Марш на восток

Вечернее солнце окрашивало горизонт в красные цвета, среди вершин выл ветер, а в зелени трещали сверчки. Шумели вороны. Все запаздывают - и враги, и обещанные майором подкрепления. Щурясь от солнечных лучей, я неспешно щелкал ножницами, ровняя Злате волосы на затылке. - Не дергайся, сиди смирно. Или опять придется переделывать, - срезал я еще одну выцветающую прядь. - Уже почти все. В тебе раньше не было нетерпеливости. - Это очень важное дело. Я не могу просто спокойно сидеть. - Господи, да тут же всего несколько секунд надо. Все, готово. Щелкнув ножницами в последний раз, я отдал их Войкович. Быстро убрав их в рюкзак, подчиненная вытерла руки о собственные штаны и острожно, двумя пальцами за края, взяла исписанный аккуратным мелким почерком листок бумаги. Кашлянув, она принялась зачитывать: "Мои дорогие папа, мама, брат и сестра. Пишу вам с передовой. Я жива и здорова, мы успешно продвигаемся вперед. Товарищи у меня хорошие, не обижают, учат разным важным вещам. Сегодня за весь день мы прошли через горы и выбили оттуда врагов. Здесь очень красивые места, как хорошо, что они вернулись к хорошим людям. К сожалению, вынуждена сообщить вам и горькую весть: осколком мне отсекло косу, поэтому я отправлю ее вам с этим письмом. Также наш военкор сделал несколько фотографий, он согласился прислать вам копии, когда вернется. В остальном, все у нас хорошо. Как идут дела у вас? Все ли хорошо дома? Что говорят люди про войну? У нас нет сомнений в правоте нашего дела, и мы настроены только на победу. Надеемся, что она будет скорой. Всех вас люблю и обнимаю. Ваша Злата." - Неплохо, да. Так и нужно, без кровавых подробностей. О них потом с большой охотой и во всех деталях послушаем от западных "очевидцев". - Это потому, что они припишут свои дела нам? Скажут, как в каждом городе, в каждой деревне, что мы были, убивали всех мирных жителей. - И это в том числе, да. Любимое дело у них. Аккуратно и ровно сложив письмо, Войкович убрала его в конверт, а конверт в рюкзак. Потом опять вытерла руки о штаны. - Что-то не торопятся вражины, - сказала она. - Я ожидала, что бросятся в контратаку как можно скорее. Как же хорошо, что у нас ес... - Злата, - гаркнул я, перебивая ее. От неожиданности Войкович вздрогнула, на лице отразился испуг, вместе с замешательством. - Никогда не говори таких вещей. Хотя бы на фронте. Примета плохая, сглазить можешь. - Виновата. - Просто больше не говори так. Хорошо, плохо, повезло, не повезло - не говори таких вещей вслух, и постарайся не говорить в мыслях. - Постараюсь, - она замолкла. На этом, я было решил, что разговор закончен, но Злата, снова переведя на меня взгляд, задала вопрос. - Ты считаешь, что мне не стоило этого делать? - с этими словами подчиненная указала через плечо на мертвое тело пилота, подвешенное за ноги меж двух деревьев. - Не знаю. Иногда приходится совершать грязные вещи, и порой это приводит даже к лучшим последствиям. Ведь взять этих "санни" - они творят еще более жуткие расправы над людьми, так, может, ты сейчас "говорила" с ними единственным понятным языком? Пусть тот летчик и был федератом. Я делал похожие вещи с врагами, еще там, на западе. Это как с алкоголем: сначала кажется хорошим делом, а потом приходит похмелье. Начинаешь через некоторое время чувствовать себя нехорошим человеком, и думать, что лучше бы просто пристрелил того урода, и дело с концом. Ведь не просто же так в учебке говорят, что убивать надо быстро и действенно. Р-раз, и готов, на этом забудь о нем и иди дальше. У тебя у самой не возникло такого ощущения? - Нет, - Войкович вытерла ладони об китель.