☾ ☾ ☾
Сегодня, приехав домой с работы пораньше, приняв душ и поработав немного ещё и дома, он заварил себе облепиховый чай. Тот самый чай, который он очень любит. Сделав глоточек горячего и ароматного напитка, он прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом. Сегодня ближе к вечеру стало прохладнее, а это поднимало настрой что-то сделать, ведь в такую жаркую погоду было очень тяжело заставить себя заняться чем-то. Сокджин наконец справился с той бумажной работой, что днями копилась на его столе, и теперь мог вздохнуть спокойно, зная, что эта макулатура больше не будет мозолить ему глаза, стоило только посмотреть в сторону горы бумаг. Сокджин берёт чашку с чаем в руки и, пройдя в гостиную, садится на диван и делает очередной глоток чая. Подняв глаза, он взглядом невольно цепляется за игрушечного верблюда, лежащего на кресле напротив. Омега улыбается и вспоминает, как Соджун практически со слезами на глазах просил Намджуна выиграть его для него в автомате с игрушками в парке аттракционов, куда сначала решили съездить Намджун с Соджуном, но потом решили и Джина позвать с собой. Маленький альфа не выпускал мягкую игрушку из рук до конца дня, хотя всё равно забыл её в квартире у Джина. А ещё вспоминает, как они с Намджуном ездили вместе за Соджуном в садик. Омега познакомился с воспитателями сына, а те, в свою очередь, совсем не по-доброму посмотрели на него тогда. Ким ставит наполовину недопитый напиток на стол и откидывается на спинку дивана, прикрыв глаза. Сейчас больше всего ему хочется, чтобы его сын был рядом с ним, но он понимает, что сейчас это невозможно, пока они не вернутся обратно в Корею. С каждым днём ожидания о том дне давили на него, а соблюдать терпение и ждать становилось труднее. Намджун не подавал никакого вида заинтересованности в желаниях бывшего мужа, а Джин и не предпринимал никаких попыток сказать ему об этом напрямую, да и альфа каждый раз избегал разговора о прошлом. Даже в день рождения Соджуна, когда за разговором Джин спросил, за что он поступил с ним так, Намджун лишь промолчал, а через несколько минут сменил тему. В тот день им так и не удалось нормально поговорить. В тот день они оба были не готовы к этому. Уйдя глубоко в свои мысли, Джин не сразу слышит телефонный звонок, но, как только до его слуха доходит звук, он открывает глаза и, быстро выпрямившись, берёт телефон, лежавший рядом, в руки. Омега смотрит на экран, где отчётливо светится имя того, о ком уже с самого приезда в Дубай думать не перестаёт. — Джин, у меня проблема, — говорит альфа, как только Джин принимает звонок. — Я надеялся, что успею забрать Соджуна из садика, но сегодня так много всего навалилось на работе, что я просто-напросто не успеваю. Ты не мог бы его забрать к себе? Я сразу после работы заеду. — Да, конечно, о чём речь? Он же и мой сын тоже. Не стоит спешить, всё в порядке, — омега своими словами успокаивает альфу, и тот выдыхает с облегчением. — Да, ты прав. Спасибо, Джин. Джин выключает телефон и выдыхает, чувствуя, как по телу ползут странные и неприятные ощущения. Он несколько раз проходился руками по своим плечам, пытаясь отогнать лезущие под кожу и в голову ненужные мысли. Намджун позволил ему забрать сына сегодня из садика. Нарочно ли он это делает, или действительно на то были причины — Джин не знал. Намджун действительно очень старается заслужить то доверие Джина, что ещё три года назад потерял. И сейчас, если бы не их общий сын, Сокджин очень сомневается, что даже посмотрел бы в сторону Намджуна. Пока между ними Соджун, Джин будет всегда уязвим, а подобраться к нему ближе ничего не стоит. Омега быстро накидывает свой розоватого цвета пиджак на плечи и выходит из квартиры, затем спустившись в подземную парковку, он идёт между рядами машин, обходя номерные столбы. Глазами пройдясь по машинам, на небольшом расстоянии от него самого он замечает свой белый мерседес и идёт к нему, снимая с блокировки. Джин садится в машину и выезжает за территорию парковки, в эту же секунду оказываясь на оживлённой большой трассе, полной машин. До садика сына Сокджин доезжает быстро, а в этот момент, ещё у самых ворот заметивший папу, Соджун бежит навстречу родителю, набегу накидывая свою тонкую из джинсовой ткани курточку на плечо. — Папа, ты приехал забрать меня? — спрашивает маленький альфа, заключив Джина в крепкие объятия. — А где отец? — Отцу пришлось задержаться на работе, так что сегодня тебя заберёт папа, ты же не против? — спрашивает омега, заглядывая сыну в глаза, в которых отчётливо виднелся огонёк, что загорелся от восторга. Альфа отрицательно качает головой и цепляется за шею родителя, так крепко, будто боялся, что папа мог отпустить его, оставить, исчезнуть. Джин обнимает сына в ответ и прощается со всё ещё недовольными воспитателями, что не упустят ни одного момента, запомнят всё до мелочи, чтобы потом можно было посплетничать, как папа бросил сына, а потом, пожалев о том, что сделал, вернулся наладить отношения с бывшей семьёй. Дойдя до машины, Ким старший понимает, что у него в машине нет детского кресла для Соджуна, и смотрит на него, мол, как теперь быть. А альфа смотрит в ответ снизу вверх, невинно хлопая большими глазами и искренне не понимая, почему они застыли на одном месте. — У меня нет детского кресла, — пожимает плечами Джин, обращаясь к сыну. — Зачем мне кресло? Я же взрослый, — возмущается четырёхлетний альфа. Омега прыскает в кулак и соглашается с сыном, но всё же объясняет, что кресло нужно, чтобы обеспечить ему безопасность, а потом вспоминает, что есть такси, и принимается вызывать его. Через полчаса такси останавливается у дома Джина, и первым выходит таксист, чтобы помочь омеге с ребёнком. За то время, что они были в дороге, Соджун успел уснуть, и как бы Джин не старался его разбудить, тот не просыпался. В итоге, таксист — он же дружелюбный альфа в возрасте, берёт маленького альфу на руки и относит до самой квартиры, потом ещё и до гостиной и, уложив альфу на диван, уходит. Омега стягивает с сына обувь и, аккуратно сняв куртку, укрывает тоненьким одеяльцем, целует в лоб и уходит на кухню, чтобы приготовить ужин. Ближе к девяти, у Джина всё готово, на стол накрыто, только вот Соджун никак не хочет просыпаться — сколько бы его не будили, он всего лишь перевернулся в другую сторону и продолжил спать. Омега улыбается его поведению и замечает, что этим он очень похож на Намджуна — тот тоже не хотел просыпаться, а Джин его, в итоге, обливал водой. После чего следовала моментальная реакция — альфа хватал мужа и мстил. Намджун щекотал его до слёз, а Джин, что до смерти боится щекотки, потом дулся и обижался, в то время как альфу это забавляло. У омеги всё-таки получается разбудить сына и заставить его покушать. Во время ужина Соджун спрашивает у папы об отце, скоро ли он вернётся, на что Джин отвечает, что очень скоро, но в итоге решает позвонить ему. После длительных гудков, когда надежды уже не остаётся, что на звонок ответят вообще, по ту сторону провода слышится копошение и через секунду тихое «алло?». Соджун оживляется, когда слышит голос отца, он говорит, что скучает, и спрашивает, не едет ли он домой. Намджун отвечает, что очень скоро будет, и добавляет напоследок, что тоже очень скучает. Джин смотрит и понимает, как сильно их сын привязан к Намджуну, как он его любит и как каждый раз с трепетом ждёт его дома с работы. От этого☾ ☾ ☾
— И что это ты устроил? — строго спрашивает Намджун у Соджуна, пока застёгивает его ремни на детском кресле в машине. Альфа не перестаёт плакать, всё ещё зовя папу. — Я хочу папу, — сорванным голосом говорит альфа и трёт маленькими ручками покрасневший носик, размазывая все слёзы и сопли по лицу. — Почему папа не поедет с нами? Он нас не любит? — Он очень тебя любит, Соджун, — говорит Намджун, уже сидя за рулём своей машины. — Он не любит тебя? — Я не знаю. Соджун срывается и начинает плакать по новой, а попытки Намджуна успокоить сына ничем хорошим не кончаются — альфа только сильнее начинает плакать, всё больше прося отца пойти за Джином. Старший искренне не понимает, что могло случиться с Соджуном именно сегодня, но он будто начал чувствовать состояние родителей и понимать, что случилось между ними.☾ ☾ ☾
