Что, волнуешься? Ничего, все мы когда-то были на твоем месте. Я тоже всего сто лет назад был Шестой луной, представляешь? Ох, славные были времена… Но видишь, прошло всего ничего, а я уже Вторая. Здорово, правда? Тебе, в отличие от нас, особенно повезло, Кайгаку-доно. Тебя к себе принял сам Кокушибо-доно, а он у нас такой весь неприступный… Аказа-доно, скажите, Кайгаку-доно правда ведь очень повезло? Доуме, казалось, было совсем плевать на воцарившуюся неловкую гробовую тишину — он продолжал переключать внимание то с нового друга, то обратно на бывшего. Пытаясь разбудить хоть кого-нибудь. Безрезультатно. Что Кайгаку, что Аказа были глубоко погружены в свои невеселые мысли, и как бы Доума ни старался, у него совсем не получалось задеть хотя бы одного из них. Для Кайгаку сегодняшний Совет должен был быть первым, а оттого и памятно-особенным. Для Аказы же… Аказе этот Совет тоже должен был запомниться. Доума уже знал это наверняка. Доума знал, что сегодня будет весело. А совсем скоро… еще веселее. Радужные глаза хищно сверкнули в предвкушении — в предвкушении пира и зрелищ. Не один Аказа сейчас упивался томительным ожиданием Господина. Не один Кайгаку непривычно нервничал. Сейчас Доума понимал своих «друзей» как никто другой. — С вами от скуки умереть можно, — удрученно заключил наконец Доума, задрав голову. — Эх, где же Господин с Кокушибо-доно, опять у них какие-то секретики от нас… Аказа-доно, ты, что, совсем не завидуешь? Аказа снова и бровью не повел. Аказа лишь снова и снова невольно пересекался взглядом с подопечным Кокушибо. Еще пару месяцев назад он бы порадовался свежей крови — наконец-то, новый потенциальный соперник, да еще и обращенный охотник. Находка. О таком противнике Аказа и не мечтал. Но сейчас в голове даже при одной этой завидной мысли стоял сплошной белый шум. — А я знаю, чему Аказа-доно у нас точно обзавидуется. Кайгаку-доно, ты ведь не против стать моим лучшим другом? — Как скажете, Доума-сама, — немного подумав, отозвалась Шестая луна. Кокушибо-доно уже успел ему доходчиво объяснить устройство демонической иерархии: старшим лунам ты должен подчиняться беспрекословно, выполнять все, что они ни прикажут, если это не перечит воле Господина. Кайгаку еще будучи простым человеком, зеленым охотником чтил и уважал тех, кто сильнее, тех, кто старше его по званию. С этим у него здесь не должно было возникнуть никаких проблем — своего нового учителя он не разочарует. Напряжение в комнате все нарастало. Ни Кайгаку, ни Аказа не знали, когда это представление закончится. А Доума знал. Доума вообще знал много всякого. Чего другим знать было просто не положено. — Предлагаю после собрания посетить мой храм, Кайгаку-доно. Уверяю, у меня в гостях тебе понравится. Аказа-доно не даст соврать: я очень гостеприимен. У меня, между прочим, очень много последователей — на любой вкус. Я угощаю. Кого-нибудь могу даже подарить — растянуть удовольствие, так сказать. — Он… никуда… с тобой… не пойдет… — раздался где-то сверху ровный жесткий голос. По комнате прошелся замогильный холодок. Доума деланно дернулся, Кайгаку же побледнел. Кокушибо, выдавший себя одной лишь предупреждающе-угрожающей фразой, все не собирался показываться, ощущалось лишь его тяжелое присутствие. Аказа, стоявший в стороне, почти сразу почувствовал на себе горящий напряженный взгляд. Когда-то от подобного взгляда трех пар глаз внутри Аказы все мгновенно стягивалось в тугой узел. Сейчас же он и не подумал дрогнуть. Уж кто-кто, а Кокушибо последний стал бы сейчас лезть к нему. Аказа знал, что Кокушибо его не переваривал. Не принимал. Недооценивал. Аказа уже не первую сотню лет порывался снести ему голову. Победить бывшего охотника и первого демона, встать