☾ ☾ ☾
Вечерком, когда на улице людей становится меньше, а воздух — прохладнее, Чонгук помогает Тэхёну накинуть на плечи жилетку из лёгкой ткани и, аккуратно взяв его за руку, выводит из палаты. Пройдя несколько коридоров, они выходят на улицу, где Тасбих, в эту же секунду, вдыхает больше воздуха, наполняя им полностью лёгкие. Чонгук всё это время идёт позади него, следит за каждым его действием, боясь хоть на шаг отстать от него. А в кармане своей верхней одежды слегка сжимает пальцы, держа в них аккуратно сложенный лист бумаги в небольшом конверте. Тасбих время от времени оборачивается к Чонгуку и улыбается, при этом проверяя, не отстал ли альфа от него. Они проходят ещё несколько метров и садятся на скамейку во дворе. Чонгук улыбается омеге, а про себя думает, в какой момент лучше будет отдать ему папино письмо. Задумавшись о своём, альфа не замечает даже, как омега зовёт его, и только после того, как тёплая рука Тасбиха касается его, он выходит из своих мыслей. — Всё хорошо? — беспокоится Тасбих. Чонгук кивает и понимает, что это и есть подходящее время, чтобы сделать задуманное. Он снова ныряет рукой в кармашек и достаёт оттуда сложенный пополам конвертик, разворачивая его перед омегой. Тасбих следует за глазами Чонгука и опускает свой ничего непонимающий взгляд вниз, на руки альфы, в которых находилось письмо. — Это тебе передал Наим, сказал, что уже пора, — проговаривает Чонгук, заглядывая в ясные глаза, в ярком свете заката. — Что это? — Письмо. — Письмо? От кого? — От Йерима, — от слов альфы по телу омеги проходятся крупная дрожь и мурашки. — От моего… — Папы, — заканчивает за омегой его мысль Чонгук. Тасбих дрожащими пальцами хватается за конвертик, забирая его из рук Чонгука. А затем смотрит в его глаза, продолжая слушать. — Он написал его для тебя перед своей смертью, хотел, чтобы ты узнал всю правду. И отдал его на хранение Наиму, чтобы он передал его тебе, когда будет время. — Мой папа… Написал для меня письмо? — еле выговаривает омега, а последнее уже шепчет, не в силах сказать громче, дабы Чонгук не слышал его сорвавшийся голос. Он открывает конверт и достаёт бумагу, тут же слыша приятные нотки цветка жасмина — естественного запаха Йерима, что не выветрился за все эти годы. Он невольно возвращается на семнадцать лет назад, в своё детство, когда папа был ещё живой, когда мог чувствовать его запах и ложиться спать, убаюканный им же. Тасбих прижимается носом к бумажке, как можно глубже вдыхая и вбирая запах в лёгкие. Совсем неожиданно для самого же с глаз срываются слёзы, что не успевают дойти до подбородка, потому что Чонгук, сидящий рядом, пальцами собирает их и помогает успокоиться. Тэхён разворачивает бумажку и уже несколько раз вчитывается в первые строки, не в силах оторвать от них взгляда, а воспоминания из детства всё продолжали врываться в его память, подкидывая картинки из прошлого. — Солнце, не надо заставлять себя сейчас читать его, если ты не можешь. Хочешь, в следующий раз… — Нет, — совсем резко выдаёт Тасбих. — Я столько лет ждал и жил в неведении, питаясь загадками, что уже не смогу больше ждать. Я в порядке, — уверяет альфу омега и возвращает своё внимание к письму, начиная с самого начала перечитывать его. «Йа Хайати». Тасбих прикладывает ладонь ко рту, пытаясь заглушить свой плач уже после первых строк, продолжая вчитываться в это ставшее родным прозвище, которым папа называл его в детстве. Рука Чонгука аккуратно ложится на хрупкое плечо омеги, и он чуть успокаивается, продолжая читать. «Если Наим отдал тебе это письмо, то, скорее всего, пришло время узнать всю правду. Как ты поживаешь, родной? Надеюсь, у тебя всё хорошо и ты пребываешь в здравии и гармонии с собой. Я очень сильно хотел бы посмотреть на тебя большого, ставшего ещё красивее. Но, видимо, этому не суждено произойти, а мы не сможем пойти против судьбы. И кто бы что бы ни говорил, знай, что папа всегда будет рядом с тобой, я буду наблюдать за тобой и буду беречь своими молитвами даже там». Тасбих останавливается и, глубоко вздохнув, поднимает взгляд на небо. Он кивает, будто соглашаясь со словами папы, показывая этим, что у него всё хорошо и что он верит, что папа сейчас наблюдает за ним, всегда находясь рядом. Подождав немного, омега снова опускает взгляд на письмо, глазами проходясь по аккуратному почерку, вчитываясь в строки. «Тасбих, врачи говорят, что осталось мне совсем немного, не хочу, чтобы ты видел меня в таком виде, потому попросил Наима не приводить тебя. Прости меня за это, пожалуйста, не мог иначе, папа не такой сильный, как ты. И перед тем, как начать говорить о главном, хочу попросить тебя, чтобы ты не винил никого в моей смерти. К нам неизбежно придёт то, что было нам предписано. Мне было суждено покинуть этот мир вот так, и я приму предписанную мне судьбу, ты тоже прими это, пожалуйста». Тасбих качает головой и проводит рукой по бумажке в руках, давно чувствуя слёзы, катившиеся по щекам. Чонгук, сидевший рядом с омегой, не перебивает его, лишь молча наблюдая за ним и находясь рядом, чтобы поддержать в необходимый момент. «Мне было всего семнадцать, когда я мечтал стать успешным танцором, а мой путь танцора начался с восточных танцев. Мечтал, что по какой-то чистой случайности попаду на праздник арабов, а меня, заметив один из них, влюбится в меня, заберёт к себе, а я всегда буду танцевать только для него. И мечта моя исполнилась. Мы с нашей группой танцоров в Корее выиграли в конкурсе, и нам посчастливилось побывать в Эмиратах, где должны были станцевать на празднике перед шейхами. Родители были против того, чтобы я ехал туда, но я просто не мог упустить свой шанс и, просто собрав все необходимые вещи и ничего им не сказав, уехал. На следующий день они позвонили мне и сказали, что откажутся от меня, если не вернусь домой. Я не вернулся, и рад, что не сделал этого. Ведь, вернись я тогда домой, возможно, тебя бы не было сейчас. В танце перед шейхами меня поставили в центр, и заметил меня тогда сын шейха. Пригласил на свидание, потом начались ухаживания, уделял мне много внимания и времени, дарил подарки. Казалось, что всё шло хорошо, до одного дня. Я узнал, что забеременел, но он не хотел вне брака заводить детей, да и делать предложение не спешил. В один из дней он просто ушёл, сказав, что родители выбрали ему жениха, а мне пригрозил, что убьёт меня, если появлюсь на пороге