- Со мной все хорошо. А с тобой? Когда мы ехали на танке, то ты был готов и сам всем голыми руками кишки вырывать, но когда увидел первых мертвых американцев, так будто водой тебя окатили. - Молодые слишком были: жалко стало. Насрали им в головы и привезли сюда. Может, это со мной что-то не так, а не с тобой, Злата? Нет, Вольф, ты же видишь: никто из наших не увидел ничего плохого, только я сказал слово против, да и то блекло. Сколько они убили наших сегодня, сколько наших полегло тогда... Что они сотворили с моим родным городом и семьей. Что их "солнечные" прихвостни творят сейчас. Разве я не должен сгорать от ненависти и стремиться также предать праведному гневу как можно больше врагов? Ганс, ну ты же умный человек - гнев величина накопительная. От него нельзя устать, чему мы все были свидетелями. Может, мадиры бы смогли расшевелить меня как надо? - Ну все, сейчас, кажись, начнется! - закричал со своего поста наблюдатель с биноклем. - Стягиваются к подножию! Это значит, что стоит ожидать совсем скоро артиллерийский огонь, что понимали все и поспешили попрятаться по норам. Снаряды долго ждать не заставили, и были это не легкие минометные, а от дальнобойной артиллерии. Земля дрожала без перерывов, заставляя сотрясаться и все внутри моего тела. Внутри шлема будто образовалось еще одно давление, словно колдовство, призванное расплющить мою голову - давило как если бы череп под гидравлический пресс поместили. Ломило кости, начало болеть что-то из органов. И сыпалась сверху земля, целыми горстями. Оседающая пыль вызывала кашель и недостаток кислорода. Ощущая все это, я чувствовал нарастающее стремление тела выскочить из окопа, но там снаружи голову оторвет, вместе с еще чем-нибудь. А останешься - либо задохнешься, либо будешь похороненным заживо, ноги уже выше щиколоток занесло. Хоть бы оружие не сильно засыпало - времени на чистку мне не дадут. Закрываю карабин собой, как могу. Еще бы саму атаку не прозевать, а то ж не слышно ничего! И понять, продолжают ли рваться снаряды, тоже непросто - похожее бывает, когда тебя начинают метелить всей толпой: через какое-то время ты перестаешь различать каждый удар и просто чувствуешь боль. И она не проходит мгновенно, сразу же когда бить перестают. Вот и сейчас - все мое тело чувствует зуд потому, что рядом продолжаются взрывы, или потому, что взрывы прекратились, но ощущение еще идет подобно инерции? Ах, да к черту все это! И хуже бывало! Прикрывая ствол своего карабина ладонью, я, моргая от летящей в глаза пыли, приподнялся и выглянул из своей норы. Все равно ни черта не видно, почти как в тумане. Заметно, что где-то идет в небо дым, и что земля вокруг теперь изрыта воронками. Но новых взрывов не заметно. Нору слева от меня не зацепило, но пара снарядов были близки к прямому попаданию. Выбравшись из укрытия я заглянул в окоп Златы. Сидит сжавшись, и прижимая к себе оружие. Когда я хлопнул ее по спине, она вздрогнула и посмотрела на меня своими светящимися даже под запыленной маской глазами. Возможно, даже что-то говорила мне, еще не осознав тщетность любых попыток говорить. Показав ей жестами, чтобы оставалась наготове, я поспешил вернуться в свое укрытие. Ранее мне удалось заприметить в пыли и дыму нескольких наших, поэтому даже если и умереть сейчас предстоит, то не только нам двоим. Первый попавшийся мне на глаза солдат получил пулю через секунду. Сначала из-за каменной гряды показалась голова в приплюснутой каске, не осторожно выглянула, а рывком, без какой-либо осторожности высунулась почти на линии моего прицела. За ту секунду, что я смещал ствол оружия, солдат успел показаться почти по пояс, а мушка моего карабина очень кстати остановилась на его груди. Палец вдавливает спуск, приклад легонько толкает в плечо, а "санни", выгнув спину, рухнул назад за каменную гряду. Теперь надо гранату кинуть, коих я разложил по выемкам в своей норе. Одной рукой держу оружие, чтобы стрелять можно было, второй шарю по стенам, в поисках. Движение слева - выскочило еще два силуэта, но обоих скосило прежде, чем я успел что-то сделать. Краем глаза заметил еще пару трассеров, пролетевших над головой откуда-то из-за спины. Справа заработал пулемет - судя по пятнам грязи на штанах и рукавах стрелка, это был Кайнеску, бьет наискосок, то