«Плохо то решение, которое нельзя изменить»
Публилий Сир
Джастин Канун Рождества. Майкл и Бен уехали, а Мэлани и Линдси готовили ужин для детей на кухне. Сонный Брайан отрубился на диване после их с Майклом марафона в честь своей ушедшей юности. Я смотрел на него с минуту, а потом наклонился, схватил за руку и сказал: — Пойдем наверх. Ты же не хочешь, чтобы Гас тебя таким увидел. Он открыл один глаз и попытался зыркнуть на меня, но эффект смазался, потому что лицом он полностью уткнулся в диван. — Сколько времени? — Время идти наверх. Он позволил мне стащить его с дивана и отвести в спальню. Я хотел было заставить его принять душ, но он пошёл прямиком к кровати, и я позволил ему заползти на неё. Забрался следом и раздел его, пока он лежал на подушках с закрытыми глазами и открытым ртом. Он помогал — я был почти уверен, что Брайан настолько обдолбался, что не сможет помочь мне раздеть его, но он сделал это. Я решил, что поспать было бы хорошо, и тоже разделся. Бросил его и свои шмотки на стул, забрался на кровать и натянул на нас одеяло. Казалось, он, правда, спал сейчас, поэтому я прижался к нему, положил голову на плечо и закрыл глаза. Я проснулся спустя какое-то время. Часов у меня не было, а будильник стоял по другую сторону кровати, и в доме было тихо. Мог пройти всего час, а может, сейчас середина ночи. Брайан спал рядом со мной, все еще на спине, до сих пор со слегка приоткрытыми губами. Я начал покусывать и оставлять маленькие поцелуи на его лице, и он отреагировал, немного сместившись, слегка перекатываясь ближе. Я продолжал целовать его и ласкать языком. Показалось, у него дрогнули губы, и я решил, что он притворяется спящим. Я облизал палец и скользнул ему между ног, провел меж ягодиц и коснулся ануса. Он застонал и сказал: — Если ты думаешь, что я слишком напился, чтобы это заметить, то это не так. — Я возбужден. Ты должен это исправить, — я начал водить пальцем по его анусу и когда почувствовал, что он на секунду расслабился, чуть скользнул в тесноту. Там было недостаточно влажно, поэтому я наклонился и толкнул его головой в бедро, чтобы он перевернулся, опускаясь ртом рядом с пальцем. Я сплюнул на палец, позволяя слюне стекать на его дырку, а потом согнул ровно настолько, чтобы часть влаги попала внутрь, и палец не пришлось бы вытаскивать. Он снова застонал, но на этот раз одобрительно. Я надавил рукой ему на бедро, и он перевернулся. Даже слегка развёл ноги, и я набросился ртом на его дырку прежде, чем он успел перевернуться до конца. Просунул язык рядом с пальцем и начал с силой трахать его, вонзаясь внутрь, массируя простату. Он качнулся навстречу губам, и я сместился, устраиваясь между его бедер. Он просунул руку под себя к члену, но я отбросил ее, удерживая запястье на кровати рядом, пока трахал его своим языком и пальцем. Он еще немного подался назад и попытался вырвать руку. Я сильнее надавил на простату, и он громко застонал и дернулся. Я прикусил его дырку и снова вставил язык. Он поднял руку и вцепился в подушку, сжимая в кулак, уткнувшись в нее лицом. И приподнялся еще немного. Теперь он был почти — не совсем, но почти — на коленях. Его член и яйца перед моим лицом, и я продолжал вылизывать его задницу и двигать внутри пальцем. С его члена капало на темные простыни. Он раскачивался взад-вперед, больше не пытаясь его коснуться, сжимал в кулаках подушку, уткнувшись в неё лицом. Я боролся с желанием просто забраться на него и выебать до изнеможения. Обычно при таких попытках меня перебрасывали на спину, что было неплохо, но этой ночью я хотел другого. Я вставил внутрь еще один палец, а потом медленно и осторожно начал растягивать, разводя и сводя вместе, облизывая и смачивая языком, мягко касаясь простаты, потирая ее. Я чувствовал, как он раскрывается, становится шире, а потом, наконец, он полностью встал на колени. Чего он никогда, никогда не делал, если только не хотел, чтобы я трахнул его. Я поднял голову, вытащил пальцы и встал на колени позади него. Потянулся за презервативами и смазкой в ящик прикроватной тумбочки. Он даже не повернул головы, просто стоял там, даже когда я разорвал презерватив и раскатал по своему члену, даже когда снова прижал пальцы к его дырке. Я вылил на них смазку, много смазки, позволяя стекать на его дырку, везде кругом. Потом собрал её и снова скользнул пальцами внутрь, чтобы убедиться, что он достаточно растянут, убедиться, что он настолько мокрый, каким я его сделал. Он оттолкнул мою руку и застонал, и с минуту я боролся с желанием сразу же вставить в него член. Когда я трахал Брайана, это было самым трудным и самым сладким из того, что мы когда-либо делали в постели. Я опустил руки ему на бока и двинулся выше, пока член не оказался между ягодицами. Чуть отстранился назад и правой рукой направил его прямо в дырку, куда и хотел, а весь свой вес перенёс на левую руку и колени. Брайан чуть пошевелился, когда почувствовал, как я толкаюсь в него, развёл ноги и качнул бедрами, и на секунду я заставил себя остановиться. Потом ещё слегка толкнулся внутрь. Иногда в такие моменты мне приходилось снова пустить в ход пальцы, но не сегодня. Сегодня вечером он открылся, стоило мне только войти, и я толкнулся дальше, чем планировал, тут же задыхаясь. Я схватил его за бедра обеими руками, чтобы удержать на месте, и замер, быстро задышал в попытке успокоиться настолько, насколько это вообще возможно, находясь наполовину у Брайана в заднице. Это была самая тугая задница, в которой я когда-либо был. Он снова вытащил правую руку, и на этот раз я позволил ему обхватить свой член, в то время как сам ждал следующую волну сокращения мышц, чтобы толкнуться дальше, и Брайан смог бы выдержать. Он медленно