Аппетиты

Мей не долго переминалась с ноги на ногу у дверей Санеми-сана. Настроение у нее было более чем приподнятое. Несмотря на поздний вечерний разговор с Гию-саном, ей снова не пришли во сне ни Доума, ни Аказа. Мей чувствовала себя как никогда спокойно. Спокойно и уверенно. То, что Санеми-сан тоже будет хотя бы в сносном расположении духа, она даже не надеялась. Мей опустила взгляд на поднос с лекарствами, настойками, которые она все утро собирала специально для него, и слегка нахмурилась. Все-таки она кое-что забыла. Ну ничего, еще успеет отлучиться. Мей дернула ручку — она поддалась не сразу. Дверь открылась с трудом: оказалось, она была подперта перевернутой табуреткой. Мей сморгнула. Перевела осторожный взгляд на дальний темный угол, где лежал ее проблемный пациент. Это он сам, что ли, заперся? Нет, глупость. Судя по последним анализам, Санеми-сан сейчас не мог даже самостоятельно встать — настолько он был слаб. Мей без лишнего шума свободной рукой подхватила табуретку и медленно пошла в сторону больничной кровати. В палате было темно, несмотря на то, что на улице уже давно стоял полдень. Видимо, это Санеми-сан настоял, чтобы ему на единственное окно навесили самые плотные занавески. Ну, ничего, с мраком в этом страшном месте справиться будет проще всего. А вот можно ли было справиться с мраком самого Санеми-сана — этот вопрос для многих уже был лишь риторическим. Поставив поднос с лекарствами на столик, а табуретку на пол, Мей выдохнула, поморщилась. Дышать здесь и правда было нечем, тяжело. Она уже слышала от девочек, что Санеми-сан запрещал даже близко подходить к окну, открывать его хотя бы раз в день на проветривание. Санеми-сан будто хотел если не умереть тихо от ран, так задохнуться в едких запахах медикаментов и использованных бинтов. Мей подошла к постели почти вплотную. Санеми лежал, прикрыв глаза — спал. Шрамы на его осунувшемся исхудалом лице казались будто еще больше, еще уродливей. Грудная перевязанная клетка едва-едва вздымалась. Мей опустила взгляд на руку, выглядывавшую из-под плотного одеяла. Мей потянулась к ней. И тут же застыла в немом вскрике. Серые стеклянные глаза смотрели на нее не отрываясь. Не отрываясь пожирали. Мей чувствовала, что хватка была слабой, и все же она не могла заставить себя отдернуть руку. Она попалась. Глупо. И будто намеренно. — Ты что здесь забыла? — Мей едва узнала в этом хриплом рваном голосе того самого Санеми-сана, чьими громогласными выругиваниями она обычно заслушивалась, прячась в поместье Убуяшики. — Я… Я ваш новый лечащий врач, Санеми-сан, — не дрогнувшим голосом ответила Мей, натянув на лицо что-то отдаленно напоминавшее улыбку. — Буду рада вам помочь. Санеми покривился. В глазах расплескалось еще больше бешенства. Нет, они там все точно совсем ополоумели. Она?.. Лечить?.. Его?.. Да он быстрей ей руку с мясом вырвет, чем она к нему притронется. Снова притронется. — Убирайся, — серые глаза налились кровью. Терпение Санеми было на исходе — хватило его не больше, чем на полминуты. — Не могу, — на выдохе вкрадчиво отозвалась Мей, скосив взгляд в сторону. — Сначала отпустите меня. Санеми не сразу понял, что она вообще имела в виду. В сознании все расплывалось, разум тормозил. Уже не первую неделю. Санеми опустил глаза. Он все еще держал эту прокаженную за руку. И без того исполосованное безумием лицо исказила гримаса отвращения. Санеми ослабил хватку, разжал ладонь. Мей тут же рефлекторно дернулась. Но не сдвинулась с места. Какое же убогое противостояние. У Санеми противно засосало под ложечкой. Если бы он хотя бы мог встать… Если бы он мог сделать сам хотя бы пару шагов, он бы тут же вышвырнул эту девку к черту из своей платы. К черту из штаба. Теперь ее защищать было некому — все сдохли. Все, кроме Санеми. К сожалению. — Как ваше самочувствие? На что