его дома. И я остался один в Эмиратах, на пятой неделе беременности. Вернуться домой не мог, ведь родители отказались от меня. Связался со своим учителем по танцам, и он мне помог найти работу, решил немного подзаработать перед тем, как мой живот станет больше и я не смогу танцевать. Это было место, где вечерами собирались местные альфы, чтобы посмотреть, как танцуют омеги с востока. Я был среди них единственным иностранцем, и сколько бы альф не пытались ухаживать за мной, зацепил меня только один. Он смотрел на меня не так, как другие, он смотрел на меня по-особенному, словно других омег не было для него вовсе. Он часто заходил, на каждое выступление дарил цветы, больше ничего не говорил, уходил. В один из вечеров он заявился ко мне домой, я был удивлён, что он узнал, где я живу. Но он оказался не простым человеком. Он полностью погряз в чёрный бизнес, и я знал об этом, но согласился быть с ним, ибо сердце моё уже было в его руках. А узнав, что я беременный, ещё больше захотел забрать меня, ухаживать за мной, усыновить моего ребёнка. И, думаю, ты уже догадываешься, кто этот альфа. Тасбих, Хусейн не твой биологический отец, но он любит тебя и заботится о тебе, как о родном сыне». Тасбиха начинает трясти, и он дрожащей рукой прикрывает рот, чтобы заглушить рыдания, всеми силами вырывавшиеся наружу. Не может поверить в написанные слова в письме, но, как бы то ни было, это реальность, и хочешь ты этого или нет, её принять надо. А Чонгук медленно забирает из рук омеги письмо и, за руку развернув его, притягивает к себе, укладывая его голову на свою грудь, а сам носом зарываясь в его тёмные волосы. Он поглаживает подрагивающую от частых всхлипов спину возлюбленного, чувствуя, как тот потихоньку успокаивается. — Он ведь никогда не был мне отцом, — тихо шепчет Тасбих, продолжая лить слёзы, а Чонгук легонько целует его в макушку, чувствуя, как собственная рубашка мокнет от слёз омеги. — Но он так легко распоряжался моей жизнью, будто я был его собственностью. — Солнце, всё уже хорошо, этих людей больше не будет в твоей жизни, — отвечает Чонгук и спешит вытереть слёзы с глаз младшего, когда тот отстраняется от него. — Мне надо с ним увидеться перед тем, как уехать. — Тебе не стоит этого делать, солнце. — Я всего лишь посмотрю в его глаза, чтобы убедиться, жаль ли мне всё ещё этого человека. Чонгук больше ничего не говорит, лишь молча кивает, соглашаясь со словами Тасбиха. — В конверте есть второй лист бумаги — продолжение, — сообщает Чонгук. — Будешь дочитывать или оставишь на потом? — Нет, я хочу дочитать, — Тасбих берёт в руки конверт и, достав вторую часть письма, разворачивает его. А затем вытирает уже почти высохшие слёзы с глаз, берясь вчитываться в строки. «Мы сыграли свадьбу. Не было ни одного дня, чтобы я почувствовал себя нелюбимым, Хусейн очень любил меня и до сих пор любит. Только вот, после твоего рождения, от здоровой любви ничего не осталось. Он начал очень сильно ревновать меня к другим альфам, даже к своим друзьям, запрещая мне выходить из нашей комнаты, пока его друзья находились у нас дома. Запретил мне танцевать, сказав, что смотреть на мои танцы имеет право только он. Я был согласен с ним, и я бы не возражал, если бы не любил это дело. Я, буквально, жил танцами, но перед другими танцевать больше не мог. А идти против мужа я не стал, да и не мог. И я просто отказался от своей мечты. Иногда я жалел, что приехал в Дубай, что не послушался родителей, но, стоило мне услышать такое родное «папа» из твоих уст, эти мысли снова оказаться в Корее и вернуть всё, как было, мигом покидали меня. А вскоре я решил поступить в медицинский университет, где познакомился с Наимом. В тяжёлые дни вы с Наимом были для меня утешением, которое уже не мог найти даже в муже. За угрозами, что изобьёт меня, если узнает, что я посмел заговорить с другим альфой, пошли действия. Каждый день я живу с мыслью, что этот день точно последний. И, кажется, вот теперь моё время подходит к концу. Совсем недавно у меня нашли опухоль мозга, врачи сказали, что уже поздно что-либо делать. Тасбих, папа медленно покидает тебя, прости меня за это. Прости, что в последние дни своей жизни я не смогу побыть рядом с тобой. Прости, что не смогу увидеть, как ты взрослеешь. Прости, что не смогу познакомиться с твоим альфой, надеюсь, он не даст тебе почувствовать себя ненужным. Надеюсь, он будет оберегать тебя и ты будешь счастливым с ним. Прости, что не смогу побыть на твоей свадьбе, что не смогу взять твоих детей на руки, понянчиться с ними. Я очень сильно хочу этого, но придётся принять свою судьбу. Надеюсь, твоя не будет подобна моей, а я буду молиться за тебя, пока не выйдет из меня последний вздох, а я навсегда закрою глаза. Тасбих, пожалуйста, не надо ненавидеть Хусейна, как бы он ни поступал со мной, тебя он любит всем сердцем. Просто прости его, забудь обо всём и продолжай двигаться дальше, Всевышний тебе поможет. Йа Хайати, папа любит тебя и всегда будет любить. Помни об этом». Капельки кристальных слёз с глаз Табсиха падают на белый лист бумаги в его руках, образуя на нём небольшие мокрые кружочки, из-за которых чернила чуть расплываются на бумаге. Взгляд его так и застывает, прикованный к письму. В светлых голубых глазах больше не отражается яркий свет вечернего заката, а солнце давно уже ушло за горизонт. Во взгляде омеги виднеется заметная пустота, и он поднимает этот пустующий взгляд на Чонгука, а в глазах отражается недосказанность и вопросы, что мучают его, на которых он ищет ответы в рядом сидящем человеке. — Йерим не умер от опухоли головного мозга, — тихо начинает Чонгук, а Тасбих непонимающе смотрит на него, в надежде получить от него больше ответов. — Да, он болел им, но прежде, чем он умер своей естественной смертью, ему помогли покинуть этот мир раньше. — Я не понимаю, Чонгук. О чём ты? Кто помог? — Чон Дживон — мой дядя и родной отец Чимина, — проговаривает Чонгук и, пока у омеги не возникли новые вопросы, спешит продолжить. — Они с Хусейном вместе вели этот самый чёрный бизнес, и шейх сделал дядю своим доверенным, но вскоре начал подозревать его в том, что он втайне ходит к его мужу, к твоему папе. Дяде доводилось побывать у вас несколько раз, когда Хусейна не было дома. Йерим, из-за своего прекрасного нрава и уважения к другим людям, просто не мог оставить гостя в гостиной, дожидаться хозяина дома и не