дрочил, и я успокаивающе гладил его по бокам и спине, а потом наклонился вперед, упёрся в неё лбом и поцеловал, начиная двигаться взад-вперед. Трудно объяснить, почему я снова чувствовал себя семнадцатилетним, когда трахал его. Всё вылетало из головы. Может, потому, что я едва контролировал то, как мы трахались, или даже свою собственную реакцию, тогда как должен был контролировать каждую минуту происходящего. Я толкался в него, не медленно, но и не слишком быстро, каждый раз меняя угол, чтобы попадать по простате, пытаясь не позволить себе спустить раньше него из-за тесноты и жара. Руками я держал его за бедра, а Брайан трахал свой собственный кулак подо мной. Он застонал так, что это почти заставило меня кончить, и я прикусил губу, пытаясь придерживаться ритма, быстрее, но все еще напористо, осторожно. Я уже чувствовал, как поджимаются яйца, и внутри зарождается горячее жжение. Брайан уткнулся лбом в левую руку, вскинул голову, а потом снова уронил на руку. Мне хотелось поцеловать его в губы, но я продолжал целовать спину, потом отстранился и начал трахать его быстрее. Он двигал рукой по члену, и я позволил себе слегка расслабиться, так как знал, что скоро он кончит. Потом Брайан резко подался назад и замер, из него вырвался прекрасный тяжелый стон, и я дал себе сорваться, глубоко толкаясь в последний раз и просто позволяя оргазму обрушиться через меня на него, чувствуя жар и влагу вокруг себя, пока его задница сжимала меня снова и снова, когда он кончал. Он лежал подо мной и тяжело дышал, а я устроился у него на спине, с минуту пытаясь вернуть себе контроль, куда бы тот не подевался. Я ждал, пока его задница перестанет сжимать меня, ждал, пока восстановится его сердцебиение, ждал, чтобы точно быть уверенным в этом, потом дождался, когда мышцы сократятся в последний раз и раскроются, а потом вышел. Как бы ни был осторожен, я знал, что ему все еще больно, и он тихо застонал. Я наклонился, целуя его в плечи и шею, он повернул голову и позволил мне нежно поцеловать его в губы. Я снял презерватив, завязал и отбросил, снова лег рядом с Брайаном, позволив ему повернуться и лечь на меня, нежно провел руками по его спине и коснулся волос. Казалось, сердце вот-вот разорвется и затопит его целиком. Я был почти уверен, что он снова заснул, поэтому мягко коснулся губами его волос и сказал: — Счастливого Рождества. Он сильнее прижался ко мне и пробормотал: — Мммм. — Спи. Гас поднимет нас примерно через пару часов. Но он уже спал. Мэлани В мире не хватит кофе, чтобы компенсировать материнство, серьезно. Моя жизнь — это полное отсутствие сна. Если не Дженни, которой нужно поменять её принцессовы подгузники или поднять с пола ее плюшевых котят-медвежат-зайчат, так Гас заорёт мне на ухо: — ВСТАВАЙ, ВСТАВАЙ, ВСТАВАЙ! Потому что Санта пришёл. Потому что все игрушки он заберёт обратно, если не открыть их до восхода солнца. Все это знают. Даже если бы Джастин не вырос у меня на глазах, он точно сделал бы это сейчас благодаря огромному кофейнику на кухонном столе. Надеюсь, Линдси подарила ему от нас что-нибудь действительно приятное. И надеюсь, что он приготовил кофе с повышенным содержанием кофеина. На всякий случай я положила вдвое больше сахара. Надеюсь, заряда хватит достаточно надолго, чтобы Гас смог успеть вскрыть все четыре тысячи семьсот двенадцать подарков, которые Брайан положил под, вокруг, рядом и в непосредственной близости от ёлки. Вот почему я продолжаю говорить — не полный мудак. Хотя Брайан, похоже, тоже остро нуждался в кофе с повышенным содержанием кофеина. Думаю, ему Джастин положил шесть кусочков сахара. Ну, знаете, чтобы хватило сил отвечать на животрепещущие вопросы, типа: «Может ли киборг убить андроида, или андроид победит?» Брайан очень серьезно ответил, что это будет зависеть от огнестрельного оружия андроида и разрушительных способностей киборга. Гас только кивнул, открутил андроиду голову и заглянул внутрь. Я пошла взять ещё кофе. Джастин Мы с Брайаном притворялись, что ничего не происходит, сколько могли, но, наконец, Гасово: «Вставайте, вставайте, вставайте» в холле отправило меня на кухню приготовить кофе, пока Брайан собирал, управлял, программировал или что там ещё надо делать с игрушками, у которых процессоры больше, чем вся компьютерная система, когда-то использовавшаяся для управления космической подстанцией. Линдси и Мэлани в этом абсолютно не шарили и с жалкой благодарностью побрели на кухню за кофе. Я принес чашку Брайану, пока он терпеливо показывал Гасу, как превратить киборг-танк в армию киборгов. Или что-то типа того. В этом доме за игрушки отвечает Брайан. Мы услышали по радионяне, что Дженни проснулась, и Мэл пошла наверх. Линдси и Брайан играли с Гасом, и я понял, что проголодался. Вышел на кухню и приготовил яйца, еще кофе и немного обезжиренного бекона из индейки — единственный вид бекона, который Брайан разрешил мне хранить в доме. Но жарил я на масле. Мы все сидели за столом после еды, наблюдая, как Гас носится вокруг со своими лучевым ружьем, мечом, палками (я точно прослежу за рождественскими покупками Брайана в следующем году), когда Линдси удручённо спросила, есть ли еще кофе. Я покачал головой. — Я могу сварить ещё, если хочешь, — энтузиазма в голосе явно не было. Брайан посмотрел на меня. — Знаешь… думаю, никому из нас не нужно больше кофе. Нам нужно вернуться в постель. — Попробуй сказать это своему сыну, — Линдси уныло посмотрела на Гаса, который в этот момент буквально отскакивал от стен. Брайан ухмыльнулся. — К счастью, во мне лишь капля от отца. Родители — вы. Мы с Джастином возвращаемся в постель. С Рождеством. Мэл закатила глаза. — Вы уже решили, поедете к Дебби или нет? Брайан бросил