жалуетесь? — невозмутимо между тем спросила Мей, потирая запястье. Санеми посмотрел на нее как на совсем отбитую. — Ты глухая, нет?.. Мей мотнула головой. — Санеми-сан, простите, но сейчас давайте поговорим о ваших недугах. Так что? Жалобы есть? Ее непрошибаемое спокойствие выводило сильнее, чем плаксивая истеричность остальных девок — подчиненных Кочо — которых Санеми-сан уже не по разу успел благополучно послать и довести до ручки. Вот только сейчас, кажется, его угрозы и грубости играли только против него. Конечно, эта двинутая же пресмыкалась, уживалась с самими демонами — с ней нельзя было по-человечески. До таких, как она так не дойдет. — У тебя сейчас жалобы будут, идиотка, — прорычал Санеми и, скрипнув зубами, потянулся к принесенной Мей же табуретке. Мей нахмурилась, невольно отступила на пару шагов назад. Он, что, правда собирался сейчас кинуться в нее?.. Мей поймала на себе безумный, полный злобы взгляд. Нет, он не шутил. Мей сделала еще шаг назад. Санеми отпускать табуретку никак не собирался. — Сама свалишь или помочь? Мей застыла на месте. Сжала руки в кулаки. Если отступит — проиграет. Санеми только этого и ждал. И не только он: Аой-сан наверняка уже тоже засекла, насколько ее хватит. — Мне не нужна помощь, Санеми-сан. Сейчас она нужна вам. — Помощь от девки демонов, ха? Много о себе думаешь. — Для вас я врач, Санеми-сан. — Для меня ты — хуже демонической твари. Мей смолчала. На губах застыл отрешенный вопрос «почему?..», но Мей вовремя осеклась. Закусила губу. Санеми-сан был не в себе. Санеми-сану нужна помощь. Мей уже приходилось работать с пациентами, которые в бреду тоже видели в ней не пойми кого — дело привычное. Пусть и не особо приятное. Если Санеми-сан мог быть честен в своем презрении к ней, значит, она могла добиться от него честности и в других вещах. Отчаянного оптимизма в Мей было не занимать. Она, уже только подходя к палате, была заранее готова к выслушиванию потока оскорблений, ругательств, обвинений. Она ведь понимала: Санеми-сану нужно было выпустить пар. Успокоиться. И принять неизбежное. На ближайшие недели Мей Оота, проклинаемая ненавидимая демоническая девка, от него никуда не денется. — Вам нужно принять лекарства, Санеми-сан. Только тогда я уйду от вас. Сегодня. — Условия мне ставишь? — он все еще не понимал, чего она добивалась. Уж кто-кто, а она должна была обходить его палату за километр. Может, она специально пришла: отомстить, поизмываться? Думает, раз он не сможет сейчас ей прямо двинуть, то и бояться нечего? Дура. Самонадеянная дура. Он, если надо, и зубами ей глотку перегрызет — благо, челюстью шевелить может. — Я лишь исполняю указания Аой-сан. А вам стоит исполнять мои указания, пока вы являетесь моим пациентом. Вы ведь все понимаете, Санеми-сан. Все понимаете, но почему-то упрямитесь. Мей посмотрела Санеми прямо в глаза — она обязательно узнает, «почему». Почему Санеми-сан смотрит на нее сейчас так, будто она ему главный и единственный враг? Даже на их первом собрании, в их первую встречу он так не смотрел на нее. Мей помнила: в его глазах тогда читались злость, нетерпение, недоверие, мнительность. Но никак не ненависть. Санеми не доверял ей, вечно в чем-то подозревал. Но не ненавидел. Сейчас же… Сейчас все изменилось. Сейчас он не Столп Ветра и она не заплутавшая демоническая пленница. Врач и пациент — вот, кто они сейчас друг другу. В их отношениях не должно быть место ненависти. Санеми должен был это понять. Иначе Мей придется действовать совсем иначе. У ее бабули находилась управа на каждого чумного калеку. Мей тоже постарается не оплошать. Постарается понять. — Я хочу помочь вам, Санеми-сан, — отчаяние все-таки пробилось в ее голосе. Санеми, до этого все лежавший на спине, с хрипом, медленно перевернулся на бок. Зрачки сузились. Дыхание совсем затихло. Зверь