на первое место перед Господином — вот, зачем ему нужна была сила. Достичь совершенства, достичь абсолютного превосходства — в своих глазах и глазах Господина. Зачем?.. Аказа только недавно начал задаваться вопросами «зачем?», «ради чего?» Что дальше? Что было бы дальше, если бы он одолел Кокушибо? Что бы он делал дальше? Просто продолжил бы верно служить Господину, ища лилию, истребляя охотников? Аказа знал, что Господин жил целью победить солнце. Но Аказа не знал, нужно ли это было ему самому. Он никогда не горел идеей порабощения мира, никогда не допускал даже мысли встать на равных с Господином. Невозможно, немыслимо. Раньше Аказа жил простыми целями: выслужиться и стать сильнее. Сейчас он по-прежнему цеплялся только за первое. Аказа не собирался прямо сейчас погрязнуть в еще одних накативших на него самокопаниях. Особенно под острым прожигающим взглядом Кокушибо. Нужно было только дождаться Господина. Если Кокушибо уже прибыл, значит и Господин совсем скоро должен… Должен оборвать этот цирк, который от саднящей скуки все продолжал играть Доума. — Ох, Кокушибо-доно, простите-простите-простите меня, я совсем не подумал!.. — запричитала в пустоту Вторая луна, пораженная внезапным озарением. — Вы, наверное, тренируете эту бедняжку день и ночь, день и ночь… Что, хотите, чтобы Кайгаку-доно за пару месяцев обогнал нас с Аказой-доно и занял место подле вас? Извините, но свое второе место я уже обещал проиграть и уступить своему бывшему лучшему другу. А слово я свое держу. Пусть Аказа-доно меня недавно и очень-очень обидел. Я отходчивый и совсем не злопамятный, вы знаете. — Достаточно. Все в одно мгновение дрогнули и склонили головы. Доума замолк. Мудзан Кибуцуджи в белоснежном костюме на европейский манер размеренным шагом прошелся по одной из комнат, едва уловимым жестом подозвав к себе Кокушибо. Тот тут же оказался у Мудзана за спиной, все так же не поднимая головы. — Мало. Вас осталось так мало, — в пугающем напускном безразличии отметил Прародитель демонов, проходясь пустым взглядом по каждому своему слуге, вызывая в каждом из них леденящую благоговейную дрожь. Злился, Мудзан Кибуцуджи сейчас безумно злился. — Вы не только не способны найти мне лилию, вы даже не способны достойно дать бой охотникам. Людям. Слабым ничтожным людям. Для чего вы вообще существуете? Чтобы пятнать мое имя? Чтобы унижать меня своими позорными поражениями? Меньше чем за год охотники убили трех Высших лун. Без ощутимых потерь. Убожества. Вы — убожества, не они. Никто не смел подать и звука. Даже Доума непривычно побелел и поник, откусив и проглотив собственный язык. — У меня нет времени, чтобы собрать новый состав лун. Скоро у вас будет последний шанс выслужиться. В следующий раз, когда я призову вас, Организация охотников вместе с семьей Убуяшики перестанет существовать. Все собравшиеся подняли глаза, с немым вопросом уставились на Господина, который тем временем недвижно стоял над их головами, ответно всматриваясь в каждую раболепную макушку. — Вы нашли штаб, Господин?.. — против своей воли озвучил вспыхнувший вопрос Аказа, и тут же его тело зашлось в леденящем ознобе, а сердце болезненно сжалось. Сердце болезненно сжали — невидимой рукой заставили его замолкнуть, замереть. Лопнуть. Аказа схватился за голову — кровеносные сосуды во всем теле продолжали лопаться и лопаться, не успевая регенерировать. Сознание трескалось от собственного внутреннего крика. Молчать. Он должен был молчать. — Тебя это удивляет, Аказа? Ты не рад, что твой господин сделал за вас вашу работу? Штаб найден. Мне нужен демон, победивший солнце. Сейчас его прячет семейка Убуяшики. Вам больше не нужно искать Паучью лилию — вам нужно лишь уничтожить охотников, которые