Джин кое-как успокаивается, встаёт с пола и идёт в ванную, чтобы умыть заплаканное лицо. Прохладная вода ему помогает — покрасневшие глаза потихоньку приходят в норму, а жар в теле начинает снижаться. Он смотрит в зеркале на своё отражение и усмехается, чувствуя себя самым слабым человеком во всём мире. Каждый раз обещая себе, что станет чуточку сильнее, и каждый раз нарушая обещания, стоит только встретиться с сыном. Сколько он собирается притворяться сильным? Наверное, столько, сколько от него это потребуется. Омега выходит из ванной и слышит звонящий телефон, что оставил в спальне. Он быстро идёт в комнату и отвечает на звонок, даже не обращая внимания на имя звонящего. — Пожалуйста, собери все необходимые вещи и поехали с нами. — Намджун… — Джин, я не знаю, что могло в нём измениться за время, что он провёл с тобой, но, прошу тебя, поехали. Он не перестаёт плакать, зовёт тебя, я не могу его успокоить. — Я быстро, — Джин выключает звонок и, сорвавшись, начинает собирать всё необходимое, кидая в дорожную сумку среднего размера. Как и сказал, омега не заставляет себя долго ждать, ровно через десять минут он выходит из дома и быстро идёт к машине Намджуна. Открыв переднюю дверь с пассажирской стороны, он кидает свою сумку на сидение и, закрыв её садится назад, к сыну. Соджун, что сразу успокоился, как только увидел вышедшего папу из дома, улыбается ему, когда тот садится рядом. Джин треплет сына по волосам и говорит, что он всегда рядом и никуда не уйдёт, и плакать из-за этого не стоит. А Соджун просит Джина больше не оставлять его и просит обещать, что он будет жить с ними, на что омега кивает, а радостный альфа тянет ручки к папе и обнимает его. До дома они доезжают быстро, так как время уже за полночь, а на улице машин в это время было мало, да и пробок больших не было, остановиться пришлось лишь несколько раз, на светофоре. Намджун заворачивает во двор дома и глушит мотор. Первым из машины выходит Джин и берёт сумки, пока вышедший за ним Намджун расстёгивает практически заснувшего сына. Он берёт альфу на руки и идёт к дому, а Джин за ними. Намджун останавливается у двери и просит омегу открыть дверь, сказав, что ключи от двери в его сумке. Джин быстро их находит, и через пару минут они уже внутри. Соджун тут же открывает глаза и оживляется, как только оказывается дома. Намджун шутливо ругает сына, говоря, что он очень наглый, раз заставил таскать его до самого дома. Джин, что наблюдает за ними, лишь прыскает в кулак. Намджун тоже улыбается и смотрит на омегу, что разглядывает прежде не знакомый ему дом, глазами проходясь по каждому предмету, что находился в доме. — Этот дом выбрал папа, как только приехал сюда, до этого мы с Соджуном жили в доме поменьше, — поясняет Намджун. — Папе показалось, что в том доме нам втроём будет тесновато, — он улыбается, вспоминая то время. — Понятно, — говорит Джин и улыбается уголками губ. — Очень красивый. А где сейчас пап… — хочет сказать по старой привычке омега, но на секунду запинается и, тут же спохватившись, исправляется, — дядя Сунхи? — Он в другом городе, гостит у друга, кажется, послезавтра должен приехать, — отвечает Намджун и делает вид, что не расслышал омегу. Намджун забирает сумку омеги с пола и просит его следовать за ним, сразу оказываясь в спальне Намджуна, что находилась на втором этаже. Комната очень большая, такого же размера и кровать, что расположилась рядом с балконом, сама комната выполнена в более тёмных и строгих тонах, что очень подходило Намджуну. — Поспишь здесь с Соджуном, я постелю себе в гостевой комнате, на первом этаже, — говорит Намджун и ставит сумку омеги на пол, собираясь выйти. Тут же в комнату за родителями забегает Соджун и, взяв папу за руку, просит пойти за ним в его комнату, чтобы он тоже мог показать свои апартаменты. Джин улыбается и идёт за сыном, всё больше замечая, что Соджун любит копировать отца, а Намджун лишь качает головой на поведение сына. Соджун лежит посреди большой отцовской кровати, переодетый в пижаму с рисунками супермена, на которого он хочет быть похожим, когда вырастет, обещая себе, что будет защищать всех омег от плохих альф. Джин тоже переодевается в более свободную одежду и, забравшись к сыну на кровать, целует его в лоб и говорит, что очень сильно его любит. — Папа, а где отец? Он не будет спать с нами? — наивно спрашивает маленький альфа. — Соджун, отец очень хотел с нами поспать, но он подумал, что нам с тобой будет тесно на этой кровати, поэтому он ушёл спать в гостевой комнате, — поясняет омега, пытаясь объяснить так, чтобы альфа снова не начал плакать. — Но я хочу, чтобы он тоже спал с нами, — подбородок альфы дрожит, и он дёргает папу за футболку, прося позвать Намджуна. — Соджун, — омега не успевает договорить, как Соджун срывается на плач и отказывается спать, если с ними не будет спать отец. Услышав крик сына, из другой комнаты приходит Намджун и ругает альфу, чтобы он прекратил себя так вести, на что, сильнее обидевшись на родителя, Соджун начинает плакать громче. Намджун садится рядом на кровать и успокаивает сына, прижимая его к себе и гладя по волосам. — Поспи с нами, — неожиданно говорит Джин, и Намджун удивлённо смотрит на него, чувствуя, что где-то есть подвох. — Ложись рядом, и пусть он успокоится. Он слишком маленький, чтобы понимать что-то. Мы нужны ему на данный момент, так давай просто до утра забудем обо всём и сделаем, как он хочет. — Хорошо, — соглашается Намджун. — Не переживай, как только он уснёт, я уйду в другую комнату. — Я и не переживаю, — пожимает плечами Джин. — Уйдёшь, если не уснёшь раньше него. Намджун ложится рядом, а Соджун сразу успокаивается и даже улыбается, чувствуя маленькую победу. Намджун называет его маленьким манипулятором и легонько щипает за нос, шутливо отчитывая. Джин улыбается и прижимает сына ближе к себе, что жмётся к нему всё больше, пытаясь почувствовать его тепло, что так ему не хватало всё это время. Джин с Соджуном засыпают первыми, а Намджун всё так же лежит на своей стороне, смотря в потолок, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить сына, что сейчас ногами упирается ему в бок, а головой лежит на плече Джина, согнувшись пополам. Намджун кое-как поворачивается в их сторону и смотрит на мирно сопящих Джина с Соджуном. Этот омега — тот, кого когда-то он полюбил, и не знает, разлюбит ли когда-нибудь. Он тот, кто подарил ему сына, и сейчас, не смотря на всё, что Намджун сделал ему, он продолжает быть рядом и помогать с сыном. Он тот, на месте которого Намджун никогда никого не видел. Только он был в его мыслях всегда. Намджун садится на кровать и укладывает Соджуна на подушку, чтобы рука омеги могла отдохнуть. Альфа поправляет одеяло на сыне и смотрит на Джина, затем, подавшись чуть вперёд, зачесывает прядь его мягких волос за ухо, получая от него лёгкую улыбку. Ему снится что-то хорошее, или он улыбается альфе во сне. И как же сейчас Намджуну хочется, чтобы этот сон оказался явью. Но у всего есть свой предел, а в хороших снах всего лишь один минус — они заканчиваются, и приходится вернутся в реальность, где не всегда всё так хорошо.☾ ☾ ☾
Посередине большой кровати, застеленной белоснежными простынями и большим количеством подушек на ней, лежит таких же немалых размеров букет из алых роз, свежий и приятный запах которых уже во всю витал по всей комнате. Чуть подальше от цветов, на краю кровати расположившись, сидит омега и уже несколько раз перечитывает записку, что находилась в букете, и улыбается, прижимая её к груди. Сообщение на записке говорило о том, что отправитель такого щедрого подарка очень любит его и что в ожидании их встречи. Джалил тут же принимает телефонный звонок, как только понимает, кто ему звонит и, в надежде услышать голос, по которому сильно скучал, прикладывает смартфон к уху. — Ты получил мой подарок? — раздаётся басистый голос по ту сторону провода. Джалил улыбается и, снова посмотрев в сторону огромного букета, тихо произносит: — Они прекрасны. — Но ты прекраснее, так скучал по тебе. Хочу прямо сейчас увидеться. Давай сходим куда-нибудь? — предлагает Исмаил, ожидая мгновенного ответа от омеги. — Прямо сейчас? — переспрашивает Джалил. — Не знаю даже, Мустафа дома сейчас. — Так ты же его не слушаешь, — усмехается альфа. — Неужели для тебя будет так трудно проскользнуть мимо него, чтобы он тебя не заметил? Он не узнает, а я вот не скажу ему. — Хорошо, скажу, что собираюсь к друзьям, — говорит омега и улыбается, слыша заглушённый смех альфы. — Через час приходи к центральному фонтану, я заберу тебя оттуда, — сказав это, альфа выключает звонок, а Джалил тут же срывается с места и идёт приводить себя в порядок. Как Исмаил и сказал, ровно через час он приезжает к фонтану в центре района, где они живут, и Джалил идёт ему навстречу, что приехал даже чуть раньше альфы. На лице Исмаила тут же появляется улыбка, стоит ему увидеть во всю светящегося омегу. — Ты прекрасен, — альфа делает омеге комплимент, вгоняя его в краску. — Куда поедем? — спрашивает Джалил, пытаясь не обращать внимания на смущающие слова Сари. — Я просто хочу побыть с тобой наедине, чтобы