готовился к последнему рывку. — Так помоги, — процедил он бесцветным мертвым тоном. Лицо снова исказила непонятная гримаса. Мей лишь усилием воли заставила себя устоять на месте — не попятиться назад. — Свали отсюда к чертовой матери. Иначе… пожалеешь. Мей покачала головой. Единственное, о чем она будет жалеть, так это о том, что она не взялась за Санеми-сана раньше. Сейчас привести его в чувства будет сложнее — случай тут явно запущенный. На перекошенном лице Санеми лишь на мгновение вспыхнуло что-то похожее на удивление, стоило Мей резко развернуться в сторону двери. Он уже и не надеялся, что до этой тронутой хоть что-нибудь дойдет. — Я сейчас вернусь, Санеми-сан. Пожалуйста, не спешите без меня трогать настойки, я еще не дала инструкции, — на ходу бросила Мей, торопливо прикрывая за собой дверь. Она совсем забыла взять с собой заключение по последнему осмотру — придется быстренько сходить за ним сейчас. Пусть Санеми-сан пока отойдет, остынет. Хотя Мей сильно сомневалась, что это вообще было возможно. Вернулась она спустя десять минут. В палате было привычно жутко тихо. Мей снова сжала ручку. На этот раз дверь открылась легко — подпереть ее табуреткой Санеми еще не успел. И не собирался, видимо. Глаза Мей снова погрузились в темноту. Она вообще не понимала, как другим девочкам удавалось здесь работать. Впотьмах ведь запросто можно было что-нибудь напутать, что-то перелить, что-то недосмотреть… Нет, Мей так рисковать точно не будет. Санеми не демон — от солнечного света явно не сгорит и не растает. Мей хотела было снова подойти к «затихшей» постели, но на полпути замерла. Правая нога ступила во что-то мокрое. Мокрое и колкое. Мей ахнула, присмотрелась. А затем перевела пустой взгляд на прикроватный столик: подноса с лекарствами как ни бывало. — Санеми-сан, я же просила вас не трогать… Эти настойки делались специально для вас не один час. И не одним человеком, — в Мей совсем некстати проснулся разочарованный тон. Уколы совести на Санеми сейчас точно не подействуют. Мей выдохнула. Аккуратно на цыпочках подошла к окну и одним резким движением раздернула плотные темные шторы. В глазах защипало от яркого полуденного света. Мей невольно сощурилась, опустила взгляд вниз. Чаши с настойками долетели аж до окна, заляпав не только пол, но и стены. Шторы. — Сделала как было и проваливай. Мей даже не обернулась на хриплый грубый голос. Она только потянулась к занавескам и начала их аккуратно отстегивать, стягивать. В комнату пробилось еще больше света. За спиной Мей послышалось подозрительное копошение. А затем раздался уже знакомый слуху скрип табуретки. — Закрой окно. Иначе… — Вы очень не аккуратны, Санеми-сан. Взяли и испортили такие красивые занавески… Придется застирывать, придется… Договорить Мей не успела. Рядом с ней, буквально в паре сантиметров, пролетела табуретка, с треском ударившись о стену. Мей нервно вздрогнула, застыла. Повернулась. На ее побелевшем лице не было и намека на испуг. Лишь… интерес? В глазах Мей вспыхнул больной, нездоровый интерес. Санеми невольно сглотнул. — Ох, Санеми-сан, оказывается, ваши анализы врут. Ваше самочувствие, должно быть, очень даже ничего, раз вы смогли броситься в меня целой табуреткой. Уверена, если вы хотя бы пару дней попринимаете отвары, которые я вам пропишу, в следующий раз вы в меня точно попадете. Больше не промахнетесь. — Ты… Ты больная, — шумно дыша, выдавил из себя Санеми. В серых глазах вперемешку со злобой застыло и искреннее непонимание. Санеми будто и сам не верил, что прямо сейчас чуть не зашиб эту отбитую. Сам. Своими трясущимися от слабости и судорог руками. Неужели его ненависть к ней было настолько сильна? — Нет, это вы больны, Санеми-сан, — вкрадчиво поставила наконец свой диагноз Мей, сдвинув брови. — Очень больны. Вас нужно лечить — хотите вы этого