на меня взгляд, и я пожал плечами. — Да, давайте съездим. Мы всегда можем уехать пораньше. Он фыркнул: — С трудом верится. Когда мы вышли в холл, Брайан, вместо того чтобы подняться наверх, остановился, притянул меня прямо к своей груди и обнял за плечи. — Я должен отдать тебе твой рождественский подарок. — Ты уже подарил его утром, — он подарил мне видео-iPod. — Ну, я вроде как приготовил тебе второй. — Правда? Что это? Где? Он поцеловал меня в лоб. — Типа как снаружи, — он повернулся и, взяв меня за руку, вывел через парадную дверь. На улице было ёбаных двадцать градусов. Мы обошли дом и подошли к тому, что другие называли «гаражом», но на самом деле это были апартаменты для «Корвета». Я предположил, что мой подарок в багажнике. Неверное предположение. — Тебе не нравится. Я покачал головой. — Тогда с хуя ли ты ноешь? Я просто сопел ему в грудь, пока он гладил меня по волосам. Он приподнял меня за подбородок и посмотрел в глаза. Он казался совершенно растерянным. — Мы можем обменять её на машину, которая тебе нравится. Я снова покачал головой. — Мне нравится эта. Очень. — Ладно. Тогда почему ты плачешь? Ведешь себя, как Линдси, просто пиздец какой-то. — Что я буду делать с машиной в Нью-Йорке? Он положил подбородок мне на голову. Это могло быть выражением любви, или, может, он просто не хотел, чтобы я видел его лицо. — Я подумал, ты можешь пользоваться ею здесь, чтобы тебе не торчать тут и не зависеть от меня, если захочешь куда-то поехать, пока будешь в доме. Ладно. Этого в плане не было. По крайней мере, в моём плане. Я уже всерьёз задумался, что у Брайана есть собственный план. — Хорошая идея. — Значит, нам не надо возвращать её обратно? Я покачал головой. — Нет, она мне нравится, Брайан. Правда, нравится. Я, правда, люблю тебя. — Хорошо. А теперь пошли внутрь, я охуеть как замёрз здесь. Когда Брайан делает что-то подобное, меня это порой чертовски выбивает из колеи. Можно чуть ли не умолять его сделать что-то непримечательное, типа сходить куда-нибудь на день рождения или признать, что да, между вами есть какие-то чувства и преданность друг другу, и он будет пытаться отвертеться или просто посмотрит на тебя как на психа. Это как позавтракать в постели на годовщину, если бы она у вас была, чего, конечно же, нет, потому что это чересчур по-лесбийски. А потом он покупает тебе машину. Или дом. Когда он пригласил меня приехать в дом на выходные в честь открытия «Вавилона», это во многом стало началом для нас: впервые мы что-то планировали вместе, впервые Брайан пригласил меня приехать домой, это первый мой приезд в Питтсбург, когда мы поехали не в лофт, и впервые мы постепенно, неуверенно начали говорить по телефону вместо того, чтобы просто слать пустые письма по электронке, и я был уверен, что он точно дома, когда совершал своё четырехсотмильное путешествие. И, возможно, впервые я понял, что чувствую себя как дома в особняке, где почти никогда не был, чем в любом другом месте, где когда-либо проводил ночь. Не знаю почему. Несмотря на то что мое имя указано в документах рядом с его, Брайан купил этот дом так же, как и лофт, и армию киборгов для Гаса, и его костюмы от Армани, и плазменный телевизор, и «Вавилон». Но он купил дом для меня. В те выходные Брайан забронировал мне билет на самолет рано утром в понедельник вместо воскресенья, когда мне обычно приходилось уезжать с кем-то. Он довёз меня до аэропорта, и мы сидели в машине на обочине. Он не смотрел на меня, и я внезапно почувствовал себя немного неуверенно, опасаясь, что слишком многое пошло не по плану. Он позвонил мне за неделю до моего приезда и сказал, что заказал билет на самолет, так что мы избежали дискомфорта при первом междугороднем звонке и вместо этого повздорили. — Я могу приехать с кем-нибудь, как и всегда. — Ага. Или ты можешь прилететь. Так продолжалось какое-то время. Ни одному из нас никогда особо не удавалось переубедить другого. Мне стало скучно, и я сдался. А вот он, кажется, заметил это не сразу и еще некоторое время продолжал спорить. Когда он позвонил во второй раз, мы не ссорились, что было даже не особо привычно, потому что нет ничего лучше, чем спорить, чтобы заполнить тишину. Молчание — единственная причина, по которой я отказался от телефона в качестве связи с Брайаном. Некоторые из самых неприятных моментов в моей жизни были потрачены на то, чтобы заставить Брайана ответить на простой вопрос, типа: «Ну, как дела?», пока я был в Лос-Анджелесе. Оказывается, он звонил из «Киннетика», чтобы сказать, что меня заберёт машина, когда я прилечу в Питтсбург, сам я был на работе, так что мы просто быстро всё обсудили и попрощались. Я так и не решил, хорошо это или плохо. Мой план неплохо работал, и я не хотел отклоняться от него, но казалось, чем дольше это тянется, тем больше изменений я вносил в последнюю минуту. Выходные в особняке не входили в мои планы, как и то, что он отвез меня в аэропорт. Весь смысл наличия плана в том, что ты не бросаешь это дерьмо на волю случая. Итак, мы стояли на обочине рядом с аэропортом. Брайан повернулся в мою сторону, сложив руки на руле. Слегка наклонил голову, и я почувствовал улыбку на лице, совершенно без всякой на то причины. Он откашлялся, закусил губу, короче, сделал все то, что делает Брайан, когда собирается взять на себя огромное эмоциональное обязательство, типа как пригласить тебя выпить с ним чашку кофе в закусочной. — Позвони мне, когда будешь дома. Я посмотрел на него и почувствовал почти то же самое, как когда он впервые привел меня в дом и сказал, что купил его для нас. Что-то среднее между «это так прекрасно, что не может быть правдой», «это так ужасно, что не может быть правдой» и «это так странно, что