Когда спадает маска наёмника

Гуань Шань все-таки вырубился, не стерпел. Дождался, пока ублюдки оставят его, блюющего кровью, одного, и отдался на съедение горячечного бреда. В бреду он видел Хэ Чэна, чувствовал его ускользающий запах, слышал биение сердца, как будто наяву, видел, как ледяная сталь плавится, уступая место согревающему теплу и покорной нежности. Его любовь многого стоит. И тем не менее из забытья его вывел именно запах. Подзаборная шавка, пугающаяся всего на свете и грызущая любого, кто кидал на нее презрительные взгляды, учуяла запах того, кто однажды смог подчинить ее дикость себе, и подчинился ей сам. Злость и ненависть отступила. Теплая сталь завладела всем вниманием. Кажется, кто-то наверху сжалился над замученной шавкой и подарил ей вечный покой. Только не должен покой пахнуть свежей теплой кровью, порохом и безопасностью. Не может ведь? — Чэн, не ходи сюда!.. Не ходи, я сказал!.. — Я должен увидеть!.. — Упрямый баран, тебя нельзя… Эти голоса, такие громкие, врезающиеся на подкорку и пробуждающие. Шань слепо повел головой, по привычке стискивая зубы, чтобы не застонать, не привлекать внимания, но его увидели, заметили легкое копошение. — Черт, он шевелится! — удивленный возглас, следом за ним звук удара и тяжелый стон. — Малыш?.. — теплые ладони на лице, от них сильнее всего пахло порохом, обеспокоенный голос. — Ты меня слышишь? Понимаешь? «Я понимаю», — хотел сказать Шань, но из горла вырвалось лишь невнятное бульканье. Слишком много крови. Но, приложив еще больше усилий, он увидел Его глаза. Блестящие яростью, горящие любовью, желающие мести. Улыбка еле проскальзывает на разбитых губах Гуань Шаня, когда он понимает, что это далеко не сон, что Хэ Чэн пришел за ним. Он сказал что-то, Хуа Би за его спиной, смотрящий с тревогой и открытым недоверием, поднял к потолку ствол пистолета с глушителем и выстрелил. Чэн подхватил падающее тело и успел перехватить цепи прежде, чем они свалились бы на них, уселся прямо на пол, поддерживая мальчишку так осторожно, будто мог еще сильнее навредить ему, выпутал его руки из цепей, — Шань не чувствовал его прикосновений, — поднял поврежденные запястья к лицу, целуя каждое, пачкая свои губы его грязной кровью. — У меня больше нет рук, — с улыбкой поделился Гуань Шань, когда смог избавиться от крови во рту, боднул лбом подбородок мужчины, что держал его в своих руках. — Ты будешь любить меня без рук? Я их не чувствую. С другой стороны от него сел Хуа Би, заставляя Шаня перевести на него веселый отчасти взгляд. — Тебя чем-то накачали? — холодно и деловито спросил он, видимо, единственный из их двойки пребывая в состоянии решать хоть какие-то вопросы. — Тебе давали какие-то препараты? Кололи? — Нет. Ничего, — шепнул Шань, прикрывая глаза. Хуа Би потянулся к нему для каких-то своих садистских целей, но внезапно оживший Чэн ударил его по рукам и ощерился, точно зверь, чем еще сильнее развеселил Шаня. Почти до истерики. Би смотрел на босса распахнутыми глазами и держал ладони на виду, кажется, зная, что может за этим последовать. — Эй, здоровяк, — тихо позвал Мо, снова бодая мужчину лбом, Хэ Чэн опустил глаза на него, — кажется, ты не закончил начатое, да? Не хочешь сдать меня в надежные руки своего подчиненного и со спокойной душой отпустить себя? — Ты хочешь? — спросил дрожащим шепотом, целуя в лоб. — Я сделаю все, что ты хочешь. — Порви их, зайчик. — Шань бы погладил возлюбленного по щеке, если б мог, но улыбаться из последних сил, чтобы тот окончательно не потерял контроль, все, что ему оставалось. — Заставь их страдать и молить о пощаде. А потом пристрели. Каждого. — Хэ Чэн кивнул, возвращая себе маску холодного и расчетливого босса. — А мой новогодний подарок? — Он ждет тебя, — уголки губ дернулись, изображая улыбку, а потом Чэн попытался поцеловать его, но Мо упрямо отвернул голову. — Не позволю целовать себя в таком состоянии, — заупрямился он, ворча. — Не сейчас, когда я весь в крови и блевотине. Все, иди вон, видеть тебя не хочу. Хэ Чэн снова улыбнулся, мягко и ласково, и все-таки умудрился оставить мимолетный поцелуй на переносице, после чего осторожно передал парнишку Хуа Би, выпрямился, разминая шею и кулаки, как будто готовился к мировой битве. Хотя, судя по всему, так оно и было. Он посмотрел на выбитую дверь и рявкнул: — Тянь! Уж кого-кого, а этого Шань точно не надеялся увидеть здесь, в черной одежде, с пистолетом наперевес, с всклокоченными волосами и мазком чьей-то крови на щеке. Он неловко замер на пороге, расширившимися от ужаса глазами глядя на то, что некогда было его лучшим другом, и бросился к нему, упав рядом на колени, положил пистолет на бетонный пол, и обхватил ладонями в перчатках осунувшееся лицо друга, прижался лбом к его лбу. — Привет, придурь, — хохотнул Гуань Шань, прикрыв глаза. — Скучал по мне? — Идиот! — ругнулся Тянь, подхватывая пистолет и поднимаясь на ноги, кивнул Чэну, готовый ко всему. — Уходите, — отрывисто приказал старший Хэ, прислушиваюсь к чему-то внутри себя, и задержался на доверчивом взгляде золотистых глаз непозволительно долго, одними глазами говоря все то, что хотел бы сказать на словах. — У меня здесь еще дела. И ушел, а Гуань Шань, напоследок улыбнувшись ему в спину, тоже отпустил себя и провалился в спасительное забытье, в этот раз уже в твердой уверенности, что больше никто не посмеет сделать ему больно. Больше некому будет это делать.