есть, получается что наступают прямо мне в лоб. Пальцы наткнулись на железный кругляш. Взяв гранату, я разогнул усики, вырвал чеку и кинул гранату в сторону склона, где, предположительно, могли быть враги. Но одна граната - это несерьезно, поэтому вслед за первой я бросил еще парочку. "Санни", решив в долгу не оставаться, и, похоже, осознав тщетность бравого наскока в полный рост, довольно быстро сменили тактику и принялись тоже кидаться "лимонами", не показываясь нам на глаза. Опять пришлось прятаться в окопе, чтобы не угодить под взрывы. Начавший было возвращаться слух снова пропал, поскольку упали вражеские "подарки" очень близко к моей позиции, и хорошо, что ни один из них не закатился в окоп. О том, что противник продолжает атаковать, я понял, увидев их силуэты из своей норы. Если бы не трассеры, прилетевшие в них из наших вторых рядов, то они бы успели меня застрелить или штыком заколоть. Отправив вперед себя еще одну гранату, я высунулся из укрытия с оружием наготове. Продолжаем стрельбу по появляющимся силуэтам. Магазин опустел быстро, пока менял его, то заметил что пулемет справа от меня затих, а Кайнеску лежит рядом с ним без движений. - Злата! Злата! - крикнул я подчиненной, продолжавшей стрелять из соседнего окопа. Как раз слух успел частично вернуться. - Слышу! - крикнула та в ответ, не отрываясь от прицела. - Я за пулемет! Прикрой! Теперь, вдох поглубже, и с криками бросаемся из норы к пулемету. С виду, он остался цел - разбитая оптика не считается - и лента еще не закончилась. С этой позиции просматривался склон, частично окутанный черными вечерними тенями, среди которых было заметно копошение десятков... или сотен человек? Не понятно, мало того, что тени слишком большие и темные, так еще и вражеская форма сливается цветом с окружением. Хорошо видно только подобравшихся совсем близко к краю склона, так как там места каменистые, и расстояние малое. Со стороны моей позиции, то есть так чтоб прям у меня перед носом выскочить, они вряд ли полезут - слишком крутой подъем, почти отвесный. Но заметно это место снизу хорошо, а значит хорошо и простреливается. Поудобнее взявшись за рукоять, я, глядя поверх прицела, развернул пулемет в сторону противника, буду стрелять во все, что движется, или туда, где заподозрю местоположение "санни". В первую очередь, по вершине склона. Кто уцелеет, пусть добьют остальные. Дальше - пройтись очередью по явно столпотворению врагов среди деревьев, несколько ниже, потом охватить очередью большой затененный участок подо мной, насколько позволяет зона обстрела. И, на этом патроны закончились, пора заряжать новую ленту - рядом лежало несколько коробок с ними. - Помочь? - спросила Войкович, которая, оказалось, уже какое-то время находилась рядом, и стреляла одиночными по склону, укрываясь за наспех сложенными в кучу мешками. - Справлюсь! Открыть ствольную коробку, закрепить патронную коробку, протянуть ленту, затем закрыть ствольную коробку, и продолжаем бить гадов. Раз я жив, то они меня не обнаружили, но рано или поздно это случится, но до тех пор буду бить по ним очередями, заберу на тот свет, сколько получится. - Ур-р-ра-а-а-а-а-а-а! - сами собой вырвался из меня крик. - За Родину! За царя, нахуй! К концу второй патронной ленты раскалился докрасна ствол пулемета. Пора провести замену. Сменный ствол лежал среди патронов. Доставая из ствольной коробки старый, я даже сквозь перчатки ощущал жар его раскаленного металла. А стоит ли продолжать? Кажется, я уже несколько раз слышал свист пролетавших мимо пуль. Возможно, что как только возьмусь за пулемет, то сразу и слягу, не сделав и одного выстрела. А если не убьют? Тогда, получится, что я своих же подставлю! Бросив старый ствол на землю, я потянулся за новым, но в итоге так и замер, стоя на коленях с вытянутой рукой. Как в той сказке - к одному тянусь, на второе смотрю, третье примечаю... Так и заметил хитрую азиатскую морду, что вылезла в нескольких