не может быть правдой». Как я уже сказал, любовь Брайана может быть довольно сложной. — Хорошо. Пока, — и я вышел из машины. Я не целовал его, потому что был почти уверен, что если бы поцеловал, то начал бы упрашивать остаться. Я не хотел, чтобы он принимал решение в таком состоянии, когда чуть руль не вывернул от беспокойства, просто попросив меня позвонить ему по ебучему телефону. Я позвонил, когда сошёл с самолета. И он ответил. Если он и попросил меня позвонить, это ещё ничего не значило, к тому же, он с большей вероятностью мог бы проигнорировать мой звонок. Но он ответил. — Привет. — Я на месте. Ладно, снова эта тишина. Ну, то есть, а что я ожидал от него услышать: «Я уже скучаю по тебе? Как долетел? Будь осторожен по пути домой?» Ага, конечно. Сентиментальный и разговорчивый Брайан Кинни. Вряд ли. — Я должен знать, как ты доберешься до дома? Возьми такси, я оплачу. — Брайан, это около пятидесяти баксов. — Я знаю, сколько стоит доехать на такси из аэропорта. Я уверен, что он знал. — Всё в порядке, сейчас день, не волнуйся. — Пока. — Пока. Ну, видите, как это началось. Предварительно спланированные визиты, телефонные разговоры, теперь всё, что мне сейчас нужно, это чтобы кто-нибудь, блять, написал статью о моей последней выставке. Я вышел на дорогу, чтобы поймать такси. Это просто деньги. Мэлани Оказалось, что безумное желание Брайана дарить подарки распространялось не только на Гаса. Он купил Джастину ебучий «Ленд Ровер». Который, думаю, подарил ему мимоходом, когда они ушли наверх, чтобы «вздремнуть», как будто это было самой незначительной вещью или типа того. Наверно, действительно надо было вздремнуть. Кажется, Линдси была не рада новой машине Джастина. Не уверена, может, она считала, что Брайан должен был купить машину нам (да и потом, нам, скорее всего, придется арендовать грузовик, чтобы перевезти домой всё то дерьмо, которое он купил Гасу), или просто в целом не одобряла желание Брайана тратить деньги на Джастина. — В чем проблема, Линдс? Выглядишь так, будто расстроена новой машиной Джастина. Мы были на кухне, попивая кофе за столом, когда началась вся эта грёбаная неразбериха. — Я просто не хочу, чтобы Брайану снова было больно. — Снова было больно? Из-за Джастина? О чем ты? Она встала из-за стола и подошла к стойке, взяла яблоко и начала нарезать его на разделочной доске. Я попыталась снова: — Линдси, милая… ты всегда и всем говорила, что Брайан действительно любит Джастина, когда они расстались. Так что тебя беспокоит? Она нахмурилась. — Я думаю, Брайан, правда, любит Джастина. В этом то и проблема. — Что? — Проблема не в Брайане, а в Джастине. — Джастин любит Брайана. Разве ты не видишь, как они счастливы вместе? Как рядом с ним Брайан становится не таким мудаком? — Да, а ещё я вижу, что Джастину двадцать два года и у него вся жизнь впереди, и никто не остается с человеком, в которого был влюблен в семнадцать! — Давай просто сорвем пластырь и покончим с этим. Что ты хочешь сказать? Она разошлась, подошла к раковине и вывалила туда только что нарезанное яблоко. — Ты не понимаешь. — Думаю, да, не понимаю, но позволь спросить тебя кое о чем. Сколько лет было тебе, когда вы встретились с Брайаном? Линдси долго не отвечала. — Восемнадцать. — И ты всё ещё любишь его. — Это другое. — Да, другое. Брайан любит Джастина взаимно. Линдси обернулась и посмотрела на меня. Я заглянула ей прямо в глаза. Мы до сих пор говорили об этом, даже спустя десять лет и двоих детей. — Мэл, я не влюблена в Брайана, — она тоже смотрела мне прямо в глаза, и лицо ее было совершенно спокойным. Я ничего не сказала, просто смотрела на нее. — Не влюблена. Да, я люблю его, наверно, так же сильно, как люблю Гаса. Одинаково, думаю. Но я не хочу выходить за него замуж, спать с ним и жить с ним долго и счастливо. Я просто хочу, чтобы он был в моей жизни, чтобы он был отцом Гаса и частью нашей семьи. Я снова и снова прошу тебя принять его, ради меня, ради Гаса, но ты этого так и не сделала. Потому что ты ревнуешь? Поэтому? — пока говорила, она подошла ко мне и встала на колени, взяв за руки. Я продолжала сидеть и размышлять о достоинствах новой политики Джастина — никогда ничего не обсуждать. Помнится, я сама поощряла Линдси говорить и быть более открытой. Наверно, я тогда напилась. Я вздохнула. — Я не ненавижу Брайана, правда. На самом деле он мне даже нравится. В небольших дозах. То есть, я всегда говорила, что он не полный мудак. — Когда это ты так говорила? — Про себя. Я всегда говорила себе, что он не полный мудак. Она рассмеялась и поцеловала меня. Ну пиздец, я попала. Джастин Мы вернулись внутрь, и Брайан повел меня в гостиную и утянул на диван напротив камина. Мэл и Линдс были на кухне в другом конце дома. Брайан обнял меня и ничего не говорил, пока я всхлипывал и еще какое-то время плакал, а потом, наконец, он просто прижал мою голову к себе и уставился на огонь. Я, кажется, даже задремал, когда Брайан что-то сказал: — Этот твой отказ от разговоров уже начинает пугать меня. Второй раз Брайан начинал со мной серьезный разговор, когда я засыпал. Очень, блять, вовремя. — Ммммм. — Это что за ответ? — А ты что-то спрашивал? Он ответил не сразу. — Джастин, что за молчаливая терапия? — Я не испытываю на тебе молчаливую терапию, — я приподнялся поцеловать его. Я устал, но, если секс заставит его заткнуться, я смогу с этим справиться. Он ответил на поцелуй. Я чуть приоткрыл рот, и он скользнул языком внутрь. Я открыл его еще шире и коснулся языка Брайана своим. Рот был мягким, открытым и податливым. У него сбилось дыхание, и он внезапно растянул меня на спине на диване, лёг сверху и углубил поцелуй, раскрывая мой рот, насколько это возможно, посасывая