или нет. — Притронешься ко мне хоть пальцем — придушу. — Попробуйте, Санеми-сан, — на губах Мей скользнула мимолетная снисходительная улыбка. — Могу ручаться: сейчас у вас ничего не получится. Санеми сжал одеяло в кулаки. Все тело потряхивало в горящем ознобе, голова каждую секунду раскалывалась будто от тупых ударов. Слабак. Убогий ничтожный слабак. Даже она это видела — убогая ничтожная отбитая. — После обеда я принесу вам новые отвары. А пока… Давайте я осмотрю вас. Мей сделала шаг вперед. При солнечном свете Санеми выглядел особенно бледным, совсем осунувшимся, исхудавшим. Страшным. Санеми выглядел чертовски страшно. Мей даже не сомневалась: все его угрозы не были пустыми. Если бы у него были силы, он точно ее бы придушил. А затем накрыл бы замаранной ее же настойками занавесками. — Пожалуйста, не сопротивляйтесь, Санеми-сан. Будет только хуже. Санеми впился в нее злющим колючим взглядом. Мей была совсем не в том положении, чтобы угрожать или же ставить ему какие-то там условия. Он не будет играть с ней в пациента и врача. Лучше он полежит и подождет, пока кто-нибудь из них двоих не сыграет в ящик. Мей тем временем подошла к постели Санеми и со вздохом перевела взгляд на пустующий столик. Не зря она по совету Нахо-сан еще утром предусмотрительно приготовила несколько порций отваров. Если Санеми продолжит упрямиться, она приготовит еще пять, десять, двадцать. Мей тоже не хотела уступать. Не имела права. Мей взяла из-за столика чистые бинты, оставленные еще вчера Нахо-сан. Пристально посмотрела в серые глаза. Тупик. Только сейчас до Санеми, должно быть, дошло, что он попал в самый настоящий тупик. — Я не уйду, пока мы не выполним с вами все процедуры, Санеми-сан. Кидайтесь табуретками сколько душе угодно. Если уж случится так, что вы меня покалечите, я попрошу Аой-сан, чтобы меня положили в палату вместе с вами. Вам ведь одиноко здесь, Санеми-сан, правда? Без света, без… Мей осеклась. Санеми взглянул на нее совсем уж дико, злобно и будто неверяще. Он не верил, что Мей говорила все это всерьез. Демоны эту дуру здорово поднатаскали: изводить охотников у нее получалось вполне себе неплохо. Мей невольно дернулась, когда Санеми попытался приподняться. Она тут же помогла ему, придерживая за плечи. У него и правда был жар — Мей это поняла, только коснувшись его горящей грубой кожи. Все-таки не стоило ему швыряться табуретками — перенапряжение налицо. — Я должна сделать вам перевязку, Санеми-сан. Если ваши раны загноятся, вы снова попадете ко мне на операционный стол и ваше восстановление только затянется. Вы же понимаете, что это значит? Санеми скосил пустой взгляд на руки, что застыли на его плечах. Холодные, мягкие, тонкие — когда-нибудь Санеми и правда вырвет их вместе с суставами. Слишком уж руки у Мей загребущие. — Пока вы не поправитесь, я вас не оставлю, Санеми-сан. — Сделай… — вдох. — Проваливай… — выдох. — Пять минут… — все, что смог выдавить из себя Санеми, окатив Мей при этом полным презрения взглядом. Ему и правда было паршиво: тело било будто в лихорадке уже третий день. Санеми был далек от лекарского дела, но понимал, что скорее всего причина была в воспалившейся ране. Если он и дальше продолжит отказываться от помощи, то просто помрет здесь от заражения. Очень тупо помрет. А умирать Санеми было нельзя. Очень хотелось, но… нельзя. Санеми прикрыл глаза, стиснул зубы, стоило Мей снова коснуться его кожи — теперь на груди. Мей не стала медлить: натянула перчатки, достала из-за столика раствор и принялась за перевязку. Старые бинты снимались плохо — за пару суток уже успели налипнуть к покрасневшим ранам. Мей старалась убирать их как можно аккуратней, но Санеми чуть ли не при каждом ее действии то и дело кривил напряженное перекошенное лицо. И все же он молчал. Санеми больше не выплюнул ни слова, полностью