никого не было вокруг, только мы, и наслаждаться твоим присутствием. — А это возможно? — улыбается омега и садится в машину, смотря на Исмаила, придерживающего для него дверь от машины. — Мы можем поехать ко мне, я закажу чего-нибудь из ресторана, можем посмотреть что-нибудь или просто насладиться присутствием друг друга, — предлагает альфа, сев рядом на водительское сидение. — Банальное, но приятное времяпрепровождение в компании друг друга. — Я не против, только фильм буду выбирать я, — тут же оживляется омега. — Конечно, — соглашается альфа и, подавшись вперёд, целует Джалила в шею, чуть ниже от скулы, затем легонько проводит рукой по тому же месту, куда ранее поцеловал. Джалил от неожиданности немного дёргается на месте, но, смущённо опустив взгляд, улыбается, чувствуя, как щёки загораются ярким пламенем. До дома они доезжают практически в тишине, перебиваемой лишь редкими словами альфы, а в конец Джалил даже включает музыку на всю громкость, начиная подпевать ей, заметно оживившись. Исмаил смеётся и, пытаясь перекричать песню, говорит Джалилу, что у него очень красивый голос и слушал бы вечно его, и добавляет, что хотел бы, чтобы из уст омеги звучало только его имя. У Исмаила большой двухэтажный дом, но в размерах он значительно уступал дому Валид, тем не менее Джалилу здесь нравится. Альфа успел ему показать практически все комнаты и всю территорию дома, по остальным местам пообещав провести экскурсию, когда они покушают. В большом зале, который был специально предназначен для просмотров фильмов, с монитором на всю стену, Исмаил, проткнув шпажкой кусок арбуза, передаёт его Джалилу, после чего тот, обхватив сочную водянистую ягоду зубами, откусывает её и прикрывает глаза, наслаждаясь её вкусом. — Хочешь ещё что-нибудь посмотреть? — спрашивает Исмаил у Джалила, когда первый фильм, который они смотрели, заканчивается. — Нет, не хочу смотреть фильм, — говорит Джалил, откинувшись на спинку дивана, с азартом в глазах смотря на альфу. — Хочу смотреть на тебя, это занятие интереснее. Исмаил улыбается такой смелости со стороны омеги и, подавшись вперёд, чуть приближается к его лицу, заглядывая внимательно в глаза, на что Джалил чуть отстраняется, неосознанно для самого себя, вжавшись в мягкую спинку мебели. — А знаешь, что ещё интереснее? — полушёпотом спрашивает альфа, а омега заторможено мотает головой, продолжая смотреть в его глаза. — Пробовать тебя на вкус. Позволишь мне посмотреть, какой ты на вкус? — ещё ближе, так, что дышать невозможно от такого близкого расстояния. — А что, если тебе не понравится? — Джалил осознаёт, что это неправильно, что потом он может пожалеть о содеянном, но разве с этим альфой могут возникнуть такие мысли? Он будет рядом, он обещал, он защитит. И то, что неправильно на самом деле, рядом с ним становится правильным. — Я не узнаю, если не попробую, но не думаю, что мне не понравится. Даже так, ты мне очень нравишься, — он звучит настолько искренне, насколько может, и Джалил ему верит. Себя доверяет ему. Младший сам подаётся вперёд и, одной рукой аккуратно обхватив шею альфы, а вторую положив на его щёку, легонько касается его губ своими. Альфа не успевает осознать случившееся, как омега сразу отстраняется и нервно облизывается, чувствуя сладкий вкус арбуза на своих губах. Исмаил чуть заторможено проводит кончиками пальцев по своим губам и усмехается, переводя взгляд на Джалила, что, притаившись, сидит рядом, не смея даже смотреть в его сторону. — Я даже не успел насладиться, — говорит альфа и, пальцами подцепив подбородок омеги, поворачивает его голову в свою сторону, тут же припадая к его губам. Быстро среагировав, Джалил отвечает на поцелуй, позволяя альфе сминать, лизать и кусать свои губы, полностью отдаваясь в его власть. Исмаил за руку тянет Джалила к себе, усаживая на собственные колени. Он опускает свои руки на его бёдра, пока руки омеги покоятся на его плечах. Они ни на секунду не отрываются друг от друга, чувствуя, как просыпается возбуждение, распространяясь со скоростью света. Сари запускает руки под идеально выглаженную серую рубашку Джалила, несильно надавливая на кожу на его спине, рисуя моментально исчезающие красные полосы. Валид откидывает голову, подставляя шею для поцелуев, а альфа целует, долго, чувственно, посасывая кожу на шее, на которой грозились появиться алые пятна и выведать его тайну всем. Но сейчас больше заботило другое — он, его прикосновения по всему телу, его поцелуи на губах и шее, его любовь, любовь, которой хочется заняться с ним. Об остальном не сейчас, это неважно уже, это подождёт. — Хочу тебя больше всего на свете, — эти слова звучат эхом, раздаются в голове омеги, заставляя желать большего. — Хочу тебя попробовать там, — Исмаил кидает взгляд вниз, прямо туда, где его пах соприкасается с пахом омеги, после чего Джалил покрывается румянцем и утыкается альфе в шею, пока тот бродит руками по его спине. — Хочу тебя прямо в этом зале, прямо на этом диване. — В таком случае, возьми, — отстранившись, говорит омега и, быстро чмокнув альфу в губы, принимается в спешке расстёгивать пуговицы на его рубашке. Прямо в этом зале, прямо на этом большом диване, как и хотел Исмаил, Джалил отдался ему, весь и без остатка. Сегодня из уст омеги было слышно только имя альфы, как и хотел Исмаил. Он попробовал его везде на вкус, как и хотел. Он взял то, что хотел, как и просил его Джалил. Сегодня двое людей, которым было запрещено быть вместе, стали единым целым, как и желали они оба. И пусть после этого узнает кто-то об их общей тайне, Джалил не боится, теперь он под защитой того, кто признал в нём своего омегу. — Ты отдал мне свою девственность, — прямо говорит Исмаил, прижимая к себе ближе лежащего рядом Джалила. — Теперь ты никуда от меня не денешься, ты весь мой. — Я не против быть твоим, — улыбается омега, крепче обнимая альфу, перекинув руку через его торс. — Всегда хотел быть только твоим, и чтобы ты был только моим, — после этих слов Джалил поднимает голову и смотрит на Исмаила, — а ты будешь моим, так же, как и я? — Я весь твой, не позволяй никому забрать меня у себя. Джалил улыбается и ложится обратно, уместив свою голову на груди альфы, теперь уже всерьёз задумавшись о его словах не позволять никому забрать его.☾ ☾ ☾
Тир – это то место, где Мустафа забывает обо всём, погружаясь в свой мир. Практически каждый день зависает в своём собственном тире, в подвале их особняка, стреляя и выплёскивая все свои эмоции наружу. Альфа в очередной раз попадает прямо в цель, представляя перед собой Чонгука. Представляет, как убирает с дороги того, кто уже полгода мешает ему. Он усмехается и, встряхнув головой, проходит к маленькому столу с алкогольными напитками. Мустафа кладёт пистолет на стол и берёт стакан с недопитым бакарди. Он крутит стакан в руках, смотря, как коричневая жидкость бьётся о стенки стекла. Мысли заполнены одним единственным омегой, что не даёт нормально думать. Тасбих из сердца не выходит, заполняя собой всю мышцу. Мустафе хочется забыться, выпить весь алкоголь и больше не думать о нём, но даже в пьяном состоянии в глазах встаёт самый чистый и светлый образ омеги. Ему бы прижать Тасбиха к себе и не выпускать никогда, сломать любого, кто подойдёт. Мустафа зависим от Тасбиха. — Узнал чего-нибудь нового о Чонгуке? — говорит Мустафа и выпивает оставшуюся жидкость, полностью опустошая стакан. — В день, когда супругу Хосока делали операцию, он встречался с Наимом, — Сяо Ли сидит позади Мустафы на маленьком кресле. — Мустафа, архивы с две тысячи пятого года пропали в тот день, когда Наим и Чонгук встретились, — альфа делает короткую паузу, задумываясь о чём-то. — Этот омега вполне мог что-то рассказать Чонгуку. — Он бы не стал так поступать, — говорит Мустафа, кончиками пальцев проходясь по лежащему на столе пистолету. Он усмехается и берёт оружие в руки, внимательно смотря на него. — Наим далеко не глупый, одна ошибка, и он точно знает, что я пущу в его лоб пулю, но он и не боится ничего, меня это слишком раздражает. Я даже угрожать ему не могу. Сяо Ли усмехается и кивает головой, соглашаясь с альфой. — Ты очень близок с Чонгуком, узнай ещё чего-нибудь, Сяо Ли. — Я делаю всё, что в моих силах. — Недостаточно. Мне нужно знать всё. Валид проходит к небольшому ящику с оружием и открывает его, доставая оттуда маленький пистолет, такой же, который он сейчас держал в руках. Он разворачивается и кидает пистолет в сторону Ли. — Постреляй со мной, скоро все наши проблемы решатся. Чон Чонгук навсегда исчезнет из наших жизней, а ты, как мой верный помощник, будешь рядом со мной, — Мустафа смеётся и жестом руки указывает на место рядом с собой, тем самым вызывая его к себе пострелять. — Чон давно в проигрыше. Сяо Ли заряжает пистолет и стреляет, стреляет, стреляет. Попадает прямо в цель два раза и один мимо. Мустафа усмехается и хлопает альфе. Валид оценил. Сяо Ли стреляет так же хорошо, как и ставит бомбы в машины, стоит хотя бы вспомнить одну заложенную в урусе Чонгука. Судьба Чон Чонгука в руках восточного солнца.☾ ☾ ☾