метрах от меня. Решил, значит, кто-то пробраться к нам по крутому склону. Юркий малый оказался, в миг взобрался и с винтовкой в руках бросился в штыковую. Я же за то время успел только встать в полный рост и достать нож - снять с плеча карабин не успею. - Злата! - крикнул я подчиненной. Дальше поймет сама, завалит остальных, полезших следом за этим, что понесся на меня. Драться-то мне не в первой, но с ножом я обращаюсь не так хорошо, как с лопаткой. Отскочить, чтобы уйти от удара могу не успеть, да и Злату подставлю вместо себя. Остается надеяться на прочность брони, только штык вот нацелен мне в незащищенный живот. Изменить точку, куда придется удар, можно одним способом - присесть и надеяться, что этот "санни" не успеет направить лезвие мне в шею. Столкновение выбило из легких все дыхание, сперва даже показалось, что мне впридачу пару ребер сломало, но кажется обошлось. Боль в левой части груди присутствует, но не сильная. На кирасе появилась глубокая вмятина, но металл не пробит. Сам же тот "санни" лежал рядом, похоже запнувшись об меня и рухнув на землю, и винтовку из рук выпустил, хотя она его уже не спасет. Былая издевательская хитреца мигом сошла с его лица, как только увидел в моих руках нож. Можешь не сопротивляться: твои хилые ручонки слишком слабы, чтобы помешать мне. Что, убить меня хотел, да? И еще в мыслях себе говорил, что, мол, как свинью? Ну, так смотри, как это делается, да-да, вот так легко и просто, под шею, и это чтобы умер не сразу, а помучился! Но не будем останавливаться на одном только этом, давай я тебе покажу, как еще можно приносить сильную боль - не зря же в свое время тренировался на мадирах. А Злата нас прикроет. Пары минут, за которые тот умирал, хватило с лихвой. Этот "санни" пытался, похоже, взывать к чему-то, но гораздо чаще он хрипло кричал, захлебываясь собственной кровью. Не сложнее и не грязнее, чем тогда. Только собственные потроха, немного пошаливают, опять эта пульсирующая ниточка боли тянется, от сердца к левому плечу. Надо немного передохнуть - пара глубоких вдохов, и боль начинает стихать. Вскоре стих и бой: "санни" не то отступили, не то закончились, и хорошо бы, чтоб так было по всему фронту, чтоб никто нашим ни с каких тылов и флангов не зашел. Потери составили тринадцать человек с нашей стороны, что чуть меньше половины от былой численности, и черт знает сколько у врага. Не сотни, ясное дело, но тел осталось лежать много. Помимо Кайнеску, и еще нескольких человек, убили у нас и Томаша. Над его телом, уложенном в ряд с остальными, стоял совсем сникший Рудольф, в то время, пока остальные возились с трофеями. - Да, друг, вот так оно и есть, - сказал я, встав рядом. - Точно также смерть забирает и близких нам людей, не только малознакомых абстрактных "их". И до нас она дойдет. Ну-ну, соберись: тяжело не только тебе. Ты нам нужен настроенный драться дальше, поэтому перенимай эстафету бронебойщика. Соберись: мы не плачем. Лучше скажи: у тебя есть кружка? - А она-то сейчас зачем? - угрюмо спросил Доу. - Раз спрашиваю, значит нужно. Доставай. И ты, Злата, тоже. - Не лучше ли будет оставить это для раненых, на дезинфекцию? - спросила Войкович. - Средства для дезинфекции у нас хватает - спасибо за это "янки". - Все равно я воздержусь, - настаивала на свое подчиненная. - Не воздержишься - это традиция. Ты что, не уважаешь наших? - Уважаю, но... - Никаких возражений не принимается, - открыл я бутыль. Но специально для Златы я налил совсем чуть-чуть. Рудольфу налил побольше, но тоже немного: не похож он пьющего человека. Что же до себя, то тут уже не скромничал, и влил себе почти половину кружки. - Господи, ну и гадость! - сказала Войкович, выпив свои несколько капель. - Да, подтверждаю. На вкус хуже водки, - согласился я, прокашлявшись после этой пародии на упомянутую водку. - Эти "санни" должны молиться, чтобы мы их захватили и показали, как нужно делать настоящее спиртное! Однако, сейчас у нас