поухаживать за ним. И так несколько раз твой папа принял моего дядю у вас дома — приносил чай, угощал сладостями, что готовил собственными руками. Хусейн начал подозревать его в измене, когда несколько раз почувствовал на нём запах чужого альфы, а именно своего доверенного. В один из вечеров он отправил в его дом своих людей, и в их доме началась перестрелка, в случае чего убили дядю и его беременного мужа. Им удалось помочь Чимину сбежать из дома, а мои родители вскоре усыновили его. Тасбих лишь тихо роняет слёзы и, опустив голову, слушает Чонгука, уже нет сил ни на что. Не знает, какие эмоции проявлять и что уже чувствовать. Он знал, что смерть родителей Чимина дело рук его отца, но не знал, что их смерть была связана со смертью его папы, и что ревность и чувство собственничества может делать из людей монстров, заставляя совершать ужасные и непоправимые вещи. Чонгук глубоко вздыхает, прежде чем продолжить, берёт Тасбиха за руку, заставляя того обратить на себя внимания. На лице его появляется утешающая улыбка, а Тасбих прижимается к нему, чувствуя успокоение в его объятиях. — Солнце, о чём бы я сейчас тебе не рассказал, пожалуйста, попытайся выслушать до конца и не пытаться потом искать ещё больше ответов, потому что их просто нет, а ты себя только сильнее запутаешь. Тасбих лишь молча кивает, соглашаясь со словами альфы. Он только сильнее жмётся к телу любимого, зарываясь носом в грудь, прислушиваясь к размеренному биению его сердца. — На следующий день после того, как Йерим написал тебе письмо, к нему пришёл в больницу шейх и забрал его. Только домой он в тот вечер так и не попал, — Чонгук ждёт несколько секунд, прежде чем продолжить. Он поглаживает плечи омеги, проходясь рукой по спине тоже, пока Тасбих слушает его, боясь перебить. — Хусейн увёз его за город, где для него уже была уготована участь гулящего омеги. А, как правило, таких наказывали мучительной смертью. И закопали его тогда наполовину в сырую землю… Тэхён резко отстраняется от Чонгука, и ему так и не дают договорить. Омега прикрывает рот рукой, а глазами, наполненными слёзами, смотрит на альфу и качает головой. Со словами Чонгука к Тасбиху приходит полное осознание сказанного Мустафой в тот вечер, после их свадьбы. «Участь твоя будет такой же, как твоего папы. Тебя просто забьют камнями до смерти». — Тасбих… — Он убил его… — Тасбих срывается на громкий плач, а Чонгук крепко обнимает его, шепча, что всё будет хорошо. — Чонгук, он убил моего папу. Человек, который никогда не был мне отцом, просто взял и… Омеге так и не удаётся договорить свою мысль из-за плача и сорвавшегося голоса. Ему душу рвёт от осознания того, через что пришлось пройти его папе. Не простит, такой проступок не прощается, не заслуживает прощения. Теперь точно уверен, что поедет к нему, посмотрит в глаза и скажет всё, что так хотелось сказать все эти годы. Больше не даст никому так поступать со своей жизнью, а ещё Чонгук, сидящий рядом, в любимые глаза заглядывает, «всё будет хорошо» шепчет, ближе к телу прижимает, поддержать в любом его выборе обещает.☾ ☾ ☾
Массивная железная дверь распахивается перед омегами, пропуская их внутрь помещения с полностью окрашенными в серый цвет стенами. Чимин просит Тэхёна идти за ним, а сам, время от времени, оглядывается, проверяя, не отстал ли омега от него. Тасбих идёт за другом, оглядываясь по сторонам, чувствуя себя не в своей тарелке от атмосферы в этой комнате, что окружала его. Здесь была умеренная температура — не холодно и не жарко, а самого омегу, почему-то, бросало то в жар, то в холод. И он утешал себя тем, что ему ещё ни разу не доводилось бывать в таких местах раньше, оттуда и реакция такая. Чимин останавливается и подзывает к себе Тасбиха, а тот мигом реагирует на просьбу друга и, подойдя к нему, следует за его взглядом, заглядывая в комнату напротив них, что была отделена от комнаты, в которой находились они, плотным стеклом, не позволяя даже малейшему звуку просочиться внутрь. Чон пододвигает стул поближе к столу, за который просит присесть Тасбиха. Омега опускается на стульчик и смотрит вперёд, пока сердце его пропускало взволнованные удары, дожидаясь встречи с тем, кого он надеялся увидеть сегодня в последний раз. Чимин передаёт Тэхёну в руки трубку, прося приложить к уху, когда в комнате напротив появляется шейх Хусейн, окружённый несколькими альфами из охраны. Альфа тоже опускается напротив омеги, которого называл сыном всю его сознательную жизнь. Тасбиху казалось, что ему будет тяжело смотреть в глаза человеку, вырастившего его с самого детства, но нет. Страх и волнения куда-то уходят, стоит только шейху показаться на виду. Тасбих заглядывает в глаза «отца» взглядом, который не выражал ни единого сожаления, только ненависть и отвращение к нему. Он не долго думает, прежде чем задать интересующий его вопрос. — В Вас хоть раз в жизни просыпалась совесть, и жалели ли Вы о том, что сделали? Хотя бы раз? — Тасбих долго настраивал себя на этот разговор, надеясь, что не заплачет, но слова даются тяжело, а после первого вопроса глаза наполняются слезами. — Хоть раз в жизни всплывали перед Вами картинки из прошлого, напоминали ли они Вам о моём папе? Смотря на меня, Вы вспоминали о нём? Жалели Вы когда-нибудь?.. Жалели? — снова и снова, один и тот же вопрос, но ответить ему не спешат, а Тасбих не спешит сводить своего взгляда с альфы, продолжая смотреть ему в глаза, надеясь прочесть хоть что-то в них. Шейх долгое время молчит, Тасбих не знает, что он чувствует, да и умеет ли он вообще что-то чувствовать. Омега снова просит ответить ему на вопрос, а Хусейн медленно прикладывает телефон к уху и, громко выдохнув, полушёпотом проговаривает: — Я сожалею… — Врёшь… Ты всё врёшь, — резко отрезает Тасбих, показывая своим обращением, что уважения он к нему больше не испытывает. — Если бы ты сожалел о всех совершённых тобой делах, ты бы никогда не позволил себе заставить и единой слезинке появиться в моих глазах. А ты лишь продолжаешь врать, и не было в тебе никогда ни капли сожаления. Надеюсь, ты обрёл то, к чему ты всё это время стремился, — омега встаёт с насиженного места, но телефон продолжает держать у уха. — Это всё, о чём я хотел знать. Ты меня больше не увидишь, так же, как и я тебя. Ты для меня никогда не был и не будешь отцом, — после сказанных им слов, Тасбих замечает, как по щеке шейха скатывается