На длинных изящных пальцах, что ловко застёгивали пуговицы на идеально выглаженной белой шёлковой рубашке, красовались кольца, придавая им больше изящности, утончённости, и акцентируя всё внимание на них. Тасбих аккуратно укладывает свои тёмные волосы, пальцами проделывая между ними три крупных пробора. В уши продевает те самые подаренные Чонгуком серёжки, и прежде, чем выйти из комнаты, снова смотрит на своё отражение, поправляет где-то макияж и, сделав глубокий вдох и улыбнувшись своему отражению, выходит из комнаты. В коридоре Тэхён сталкивается с ещё с утра приехавшим Чимином, что сейчас находился в «рабстве» Ахмеда, который заставлял его, как думал Пак, помогать ему на кухне. Проходя мимо друга, Тэхён делает сожалеющее лицо и, пожелав удачи с оформлением стола, идёт ко входу в дом встречать потихоньку подтягивающихся гостей. Среди только что приехавших гостей оказывается Самин и Джалил, и всё, что сейчас Тасбиху остаётся — это молиться, чтобы Мустафы не оказалось с ними или где-то поблизости. Август — месяц, когда Чонгук только приехал в Дубай, и в первый же день его приезда он встретил своё восточное солнце, который сегодня праздновал свой двадцать третий день рождения. Последний месяц лета прошёл слишком быстро, забирая с собой жаркие летние деньки, лето сменила осень, за ней пришла зима, только вот в Эмиратах о таком никто не слышал, продолжая и дальше проживать жаркие дни, скрываясь от палящего солнца под прохладными тенями. Зима тоже близилась к концу, и уже через две недели наступит весна, а внутри Тасбиха ещё с осени начали распускаться первые почки, сейчас вместо них появились красивые цветы, отдавая своим приятным запахом. Тасбих руку туда с трепетом прикладывает, цветы бережёт внутри себя, от чужих глаз укрывает, хранит в самом сердце, только за одного человека молится, «никому не отдам» — повторяет. Тасбих не перестаёт улыбаться и принимать поздравления с подарками, пока внутри всё рушится, обрывая даже ту тонкую нить оставшейся надежды. Он всё продолжает смотреть в сторону входа, надеется, что он всё-таки появится, что вот-вот подойдёт, попросит прощения, обнимет, скажет, как сильно любит, и назовёт своим маленьким мальчиком, как ещё с детства так делает. Но нет, шейха нигде нет. Тэхён понимает, что он и не придёт, и хочет уже сказать дедушке, что можно гостей собирать за столом, как тут же открываются ворота, впуская очередную машину. Тасбих узнаёт в ней отцовскую, и тут же на его лице расплывается улыбка, а тень надежды снова ложится на него. Омега так и стоит в проёме входной двери и смотрит в сторону ворот, как отец въезжает на машине, как выходит из неё, а следом за ним и Мустафа. Сейчас не хочется думать ни о ком, и даже Мустафа, приехавший с отцом, не испортит его настроение, ведь, не смотря на обиды и недопонимания, отец пришёл к нему, на его день рождения. Не это ли сейчас самое главное? Тасбих приветствует отца, на жениха даже не смотрит, забирает у шейха огромный букет из белых роз, и благодарит его за них, говоря, что они очень приятно пахнут. Шейх улыбается сыну и, кивнув головой Мустафе, намекает ему, чтобы он оставил их одних. Стоит Мустафе исчезнуть из виду, Хусейн переводит свой взгляд на Тасбиха, и прежде, чем отец успевает что-то сказать, омега перебивает его: — Не надо, отец, — он качает головой, а в глазах выступают слёзы. Голова его опускается, когда понимает, что не сможет сдержать солёную влагу. — Тасбих, — шейх за подбородок поднимает голову сына и смотрит ему в глаза. — Надеюсь, ты простишь меня за то, что я сделал? Я не со зла, я всего лишь пытаюсь уберечь тебя, ты же мой сын. Я ведь люблю тебя, и если с тобой что-то случится — я не прощу себе этого. Тасбих ничего не говорит и, кивнув несколько раз в знак согласия со словами отца, крепко обнимает его, а с глаз уже давно текут слёзы, но только сейчас ему становится лучше и спокойнее на душе. — Простите и Вы меня, отец, — Тасбих утыкается носом в грудь отца, когда тот крепче обнимает его, прижимая к себе. — Мой маленький мальчик стал ещё на год старше, но для меня ты всегда останешься моим маленьким мальчиком, знай об этом, — альфа отстраняет от себя сына и, большими пальцами стерев его слёзы с щёк, добавляет: — с днём рождения, Тасбих. Праздник проходит весело — кто-то из родственников рассказывает, каким шустрым и непоседливым был Тасбих, когда был маленьким, кто-то из коллег рассказывает, каким неопытным он был, когда его ординатура только началась, а сейчас он — самый лучший хирург-ординатор в их больнице. Чимин же рассказывает, как они познакомились, а Тасбих смеётся, когда друг доходит до того момента, как в итоге ему пришлось вернуться к Тасбиху, когда его отчислили из университета. Юсуф вспоминает то время, как Тасбих просил его подарить ему котёнка, но он не стал этого делать, потому что ему показалось, что для котёнка его племянник ещё маленький, и обещал купить, когда он немного подрастёт. Тасбих тогда сильно обиделся на него, но Юсуф сдержал своё обещание — теперь у омеги есть Хабиби, который ему подарил дядя почти два года назад. Когда все подарки уже были подарены, а поздравительные слова и пожелания сказаны, наступает время Хусейна, что предпочёл самым последним подарить подарок сыну. Он говорит, что купил ему машину, а когда Тасбих начинает возмущаться, потому что у него уже есть подаренная отцом машина, шейх говорит, что купил машину поменьше, потому что помнит, как омега говорил, что ему немного неудобно будет ездить на крупной машине. Тасбих качает головой, но в итоге сдаётся и, обняв отца, благодарит его за подарок. Когда все уже разъезжаются по домам, Хусейн спрашивает сына, не хочет ли он вернуться домой, на что Тасбих отвечает, что ещё не время, и что всё, что ему сейчас хочется — это ещё немного побыть с дедушкой. Хусейн соглашается с мнением сына и больше к этой теме не возвращается, зная, что ответ сына останется таким же, пока он сам не решит вернуться. Тасбих благодарен отцу за его понимание, хоть его поведение немного и удивляет омегу. Но, может, это начало чего-то нового, чего-то светлого и прекрасного? А, может, это отношения отца с сыном налаживаются? Как бы там ни было, Тасбих сейчас счастлив и немного удивлён, что даже ни Мустафе, ни его семье не удалось испортить его хорошее настроение сегодня. Тасбих вместе с Чимином берутся помогать двум бетам-домработникам убирать дом после праздника, а на просьбы Ахмеда сесть и отдохнуть, омеги лишь качают головой и говорят, что так будет быстрее. И, как обычно, по привычке — Чимин берётся доставать посуду из машинки, а Тэхён — сушить салфеткой всю вымытую посуду. Пак достаёт последнюю тарелку и дотягивается до салфетки, чтобы присоединиться к другу, как отвлекается на уведомление, пришедшее на телефон Тасбиха, от Чонгука. В нём альфа говорит, что через час будет на назначенном месте. Чимин тут же смотрит на друга и обращается к нему: — Так ты всё-таки решился рассказать дедушке? — Чимин ехидно улыбается и тычет пальцем в плечо друга. — О чём рассказать? — не понимает Тасбих. — О Чонгуке, он говорит, что через час будет, — объясняет Пак. — Как через час? У меня же совсем нет времени.. — Так ты не сказал Ахмеду? — тут же вскипает Чимин. — Когда ты собираешься? Если ты не скажешь — я скажу, — с этими словами омега стремительно направляется в зал, где сейчас и находился Ахмед. — Нет, Чимин, стой, — Тасбих за руку тянет друга обратно, но тот непоколебим — продолжает идти. — Я сам скажу, правда. Я сейчас же пойду и скажу. Чимин останавливается и, скрестив руки, смотрит на друга: — Хорошо, пошли, а я посмотрю, — Чимин берёт друга за руку и вместе с ним идёт к дедушке. Тэхёну сейчас остаётся лишь молиться Всевышнему и придумывать план, как потом выкручиваться, если всё провалится. — Дядя Ахмед, тут Тэхён хочет Вам что-то сказать, — говорит Чимин и толкает Тэхёна вперёд. — Что случилось? — Ахмед обращается к притихшему внуку: — Тасбих, что ты хотел сказать? — Я… — Тасбих запинается, не знает, с чего начать, как объяснить, что его ждёт Чонгук, что он уже согласился на встречу. Но знает, что дедушка будет против, а лишний раз не хотелось разочаровывать в себе и без того разочарованного дедушку. — Да нет, ничего, забудьте. — Вы всё-таки послушайте его, ему есть, что вам сказать, а я буду