язык. Он зарылся левой рукой мне в волосы, а правой забрался в штаны, хватая за бедро, грубо потянув вверх, а потом соскользнул ниже и обхватил мои яйца. Он осторожно подержал их, слегка сжал и прижался губами к местечку между шеей и плечом, что всегда сводило меня с ума, а потом сказал: — Говори. Вовремя. Я откатился от него и закрыл руками лицо. — Брайан, ты настоящий засранец, серьезно. Он только ухмыльнулся. — Говори. — Когда это ты стал лесбиянкой? — А когда ты начал вести себя как пиздёныш? Если бы я знал, что молчание — лучший способ заставить Брайана говорить, мы обсудили бы это несколько лет назад. К сожалению, я не был готов к этому сейчас. Брайан встал и закрыл дверь в комнату, прежде чем сесть в кресло напротив дивана. Это знак. Он действительно собирался разговаривать. Со мной или без меня. Пиздец, я попал. — Я уже спрашивал тебя, чего ты хочешь. Ты сказал, что хочешь, чтобы мы были парой. — И ты высмеял меня за это. Ты сказал, что это чушь. Брайан опустил взгляд, слегка поигрывая пальцами. Потом встал и подошел к камину. Он ничего не говорил. Но я был уверен, что он слушал. Нахуй. Нахуй мой план, нахуй молчание. И его нахуй. — Брайан. Знаешь, я пытался сказать тебе, чего хочу. Пытался не говорить, а просто показывать. Пытался изменить свои желания, чтобы соответствовать тому, чего, как я думал, ты хочешь. Но один раз, всего один, не мог бы ты оказать мне услугу и сказать, чего ты сам на самом деле хочешь? Брайан наполовину отвернулся от меня, глядя в окно. Плечи казались напряженными. — Я говорил тебе. Это совершенно выбило меня из колеи. — Когда? — В этом доме. Я говорил тебе. — Что хочешь жениться на мне? Брайан. — Бога ради, Джастин, это же ты постоянно говоришь о том, как ты без слов пытался показать мне, чего хочешь, — он повернулся ко мне лицом, провел рукой по волосам, а потом завел её за спину. Ещё до того, как начался этот разговор, я знал, что его половина будет состоять из языка тела и чтения между строк. — Хорошо, хочешь сказать, что сделал бы это? Брайан пожал плечами. Но не отвернулся. Он просто стоял и смотрел на меня, с взлохмаченными волосами и по-прежнему неловко зажатой за спиной рукой — Тогда позволь мне сказать, чего, как я думаю, ты хочешь. Ты хочешь, чтобы я почти никогда не говорил с тобой о наших отношениях, за исключением коротких и в основном загадочных бесед, когда мы напьемся, или обкуримся, или лежим в постели после секса. Ты хочешь, чтобы я ставил карьеру художника превыше всего, даже если мне придется уезжать на несколько дней или недель. А если и когда я уеду, ты хочешь, чтобы я как-то без слов каждый день давал тебе знать, что думаю о тебе. Ты хочешь, чтобы я жил так, как хочу, хотя тебя пиздец как напрягает сама мысль о том, что частью всего этого является желание быть с тобой. Ты хочешь быть сентиментальным и милым в кругу других людей на больших праздниках и втрахивать меня в матрац, когда мы одни. А иногда тебе хочется выходить куда-нибудь, напиваться и обдалбываться, бессмысленно трахаться с незнакомцами, а потом возвращаться домой, принимать душ и засыпать со мной. И ты хочешь, чтобы я не ждал, когда ты скажешь, что любишь меня, если только не взорвётся какая-нибудь бомба. Я встал и подошел прямо к нему. Положил руки ему на плечи и откинул голову назад, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. — Так как я справился? Он едва заметно улыбнулся. — Неплохо, — и положил руки поверх моих. Я переплел свои пальцы с его. И вот тогда он улыбнулся по-настоящему. Я облизал губы. Он ухмыльнулся. Мудак. — Хорошо, тогда скажи мне, что я упустил, или что бы ты хотел исключить? — Можем исключить последнее. Никаких бомб. И не все большие праздники. И ты не упомянул свои минеты, это даже не обсуждается. — Ладно. Я тоже хочу кое-что. Он поднял бровь. — В прошлый раз этот подход не сработал. Я рассмеялся. — Нет, не сработал. Но я все равно кое-что хочу. Я хочу жить здесь. Хочу здесь рисовать. Хочу перестать чувствовать, будто ты собираешься вышвырнуть меня ради моего же блага каждый раз, стоит мне отвернуться. Если у меня будут ещё какие-то выставки, ты должен быть там на открытии. И мне нужен полный список основных праздников, когда ты собираешься быть милым и сентиментальным, и те, на которых не будешь. Я согласен на компромисс в День флага. Брайан закусил губу. А потом чуть высунул язык. Я никогда не замечал, чтобы он делал так раньше. Это было очень мило. Похоже на Гаса. Очень отвлекает. Казалось, он принял какое-то решение и обхватил руками мою голову. Зарылся пальцами в волосы, наклонился и поцеловал меня. Я слегка облизал его губы, и он открыл рот, всасывая мой язык внутрь, скользнул одной рукой к затылку, а другой вниз к моей талии и сильно притянул к себе. Я обнял его руками за шею и позволил притянуть себя ближе. Он просунул бедро мне между ног, а потом оторвался от губ. Я почти задыхался. — Мы закончили? — он улыбался и смотрел мне прямо в глаза. — Эмм… с чем? — Разговаривать. — А мы что-то решили? — Да, никакого Дня флага. — Точно, — я начал целовать его в шею. Раздался стук в дверь, и вошла Линдси. Вот уж нихуя я не собирался вырываться из рук Брайана в нашем собственном доме, но всё же немного отстранился. Брайан, естественно, отреагировал, притянув меня ближе и нащупав задницу. Он искоса посмотрел на Линдси и спросил: — Что-то нужно? Она просто рассмеялась. — Нам пора ехать. Мы сказали, что будем к трем, а уже половина второго. — Ладно, дай мне закончить, — и он поднял меня с пола, подхватив под задницу, и глубоко поцеловал. Наверно, Линдси ушла, потому что, когда он поставил меня обратно, её уже не было. Мэлани Брайан и Джастин поехали к Дебби на новой машине Джастина, а