слеза, но он быстро смахивает её, надеясь, что омега, всё же, не заметил. — Мой папа не сумел стать счастливее в этом мире, но в мире вечном он обретёт покой и счастье, а тебе стоит начать прямо сейчас просить Всевышнего прощения за все свои грехи, — Тэхён прикладывает свою руку к стеклу, в последний раз заглядывая в когда-то родные, но так резко ставшие чужие глаза мужчины. — Я тебя прощаю и навсегда с тобой прощаюсь. Тасбих стремительно движется к выходу, прежде передав телефон другу, стоявшему рядом всё это время. Когда Тэхён покидает комнату, Чимин прикладывает трубку к уху и чуть поддаётся вперёд, заглядывая в глаза мужчины напротив, что смотрел на него таким же немигающим взглядом, только сейчас понимая, как сильно он похож на своего отца, что внешне, что характером. — Лишать тебя жизни не стану, ибо это слишком лёгкое для тебя наказание. Но обещаю, что ты здесь надолго задержишься, и мучениями гнить ты будешь в тех четырёх стенах своей камеры, — омега отстраняется от стекла и, улыбнувшись напоследок альфе напротив, снова проговаривает. — От родителей моих тебе привет. Надеюсь, это была наша последняя встреча. Прощайте, дядя Хусейн, — усмехается он, но, резко став серьёзнее, возвращает телефон на своё место и, проведя рукой по стеклу, опускает её, затем направляясь к выходу из комнаты за своим другом, уже навсегда покидая это место.☾ ☾ ☾
Он другой для Намджуна. Не похож на остальных. Кажется, недосягаемая цель. Неприкосновенен. Намджуну до него рукой подать, но он, в то же время, так далеко от него. Два дня прошло с тех пор, как Намджун находился в больнице в столице Марокко, с пулевым ранением, куда вместе с ним поехал и Сокджин. Омега от него ни на минуту не отходил, боясь, что альфа может исчезнуть, если уйдёт. Боялся, что больше не увидит, не прикоснётся, не услышит голос. От этих мыслей Сокджина лишь бросало в неприятную дрожь, а сердцу становилось только больно. Главное — Намджун сейчас рядом, а об остальном потом поговорят. Сейчас они лишь наслаждались присутствием друг друга. Пять лет назад, когда Намджун впервые увидел Джина, тогда же понял, что этого омегу нельзя упускать, чувствовал, что предназначен ему судьбой. Ко всему этому, Намджун стал его наставником. Альфа помогал Джину осваиваться на новом рабочем месте. В итоге, Сокджина повысили до помощника Чонгука, и всё это благодаря Намджуну. Вскоре они признались друг другу в своих чувствах, и так Намджун поспешил сделать омеге предложение, и тот, конечно же, согласился. Сокджин всё ещё помнит свои эмоции и то, что он тогда чувствовал. И счастливее Сокджина не было никого, но счастье долго не могло длиться. Их судьба давно была расписана. Им было суждено отказаться от счастья. И, если бы Намджун тогда же опустил руки и не боролся за свою судьбу, что бы изменилось? Ничего. Сокджин бы не приехал в Дубай, не увидел бы Соджуна и не встретил бы снова Намджуна, не взглянул бы в его уставшие, но до боли родные глаза. Не простил бы. Никогда. Присутствие омеги лечит от всех ран. И Намджун знает, что больше никогда не отпустит того, кто по праву принадлежит ему. Ведь без него всё не так. Без него Намджун не жил эти три года. Сегодняшний вечер в Марокко ощущается по-другому. Этот вечер греет сердце Сокджина. Он улыбается своим мыслям и шагает в палату к любимому альфе, который сидит посреди кровати, повернув голову в сторону окна. Из мыслей Намджуна выводит Джин, который уже стоял рядом с кроватью альфы. — Соджун хочет с тобой поговорить, — Джин улыбается и достаёт свой телефон, направляя экран в сторону Намджуна. На экране появляется Соджун. Альфа уже умеет пользоваться телефоном в таком маленьком возрасте, что даже позвонил по видеозвонку своему папе с телефона своего дедушки. — Привет, мой маленький, — Намджун широко улыбается, показывая ямочки на щеках. — Отец, вы с папой вместе? — Соджун, по ту сторону экрана, округляет глазки и, приложив свою маленькую ручку ко рту, хихикает. — Да, малыш, — говорит Намджун и смотрит на омегу, потом снова переводит свой взгляд на сына. — Отныне папа будет рядом. — Ура! — младший Ким хлопает в ладоши и не перестаёт улыбаться. — Папа, я хорошо себя веду, вы же приедете домой и привезёте мне братика? — Ты у меня умница, но кто сказал тебе о братике? — Джин нервно улыбается и потирает шею. — Дядя Юнги сказал, если я буду хорошо себя вести, то вы приедете вместе с моим братиком домой. Намджун усмехается и смотрит на омегу, собрав всю свою любовь к нему в этом взгляде, а Джин смотрит в ответ, боясь отвести своего взгляда. — Дядя Юнги ничего больше не говорил? — спрашивает Намджун, точно зная, что Юнги сейчас сидит рядом и смеётся. — Нет, — Соджун отрицательно качает головой. — А ещё я не понимаю, почему Асад много плачет? — Он маленький ещё и хочет на ручки, вот и плачет, — объясняет Сокджин. — Ты тоже плакал, когда был маленький, — Соджун удивлённо смотрит на папу, но понимает, что ему больше нечего сказать, передаёт телефон Юнги, который приехал навестить Соджуна с Сунхи. — Привет, — Юнги смотрит в экран и улыбается. — Красиво смотритесь вместе. — Как ты, Юнги? — спрашивает альфа. — Отлично. Разговаривал с Хосоком, они скоро приедут домой, — Юнги не может дождаться этой встречи. Видно, как омега тоскует по мужу. — Ты сам как, Намджун? — Мой омега рядом со мной, что может быть лучше этого? — улыбается Намджун, беря руку Сокджина в свою. — Благодаря ему я в порядке. Так проходит полчаса за разговором. Юнги рассказывает, что в Корее практически ничего не изменилось, но говорит, что без них немного скучно, а Джихун с Хэвоном делают всё для Юнги, чтобы он не чувствовал себя одиноко, пока Хосока нет рядом. Попрощавшись, Юнги выключает телефон, пожелав им счастливого пути, сказав, что будет с нетерпением ждать их. Убрав телефон обратно в карман брюк, Сокджин садится напротив Намджуна на стул и пододвигается ближе, заглядывая в его глаза. Столько времени прошло. Омега уже не помнит, когда в последний раз смотрел так в его глаза, когда последний раз читал их. Столько времени жили порознь, хотя Сокджин был уверен, что не проживёт без альфы и дня, но ему пришлось. Пришлось повзрослеть, стать сильнее. Было трудно, врать не будет, но оно стоило того. С одной стороны, можно сказать, Намджун помог ему в этом. Альфа просит сесть поближе к нему, хлопая рядом с собой по кровати, и Джин выполняет его просьбу. Теперь