позволив Мей сосредоточиться на перевязке. Видимо, понял: если он будет еще и отвлекать ее своими угрозами, оскорблениями и прочими словесными выпадами, отвянет она от него не скоро. Никогда не отвянет. Скорее лишит его остатков рассудка. Мей между тем почти обработала швы на груди и ниже, пройдясь смоченной раствором марлей. Гноя и правда было много. Мей понимала, что раны не хотели затягиваться вовсе не потому, что этому противился ослабленный организм. Нет, этому противился сам Санеми-сан, давая медсестрам менять себе повязки только раз в три дня. Мей не прогадала, когда специально напросилась лечить Санеми-сана именно в один из таких «благодатных» дней. Если бы она зашла к нему вчера или завтра, он бы точно ее к себе не подпустил. Ни под каким предлогом, ни под какими уговорами. Санеми-сан был бы непреклонен. Сегодня же все звезды сошлись, чтобы позволить Мей наконец заняться своей работой. Заняться Санеми-саном. Мей аккуратно завязала последний бинт и рассеянно взглянула в сторону окна. Солнце уже успело выйти из зенита. Значит, прошло явно больше получаса — совсем не пять минут. Санеми будто бы совсем не обратил на это внимания. Даже сейчас он не торопился гнать ее: ждал, пока Мей сама уберется вместе со своими склянками-банками — оставит его наконец в покое. Сейчас у него не было сил даже накричать на нее. Не хотелось. Ему ничего не хотелось. — Благодарю, Санеми-сан. Скоро вам принесут обед. Если у вас есть какие-то пожелания, я могу передать. Санеми лишь мрачно зыркнул на нее. Мей выдохнула, принялась подбирать осколки разбитых чаш и складывать их в один таз вместе со старыми снятыми бинтами. — Через три часа я вернусь с новыми отварами. — Я не собираюсь пить твою дрянь. — Хотите, чтобы отвары вам приготовил кто-то другой? Это не проблема, Санеми-сан. Я попрошу Нахо-сан… Мей замолкла. Уже по одному красноречивому разъяренному взгляду Санеми-сана было ясно, что откуда бы она ни достала свежие отвары, их ждала уже известная им обоим участь. — У этих отваров особый сложный рецепт готовки, вам необходимо принимать их по режиму. Вы совсем не думаете ни о себе, ни о других, Санеми-сан. Так нельзя. — Ты правда собралась учить меня, что мне можно, а что нельзя? Мей покачала головой. Она совсем не хотела доводить Санеми до белого каления. — Нет. Я лишь хочу, чтобы вы быстрей поправились, Санеми-сан. Вы же тоже хотите, чтобы мы скорее попрощались? Санеми ничего не ответил. — Я рада, что хоть в чем-то мы смогли понять друг друга. Это прогресс, Санеми-сан. Мей в одну руку взяла наполненный осколками и бинтами таз, а второй подхватила снятые занавески. — Оставь, где взяла, — едва не прорычал Санеми, на что Мей лишь пожала плечами. Сжала подобранные занавески в руках еще крепче. — Я повешу вам другие, Санеми-сан. Вы же видите, ваши нужно застирать, — с этими словами Мей невозмутимо покинула комнату, оставив Санеми наедине с разливающимися лучами солнца, которые уже давно успели добраться до его постели, не оставив ему никаких путей к отступлению. Мей была довольна собой. Еще больше — Санеми-саном. Оказывается, все было совсем не так безнадежно, как она уже успела себе надумать. Санеми тоже умел идти на уступки, с Санеми можно было работать. Санеми еще можно было спасти.