мы с Линдс взяли нашу, потому что в ней уже были установлены детские кресла. Да и потом, Брайану было бы легче отсосать Джастину, пока тот за рулём, без меня, Линдс и детей. Дом Дебби был похож на одно из тех мест, что показывают по HGTV*, что-то типа «Экстремальный китч вышвырнул Санту»*. На крыше — северные олени, во дворе — порно-эльфы, повсюду огоньки, а из какого-то автоматизированного плюшевого зверька лилась повторяющаяся музыка. Эмметт точно не занимался тут оформлением. Кстати об Эмметте, он вышел на крыльцо с криком «Счастливого Рождества!» и вырвал Дженни у меня из рук. — Как поживает наш маленький ангелок? Какая милая маленькая девочка! Ну серьезно, людям стоит задуматься о том, как они разговаривают с детьми. Это отвратительно. Неудивительно, что в итоге мы получаем наряды под названием «ползунки» и подгузники с зайчиками. — Бога ради, Эмметт, не заставляй меня блевать еще до того, как я поем, — Брайан прошел мимо него. Как я уже говорила — не полный хрен. Следующее, что я помню, как бабушка Дебб уносила Дженни и ворковала так, что это точно могло нанести серьезную психологическую травму на всю жизнь от этой чокнутой семейки. Что-то я всё-таки не учла, выбирая отца для Дженни. Линдси вернулась, когда повесила наши пальто. — Они украли наших детей? — Похоже на то. Майкл вон там, пускает слюни на Дженни, а Дебби запихивает в Гаса сахар. Хо-хо-хо. Линдси снисходительно мне улыбнулась. Наверно, она пускала бы слюни вместе с Майклом, если бы я не присматривала за ней. Я улыбалась, общалась и принимала комплименты по поводу очаровательности моего ребенка, пока мы ели. Карл нарезал индейку, Майкл кормил Дженни, а я так объелась, что захотела спать. Материнство. Хронический недосып. Сон. Я пошла в гостиную. Проснулась я от визга Гаса, сигнализирующего о надвигающемся сахарном кризисе, и огляделась в поисках Линдси. Но нигде её не увидела. Зато увидела, как Хантер носит мою дочь по комнате на плечах, а она хватает его за волосы и визжит. Мне потребуются недели, чтобы вернуть этого ребенка в привычное состояние. Я вышла на кухню. — Милая, ты проснулась! Дебби была в своей стихии — готовила в окружении семьи. Это было трогательно до невозможности. Я взяла чашку кофе, которую она сунула мне в руку, и пошла к Эмметту и Карлу, которые листали подборку рождественских пластинок. У Дебби все еще был проигрыватель. Могу поспорить, Гас даже не знал, что это такое. — Ну, так где Тедди? Эмметт рассмеялся и сказал: — О, Тедди с Блейком катаются на лыжах. Романтические выходные у камина, обслуживание номеров, услуги горничной. Понятия не имею, почему кто-то предпочел это, чем быть здесь и слушать рождественский альбом Гая Ломбардо*. Но Тед всегда был для меня недосягаем. Ну, то есть, он же бухгалтер. Я услышала грохот наверху и осмотрела комнату в поисках Гаса. Никаких признаков. Я вздохнула. А потом услышала голос Хантера: «Вот дерьмо!» и решила, что у него все под контролем. — Кто-нибудь видел Линдси? Если Гас сломал что-то важное, ей придётся разобраться. Жалостливые глазки она строила намного лучше меня. — По-моему, недавно она вышла на улицу с Джастином, — предположил Бен. Он помогал Дебби на кухне, раскладывал остатки по лоткам для всех голодающих в этой комнате. Ну, знаете, для тех, кто буквально недавно так объелся, почти до обморока. На случай, если нам захочется немного перекусить позже. Я вышла через заднюю дверь и услышала голос Линдси. Остановилась и прислушалась. — Джастин, ты не понимаешь, — она казалась расстроенной. А вот голос Джастина звучал сердито. — Линдси, ты не представляешь, как он переживает из-за того, что Гас так далеко. Разве ты не видишь, что с ним происходит? Как он счастлив сейчас, пока вы здесь? — Джастин, я понимаю, ты хочешь, чтобы Брайан больше участвовал в жизни Гаса, но что дает тебе право решать, что для него справедливо, а что нет? Похоже, я была не единственным подслушивающим; голос Брайана послышался с другой стороны дома: — Переживайте о правах угнетенных политзаключенных в странах третьего мира, а не о моих. Он спустился по лестнице с крыльца, бросил сигарету и растоптал в грязи. Линдси повернулась к нему. — Не могли бы вы все перестать, блять, указывать мне, что думать и делать? Джастин отвел от них взгляд и увидел, что я стою на ступеньках. Я переминалась с ноги на ногу, пытаясь понять, что происходит. — Конечно, это я могу, — сказал Брайан. Он не дрожал, а скорее, вибрировал от какой-то странной энергии, которая, казалось, вот-вот разорвёт его на куски. Я бы не рискнула трогать его или даже подходить. Но Джастин подошел прямо к нему, обнял, прижался всем телом и твердо сказал: — Отвези меня домой. И Брайан глубоко вздохнул, посмотрел Джастину в лицо, опустил голову, прижавшись к нему лбом, и ответил: — Хорошо. Они ушли, а Линдси выглядела так, будто собиралась расплакаться. Я вышла во двор и обняла ее. — Что за хуйня творится, Линдс? — прежде чем сказать это, я погладила ее по волосам. И тогда она действительно заплакала. Я обнимала ее и бормотала какое-то бессмысленное дерьмо, которое говоришь людям, когда они плачут. Она держала меня за плечи, уткнулась лицом в шею и просто продолжала рыдать. — Что такое, детка? Что случилось? Ты же знаешь Брайана, он мудак. Все будет хорошо. Линдси покачала головой. — Он не мудак. Иисусе. Иногда её не переспоришь. — Тогда почему ты плачешь? Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. — Я хочу вернуться домой. Ебать. Я провела Линдс внутрь, потому что было слишком холодно стоять снаружи, а у нее уже из носа текло. Все, конечно же, прибежали и закопошились вокруг нее с салфетками и сочувствием. Линдси даже не пыталась успокоиться. Это была та самая плаксивая блондинка, перед которой никто не мог устоять. И я говорю это как женщина с замерзшими соплями на кофте. Эмм отвел ее в ванную вместе с Дебби, чтобы поколдовать над красными глазами и пятнами на лице. Я снова села за стол на кухне с Беном, Майклом и Хантером, у которого на коленях сидела Дженни. — Что случилось? Брайан с Джастином уехали? Брайан с Линдси поссорились? — Майкл пытался сложить кусочки воедино. — Просто обычная драма — думаю, они с Джастином спорили о чем-то из-за Брайана, а он услышал, и началось дерьмо. — Они с Джастином спорили? — Ну, мне так показалось, — столкновение блондинов. Когда Линдси спустилась вниз, мы задержались достаточно, чтобы съесть пирог, выпить кофе и предложить помочь Дебби помыть посуду (и, как всегда, нам было отказано, и слава богу, потому что я хотела нахуй уже свалить оттуда). И мы не разговаривали по дороге домой несмотря на то, что Гас вырубился на заднем сиденье, а Дженни вряд ли будет травмированна на всю жизнь, услышав, как Линдси в двух словах объясняет мне, в чем, блять, её проблема с Джастином. Когда я переодела и запеленала Дженни, во всё розовое и плюшевое (подарок Эмметта — не спрашивайте), и уложила в кроватку, то вернулась в нашу комнату. Линдси сидела на стуле у изножья кровати, подогнув под себя ноги, в пижамных штанах и футболке. Она снова плакала. — Не хочешь рассказать мне, что, блять, произошло? — Джастин сказал, что мы очень обидели Брайана, когда увезли Гаса. Я ответила, что мы предоставили Брайану выбор, он мог отказаться, но не сделал этого. И тогда Джастин сказал… — и тут Линдси снова начала рыдать. Я подала ей салфетки, сползла в кресло рядом и снова начала всё это бессмысленное дерьмо. Она всхлипнула, вздохнула, провела рукой по волосам и встала. Вот вам и благодарность за утешительную поддержку. Или, может, мне надо ещё поработать над своим бессмысленным бормотанием. — Что сказал Джастин? — я поняла, что нам предстоит долгая ночь. — Он сказал, что Брайан всегда так делает, всегда сдается без боя. Я начала понимать, что план Джастина охватывает некоторые области, которые со мной он не обсуждал. Мелкий дерьмец. Насколько я помню, Брайан пытался сопротивляться, но предполагаю, что слезы и драматичность Линдси, в конце концов, заставили его сдаться. — Но Джастин говорил не только о Гасе, — Линдси глотала слёзы — не особо приятное зрелище. — Он имел в виду и себя тоже. Я знаю это. И именно это меня так разозлило. Я почесала в затылке. Так, ладно. Я знала, что Линдси посчитает Джастина полным психом, если он упустит шанс поехать в Нью-Йорк. Тогда я была с ней согласна. Но вдруг я подумала обо всей этой истории с Принцессой-невестой, и о настоящей любви, и о том, что Брайан не такой уж и хрен, и у меня появилось нехорошее предчувствие. Да, точно, и киборги против андроидов. Блять. Нахуй Джастина, нахуй его план, какого хуя я вообще согласилась придерживаться его плана. Блять. — Чего ты хочешь, Линдси? Ты действительно хочешь вернуться сюда? Быть с Брайаном? — Дело не в том, чтобы я была с Брайаном. Даже не в том, чтобы Гас был с Брайаном, или Брайан с Гасом. Всё дело в том, что он часть нашей семьи. Мы должны быть вместе. Если фанатики и гомофобы могут разрушить нашу семью, то что мы выиграли, когда уехали? Мне, и правда, надо уделять больше внимания тому, что происходит у Линдси в голове. Потому что сказать на это было нечего. То есть, значит, если мы не вернемся, террористы победили. Она была самым безжалостным оппонентом, которого я когда-либо знала, а я ведь адвокат. Линдси подошла и опустилась передо мной на колени. — Я люблю тебя, Мэл. И Гаса, и Дженни. И я люблю Брайана, — она улыбнулась и провела руками по моему лицу. — Но не так, как ты думаешь. Ты — моя семья. Я люблю тебя. И я хочу вернуться домой. Джастин прав. Ага. Не то слово. Прав. И, видимо, во многом. Джастин По дороге домой было уже не так весело, как до Дебби, в основном потому, что Брайан сейчас, вместо того чтобы натирать мне пах и пытаться заставить меня позволить расстегнуть мне штаны, пока я за рулём, барабанил пальцами по своим бедрам, ерошил руками волосы и пялился в окно. Я не хотел, чтобы он курил в моей новой машине, но в итоге он так меня вывел, что я сказал ему перекурить, иначе я заставлю его идти до дома пешком. — Это не имеет значения, Брайан. Он ничего не сказал. На самом деле я понятия не имел, зачем вообще с ним разговаривал, пока он в таком состоянии, будто меня даже рядом нет. Поэтому до конца поездки я решил заткнуться. Как только мы добрались, Брайан направился прямо к бару. Схватил бутылку «Джека Дениэлса» и заперся в своей медиа-комнате. Я пожал плечами и пошел наверх. Когда он становился таким, я ничего не мог сделать, по крайней мере, пока он не отрубится или не отойдёт. Мэлани Линдси поставила воду для чая, а я поднялась наверх, чтобы проверить детей. Гаса нашла спящим на полу в своей комнате, а вокруг выстроенная армия киборгов. Я уложила его в постель и накрыла, а потом спустилась вниз. Проходя через холл, я заметила, что в медиа-комнате Брайана горит свет. Я замешкалась, потому что, если он все еще не спит, то, скорее всего, напивается до потери сознания. Иногда Брайан действительно ведет себя как мудак. Он стоял у окна с бутылкой в руке. — Не помешаю? Он даже не повернул головы. — Помешаешь. Но уверен, это тебя не остановит. — Чему именно я помешала, Брайан, твоему пьянству и замкнутости? Массовой оргии жалости к себе? Он только сделал еще один глоток и замер, глядя в окно. Странно, казалось, его привлекал вид, хотя снаружи была кромешная тьма. — В общем, я просто хотела сказать, хотя уверена, тебе похуй — Линдси хочет вернуться домой, поэтому мы возвращаемся. Это