они сидят слишком близко. Теперь Намджун чувствует любимый запах зелёного чая. Он скучал по нему сильно. Омега тоже скучал. Каждый день умирал от тоски к Намджуну, но признавать этого не хотелось. — Если бы я знал, что после того, как в меня выстрелят, ты простишь меня, я бы бросился под пули ещё раньше, — прижимая омегу ближе к себе, чуть тише, чтобы слышал только он, говорит Намджун. — Ты сумасшедший, — Джин кладёт свою голову на грудь альфы, слушая его тихое дыхание и биение сердца. — Ты свёл меня с ума с первого дня нашего знакомства, — Намджун целует любимого в макушку и улыбается. — Я люблю тебя. А Джин больше ничего не отвечает, он лишь убирает скатившуюся слезу по щеке. Отныне всё будет хорошо. Сокджин рядом, и Намджун больше никогда не допустит ошибку. Уже нельзя. Намджун ещё пять лет назад знал, что Сокджин и есть его судьба, и тому, что предписано тебе судьбой, невозможно не сбыться. Намджун же сам построил для себя эту судьбу и жизнь с любимым омегой. Сам построил этот мир, где есть только он и Джин.☾ ☾ ☾
Чимин ступает босыми ногами по горячему песку на пляже и немного ёжится от прохладного ветерка, натягивая светлую ветровку на свои плечи. Омеге нужно было немного подышать свежим воздухом, поэтому он вышел из их штаб квартиры, которая находилась рядом с пляжем, и решил прогуляться, пока Джин Ук не решает нарушить его покой. Альфа следует за омегой, наблюдая, как он садится на шезлонг, зарываясь пальцами ног в песок. Ли понимает, что Чимин не хочет покидать Дубай, но, пока всё не наладится, омега был обязан уехать, забыть прошлое и немного успокоиться. Омега всю свою жизнь посвятил мести, он очень долго шёл к этому, навсегда забыв о личной жизни, он был чётко убежден, что доберётся до той самой точки. Чимин никому не дал в себе усомниться. Доказал всем, что омеги могут сделать то, что не по силам даже альфам. И сейчас он может гордо поднять голову и прийти на могилы своих родителей, сказать им, что отомстил за них, отправив их убийцу за решётку, где ему и место, откуда он уже больше никогда не выйдет. Чимину было страшно, не понимал, как будет справляться с этой ношей. Не знал, что делать, куда бежать. Не хотел говорить дяде Джихуну, что хочет отомстить, не говорил Хосоку, потому что знал, что они не поддержат его в этом плане. Рассказал лишь Чонгуку, потому что был уверен — Чонгук не откажет. Брат помог ему справиться с этим, помог так же и Джин Ук, и Чимин знает, если бы рядом не было Ли, он бы точно не справился. Ведь это Джин Ук помог ему приехать снова в Дубай, взять это нелёгкое дело на свои плечи и решить его. Омега был терпелив, понимая, что рано или поздно он доберётся до шейха, посмотрит ему в глаза, и всегда представлял тот день, когда наконец арестует его, но не знал, что случится в этот день непоправимое. Не знал, что потеряет Юсуфа уже навсегда. От этих воспоминаний только сильнее больно, и они обрывками ложатся на его хрупкие плечи. Образ альфы всё ещё перед глазами. Не успел насладиться сполна, не успел стать счастливым. — Решил прогуляться перед отъездом? — Джин Ук подходит к омеге и садится рядом. — Да, — улыбается Чимин. — Решил в последний раз насладиться пляжным песком и морем. Думаю, в Корее всё будет по-другому. — Корея ничуть не изменилась после твоего отъезда, — заверяет альфа. — Всё по-старому, кроме тебя. Тебя не хватало там. Чимин встаёт с шезлонга и шагает в сторону моря, чувствуя себя как никогда свободным от всех дел. Тепло разливается по всему телу, а прохладная солёная вода в море дарит приятные ощущения. — Спасибо тебе, — проговаривает Чимин, разворачиваясь в сторону альфы, а когда видит его непонимающий взгляд, продолжает. — Спасибо, что был рядом все эти годы и что помог мне. — Это пустяки, — Джин Ук встаёт и идёт в сторону омеги. — Ради тебя хоть в огонь и воду. — Не нужно в огонь и воду… Пока, — усмехается Чимин. — Могу я обнять тебя? — Зачем ты спрашиваешь? И в эту секунду омега оказывается в крепких объятиях альфы. Джин Ук прижимает его хрупкое тело к себе и вдыхает природный запах омеги, боясь забыть, как он пахнет. Альфа поглаживает Чимина по спине, а Чимин, в свою очередь, кладёт голову на крепкую грудь альфы. Объятия его успокаивают. — Сказать честно? — после слов альфы Чимин мычит. — После тебя у меня никого не было. Я пытался тебя забыть и отпустить, но я не смог и никогда не смогу, Чимин. — Не надо, Джин Ук, — омега отстраняется от альфы и кладёт свою руку на его щеку. — Ты же знаешь, что я принадлежу другому. — Поэтому я ничего не требую от тебя, я всё понимаю. Чимин улыбается и поглаживает щеку альфы тыльной стороной руки, а Джин Ук молится про себя, надеясь, что этот день и этот момент будут длиться вечно. — Я должен сказать тебе кое-что. — Я слушаю, — говорит Джин Ук. — Я хочу усыновить Эмиля, — Джин Ук удивлённо вскидывает брови после слов омеги. — Я уже говорил об этом с Чонгуком, и ты второй человек, которому я об этом рассказал. Ли усмехается, вспоминая тот случай, который произошёл четыре года назад, когда Чимин так же рассказал ему о смерти своих родителей и о том, что собирается отомстить, а потом добавил, что он второй человек после Чонгука, которому омега рассказал об этом. — Я хочу подарить ему ту любовь, которую он не успел получить от своего папы. — Ты будешь прекрасным папой, я уверен в этом. Чимин улыбается и кивает альфе, а после они ещё прогуливаются по пляжу и возвращаются обратно в штаб квартиру, и, кажется, Чимин снова начал дышать полной грудью. Почему-то именно после этого разговора с Джин Уком всё, кажется, будто встало на свои места. После разговора с альфой на неспокойной за всё это время душе стало спокойно. И Чимин терпеливо ждал, пока солнце вновь взойдёт, несмотря на то, что он, омега, стал опорой для маленького Эмиля. Теперь всё будет хорошо.☾ ☾ ☾