будут застаны врасплох моим приходом. Учитывая вашу слабость и ничтожность, для кого-то из вас эта битва будет последней. Вы и правда все расслабились. Правда, Аказа? Посмотри на меня. Скажи мне, о чем ты сейчас думаешь. — Он думает о том, как же обрадуется Мей-чан, когда снова встретится и с ним, и со мной. И с вами, Господин, — не выдержав, радостно ответил за онемевшего Аказу Доума и растянулся в ядовитой улыбке. Убито ошарашенный Аказа-доно выглядел просто потрясающе, Доуму даже пару раз приятно передернуло от такого воистину редчайшего зрелища. Вот, кто уже заведомо был застан врасплох. Глупый Аказа-доно думал, что переиграл своего бывшего лучшего друга… Но глупый Аказа-доно совсем забыл, что Господина переиграть было невозможно. — О, Господин, вы определенно должны познакомиться с этой девушкой, она такая милашка!.. Да-да, та самая, что сумела растопить сердечко нашего неприступного Аказы-доно, я вам уже рассказывал про нее. Много рассказывал. Она просто прелесть. А вы в нас не верили, а вы думали у нас не получится!.. Представляете, Аказа-доно на ней так помешался, что даже отдал ее охотникам — не захотел со мной делиться. Ужас-ужас, до чего доводит несчастная любовь… А ведь когда-то он говорил, что это у меня не все дома, да-да… Казалось, никто в Крепости не слушал бессвязный возбужденный треп Доумы. Все слушали только разорванное едва бившееся сердце Аказы. — Высших лун почти не осталось. Шестое место займет ученик Кокушибо, — вновь в напускной невозмутимости оборвал Вторую луну Мудзан Кибуцуджи, не удостаивая и взглядом того, о ком сейчас говорил. Бывший охотник, за которого совсем недавно поручился самый преданный и сильнейший его слуга — нет, сейчас Мудзана не интересовало даже имя этого избранного мальчишки. Кокушибо сумел в кратчайшие сроки найти достойнейшего на место луны — достаточно. Мудзан доверял Кокушибо и даже не думал сомневаться в верности его выбора. У Прародителя демонов сейчас были совсем другие заботы. Прародителя сейчас интересовали только два демона: Незуко Камадо и… Аказа. Мудзан и подумать не мог, что все зайдет так далеко. Что, один из его сильнейших демонов с самым высоким потенциалом действительно сломан? Сломан какой-то девчонкой? Доума перестарался, переиграл — Мудзан его предупреждал. Мудзан слишком много полагался на тех, кто слишком часто подводил его доверие. Все нужно было делать самому. Разобраться с Аказой тоже нужно было самому. — В последней битве охотников и демонов вы умрете за меня, — Мудзан смотрел в застывшее лицо Аказы не отрываясь, улавливая каждую мертвую эмоцию. Мудзан без чтения мыслей знал, о чем сейчас думал его слуга, на которого когда-то он слишком много успел поставить. Проиграл. Сейчас Аказа проиграл. Забылся, запутался. Сломался. Но все еще можно было изменить, исправить — Аказе еще рано сносить голову. Аказу можно починить. Достаточно дать ему второй последний шанс. Мудзан Кибуцуджи привык раздавать вторые шансы убогим и потерянным — за многолетнюю верную службу Аказа заслужил такую милость. — Вы часто забываетесь. В вашей жизни должна быть только одна привязанность — ко мне. В вашей жизни нет ничего и никого важнее меня и моих целей. Вы часто забываетесь, не заставляйте меня напоминать вам о смысле вашего существования. Не злите меня. Не зли меня, Аказа. — Господин, я… — Я знаю. Я все знаю. Я все знаю и прощаю тебя. Прощаю за то, что ради девчонки ты связался с охотниками. Прощаю за то, что ты не нашел в себе сил разобраться с этим сам. Я прощаю тебя за то, что даже сейчас ты думаешь не обо мне и моих словах, а о том, что скоро вместе со штабом будет лишена жизни и она. — А я говорил, что он сошел с ума, Господин. Эх, от слабости ума и сумасшествия