есть другие заботы. Пошли, Злата, не оставлять же все трофеи просто лежать на земле. Пока одни рыли землю под еще один схрон, другие, в том числе мы, забирали у убитых все, что может пригодиться в будущем. Из оружия почти у всех были винтовки, неавтоматические. Из еды - американские консервы, а вот по части медпомощи все ограничивалось скромными перевязочными пакетами. Может, если найдется среди мертвых медик, то у него обнаружатся те самые дезинфицирующие средства, о которых беспокоилась моя подчиненная, и что-нибудь для анестезии. У американцев тех же в аптечку, помимо бинтов, входил набор уколов, жгут, и кровоостанавливающие средства. - Не тяжело? - положил я в охапку в руках подчиненной еще одну винтовку. - Нормально, но больше не удержу. - Тогда пошли, - подобрав с земли еще одну охапку точно таких же винтовок, я пошел к схрону. - Как ты чувствуешь себя сам? - Неплохо: эта рисовая недоводка слаба против моего натренированного организма. - Я про другое. Ты пил не из-за того ли, что сделал с тем солдатом? - Нет. Он сам виноват в этом. Думал, что так просто запишет меня на свой счет, да только черта с два. Такую хитрую самодовольную рожу грех не проучить был. - Это было очень опрометчиво с твоей стороны. Обычный солдат на моем месте не смог бы тебя прикрыть, но я тебя не виню, так что не надо извинений. Наоборот, я рада, что нас объединяет и такая важная черта. - Я этого не планировал - он просто меня разозлил, а там уже само получилось. - Тебе не нужно стесняться проявленной жестокости. А еще мне понравился твой ход, как ты защитился от удара. Но это было рискованно. Нас учили в таких случаях перехватить за оружие и делать подсечку. - Это я сделал потому, что иного бы не успел. Даже не пытайся такого повторить. И реакция бы не позволила сделать так, как сказала ты, все равно. Все, складывай здесь. Принесенные винтовки мы сложили на землю, рядом с еще не готовым схроном. Что-то артобстрел запаздывает - снаряды закончились? - Ты себя сама как чувствуешь? - спросил я. - Устала. Прилечь не помешает, - оставив винтовки на земле, подчиненная вытерла руки о штаны. - Конечно, нас приучали действовать длительное время без сна, но до такого все равно лучше не доводить. - Все мы сегодня заслужили минут с шестьсот здорового сна. Но, боюсь, хорошо поспать нам не дадут. - Я понимаю, да. Но пока есть возможность, могу ли я потратить минуту-две на себя? - Что тебе нужно? - Пара минут, и немного свободного пространства. - Тогда, они у тебя есть. Делай, что нужно. - Спасибо. Ах да, можешь еще подержать мое оружие? - Давай его сюда. Злата передала мне карабин, и опустилась на землю, вытягивая одну ногу вперед, другую назад. - Тебя подстраховать? - спросил я. - Не нужно, - ответила Войкович, потянувшись руками к мыску своей ноги. - Просто небольшая растяжка, для поддержания гибкости, я справлюсь сама. Прекрасное зрелище: сидит девушка, молодая, симпатичная, усердно делает растяжку, тем самым еще демонстрируя длину ног и гибкость тела. Ей даже военная форма подходит, наверное, даже гораздо лучше, чем какое-нибудь изысканное вечернее платье, блестящее шелковой тканью. Хотя, сейчас обычный спортивный костюм, облегающий тело, ей бы подошел больше. Тебе бы, Злата, какой-нибудь олимпийской спортсменкой быть с такой внешностью, а не всякую мразь по горам гонять. - Пойдем? - поднявшись на ноги, Войкович протянула руку, в которую я вложил ее "АК". - Да, пойдем. Посмотрим-ка... Вот и вражеская артиллерия напомнила о себе - не успел я договорить, как грохнула череда взрывов, но в этот раз сильно позади наших позиций. Забыв про все дела, народ помчался разбегаться по окопам, готовясь к очередному нападению. - Они, что, мажут? - громко спросила из своего укрытия Войкович. Взрывы звучали относительно далеко, и не мешали переговариваться. - Тут быть всякое может, и ошибку в координатах исключать нельзя. Однако, что у "янки", что у федератов артиллерийская школа