— Тасбих, дорогой, — как только на пороге дома появляется омега, Ахмед, не веря своим глазам, бежит к внуку навстречу, заключая его в крепкие и тёплые объятия. — Ваш дорогой внук скучал по Вам, дедушка, — тихо признаётся младший, обнимая дедушку в ответ. — Дедушка тоже очень сильно истосковался по тебе, — всхлипывает старший, поглаживая внука по спине. — Как ты себя чувствуешь? Ты один? — Хвала Всевышнему, у меня всё хорошо, — отстранившись от старшего, проговаривает Тасбих. — И я не один, со мной мой альфа, — улыбается он, вызвав у дедушки непонимающий взгляд. — Со мной Чонгук приехал. — Чонгук? — омега смотрит за спину внука и только сейчас замечает за ним Чона, что, улыбаясь, смотрел на омег перед собой. — Здравствуйте, — тихо здоровается альфа и ближе подходит к омегам. — Здравствуй, — отвечает Ахмед, в ответ даря свою улыбку альфе. — Ну, проходите, посидим втроём, — взволнованно потирая между собой успевшие вспотеть руки, просит старший. И молодые следуют за ним на кухню. Ахмед носится перед альфой с омегой, наливая им в чашки своего фирменного чая — Эхмар, который так любил Тасбих, особенно если он был сделан дедушкой. Тасбих просит Ахмеда не носиться перед ними, как перед гостями, а посидеть с ними и поговорить. Ахмеду неловко перед Чонгуком, он всё продолжает предлагать разные угощения и сладости, приготовленные им же, но, после долгих уговоров младших, всё же сдаётся и опускается на стульчик перед ними, собрав в своём взгляде всю свою искренность и любовь, смотря на внука. — Ты пришёл попрощаться со мной? Всё-таки покидаешь меня? — с горестью в голосе спрашивает дедушка, чувствуя, как в горле образуется противный, приносящий дискомфорт ком. — Дедушка, я… — Тасбих на секунду замолкает и, собравшись с мыслями, продолжает. — Я уезжаю с Чонгуком в Корею. — Я знаю, — отвечает Ахмед, вызвав непонимающий взгляд у Тэхёна, мол, откуда знаете. — Я сам же попросил Чимина, чтобы они забрали тебя. — Дедушка… — Тасбих, я вижу, как ты счастлив с этим альфой, — Ахмед переводит взгляд на Чонгука, а Тасбих следует за ним, смотря на Чонгука, что смотрел в ответ, тепло улыбаясь. — И уверен, что он сможет сделать тебя ещё счастливее. Сперва я вверяю тебя Всевышнему, а потом в его руки, — старший кивает на Чонгука. — Для меня сейчас важно только твоё счастье и знать, что с тобой всё хорошо. Тасбих еле сдерживает влагу в глазах, смотря на родного человека, что, напротив, не скрывал их, продолжая говорить, пока они текли по щекам, доказывая всю искренность его слов. — Тасбих, прости меня за всё, через что пришлось пройти Йериму, — Ахмед всхлипывает и, смахнув рукой новую слезу с глаз, продолжает. — Прости, что скрывал от тебя правду все эти годы. — Дедушка, в этом нет Вашей вины, — Тасбих опускает свою руку поверх его руки и дарит утешающую улыбку. — Никогда бы не смог держать зла на Вас, ведь Вы растили и воспитывали меня ещё ребёнком. Я благодарен Вам за это. Не знаю, где бы сейчас был, если бы не Ваша поддержка, — омега встаёт со своего места и, обойдя стол, садится перед дедушкой на колени, кладя свою руку на его щеку. — Ты очень сильно похож на папу, — сквозь слёзы улыбается старший и, положив свою руку поверх тэхёновой, чуть тише, сорвавшимся голосом, добавляет. — Вы оба не знаете зла и боли, что причинили вам когда-то. Быстро прощаете и забываете. — Эта жизнь — лишь одно мгновение, — начинает младший. — Нет времени на то, чтобы таить в груди обиды. На… — омега резко замолкает, не зная, как будет правильнее назвать человека, которого считал роднее всех на свете, но, собравшись с мыслями, всё же пересиливает себя, чтобы снова не назвать его тем словом, которым называться он не заслуживает. — На Вашего сына тоже я не злюсь… Больше не злюсь. — Ты у меня самый добрый, — Ахмед поднимается со своего места, а за ним и Тасбих, заключая дедушку в объятия, наполненные любовью. — Дядя Юсуф… — Тасбих утыкается носом в плечо дедушки и вспоминает того, кого больше не было с ними сейчас, но навсегда остался у каждого в сердце. — Я буду скучать по нему. Он навсегда останется для меня моим любимым дядей, — Тасбих отстраняется от Ахмеда и в глаза заглядывает. — Можно я заберу Хабиби с собой? Он для меня будет напоминанием о дяде. — Конечно, можешь. Юсуф же его тебе подарил. Он твой, и ты имеешь полное право решать, оставлять его здесь или забирать с собой, а по нему видно, что он хочет с тобой, — издаёт смешок старший, когда кот, что лежал под столом, вдруг встаёт и начинает тереться о ногу младшего омеги. — Я приеду к Вам ещё, дедушка. — Конечно, приедешь, куда ты денешься? — Ахмет треплет внука по волосам, вызывая у того смех. — Ты звони почаще, пиши, не забывай своего глупого дедушку, что любит тебя, — Тасбих качает головой на слова старшего и снова обнимает его, сообщив, что начнёт уже собирать свои вещи, от чего сердце Ахмеда пропустило болезненные удары. И только сейчас пришло осознание того, что ему придётся отпустить внука, с которым вот уже двадцать три года ни разу не расставался. Но придётся это сделать, потому что его счастье было дороже всего, а всё остальное потом. Потом, не сейчас. Сейчас всё, кажется, налаживается, и это было главнее всего. — Мы будем рады видеть Вас на нашей свадьбе, — извещает Чонгук Ахмеда, появляясь на пороге кухни, что уходил в другую комнату, чтобы не мешать омегам. — О, Господи, уже и об этом думали? — Ахмед шутливо прикладывает руку к сердцу, обращаясь к внуку. — Тасбих? — Нет, дедушка, — Тасбих кидает на Чонгука недовольный, но, в то же время, смущённый перед старшим взгляд, одними лишь глазами говоря не делать так больше. — Чонгук просто шутит. — Шучу, конечно, — усмехается альфа. — Но мы же не можем отменить того факта, что и это скоро может произойти. — Бесстыдник, — смеётся Ахмед. — Если обидишь моего внука, знай, что я его сразу же заберу у тебя. Так что будь осторожнее в своих словах. — Не посмею, дядя, — уверяет Чон. — К тому же, Тасбих не захочет уезжать, оставив меня, сам уже влюблён в меня. — И не стыдно говорить такие вещи? — недовольно бурчит Тасбих и, цокнув языком, уходит к себе в комнату, чтобы начинать собирать вещи, напоследок снова бросив на Чонгука злой взгляд. — Как я могу обидеть того, кто стал для меня дороже жизни? Ради него наизнанку вывернусь, лишь бы угодить ему. Ахмед внимательно слушает альфу и улыбается его словам, чувствуя тепло внутри от услышанного. — Чонгук, — зовёт Ахмед, а альфа переводит взгляд на старшего, всё своё внимание отдавая ему. — Нас постигнет только то, что предписано нам Всевышним. Ваши судьбы были связаны невидимой нитью. Нить растянулась со временем, но не порвалась, надеюсь, уже навсегда соединив вас вместе, — Чонгук легонько кивает, внимательно слушая старшего, не желая перебивать его. — Пусть присутствие одного из вас будет утешением для второго, пока вы рядом друг с другом. — Спасибо, что доверили его мне. Я не подведу Ваше и его доверие.☾ ☾ ☾
Южная Корея, Сеул.