не застрахованы даже Высшие демоны, как жаль, как жаль… Знаете, я думаю, он больше не заслуживает прекрасную Мей-чан. Господин, надеюсь, вы позволите забрать ее мне… Будьте уверены, я не присвою прекрасную Мей-чан себе, я обязательно со всеми-всеми поделюсь! И первым делом поделюсь с моим новым лучшим другом, — Доума оскалился и покосился на Кайгаку, который все это время не смел отрывать взгляда от пола, и выглядел, кажется, даже белее, чем недобитый Аказа-доно. И правда, какой же стеснительный мальчик. — Обещаю, со мной, то есть… С нами, Мей-чан будет по-настоящему счастлива. Мудзан не обратил внимания на очередной комментарий Доумы. Сейчас он был занят только Аказой. Аказой, на мертвом потрескавшемся лице которого с каждой секундой просыпалось все больше и больше тупого смирения, смешанного с леденящей нутро оторопью. Аказа всегда был понятливым. Мудзан изначально знал, что Аказа изначально был особенным. Он сумел удивить его даже будучи человеком — не каждому зеленому мальчишке под силу устроить кровавую бойню с почти семью десятками изуродованных жертв. Аказа когда-то сумел удивить повидавшего многое демона. Аказа продолжал удивлять этого демона и сейчас. Со всем этим Мудзан должен разобраться лично. А сейчас — не рубить с плеча. Он изначально знал о главной слабости Аказы. Изначально предполагал, что Доума с его заданием не справится, а может, сделает все только хуже. Так оно и вышло. Неважно — сейчас это все уже было неважно. Главное, Аказа все еще был верен ему, Аказа все еще знал, чего от него ждали. Убить. Он должен был убить все свои привязанности, оставив в сердце и душе место только для одной. Для него, для Господина. Мудзан верил: Аказа справится. — Собрание закончено, — громогласный голос прокатился по комнате. Мудзан исчез, за ним в то же мгновение испарился и Доума. В комнатах остались только трое. Кокушибо, все это время хранивший молчание, с нескрываемым презрением бросил немой взгляд на Аказу. Обычно холодного, ничем невозмутимого Кокушибо откровенно раздражило то, что Господин уделил столько внимания этому недостойному. Снова выделил Аказу. И совсем не отметил его нового ученика — Кайгаку. Не заметил. То, что Аказа выше службы Господину поставил игрища с какой-то девкой, Кокушибо расценивал как чистой воды предательство. Будь его воля, он не раздумывая устранил бы Аказу. Он безнадежен. Падший демон, погрязший в слабостях и эгоистичном безумии. Такие ничтожества Господину были не нужны. Не нужны ведь?.. Кокушибо знал Господина не одно столетие, не раз предугадывал его желания и помыслы. Рядом с Господином Кокушибо позволялось чувствовать то самое единение мыслей и душ, которое было ему недоступно в его убогой прошлой прежней жизни, где он безнадежно гнался за силой и признанием — гнался за безнадежно далеким братом. Будучи сильнейшим демоном, Первой луной, Кокушибо был связан с Господином кое-чем более крепким, чем братские узы, а потому Кокушибо важно было понять каждый тайный смысл, помысел, волю Господина. За что он так милосерден с Аказой? Милосерден с тем, кто этого совсем не заслуживал. Кокушибо знал, что Господин еще несколько месяцев назад поручил Доуме разобраться с главной слабостью Аказы — нежеланием поедать плоть женщин. У Доумы ничего не получилось. Аказа стал еще более ничтожным, чем был. Так зачем Господин продолжал возиться с ним? Зачем давать вторые шансы тому, кого давно стоило отправить в ад? Кокушибо не понимал. Кокушибо ненавидел неопределенности. Как только будет решена самая важная и насущная проблема — охотники — Кокушибо обязательно выбьет право лично заняться Аказой — лично сопроводить его на тот свет. Пока же ему стоило заняться своим учеником, что уже покорно ждал его дальнейших указаний и без его приказа не смел и двинуться с места. — Ты слышал… Что сказал Господин… Тебя нужно подготовить… к твоей первой серьезной битве…***