на кухне, если понадоблюсь, — Чимин улыбается Ахмеду, но потом переводит злой взгляд на друга и, ткнув его в бок, подталкивая на разговор, уходит. — Тасбих, я тебя слушаю, — Ахмед вырывает внука из своих мыслей, заставляя вернуться в реальность, где всё не так просто, и по щелчку пальцев желаемое не происходит, как бы сильно не хотелось. — Дедушка, я… — Ты хочешь отпроситься у меня, чтобы пойти с тем альфой на свидание? — прямо в лоб задаёт вопрос Ахмед, а Тэхён, словно рыба, то открывает, то закрывает рот, не зная, что сказать и как реагировать. — А он действительно серьёзно настроен, я вижу, — усмехается дедушка. — Такие, как он, не сдаются. — Как Вы узнали? — Я случайно увидел пришедшее сообщение от него на твой телефон, ты вышел куда-то, забыв поставить телефон на блокировку. — Просто, я… — Тасбих запинается, не знает, как правильно выразить свою мысль, дедушка смотрит выжидающе, не перебивает, ждёт. — Дедушка, — Тасбих подрывается с места и садится рядом со старшим, положив голову ему на плечо, — я, кажется, не смогу ещё кого-то полюбить так же сильно, как его. За такой короткий срок он стал для меня так дорог, не могу описать, что творится внутри. Я будто цвету рядом с ним, только рядом с ним, — на его глазах выступают слёзы, но он продолжает, — я даже был готов уехать с ним в тот день, и для меня не важно было куда, главное — с ним. — Что тебя остановило? — Вы. — Я? — Я не смог оставить Вас, я испугался, что с Вами может случиться что-то, если я уеду, — Тасбих быстро убирает пальцем слезу, скатившуюся по щеке, и смотрит на Ахмеда. Ахмед же гладит внука по голове, взгляд его смягчается, а на губах появляется улыбка. — Тасбих, если вам суждено быть вместе, судьба будет сводить вас до последнего, — тихо начинает Ахмед. — Я никогда не был и не буду против твоего счастья. Но Хусейн, он хоть и мой сын, но в его глазах я буду виноват, что позволил случиться непоправимому, он никогда не простит мне этого, — горько усмехается омега. — Ты — его единственным сын, а он всего лишь боится за тебя. Он пытается уберечь тебя от всего плохого, понимаешь? А этот альфа, кажется, не плохой. Я помню, как на празднике он смотрел на тебя, я ещё тогда заметил эти искры между вами. И, если говорить правду, — Ахмед чуть ближе наклоняется к Тасбиху и шепчет не слишком тихо: — он мне нравится больше, чем Мустафа. Тасбих внимательно слушает дедушку, надеясь, что он скажет что-то важное, но после его слов смеётся и ближе жмётся к старшему, а тот прижимает к себе сильнее. — Дедушка, он же даже посты держал со мной целый месяц, — вспоминает Тасбих тот священный месяц, который, кажется, уже не забыть ему никогда. — Да ну? — удивлённо восклицает омега. — Видно, что он сильно дорожит тобой, что решил пойти на такое, не каждый на такое способен, — Ахмед кивает, будто подтверждая свои слова. — Мой маленький мальчик с прекрасными глазами, пусть в этой жизни ты никогда не будешь знать горя, пусть твоё счастье будет таким же, как твоё большое сердце. Я готов пожертвовать своими отношениями с сыном, лишь ради твоего счастья. Просто, обещай мне быть осторожнее, а я буду молиться за вас. Тасбих ничего уже не говорит, тут даже слова не нужны, его глаза всё за него уже сказали, он только беззвучно обнимает Ахмеда, а его громко бьющееся сердце говорит о том, как он благодарен дедушке. А ещё Чимину, что каждый раз рядом и подталкивает его к решению таких непростых задач, но разве не для этого нужны друзья? Ахмед понимает, что Хусейну это очень не понравится, если он узнает, но он не узнает, а Ахмед и не скажет. Это будет их с Тасбихом маленький секрет. Тасбих забегает к себе в комнату и переодевается в давно подготовленную им одежду, чувствовал, что увидится сегодня с Чонгуком. Когда он поправляет ворот рубашки, то взгляд его цепляется за коробку с вещами папы, стоящую рядом на кровати. Омега улыбается и снимает крышку, тут же замечая длинную цепочку, лежащую поверх всех этих вещей. Он берёт её и начинает разглядывать; эта цепь золотистого цвета — его папы, что он застёгивал на своей талии во время восточных танцев. И Тасбих решает надеть её, не знает, зачем она ему понадобилась, но убеждает себя в том, что хотя бы так какая-то часть его покойного родителя будет рядом с ним. Поправив цепочку на талии, он смотрит на своё отражение в зеркале, а пальцы его невольно касаются цепи, что обвивает плоский живот. Тасбих прикрывает веки, своего любимого представляет, как он его тела касается, как по всему телу мурашки бегут от его прикосновений. Но тут же заставляет себя отогнать лезущие в голову неправильные мысли и накидывает на плечи рубашку, затем застегнув пуговицы и взяв сумку, выходит из комнаты. Чонгук выходит из машины, как только видит Тасбиха, и идёт к нему навстречу. На губах Тасбиха при виде Чонгука тут же расцветает улыбка, а Чонгук улыбается в ответ. — Я узник восточного солнца с прекрасными голубыми глазами, который улыбкой своей, что дарит только мне, взял и связал все мои внутренности в узел. Тасбих молчит, кажется, дышать перестаёт, но улыбка всё никак не сходит с лица. А Чонгук всё продолжает: — Я скучал по твоим глазам, умирал от тоски по тебе, — альфа приближается и аккуратно проводит рукой по щеке омеги, а когда тот отступает, за руку держит, не позволяет отдаляться от себя ни на шаг. — Неужели я не заслуживаю даже этого? — Чонгук опускает взгляд на их скрещенные руки и горько усмехается. — Я ни то что словом — даже действием не обижу тебя, никогда, я не посмею, солнце. Скажи, ты мне доверяешь? — О чём ты, Чонгук? — Речь о доверии, солнце. Ты мне доверяешь? — Я доверяю тебе. — Я не подведу твоё доверие, а ты обещай, кто бы что бы не говорил — не верить им. — Обещаю, — не понимая, что нашло на альфу, но немного заторможено отвечает Тасбих. — Поехали? — легонько тянет Тасбиха за руку Чонгук, а тот, кивнув, следует за ним. Сначала альфа с омегой едут в ресторан, поужинав там и проведя немного время за разговором, Чонгук говорит, что подарок, подготовленный для Тасбиха, находится в другом месте, и им сейчас надо поехать туда, чтобы Чонгук смог подарить его ему. Тасбих не понимает, а Чонгук объясняет, что забронировал номер в отеле Бурдж-Халифа, и подарок ждёт их как раз в том номере. Тасбих сначала сомневается, но после недолгих раздумий соглашается, ведь Чонгук обещал оправдать его доверие, а Тасбих обещал доверять ему. Бурдж-Халиф действительно очень высокое здание, и Тэхён понимает это, когда у него начинает кружиться голова, стоит ему посмотреть вниз на ночной город с террасы, что находится на сто шестьдесят третьем этаже. Он крепко хватается за руку улыбающегося Чонгука и несильно ударяет его кулаком в плечо, ведь ему страшно, а Чонгук смеётся над ним. Омега показательно встаёт перед альфой спиной и, опершись о перила, устремляет свой взгляд куда-то вдаль, потому что смотреть вниз ему просто духу не хватает, а этим самым показывает Чонгуку, что обижен на него. — Прости, солнце, — Чонгук обвивает руками талию возлюбленного, крепче к себе прижимает, продолжает просить прощения. Тасбих разворачивается в его руках и, улыбнувшись, аккуратно проводит рукой по его волосам и качает головой. Чонгук так и застывает, глаз своих не сводит с глаз Тасбиха. Он ещё не был к нему так близок, а вблизи его глаза ещё красивее. Альфа невольно подаётся вперёд, и когда между их губами остаются какие-то жалкие сантиметры, Тасбих поворачивает голову в сторону и чуть отстраняется, ведь это всё так неправильно, так непривычно. — Позволь мне любить тебя здесь, прямо сейчас, в эту секунду, позволь показать свою любовь тебе, — отчаянно просит Чонгук. И Тасбих позволяет — он снова поворачивает голову к Чонгуку, всего несколько секунд посмотрев в глаза альфы, прикрывает веки, даёт разрешение. И Чонгук снова подаётся вперёд, легонько, будто боится сломать омегу, касается его губ своими. Он чувствует сладкий привкус цветов на своих губах и ему крышу сносит, снова легонько целует и отстраняется, следит за реакцией Тасбиха; тот лишь беззвучно стоит перед ним с прикрытыми глазами и ждёт чего-то. Чонгук снова и снова целует, а Тасбиху начинает даже нравится. Он обвивает руками шею альфы, сам целует, просит ещё, а Чонгук выполняет просьбу. Здесь их никто не видит, никто не знает. Здесь они свободны, здесь они открываются друг другу, здесь им обоим хорошо. Тасбиху сейчас кажется, что всё это сон, боится, что он может закончиться, если он сейчас откроет глаза. Не хочет, чтобы всё это прекращалось, ведь он наконец почувствовал себя счастливее. Впервые за всю жизнь. Хоть омега целуется в первый раз, и получается у него это немного нелепо, Чонгук бы поклялся, что это был самый