Облачный дым рассеивается, а между туманом из облаков пролетает самолёт, разгоняя чёрные тучи, и садится на землю, заставляя её дрожать, а пожелтевшие листья холодной осенью, упавшие с деревьев — разлететься по разным сторонам. Как только дверца самолёта открывается, выпуская альфу с омегой на улицу, Тасбих, не привыкший к таким холодам, сильнее кутается в свою верхнюю одежду и ближе к Чонгуку жмётся. Тот накидывает свою куртку на плечи возлюбленного и за руку его берёт, ведёт за собой через толпу, чтобы, выйдя из аэропорта, сесть в заранее подготовленную для них машину и наконец поехать домой. Уже в машине Тасбих позволяет себе расслабиться и расстёгивает молнию на чонгуковой куртке, которую он накинул на его плечи, заботясь о нём. Омега выглядывает на улицу из окна, наблюдая за пролетавшими мимо зданиями и людьми. Чуть опускает окно вниз, вдыхает свежий осенний воздух и слегка ёжится от неприятного холодка. В конце октября заметно похолодало. Тасбиху уже сейчас стоит привыкать к здешним холодам, ведь в Корее всё совсем по-другому. Омега вбирает в лёгкие больше воздуха, чувствуя вкусные запахи блюд из местных ресторанов, мимо которых они только что проехали. Вдруг, в этот момент в животе младшего начинает урчать от голода, а Чонгука, что всё это время наблюдал за действиями своего восточного солнца, это забавляет. Он перекидывает свою руку на плечо омеги и к себе притягивает, укладывая его голову на свою грудь. — Чонгук, что ты делаешь? — шепчет Тэхён, неловко поглядывая на водителя. — Что? Уже солнце своё обнять не могу? В Корее так холодно сейчас, что только обнимая солнце с востока, получается согреться. — Мы же не одни здесь, — продолжает он, но смущённо улыбается, когда слышит эти слова от альфы. — Хей, Бёнчхоль, — окликает Чонгук водителя, а Тасбих не понимает, что задумал этот альфа. — Мы ведь красиво смотримся вместе? — спрашивает Чон, когда водитель обращает своё внимание на парочку, поглядывая на них через зеркало заднего вида. — Прямо светитесь вместе, — улыбается альфа за рулём. — Давно не видел тебя таким, Чонгук. Дубай хорошо повлиял на тебя. — Нет, это не Дубай на меня повлиял, а солнце, что я забрал с собой оттуда, чтобы оно и в Корее для меня светило, — Чонгук без толики стеснения продолжает говорить, а Табсиху, которому альфа не даёт отодвинуться от себя, только и остаётся хотеть сквозь землю провалиться, чтобы не чувствовать смущения.☾ ☾ ☾
— Папа, мы дома, — извещает Чонгук, стоит им переступить порог их большого светлого дома, в котором уже вовсю летали приятные запахи различных корейских блюд. — Чонгук, я заждался вас, — Хэвон чуть ли не выбегает в коридор и тут же останавливается, встречаясь со взглядом Тасбиха, что выглядывал из-за спины Чонгука. Улыбка с лица омеги пропадает, а на её место приходит интерес. — Чего не встречаете нас? — спрашивает Чонгук и усмехается. — Не каждый день ваш сын приезжает из Дубая с женихом. — Так вот как выглядит омега, который изменил моего сына, — интерес Хэвона перерастает в восхищение, и он ближе подходит к ним, а глаза вновь загораются, стоит Тасбиху улыбнуться ему в ответ. — Здравствуйте, — чуть своим ломаным корейским начинает Тасбих. — Здравствуй, родной, — больше не говоря ни слова, Хэвон заключает Тэхёна в крепкие объятия, а на Чонгука даже не смотрит, кажется, и вовсе забывает о нём. — Я ждал тебя, Чонгук так много рассказывал о тебе. — И мне надо ещё больше рассказать тебе, только, для начала, давайте пройдём в дом с порога. — Ой, что-то я распереживался, — нервно смеётся старший и, легонько взяв Тасбиха за руку, тянет за собой. — Пошли со мной, Тасбих, ты, скорее всего, голоден с дороги, — и омеге хочется сказать, что очень голоден, но стеснение его ещё никуда не ушло, и он просто отдёргивает себя сказать эту мысль в слух. — Тасбих не так сильно хорош в корейском, ты, если что, помогай ему, — просит Чонгук папу, уже сидя на кухне за столом. — Всё в порядке, — сообщает Тасбих. — Не волнуйся, это не проблема, — издаёт смешок старший омега. — Чимину же как-то помогли выучить, а то он у нас только на арабском и разговаривал, — с теплотой улыбается Хэвон, вспоминая моменты из прошлого. — Тогда его учил Хосок, — говорит Чонгук. — Ну, может, Хосок и поможет Тасбиху? — Нет, я сам помогу, — слишком резко отрезает Чонгук, а затем, встав со своего места, направляется в сторону гостиной, где лежал его телефон, на который звонили. — Ревнует, — хихикает Чон старший и прикладывает ладонь ко рту. Тасбих лишь подхватывает смех омеги и кивает, потихоньку чувствуя себя расслабленнее. — Скоро отец придёт, — передаёт новость Чонгук омегам, что уже закончили с едой и взялись убирать посуду со стола. — В таком случае, Чонгук, помоги Тасбиху с вещами и проведи его в вашу комнату, — просит Хэвон, а у Тэхёна, после слов омеги об общей комнате, в груди разливается какое-то непонятное щекочущее чувство, которое сам был не в силах контролировать. — Пап, Тасбих у нас омега из жарких мест, — начинает Чонгук. — Подберёшь для него что-нибудь тёплое из одежды на первое время? — Ах, да, конечно, — засуетившись на месте, Хэвон, всё же, вспоминает об одежде младшего сына, половину которой он оставил в шкафу перед тем, как уехать. — У Чимина, возможно, что-нибудь осталось здесь. Пошли со мной Тасбих, — Хэвон вновь берёт руку Тасбиха в свою и просит следовать за собой. Тэхён оборачивается к Чонгуку, одним лишь взглядом прося не оставлять его одного и пойти с ними, ведь сильно смущался Хэвона. И Чонгук, улыбнувшись своему солнцу, следует за ними, сразу поняв, что от него хотят. Уже переодевшись в чистую и тёплую одежду друга, Тасбих решает хорошенько осмотреть комнату Чонгука, в которой, на данный момент, находился. Тёмные стены, малое количество мебели и, кажется, вечно прикрытые шторы говорили о строгости стиля. Чонгук любит минимализм, а тёмный цвет его всегда успокаивал. Только ровно до того момента, как встретил эти светлые голубые глаза, в тот же вечер полюбившиеся ему. Теперь успокоение он находил только в них. И даже сейчас немного мучительно чувствовать расстояние между возлюбленным, который больше не подпускает к себе, лишь после свадьбы обещая дать разрешение овладеть собой полностью. Чонгука это устраивает, но больше тянуть он не намерен. Обещает себе, что свадьбу сыграет, как только Хосок с Чимином приедут домой, а старший брат засвидетельствует то, что Тасбих — восточное солнце, уже навсегда принадлежит Чон Чонгуку.☾ ☾ ☾
Объединённые Арабские Эмираты, Дубай.