— Господин, по-моему, он вас совсем не понял. Аказа-доно, он же у нас такой… Тугодумный немного. Он точно-точно вас совсем не понял. Доума плелся следом за Мудзаном, по дороге корча гримасу тревожного беспокойства. Ему все это не нравилось. От Господина он надеялся на более яркое представление. Надеялся, что от Аказы к концу собрания останется только кровавая жалкая лужица, в которой Доума с удовольствием бы поплескался, но нет. Судьба снова благоволила неприлично везучему Аказе-доно. Доума страшно ревновал. Доума страшно завидовал. Наверное. — А если Аказа-доно не сможет? — все не унимался он, пытаясь обратить на себя хоть немного внимания. Он же и правда волновался. Он же и правда переживал, что из-за непрошибаемости Аказы-доно все легко могло пойти прахом. — Тогда… — Тогда она останется жить, — просто ответил Мудзан, лишь на секунду помрачнев. Доума уже начал его утомлять, но даже Прародитель демонов не мог так просто избавиться от липкой навязчивости Второй Высшей луны. Это, к сожалению, понимали они оба. — Господин, ваша милость не знает… — уже хотел было восхищенно возмутиться Доума, но вовремя осекся. Понял. Губы сами растянулись в безумной усмешке. Милость Господина и правда не знала границ. — Да-да-да, Мей-чан будет жить! Мы устроим ей настоящий Рай на земле! Господин, вы так верите в меня и в мою пресвятую миссию… — Я верю в Аказу, — холодно оборвал Доуму Мудзан, замерев лишь на миг. Красные глаза впились в радужные. Послышался резкий вздох. — Он убьет девчонку сам. Не вмешивайся в это, Доума. Не вмешивайся, пока я не дам тебе на это приказ. — Как скажете, — припоминая недавнюю избитую фразу своего нового лучшего друга, разочарованно бросил Доума, сбавляя шаг. — Буду надеяться, что Аказа-доно не оправдает ваших ожиданий. А то так будет совсем скучно. Я так мало успел насладиться Мей-чан, а Кайгаку-доно так вообще… Доума вдруг остановился. Опустил голову, пряча хищный оскал. — Господин, вы правда совсем-совсем не злитесь на Аказу-доно? Он же, пусть и всего на минутку, но снюхался с охотниками, я ведь даже не успел огорчить вас этим, а вы уже знали… Мудзан продолжал идти по бесконечному коридору, не собираясь останавливаться. Ноги же Доумы пригвоздило к полу — он больше не мог двинуться с места. — Сегодня я уже сказал, что не люблю, когда мои слуги забываются. Тебя это тоже касается, Доума. Доума хотел было что-то сказать, но не смог. Язык снова провалился в глотку. Удобно. Заткнуть его можно было только таким способом. Жаль, что не надолго. Белоснежный размытый силуэт Мудзана быстро растворился среди комнат. Доума в расстроенных чувствах, опять всеми брошенный и покинутый, мотнул головой. Даже Накиме-чан не спешила возвращать его в храм. Никому он не нужен. Опять. Господин возится с Аказой-доно, Кокушибо-доно возится с Кайгаку-доно, а Доума… А Доума как всегда сам по себе. Это он привык волноваться обо всех и сразу — на него же всем чаще всего было просто-напросто наплевать. Обидно. Доума знал, что еще не сошел с ума от такой страшной несправедливости только потому, что в нем все еще нуждались. Его последователи, его друзья. Господин. Господин в нем очень нуждался, пусть и не говорил, не показывал это напрямую. Аказа-доно обязательно оступится, подведет Господина. А Доума будет рядом — будет рядом, чтобы утешить и занять место любимчика вместо глупого и совсем уж безнадежного Аказы-доно. У Доумы были свои планы на последнюю битву, на Мей-чан, на Аказу-доно. Даже на Господина. Доума был уверен: на этот раз ему кто-нибудь обязательно да подыграет.