***

— Только не обожгитесь, Санеми-сан. Еще не остыло. Мей заявилась к Санеми ближе к вечеру: раньше выдержать настойки у нее не получилось. В одной руке она принесла поднос с самыми разными отварами, лекарствами, а во второй припрятала под мышкой толстую книгу по хирургии — одно из немногих уцелевших изданий после взрыва и пожара в доме Убуяшики. Возвращаясь в палату, Мей не чувствовала ни волнения, ни усталости, ни страха. Наоборот, по ее телу уже не один час растекался подозрительный прилив воодушевления. Санеми она не проиграет — обязательно вылечит, обязательно приведет наконец в чувства. Санеми даже не дернулся, совсем никак не отреагировал на приход «отбитой девки». Мей нахмурилась, заволновалась: такого холодного приема она совсем не ожидала. Может, Санеми-сану плохо? Может?.. Мей не стала долго думать — быстро подошла к постели и тут же выдохнула. Санеми пустым взглядом не моргая изучал, высчитывал трещины на потолке, едва слышно вдыхая-выдыхая спертый воздух. Мей знала: Санеми часто заставали в таком состоянии — живым трупом. Нахо-сан рассказывала, что в такие моменты он совсем ни на что не реагировал: ни на вопросы, ни на просьбы, ни на попытки сделать ему перевязку — ни на что. В такие моменты Санеми будто впадал в транс, совсем покидал осточертевшую ему реальность. Мей поставила настойки на стол, а книгу — на недобитую табуретку. Она склонилась над Санеми так, что кончики ее светлых волос, завязанных в низкий хвост, едва коснулись его носа. Чихал Санеми еще страшнее, чем выплевывал отборные ругательства. Но Мей даже и бровью не повела на его шумное пробуждение — лишь немного отстранилась, неловко откинув волосы назад. — Ты… — прохрипел он ошалело, будто видя Мей впервые, будто тщетно силясь понять, где он вообще находился. — Я, — ответила Мей невозмутимо. И тут же добавила. — Пора лечиться, Санеми-сан. До Санеми не сразу дошел смысл ее слов. Следующие растянувшиеся мгновения они провели в гробовой тишине, испытывая друг друга неотрывными взглядами. Санеми топился в Ее отчаянной решимости; Мей же — в Его мертвой отрешенности. Никто не хотел разрывать немое противостояние, никто не хотел признавать поражение первым. Никто не хотел признавать: зацепился. Попался. Знакомо. — Я же сказал, ты… — Санеми хотел было дернуться, схватить Мей за руку, но она быстро отшатнулась, закрыла собой столик с настойками. — Санеми-сан, я не уйду из этой комнаты, пока вы не примете все лекарства. Санеми, еще не до конца придя в себя, только мрачно хмыкнул. Если эта идиотка думает, что он так просто ей дастся, то она сильно ошибается. — Дура, думаешь, я поведусь? Сиди здесь хоть до ночи, раз тебе заняться больше нечем. Мне плевать. Мей непонимающе сморгнула. Он, что, думает, она тут шутит? — Хорошо, Санеми-сан, — тихо ответила Мей, взяла табуретку вместе с книгой и подошла к окну. Солнце еще не успело зайти за горизонт, так что в свечах нужды пока не было. Но понадобится. Мей уже не сомневалась: сегодня ночь она проведет точно здесь. А может, и не только сегодня, а может… Мей выдохнула, уселась поудобней на пошатывающуюся табуретку и прижала уже открытую книгу к груди. — Санеми-сан, я понимаю, что сейчас вы, наверное, уже думаете, каким на этот раз отваром в меня кинуться. Но, пожалуйста, попробуйте подумать о другом. Попробуйте подумать, что чем больше вы изводите наших настоек, мазей, отваров, тем больше нам приходится готовить на вас все новые и новые. В доме Бабочки и так не хватает нужных трав, ингредиентов… Санеми-сан, пожалуйста… Подумайте хотя бы о своих товарищах. Если вам так хочется чем-нибудь в меня бросить, могу снова дать вам табуретку. После перевязки вам ведь стало лучше, правда? Может, сейчас не промахнетесь. Санеми даже не повернул головы в ее сторону. В пересохшем горле застыли все крутившиеся на языке ругательства и оскорбления. В комнате стало совсем тихо. Мей захлопнула только что открытую книгу. — Вас никто не просил пихать в меня вашу дрянь. Вас никто не просил тратить на меня… — договорить Санеми так и не смог, зашелся в рваном кашле. Мей сорвалась с места. — Пожалуйста, выпейте, — Мей протянула Санеми ближнюю чашу с отваром. — Это готовила не я, как вы и просили. Санеми закашлялся еще сильнее. — Я сказал, что пить ничего не буду, — хрипло прорычал он, отдернув руку Мей от своего лица. Мей нахмурилась, а затем понимающе кивнула. Вернулась