лучший поцелуй в его жизни, а ведь уже и не помнит других, не позволяет себе. — Если это сон, то я не хочу просыпаться, — тихо говорит Тасбих, уткнувшись в шею Чонгука. — Мне так хорошо сегодня, и я не хочу меняться. — Это всё реальность, жизнь, и в этой жизни ты мой, — твёрдо выговаривает слово за словом. — В следующих тоже будешь моим. — Мы не говорим: «В этой жизни и в следующей». Мы говорим: «В этом мире и в мире вечном», — Тасбих поднимает свой взгляд на Чонгука, смотрит прямо в глаза, продолжает, — Чонгук, я буду твоим в этом мире и в мире вечном. — Обещаешь? — Я молюсь об этом. — Ты молишься за меня? — Такова наша религия, что мы бережём в своих молитвах тех, кто дороги нам. Чонгук ничего больше не говорит, он улыбается и прижимает к себе Тасбиха, а тот кладёт свою голову альфе на грудь, слушает его спокойное сердцебиение, находит в этом что-то прекрасное, пока у самого внутри расцветает второй букет из приятно пахнущих цветов. Прежде, чем Чонгук с Тасбихом оказываются в номере отеля, Чонгук завязывает Тасбиху глаза чёрной лентой, что заранее подготовил, и, взяв его за руку, ведёт за собой. Уже в номере альфа останавливает омегу посреди комнаты и развязывает его глаза. Тасбих жмурится, привыкая к свету, а когда у него получается сфокусировать свой взгляд на предмете, стоящем перед ним, охает и прикрывает рот руками. Он несколько секунд смотрит на огромную картину, почти на всю стену, на которой нарисован он сам, а затем смотрит на Чонгука, и в глазах его выступают слёзы. Тасбиху хватает всего несколько секунд, чтобы узнать в этой картине творчество своего любимого художника из Абу-Даби, и никакой необходимости не было подписывать её. Чонгук смеётся и разводит руки для объятий, в которых в эту же секунду оказывается Тасбих, он благодарит Чонгука за такой прекрасный подарок, говоря, что о таком и мечтать не мог. — Я рад, что тебе понравилось. Долго не мог решиться, что тебе подарить. — Ты шутишь? Да я там выгляжу в два раза лучше, чем в жизни, — смеётся Тасбих. — Ни одна картина не сравнится с твоей красотой. Ты и есть моё искусство, а я и понятия не имел, что у меня, оказывается, есть такое пристрастие к искусству. Тасбих возвращается к картине и берётся разглядывать её. На ней он стоит в саду, окружённый огромным количеством цветов, в руках держит Хабиби и смотрит назад, через плечо. Глаза его подчёркнуты чёрной подводкой, особенно выделены голубые зрачки, и Тасбиху это нравится. Чонгук передал в этой картине того Тасбиха, в день их первой встречи. Омега немо улыбается и проводит рукой по картине, уже думая, куда повесить её в своей комнате. — Будешь тортик? — где-то сзади раздаётся голос Чонгука, и Тасбих оборачивается, замечая альфу с тарелкой в руках, а на ней небольшой кусочек торта. — А, знаешь, я слышал, что если есть торт вот так, — Тасбих подходит к Чонгуку и, пальцем проведя по цветочку из сливочного крема и тут же отправив его в рот, продолжает, — то он в два раза вкуснее. Он действительно вкусный. Чонгук, как наивный ребёнок, вскидывает брови, но повторяет за омегой, и в этот момент, как только альфа отвлекается, Тасбих снова цепляет пальцем крем и размазывает его по лицу Чонгука. Альфа, что в начале не понял, что произошло, минуту стоит на месте и с широко открытыми глазами смотрит на Тасбиха, что, схватившись за живот смеётся, стоя напротив него. Чонгук, придя в себя, медленно возвращает тарелку на стол и, салфеткой вытерев со своего лица крем, также незаметно берёт пальцем новую порцию крема и, развернувшись, стремительно движется в сторону Тасбиха, намереваясь испачкать его лицо кремом. — Я же пошутил! — тут же выдаёт Тасбих, когда понимает, что затеял Чонгук. — Я вот, не шучу. Чонгук делает свой шаг быстрее, а Тасбих тут же срывается с места и бежит в другой угол комнаты, но оказывается в ловушке, поэтому он решает перепрыгнуть через кровать. Чонгук бежит в другую сторону кровати, и в эту секунду Тасбих разворачивается и надеется спрыгнуть с кровати, но догнавший его Чонгук хватает за ногу и поваливает на кровати, нависая сверху. Он размазывает по лицу омеги крем и смеётся над ним, даже хлопает в ладоши, чувствуя, что победа за ним. Возмущённый Тасбих брыкается и извивается под альфой, недовольно вздыхая. Чонгук встаёт с кровати и, взяв салфетку со стола, передаёт Тасбиху, а сам наблюдает, как тот недовольным взглядом косится на него, вытирая лицо. — Обижаешься? — усмехается Чонгук, смотря на Тасбиха. — С чего бы? — Тасбих показательно кидает салфетку на стол и садится на кровать напротив Чонгука. — Я первый начал, так что заслужил, — пожимает плечами. — Но немного неприятно, когда липкий и сладкий крем на твоём лице. — Даже с кремом на лице ты красивый, а ещё сладкий, — Чонгук улыбается, заметив мигом заалевшие щёки Тасбиха. Тасбих ничего не отвечает, лишь молча сглатывает и отводит взгляд, глазами ища свой телефон. Он находит его на столе и, встав со своего места, берёт его в руки, листая что-то в нем. — Что ты делаешь? — спрашивает Чонгук. Тасбих улыбается и включает арабскую песню на своём телефоне, чтобы разрядить обстановку, и сразу начинает двигаться под такт музыки. Чонгук не смеет больше ничего говорить, лишь затаив дыхание наблюдает за своим солнцем, что так красиво двигает телом. Омега разводит руками, движет кистями, вырисовывая какие-то непонятные узоры в воздухе. Чонгук следит за каждым движением, за каждой частью его тела, скользит взглядом по его бёдрам, талии и плечам. И он не знает ещё более интимной обстановки, чем эту. Тасбих встаёт к альфе спиной, продолжая танцевать, в эту секунду оказываясь в крепких руках, что обвивают его талию. Чонгук утыкается носом в его шею, вдыхает самый приятный, самый желанный запах цветов, чувствует, как он проходится по его венам, уже навсегда оседая внутри. Тасбих задирает голову, кладёт её на плечо Чонгука, открывая ему больше пространства для поцелуев. Чонгук же аккуратно касается губами его кожи, целует каждый сантиметр на его шее, легонько кусает и оттягивает кожу, слыша прямо над ухом несдержанный стон и улыбается. Чонгук проводит руками по плечам Тасбиха, оттягивает ворот его рубашки, целует открывшуюся ему часть ключиц и следит за моментально покрывшейся мурашками нежной кожей его восточного солнца. Тасбих медленно разворачивается лицом к Чонгуку, тянется к его губам и оставляет на них лёгкий поцелуй, ощущая внутри ещё прежде незнакомые ему чувства. Омега ближе жмётся к альфе, а Чонгук, сначала проведя одной рукой по его шее, кладёт обе руки на его щёки и затягивает в поцелуй. Тасбих обвивает руками шею альфы и отвечает на поцелуй, не желая, чтобы всё это заканчивалось. И когда они оба чувствуют, что в лёгких не хватает воздуха, Чонгук отрывается от губ омеги и, подхватив его под бёдра, аккуратно опускает на кровать, продолжая целовать, будто этого и желал всю свою жизнь. В этот момент песня, что играла на телефоне Тасбиха, прекращается, и омега будто возвращается в реальность — он испуганно смотрит на Чонгука, что огромной чёрной тучей навис над ним. Альфа кладёт палец поперёк своего рта и качает головой, убеждая этим, что Тасбиху нечего бояться. — Я не сделаю тебе ничего плохого, — полушёпотом проговаривает Чонгук. — Я не сделаю тебе больно. Ты же доверяешь мне? Тасбих медленно кивает, и Чонгук улыбается, своей улыбкой успокаивая омегу. Чонгук снова целует, а затем, выпрямившись, расстёгивает две верхние пуговицы на своей рубашке и одним быстрым движением стягивает её с себя. Тасбих, что всё ещё лежит под альфой, быстро отводит взгляд, чувствуя, как что-то зашевелилось у него где-то внизу живота. Чонгук берёт руку омеги и кладёт её на свою грудь, а потом проводит ею вниз по всему телу и останавливается прямо у пряжки ремня на своих штанах. — Тасбих, посмотри на меня. Но Тасбих всё не поворачивает голову к Чонгуку, продолжая молча лежать с закрытыми глазами. Потом альфа наклоняется к самому уху омеги и тихо говорит: — Солнце, пожалуйста, посмотри на меня. И эти слова действительно влияют на него. Он медленно поворачивает голову в сторону альфы, не смея опускать взгляд ниже. — Я не хочу, чтобы ты меня стеснялся, не хочу, чтобы ты закрывался от меня. Хочу, чтобы ты глазами исследовал моё тело, смотрел так только на меня, хочу так же исследовать твоё тело, быть ближе к тебе. Тасбих не отвечает, лишь молча опускает свой взгляд на подкачанное тело альфы, исследуя каждый его участок взглядом, как и хотел Чонгук. Омега замечает правую руку забитую татуировкой, до этого он видел лишь её малую часть, и только сейчас удалось разглядеть её всю. Он проводит пальцами от плеча по всей руке, их кончиками обводя каждый рисунок, как завороженный