хорошая, так что может быть они стреляют, куда и хотели. Заградительный огонь, я думаю, чтоб мы ни отступили, ни пополнения получили. Так что ночка должна быть бессонной - крепись. Ночью, скорее всего, вдарят. *** Время шло, обстрел не прекращался, но снаряды продолжали падать позади наших позиций. На западе солнце соприкасалось с горизонтом, мир окрашивался в красные тона и черные тени. Нападать пока никто на нас не решился, да и не похоже, чтобы кто-то поднимался к нам, согласно тому, что сейчас наблюдала моя подчиненная. Выставил Хеннинг нас в дозор, на одну позицию, напротив того пулемета, из которого я недавно стрелял. Отсюда открывался похожий вид на склон, и подобраться к нам было также непросто из-за крутой скалистой гряды. Я сидел и смотрел в одну сторону, в направлении леса, моя подчиненная лежала, наблюдая за склоном, в паре с нашим одноглазым снайпером Клаусом. - Да, за этим кустом как раз вижу движение, - сказала Войкович, едва различимо на фоне очередного взрыва невдалеке. Следующее, что я услышал - опять же, спасибо взрыву - это чьи-то крики, разносящиеся по всей округ: кричал некто, очень болезненно на непонятном языке, не иначе, как "санни". - Хе-хе-хе. Помучай-помучайся! - радостно проскрипел снайпер. - Что с остальными? - Отступили, - ответила Злата. - Ничего, далеко не ушли. Думают, как бы его вытащить. Продолжаем наблюдение дальше: я слежу за лесом, Шмидт с Войкович за склоном. Рвутся снаряды, кричит раненый. Он кричал, очень часто повторяя одно и тоже слово - точно завет своих на помощь, умоляет даже, но те не спешат показываться, ведь знают про снайперские уловки. - И это есть их хваленый азиатский коллективизм? Та самая легендарная сплоченность? - начал причитать Клаус. - Я разочарован! Придется им намекнуть. Прозвучал выстрел, после которого раненый завопил еще сильнее и болезненнее, как будто его начали рвать заживо, заодно посыпая раны солью. Вроде и враг, но очень жутко становится от таких криков, и даже отчасти жалко. Это ж какая сильная боль должна быть, чтобы человек так орал? Но снайпер не унимался, и выстрелил еще раз, продлевая мучения. - Запомни, - говорил он. - Лучше всего стрелять по почкам: это очень больно. Посмотри, какая прекрасная у него экспрессия! На миг я обернулся посмотреть - может действительно какие-нибудь черти из ада появились, мучить этого солдата, но нет, он был один, извивался как червяк на земле, что есть силы колотя по ней руками. Так не кричали даже... Нет! Прочь из моей головы! Пытаясь избавиться от возникающих в голове криков, я с размаху стукнул себя кулаком в висок. Тщетно. Даже наоборот, голоса только усилились! Надо сильнее. Вдарил себе так, что шлем, кажется, череп чуть не пробил, да только тоже ничего не изменилось. Где мое оружие? Руки, почему они не слушаются меня? Их кто-то держит! Злата. Она трясла меня, держа за плечи. - Ты как? - спросила она. - Опять голоса возникли? - Да. - Позвать лейтенанта? - Не надо. Сейчас само пройдет. - Все же я считаю... Потом. Я кого-то вижу. - Где? - Среди деревьев. - Сколько? - я подобрал с земли карабин. - Не могу точно сказать. Вижу только одного, но другие могут прятаться. - Понял тебя. Возьми его на прицел, - я тоже вскинул оружие, сняв с предохранителя. - Кто там ходит? - крикнул вдаль. - Назовись! - Свои. Империя! Не стреляй, - в ответ крикнул мне голос, на удивление, женский. - Выходите все, медленно, руки над головой! - Иду-иду, - непринужденно и легкомысленно, как если бы речь шла не о жизни и смерти, ответила неизвестная и не спеша, будто дурачась, пошла к нам. Форма на ней непонятная. Просто зеленая походная одежда, из опознавательных знаков только красные повязки на руках и ногах. За спиной висит оружие. - Злата, зови Хеннинга. Я переговорю. - поднявшись, я подошел к незнакомке. Красное солнце освещало ее смуглое лицо, с вертикальным шрамом, проходящим через левый глаз. Шрам недавний, с еще четкими краями. И еще пластырь поперек