обратно к своему делу — читать и искоса посматривать на бледнющего злющего Санеми-сана. Когда-нибудь ему надоест упрямиться. Когда-нибудь… — Санеми-сан, а вам совсем не интересно, что я читаю? Санеми ничего не ответил, отвернувшись от Мей к стене. Видимо, он решил совсем перестать обращать на нее внимание. Пусть несет свою чушь сколько угодно — играть по правилам всяких пришибленных Санеми уж точно не будет. — Я читаю об ампутационных операциях при воспалительных процессах. Может, вам почитать вслух? Знаете, когда мне бабушка читала перед сном, я обычно быстро засыпала. А вам как здесь спится, Санеми-сан? Бессонницей не страдаете? Я знаю один очень хороший отвар — могу Суми попросить его приготовить, если захотите. Тогда кошмары вас точно мучить не будут. Вас же беспокоят кошмары, Санеми-сан? К нам тут каждый третий обращался с такими жалобами… Мей продолжала говорить и говорить, попутно умудряясь пробегать глазами по нужным параграфам. Санеми не реагировал ни на один ее вопрос, ни на одно ее предложение. В какой-то момент Мей даже подумалось, что он и правда заснул под ее безостановочный щебет, но она быстро отмахнулась от этой мысли. Санеми не спал. Санеми будто выжидал, насколько ее хватит. Когда ей надоест. Он был уверен: все это убогое представление, устроенное этой пришибленной только для того, чтобы поизмываться над ним и над его терпением, должно было скоро закончиться. Она уйдет. Наиграется, устанет от собственной дурости и уйдет. Оставит его наконец в покое, как и все остальные. — Санеми-сан, когда отвары остынут, они станут еще противнее на вкус. На вашем месте я бы… — Хочешь быть на моем месте? — впервые за весь вечер подал голос Санеми — не удержался. От неожиданности Мей не сразу нашлась, что ответить. — Никто не хотел бы оказаться на вашем месте, Санеми-сан. Простите меня, я неправильно выразилась. Мей продолжила чтение уже молча. В палате совсем стало тихо — лишь изредка мертвая тишина-таки разбивалась о шелест страниц. Мей все не могла сосредоточиться, в голову все лезли и лезли ненужные мысли. «Может, ты была на похожем месте, может, ты тоже была…» Мей тряхнула головой, тут же укорила себя за подобные странные бессвязные измышления. О чем она вообще думала? О Санеми-сане. Последнюю неделю она только и делала, что думала о нем, по нескольку раз на дню просматривая его ухудшавшиеся анализы. Санеми действительно упрямо противился лечению и делал, точнее, не делал все, чтобы ему стало хоть немного лучше. Словно он и правда был бы рад умереть от какой-нибудь гангрены. Словно он и правда рад был бы умереть. Рад бы, но не мог. Мей понимала: Санеми здесь было тошно, душно — невыносимо. Но он будто бы делал все, чтобы остаться здесь как можно дольше — остаться здесь навсегда. Мей в очередной раз кинула осторожный взгляд на кровать в самом дальнем углу. Сегодня они оба не сомкнут глаз — будут думать о своем. Прошел еще час, затем второй. За окном уже стемнело. Мей уже успела позлиться на саму себя: все-таки нужно было взять свечи заранее. Находиться в этой давящей комнате в кромешной тьме, вслушиваясь лишь в слабое дыхание Санеми да в редкие шаги за дверью, было не по себе. Но отойти за свечой она никак не могла: она же обещала. Она обещала Санеми, что не покинет эту комнату, пока он не примет все лекарства. Она собиралась сдержать свое слово. Мей сомкнула глаза. И тут же вздрогнула: дверь в палату внезапно отворилась с истошным скрипучим воплем. — Аой-сан? — Мей даже подскочила с места, едва не выронив книгу. На пороге и правда стояла привычно хмурая насупленная Аой, сминая в руках какую-то зеленую ткань. Мей не смогла сдержать теплой улыбки, будто она и правда всего за день успела соскучиться по своей наставнице. — Вот, занавески нашла принесла, как ты просила, — буркнула она, покосившись в сторону «спящего» Санеми, а затем перевела взгляд на прикроватный столик — лекарства, отвары, как она и думала, остались нетронутыми. Ну хорошо, хоть Мей сама жива — Аой к концу прошедшего беспокойного дня уже и на это перестала надеяться. — Спасибо, Аой-сан, я… — Мей склонила голову, почувствовав на себе колючий взгляд синих глаз. Аой не хотела сейчас слушать никаких объяснений и отчетов. Завтра, все завтра. В этой палате Аой не хотела оставаться ни секунды дольше необходимого. — У меня сейчас обход. Завтра зайдешь, — многозначительно кинула Аой и тут же развернулась в сторону выхода. Она нисколько не была удивлена, что Мей все-таки решилась остаться здесь, с Санеми, даже на ночь — от этой непрошибаемой стоило ожидать чего-то такого. Аой Мей было нисколечьки не жаль: сама ведь напросилась, сама ведь начала выеживаться. — И еще. Вот, держи, — Аой замешкалась, остановилась. Протянула взятую на всякий случай свечу. — Раз уж у тебя сегодня внеплановая ночная. Не затухни тут. Мей благодарно кивнула. — Доброй ночи, Санеми-сан, — бросила в пустоту Аой и закрыла за собой дверь. Мей подошла к окну, зажгла свечу. В комнате сразу стало будто теплее. Мей поежилась. — Санеми-сан, вы же не против? — Мей поставила свечу на подоконник, всматриваясь в собственное горящее отражение. На улице уже было не видно ни зги. Мей обернулась, переведя пустой взгляд на остывающие настойки — опять ведь пропадут. Мей снова опустилась на место и принялась за книгу. Сосредоточиться на нужных отмеченных записях опять не получалось: Мей то и дело отрывалась от книги, то и дело тщетно пытаясь отогнать просыпающееся смутно знакомое противное чувство. Чувство дежавю. «Да-да-да. Ты была на его месте. Помнишь?.. Помнишь». Мей снова посмотрела в окно — посмотрела на собственное побелевшее от страшно нелепого осознания отражение. Она определенно снова начала сходить с ума. — Санеми-сан… — жалобно, в плохо скрываемом волнении прошептала Мей, ухватившись за потрепанный корешок книги. Санеми и не подумал подать признаки жизни. Мей протерла покрасневшие глаза. Бред-бред-бред — она снова бредила. Наваждение все не собиралось уходить. Перед глазами теперь стояла въевшаяся в сознание картинка: снова темная комната; снова она, бездвижно лежащая на постели; и снова он — ее личный демон с горящими золотистыми глазами. Снова разъедающие легкие спертый воздух и леденящая безысходность. Снова все повторяется. Она тоже когда-то не хотела, заставляла себя делать перевязки, принимать отвары. Она тоже когда-то могла днями лежать, уставившись в потолок и не думать совершенно ни о чем, кроме одного. Она тоже когда-то хотела умереть. Хотела, но не могла. Ее тоже когда-то заставили жить. Ее тоже когда-то не добили, вытащили, исцелили. Против воли. По чужой прихоти — прихоти судьбы. Мей оторвалась от окна, дрожащим голосом снова попыталась позвать Санеми-сана, но с губ сорвался только бессвязный лепет. Она понимала. Теперь она точно все понимала. Понимала Его мертвенно-пустой взгляд; понимала Его желание остаться в полном одиночестве, погрязнуть во мраке, спутать дни, ночи — запутаться в самом себе, утонуть с концами в собственных кошмарах. Мей понимала, каково это — жить, тлеть вопреки. Гнить — душой и телом. — Санеми-сан, если хотите, чтобы я ушла, я вас оставлю. Только скажите. Пожалуйста, Санеми-сан, скажите хоть что-нибудь, — Мей сама испугалась собственного голоса: слишком уж отчетливо кричали в ней горечь и отчаяние. От дневной напускной невозмутимости не осталось и следа. Она проиграла. Вместо ответа Мей снова окатила тишина. И дрожь — липкая мелкая дрожь. Мей сжала книгу в руках крепче: и не подумала встать, уйти, убежать — оставить Санеми-сана одного. Оставить его один на один с собой. Кажется, она понимала его больше, чем должна была бы. Кажется, она уже начала об этом жалеть.