разглядывая её. Чонгук, наблюдавший за всем этим, берёт руку Тасбиха и целует каждый его пальчик, затем кладёт его руку на свою щёку и прикрывает глаза. — Было очень больно? — Что? — непонимающе смотрит Чонгук, открыв глаза. — Набивать татуировку было больно? — Немного, — пожимает плечами Чонгук. — Поцелуй меня, — вдруг просит Тасбих, и Чонгук выполняет его просьбу. Альфа поцелуями опускается к ключицам, расстёгивает одну пуговицу на рубашке, целует открывшийся участок, затем расстёгивает ещё одну пуговицу и целует там. И так продолжает до тех пор, пока не доходит до цепочки, что Тасбих завязывал вокруг талии, когда переодевался. Чонгук пальцем оттягивает золотистую цепь и целует под ней, видя, как омега дёргается под ним от непривычных и щекочущих прикосновений. Чонгук поцелуями доходит до кромки штанов омеги и хочет уже развязать ремень на них, но Тасбих тут же хватает его руку, не позволяя альфе стянуть с него брюки. — Ты боишься? — Чонгук смотрит на Тасбиха, а когда слышит отрицательный ответ, продолжает. — Стесняешься? — Тасбих молчит и отводит взгляд, не выпуская из своих рук руку альфы. Чонгук ещё несколько секунд смотрит на Тасбиха, а затем, отстранившись, развязывает ремень на своих брюках и стягивает их с себя, вместе с ними и уже больно жмущее его плоть бельё. Он аккуратно берёт руку ничего не понимающего Тасбиха и медленно кладёт её на свой, уже вставший от возбуждения, орган. Тасбих тут же отдёргивает руку, но Чонгук хватает её, снова кладёт на свою плоть, слыша, как громко сглатывает омега. — Мы с тобой вроде договорились, что ты не будешь меня стесняться, — усмехается Чонгук, словно дразнит Тасбиха. — Я даже разделся первым, чтобы тебе не было неудобно. Посмотри на меня, солнце. — Прекрати, Чонгук, — просит Тасбих, заливаясь краской. — Мне сказать, как сильно я хочу тебя сейчас? Кажется, ты ещё не понял, — издаёт смешок Чонгук и крепче сжимает руку омеги на своём члене. Тасбих снова смотрит на Чонгука, но не осмеливается опускать взгляд ниже, продолжая не сводить глаз с лица альфы. Чонгук пальцами свободной руки цепляется за пояс омежьих штанов и наклоняется к его уху, чтобы прошептать: — Позволишь мне? Недолго думая, Тасбих кивает, и Чонгук словно срывается — он быстро стягивает с омеги штаны, так же быстро снимает бельё, боясь, что тот может передумать. Чонгук ещё не смотрит на Тасбиха, руки его держит, чтобы тот не смог закрыть своё тело ими. — Дай мне посмотреть на тебя таким, позволь моим глазам насладиться тобой, позволь насладиться тем, что только я тебя видел таким. Позволь только моим губам исследовать твоё тело, позволь только мне быть твоим первым и последним альфой. — Чонгук, сделай меня своим сегодня, не позволяй больше никому касаться меня, так, как это делал ты, не позволяй смотреть на меня такого никому, кроме себя. Не позволяй никому целовать моё тело, как целовал ты, — просит Тасбих и снова повторяет: — сделай меня своим сегодня. Чонгуку хватает этих слов, чтобы понять, что Тасбих действительно готов. Он, отпустив его руки, отстраняется от омеги и без лишних слов скользит рукой между его сведённых вместе колен, раздвигает их и встраивается между ними. Чонгук проходится восхищённым взглядом по всему телу Тасбиха и прежде, чем припасть губами к его губам, выдаёт тихое — «слишком красивый». Альфа целует омегу в губы, в тонкую и изящную шею, в выпирающие острые ключицы, руками проходится по его плоскому животу, пальцами задевает цепочку, целует каждую родинку, каждый уголочек его кожи на песочном теле, вдыхает любимый запах и хочет навсегда оставить его рядом. — Мне снять цепочку? — спрашивает Тасбих, думая, что она может мешать. — Нет, мне так нравится. Чонгук возвращается к исследованию самого любимого и желанного тела, а Тасбих пальцами цепляется за его плечи, откидывает голову, извивается и ближе жмётся к Чонгуку. Он запускает пальцы в его волосы, оттягивает их на макушке, затем проходится руками по спине, очерчивая лопатки и каждую мышцу на его спине. Чонгук опускается поцелуями ниже по груди и животу, доходит до самого паха, затем отрывается и, проведя рукой по бёдрам, целует их внутреннюю сторону. Альфа кусает нежную кожу, целует и вылизывает, мокрыми дорожками снова возвращается к паху, ловя несдержанные стоны Тасбиха. Чонгук медленно проводит одной рукой по вставшему члену омеги, а пальцами другой руки проводит между ягодицами, задевая кольцо мышц. Тасбих дёргается на месте и, чуть привстав, смотрит на Чонгука, что, улыбнувшись, возвращается к его губам и целует их. Чонгук подхватывает Тасбиха под бёдра и пристраивает головку своего члена к колечку мышц омеги и чуть подаётся бёдрами вперёд, после чего Тасбиха охватывает паника, и он вздрагивает под альфой. Он смотрит на Чонгука испуганными глазами, а Чонгук успокаивающе гладит его по голове, нашёптывая на ухо, что всё будет хорошо. Чонгук целует Тасбиха в щёку, потом в губы, и как только тот расслабляется, воспользовавшись моментом, медленно вводит в него один палец и ловит стон омеги. Когда Тасбих сам подаётся вперёд, Чонгук вводит второй палец и сразу начинает двигать ими — разводит в стороны, снова двигает вперёд-назад. — Ты в порядке? — интересуется Чонгук. Тасбих мычит и быстро кивает, чувствуя дрожь, что проходится по всему телу из-за шёпота в самое ухо. Чонгук возвращается к губам Тасбиха и оставляет на них короткий поцелуй, затем ещё один и ещё, потом затягивает в долгий — языком проходится по нижней губе своего солнца, снова целует долго и мокро, а Тасбих отвечает, руками бродит по спине Чонгука, жмётся ближе. Альфа понимает, что достаточно растянул омегу, чувствует, как там стало даже чуть мокро, и пока Тасбих отвлёкся, заменяет пальцы на свой член и медленно вводит его. Чонгук останавливается, войдя наполовину, хоть и сильно хочет сразу войти до основания, но делать ему больно хочется меньше всего. Тасбих выдыхает в поцелуй и жмурит глаза, между пальцев сжимает кожу на спине Чонгука, ногтями царапает и шипит, когда альфа начинает двигаться. На глазах Тасбиха выступают слёзы, но он не подаёт виду, что ему больно. Чонгук же медленно двигается, с ума сходит от узости омеги, глаза жмурит и желает больше. — Как же узко, — на выдохе проговаривает Чонгук и шипит от того, насколько ему сейчас хорошо. Тасбих наоборот же жалеет, что вообще согласился. Он дёргается и зажимается, хочет, чтобы это быстрее закончилось, не понимает, почему это может кому-то нравится, и как это может приносить удовольствие. Но сказать Чонгуку о том, что ему больно и некомфортно не осмеливается, лишь изредка всхлипывает и продолжает сжимать кожу на чонгуковой спине. — Солнце, — тихо зовёт Чонгук, — не зажимайся, ты делаешь больно и себе, и мне. Расслабься, сейчас боль пройдёт и станет легче, потом будет только хорошо. Обещаю. Омега кивает и пытается расслабиться, но пока у него это плохо получается. Альфа берётся снова исследовать поцелуями тело омеги и в порыве страсти, подавшись бёдрами вперёд, резким движением неосторожно вгоняет член до самого основания. Тело Тасбиха содрогается на месте, и он тут же распахивает прикрытые глаза и застывает в немом крике. Чонгук, поняв, что сделал больно омеге, спешит выйти из него. Когда Чонгук выходит, из уст Тасбиха вырывается громкий вскрик, он вонзается ногтями в плечи альфы, сжимает пальцы на ногах, а из глаз вырываются поток непрошеных слёз. — Тасбих… — Чонгук взволнованно зовёт омегу, а тот закрывает лицо руками и тихо всхлипывает, чувствуя, как из его дырочки стекает что-то, стоит Чонгуку выйти из него. — Как же больно, Чонгук, — дрожащими губами произносит Тасбих и не смеет смотреть Чонгуку в глаза, стесняется. Чонгук отстраняется и смотрит вниз, замечая на своей плоти следы от крови, он ужасается и подаётся назад, пытаясь разглядеть, до чего довёл своё восточное солнце. Капли крови, что стекли из омеги, сейчас образовали на белых простынях небольшие алые пятна. Чонгук быстро встаёт с кровати и, включив лампу, висящую над изголовьем кровати, берёт салфетки со стола и возвращается к омеге, начиная аккуратно вытирать его. — Прости меня, пожалуйста, солнце, — Чонгук проводит рукой по бедру Тасбиха. — Прости за то, что сделал больно. Тасбих сводит колени вместе и прикрывает тело руками, когда понимает, что в комнате включён свет, и Чонгук может разглядеть его лучше — всё ещё стесняется. — Всё хорошо, — заверяет Тасбих Чонгука. — Боль отпускает потихоньку, — говорит он и чуть привстаёт на локтях, выдавливая из себя улыбку. — Остановимся на этом, — говорит Чонгук и, подобрав с пола свои боксёры, натягивает их на себя. — Можешь сейчас принять душ, если хочешь. Тасбих кивает и тянется за одеялом, что