Белый лист бумаги лежит на столе, освещённый лучами солнца, которые светили через распахнутые шторы на окне. Рука омеги касается бумаги, пододвигая её ближе к себе, а второй он хватается пальцами за ручку, рисуя чёрными чернилами подпись внизу бумаги. После того, как это заканчивается, омега глубоко вздыхает и широко улыбается, смотря на малыша, который сидел сейчас в коляске и с интересом разглядывал черты омеги, уже ставшего для него папой. Чимин встаёт со своего места и, передав бумаги об усыновлении, подписанные им же минутой ранее, садится на корточки перед маленьким альфой. Омега берёт его маленькую ручку в свою и целует её, прижимая к своей щеке. Он чувствует запах своего ребёнка. Этот запах успокаивает и даёт надежду на новую жизнь. На ту, в которой, отныне, рядом будет Эмиль — его смысл жизни. Чимину будет тяжело первое время без Юсуфа, он это знает, но нельзя держаться за прошлое. Он должен двигаться дальше. Должен подарить Эмилю светлое будущее. Подарить много любви, дать того, чего он лишился так рано — папиной любви. — Поедешь со мной в Корею? — спрашивает Чимин у ничего непонимающего Эмиля. — Там тебя ждут твои дяди и дедушки, — после слов омеги Эмиль улыбается. — Да-да, поедешь к дяде Хосоку и Чонгуку? — Чимин хихикает и целует в пухлую и нежную щеку своего малыша. Омега встаёт с корточек и, поблагодарив всех присутствующих в этом кабинете за помощь и сотрудничество, выходит с Эмилем в коридор. Джин Ук, уже приехавший за ними, подходит к Чимину, а его губ касается лёгкая улыбка, видя, как омега светится, а с малышом он выглядит ещё и милым. — Как всё прошло? — спрашивает альфа, поглаживая Эмиля по голове. — Хорошо, спасибо, — отвечает Чон. — Вот, согласился поехать со мной в Корею, — радостно продолжает омега, разворачивая коляску и направляясь к выходу. За ним и Джин Ук. — Когда у вас самолёт? — Через два часа уже вылет. — Я отвезу вас в аэропорт, — Ли открывает дверь и пропускает Чимина вперёд. — А ты не поедешь? — спрашивает Чимин. — У меня здесь незаконченные дела. Разберусь со всем и приеду. Когда Чимин берёт Эмиля на руки, Джин Ук складывает коляску и кладёт в свой багажник. Потом сразу открывает дверь Чимину, помогая ему сесть и усаживая Эмиля в детское кресло, которое недавно купил ему в детском магазине. — Джин Ук, — омега зовёт альфу, когда тот занимает своё место в машине. Ли поворачивает к Чимину голову, и омега спешит продолжить. — Обещай мне сразу приехать. — Обещаю, Чимин. Пустыня. Уже всем хорошо знакомое слово. В этом пустынном мире Чимин потерял родителей, обрёл лучшего друга, встретил свою любовь, отомстил за смерть своих родителей, потерял эту любовь и смысл жизни, а потом снова обрёл новый. Ради Эмиля обещал быть сильным. Ради него он пойдёт хоть на край света. Через полчаса они сядут в самолёт, оставят позади Дубай, начнут новую жизнь, но никогда не забудут, с чего всё начиналось. Омега никогда уже не забудет, в чьих руках оставил своё сердце. Может, когда-нибудь он снова вернётся сюда, вспомнит прошлое, навестит могилу любимого, ну, а пока он будет жить ради сына, пока бьётся его сердце, сделает всё возможное для этого. — Прости меня, Чимин, — говорит Джин Ук, хватая омегу за руку, не давая ему уйти, когда объявляют посадку на самолёт. — За что? — не понимает Чимин. — За все прошлые обиды, просто прости меня и будь счастлив. — Ты тоже прости меня, Джин Ук, — альфа улыбается и притягивает Чимина к себе, крепко обнимая. Душа разрывается от того, что этот омега так далеко и принадлежит уже навсегда другому. Но врать себе не будет. Он сильно любит Чимина и уже очень давно. И никогда не скрывал этого. — Спасибо за всё, Джин Ук, — Чимин отстраняется от альфы и, взяв Эмиля на руки, помахав в последний раз, движется к выходу на самолёт. Сейчас омега сядет в самолёт рейсом «Дубай-Сеул». Пустынный мир останется уже далеко, за несколько тысяч километров. Чимин, приехавший три года назад в Дубай, отдал своё сердце другому альфе, только ему говорил, насколько сильна его любовь к нему, и, кажется, никто ещё никогда не сможет тронуть его сердце так же сильно, как Юсуф. — Я люблю тебя, — куда-то в пустоту говорит Джин Ук, когда Чимин исчезает с поля зрения. И обещал себе сделать всё возможное, чтобы Чимин ни в чём не нуждался, и сделать его счастливым. Обещал быть рядом.