переносицы. А так - обычное европейское лицо, симпатичное даже с учетом полученных увечий. Только неестественно для европейца смуглое. А волосы светлые. По возрасту примерно как и я - от двадцати пяти до тридцати. - Капитан Лильенн Ритова. Разведка, - сказала она усмехнувшись, точно чего-то ждет от меня. - И чем подтвердите, капитан? - Документы есть, - продолжая усмехаться, разведчица потянулась за пауху. - Стой. Куртку расстегни, и покажи обратную сторону. - Хех, как скажешь, сержант, - она послушно сделала все, как я сказал. Никакого оружия под курткой не оказалось. - Так, мне достать, или сам? - Доставай. - Вот, держи, - достала эта, как сама назвалась, Лильенн, документ с красной обложкой. И отдала без выкрутасов. Вправду, по имени она Лильенн, по фамилии Ритова, и лицо тоже, что на фото, только без шрама. - Что там, Рихард? - тем временем рядом со мной оказался Хеннинг, а еще чуть поодаль отряд солдат, уже сидящих с оружием наизготовку, и целясь в сторону леса. - Вот, - передал я ему документы гостьи. - Все свои, лейтенант, - сказала Ритова, продолжая лыбиться, и погладив значок в виде красного цветка на воротнике. Иначе я бы его не заметил. - Красная армия пришла. - А вы, капитан, какими судьбами здесь? - вернул Хеннинг документы владелице. - Секретные сведения, лейтенант. Ну вы знаете. - Хорошо - помощь нам будет очень кстати. Оружия и патронов у нас много, а вот людей маловато. Зови их всех: и вооружим, и накормим. Главное, в тылы пусть не суются, - махнул Хеннинг в сторону очередного взрыва неподалеку. - Сами видите. Готовятся, сволочи. Думаю, ночью пойдут. - Я поняла вас, лейтенант, - кивнула Лильенн. Развернувшись к лесу, она махнула рукой и крикнула что-то для меня непонятное, на местном языке. Пригибаясь, из лесной темноты начали группами выходить силуэты, с оружием в руках - одна с одной стороны, другая с другой, третьи еще откуда-то. Лишь когда они подходили поближе, становились хорошо видны отличительные черты: хилые, худые в сравнении с нами тела, перепачканная, местами в заплатках, зеленая форма, красные повязки на руках и ногах, каски с красными звездами. Были даже одетые в обычную крестьянскую одежду: рубахи да штаны, не менее грязные, и еще треугольные соломенные шляпы. У многих отросли длинные волосы и небольшие бороды. А оружие у всех-то какое родное, аж приятно на душе становится, все наше: старые-добрые винтовки маузера, мосинки, геверы, СКС, ППС, и прочее, и из всего этого мне доводилось пострелять. Получается, даже наше оружие продолжает родные традиции по битью западных гостей. Но выделялся среди всех этих красноармейцев один человек, без оружия, шедший в полный рост, демонстрируя офицерскую выправку - сразу видно, что главный. - Полковник Чжень, командующий этим отрядом, - сказала Ритова, когда тот подошел к нам. - Лейтенант Фридрих Хеннинг. Рад знакомству, полковник, - ответил наш командир, глядя на азиатского офицера. Оба они приветственно поклонились друг другу. - Прежде всего, позвольте высказать благодарность от лица Красной армии и нашего народа за помощь нашей стране, - перевела Лильенн слова полковника. - Без вас нам бы пришлось в разы туже. - У нас общий враг, полковник. Очень жаль, что император решил не вступать в эту войну раньше, - ответил Хеннинг. - Это лучше обсудить после битвы. Сейчас, давайте, поговорим о деле, - сказал Чжень. - Разумеется. Кстати капитан, разве я не должен передать командование вам, как старшему по званию. - О, нет-нет, лейтенант, - мотнула головой разведчица. - У нас разные рода войск, разные начальства и все такое. И опыта у меня все равно нет, поэтому командуете нашими все также вы. - Понял. Полковник, если вашим людям нужно больше вооружения, то у нас его полно - пусть берут не скромничая. Если надо накормить, то накормим, еды после врагов достаточно осталось. Но перед этим будет лучше окопаться. Давайте отойдем в менее опасное место и обсудим организацию обороны...