практически валяется на полу, он укутывается в него и аккуратно сползает с кровати, крепко держась за руку Чонгука, что тот подал ему. Чонгук заводит Тасбиха в ванную комнату, держа за руку. Он забирает у него одеяло и, включив воду, помогает встать под струю тёплой расслабляющей воды. Тасбих упирается руками в плиточную стену душевой, чувствуя, как по спине скатываются капли воды, из-за которой по всему телу проходится дрожь. Он прикрывает глаза, когда чувствует на своих плечах крепкие руки своего альфы. — Ты так и манишь меня прикоснуться к тебе, — Чонгук утыкается носом в шею омеги. — Что же ты делаешь со мной, Тасбих? Тасбих прикрывает глаза, чувствует спокойствие, пока за ним стоит Чонгук. Пока он рядом, не хочет думать ни о чём, не хочет думать, что где-то там есть монстр, что готов разорвать, растерзать, уничтожить, стоит ему узнать, чем они сегодня занимались. И пока он под защитой Чонгука — альфы, что выбрало его сердце, он готов уже поклясться, что не боится этого монстра. Тасбих медленно разворачивается в руках альфы, проводит рукой по его мокрым волосам, заплетая пальцы в них, прямо в глаза смотрит, улыбнуться желание просыпается, ведь боль уже чуть отступила. — Мою невинность ты забрал, — начинает Тасбих, а Чонгук внимательно слушает, ловя поцелуями капельки воды на его ключицах, — а приятно мне так и не сделал, — говорит Тасбих и сам удивляется своей смелости, но почему-то уже не чувствует стеснение. — Хочешь, чтобы мы продолжили прямо здесь? — Не думаю, что для тебя это в новинку, — издевательским тоном говорит Тасбих и усмехается. — Может, покажешь мне, каково это заниматься этим в душе? Чонгук издаёт смешок и, подхватив омегу под бёдра, вжимает в прохладную плиточную стенку, слыша его вздох от резкого холодка, что пробежал по всему телу. Чонгук целует его в губы, руками сжимает бёдра, а Тасбих обвивает ногами торс альфы и бёдрами подаётся вперёд, просит Чонгука не останавливаться. Чонгук уже повторно пристраивает головку члена к дырочке омеги и медленно входит в него, пока Тасбих всё так же пальцами цепляется за его плечи, вздыхает и выдыхает, пытаясь расслабиться, как и просил Чонгук. Чонгук медленно входит в омегу, вслушиваясь в до предела доводящие стоны самого желанного омеги — его восточного солнца. Тасбиха расслабляет тёплая вода, что всё ещё льётся на них сверху, и он обмякает в его руках, сам уже насаживаясь на член, чувствуя, как со временем по его телу пробегается дрожь и мурашки от удовольствия. Чонгук каждый раз попадает по простате, от чего Тасбих каждый раз дёргается и прикрывает рот рукой, сдерживая рвущиеся наружу стоны. — Прошу, не сдерживай себя, солнце. Хочу слышать тебя. И следующие двадцать минут Чонгук просто вбивается в податливое тело на своих руках, ловит его стоны, с ума сходит от его просьб не останавливаться. Шлепки двух намокших тел слышны со всех сторон ванной комнаты, и им обоим крышу сносит от удовольствия. Тасбих распахивает глаза, когда внизу затягивается тугой узел, и тут же вскрикивает, не в силах сдержать рвущийся изнутри крик. Он удивлённо смотрит на Чонгука, не решаясь что-либо сказать. Чонгук улыбается и снова подхватывает сползшего Тасбиха на руки, заново вгоняя член. — Что это было, Чонгук? — на выдохе спрашивает Тасбих севшим голосом у затихшего альфы. — Оргазм, — отвечает Чонгук и, усмехнувшись, целует непонимающего омегу. — Я, конечно, достаточно наслышан об этом и немало знаю, но и подумать не мог, что это так приятно, — обрывками говорит Тасбих, откидывая голову, позволяя Чонгуку целовать свою шею. — Я знаю, а теперь держись крепче, я почти всё, — Чонгук ещё несколько раз движется, делая свой темп быстрее и резче. Через несколько секунд он чувствует, как близится разрядка, и быстрым движением выходит из омеги, изливаясь прямо на кафель, следя за тем, как вода моментально всё смывает. Чонгук опирается одной рукой о стену и аккуратно опускает Тасбиха на пол, но тут же реагирует и подхватывает под руку пошатнувшегося на месте омегу, что не смог удержаться на ослабших ногах. Тасбих сползает по стенке вниз и садится на пол, а рядом с ним и Чонгук. — Я, кажется, ещё никогда так не был удовлетворён, как сейчас, но даже так мне всё ещё хочется тебя. — Может, уже примем душ нормально? — издаёт смешок Тасбих и смотрит на Чонгука, что, улыбаясь, смотрит на него. — Да, думаю, стоит. Чонгук не перестаёт, улыбаясь, смотреть в любимые глаза напротив, каждый раз уверяя себя, что нет на свете ему дороже глаз, чем эти. Всё ещё вслушиваясь в его спёртое дыхание, надеясь, что эта ночь никогда не закончится. А на вопрос: «Что в нём полюбилось тебе больше всего?» — отвечает: «Всё».☾ ☾ ☾
«Везде чисто. Приостановил камеры в холле и на двадцать втором этаже. Шейх сейчас на переговорах, будет не скоро. Ты сможешь успеть. Торопись.» Омега несколько секунд вчитывается в сообщение, которое ему отправили недавно, и медленно выходит из лифта, который привёз его на двадцать второй этаж. Он смотрит по сторонам и, убедившись, что никого рядом нет, бежит по длинному коридору. Парень останавливается напротив кабинета Хусейна и медленно открывает дверь. Заходит и прикрывает за собой. Он улыбается уголками губ и направляется в сторону стола, у которого всегда сидит шейх. Кабинет большой, так что искать то, что надо для омеги, будет нелёгкой задачей, но другого выхода нет, и он должен успеть, пока переговоры не закончились. Омега один за другим открывает ящики шкафчика, но они пустые, поэтому они закрываются сразу же. Трогает вещи на столе, пытаясь найти хоть что-то, что поможет ему, но всё тщетно. Какая-то ненужная макулатура везде. Омега разворачивается и быстрыми шагами направляется к длинному шкафу, который стоял позади стола, он открывает двери шкафа и видит небольшой сундук. Он берёт его и раскрывает. Достаёт оттуда какие-то бумаги, искренне не понимая, зачем у Хусейна они хранятся в сундуке. Омега удивляется, когда понимает, что шейх хранит все эти чеки и липовые документы на нелегальные перевозки людей через границу, которые он сейчас нашёл на таком доступном месте. Или Хусейн настолько был уверен, что в его кабинет никто не войдёт? Омега быстро достаёт свой телефон и фотографирует каждый листок, потом быстро кидает их обратно и закрывает сундук, возвращая на место. Он смотрит наверх и видит маленький сейф, но он закрыт на ключ, а ключ, скорее всего, у шейха. В эту секунду на телефон приходит сообщение. «Уходи оттуда быстро. Переговоры окончены, они скоро будут там.» Омега поправляет вещи на столе и прежде, чем выбежать из кабинета, выключает свет. Хусейн поднимается к себе и говорит одному альфе, чтобы Мустафа зашёл к нему, сказав, что у него к нему есть разговор. Шейх заходит в кабинет и удивлённо смотрит по сторонам, пытаясь понять, в какой момент он выключил свет, хотя до этого он всегда оставался включённым. Он щелкает выключателем и с некой осторожностью проходит к своему столу, понимая, что здесь кто-то был, чувствуется. Шейх открывает все шкафчики, убедившись, что всё на месте, закрывает. Потом проверяет сейф и чемодан, тоже всё на месте. Он садится за свой стол и замечает, что до вещей кто-то дотрагивался. Хусейн качает головой и усмехается, кто-то пытался в его кабинете найти что-то, и это ему точно не нравится. Шейх подаётся на кресле назад, и взгляд его направляется в пол, цепляясь за что-то блестящее. Альфа наклоняется и берёт с пола браслет, и тут же в глазах встаёт момент в пустыне. «Омега собирается уйти, но его браслет, что зацепился за пуговицу на рубашке шейха, не даёт ему сделать и шаг. Хусейн помогает распутать браслет и, всё ещё держа руку Чимина, произносит: — Красивый браслет, — улыбается шейх. — Да, его мне дядя подарил, — омега чешет затылок и смущённо улыбается. — Сделанный на заказ. Он единственный в своём роде, — почему-то решает добавить он. — Не теряй его». — Чимин… — шейха это очень удивило, ведь зачем Чимину заходить в его кабинет? Он так и сидит, обдумывая дальнейшие действия, когда Мустафа заходит в кабинет. Альфа смотрит на Мустафу и поднимает браслет перед его глазами. — Что это, дядя? — Мустафа берёт браслет в руки, а потом переводит взгляд на шейха. — Чимин был в моем кабинете, это его браслет. Он искал что-то. — Зачем это Чимину? Что он хотел найти? — Я не знаю, но, Мустафа, не спускай с него глаз. А Чимин уже на улице отправляет короткое сообщение своему напарнику: «Я уже вышел. Молодец, Уён, я горжусь тобой. Как-нибудь устрою вам с Саном свидание.» Ответа не следует, но омега на том проводе уже прочитал это сообщение и ему однозначно нравится. Чимин усмехается и садится в свой порше, выезжая на главную трассу. Чимин снова в выигрыше.