значит, что и Гас тоже. Я, вроде как, подумала, что ты захочешь знать. Брайан обернулся и посмотрел на меня. Он был серьёзно пьян, но находился на той стадии, когда подбирал все слова очень осторожно: — Меня не волнует, что вы, лесбийские пизды, решите делать. Оставаться, уезжать, мне похуй. Всё равно. — Линдси собирается извиниться перед Джастином. Она сказала, что он был прав. Насчёт тебя, Гаса и её. — Да? Ну, может, когда она закончит извиняться перед Джастином, то сможет извиниться и передо мной. Ладно, теперь он скатывался по накатанной от осторожности к злости, мстительности и драматизму. — Линдси ничего тебе не сделала. За что именно она должна извиняться? — я пыталась быть милой. Он — отец Гаса, он пьян, а я — права и пыталась быть мягче, чтобы он услышал меня. Тишина. — Она задела Джастина, а не тебя. И она извинится перед ним, а не перед тобой. Тишина. — Если только ты не считаешь, что ей нужно извиниться перед тобой за то, что причинила тебе боль, обидев его? Раз уж мы говорим тут о том, кто из нас лесбийская пизда. — Пошла нахуй. Мудак. Он, наверно, слишком пьян, чтобы понять, что я собиралась сказать, но какого хуя. — Знаешь что, Брайан? Я надеюсь, что Джастин оценит то, чем ты ради него жертвуешь, серьезно, — а потом я вышла из комнаты. Джастин Так как было Рождество, спустя какое-то время я сдался и спустился вниз найти Брайана. Он лежал на диване, рядом с ним на полу стояла полупустая бутылка «Джека». Но он еще не спал. Я встал над ним, и он посмотрел на меня. Он и на половину так не уебался, как я предполагал. — Ну и, — я ждал, но он больше ничего не сказал. Просто смотрел на меня. Это заставило меня нервничать, поэтому я опустился на колени и положил руку ему на грудь, а голову на плечо. Он едва вздохнул и обнял меня. — Ты хочешь жить здесь? — Да, — я не повернул головы. Не хотел, чтобы он видел мое лицо. — Со мной? Вот идиот то. — Да. — Никакого Дня флага, я говорю, что люблю тебя без всяких бомб, ты отсасываешь мне, когда я хочу, ты рисуешь, несмотря ни на что, и я не решаю, как тебе жить, как минимум в незначительных вопросах. — Без Дня флага, ты говоришь, что любишь меня без бомб, я отсасываю тебе, когда захочешь, я рисую, несмотря ни на что, я принимаю значительные решения в отношении того, как мне жить. И мы не трахаем никого дома, только друг друга. — А не дома? — Все зависит… — От чего? — Как сильно ты хочешь трахнуть мою задницу без презерватива. — Знаешь, Джастин, ты очень коварный человек, серьезно. — Ты только сейчас это понял? — Вообще-то, нет. Я должен был понять это примерно через два дня после того, как встретил тебя, но, похоже, мне бы стоило догадаться о истинном масштабе твоей хитрости, когда ты начал всю эту хрень с письмами. — Ты всегда был слегка тормознутым. — Я милый. — Да, милый. Так тебе понравилась хрень с письмами? — Это было гениально. — А если серьезно, тебе, правда, понравилось? — Сначала да, но потом я начал нервничать, что у тебя перерезаны голосовые связки или что-то в этом роде. Молчаливый Джастин. Страшно. Это как если бы ты перестал есть или отсасывать, — пока говорил, он обнимал меня и целовал волосы. — Да уж, люблю делать что-нибудь ртом, — я поднял голову и подтвердил это смачным поцелуем. — Ладно, это было хорошо, но не замолкай насовсем. Знаешь, раз в год будет достаточно, или около того. — Например, так же часто, как ты позволяешь мне трахнуть тебя? Об этом тоже поговорим? — Слишком много стресса для меня за один день. Я шлепнул его. — Стресса?! Величайший сексуальный опыт в жизни, и ты называешь это стрессом?! Брайан рассмеялся подо мной, и я снова начал целовать его. — Хорошо, скажи мне сейчас. — Сказать тебе что? — То, для чего тебе не нужна бомба. Он застонал. — Скажи сейчас. Я серьёзно, — но я так смеялся, что, скорее всего, он мне не поверил. Поэтому просто что-то промямлил. — Так, ладно, это не считается. Совсем. Скажи так, чтобы я услышал. На лице появилось недовольное выражение, он провел рукой по волосам, взлохматив их дыбом. У меня встал только от одного взгляда на это, поэтому я снова поцеловал его. И выдохнул прямо ему в рот: — Скажи это. — Сам скажи. — Я люблю тебя. Видишь, какой я смелый? — Я люблю тебя, — он выглядел так, будто вот-вот собирался задохнуться. — Господи боже, Брайан, это причиняет тебе настоящую физическую боль или просто психологически травматично? Он поднялся с дивана, тем самым уронив меня на пол, затем протянул руку. И я её принял. — А это ещё, блять, за что? — Нам нужно подняться наверх. — Почему? — Потому что ты причинил мне серьезный психологический стресс и настоящую физическую боль, из-за чего мне нужно трахнуть тебя, а я не хочу, чтобы дети это увидели. — Значит, каждый раз, когда ты скажешь, что любишь меня, нам придется трахаться? — Ага. Звучало как план. to be continued Примечания переводчика: HGTV (Home & Garden Television) — международный ТВ канал №1 о доме, интерьере, дизайне, ремонте и покупке недвижимости. C HGTV вы сможете заглянуть в самые необычные дома по всему миру, получить вдохновение и полезные советы для ремонта вашей квартиры, дома или оформления сада. Китч (кич) (нем. Kitsch — халтурка, безвкусица, «дешёвка») — культурно-эстетическая категория, которая включает в себя клишированные произведения искусства серийного производства. Предметы китча как правило копируют популярные эстетические объекты и локации, порождая ностальгические сентиментальные чувства. Китч понятен большинству и вызывает мгновенные эмоции. Гаэтано Альберто Ломбардо — канадский и американский музыкант, скрипач и руководитель ансамбля Royal Canadians. Обладатель трех звезд на голливудской «Аллее славы», член Зала славы канадской музыки.