V. Исповедь

Из дневника доктора Эттингера Несколько дней как я не ездил к Александру. Впрочем, я должен быть доволен, ведь состояние здоровья императора улучшилось. Я не знаю, дело ли в наших с ним беседах или это естественное прохождение кризиса.Удовлетворения я, однако, не испытываю. Я наблюдаю императора почти два месяца. И я по-прежнему не знаю, каков он на самом деле. Что мучает его? Я не могу составить его портрет. И не понимаю, почему он по-прежнему держит меня при себе. Я собираюсь просить его прекратить наши встречи. Мне неприятно брать деньги за пустую болтовню и дурацкие ответы придворных на вопросы о новых методах лечения мозолей. Максим обыкновенно ожидал Александра на его половине, в кабинете, где всегда царил идеальный порядок. Каждый раз, когда он приходил сюда и смотрел на аккуратно разложенные стопки бумаг, то вспоминал бардак в собственной комнате и раздражался - то ли на Александра то ли не себя. Эта аккуратность, граничащая с педантичностью, Максима изумляла. Ему виделось, что Александр, избегая чего-то, переносит свои думы с важных вещей на ерунду вроде раскладывания письменных принадлежностей на столе. Ожидая его появления, Максимилиан листал, лежавшую на чайном столике свежую газету. И пролистывая ещё свежие от типографской краски страницы, невольно искал новости только об одном...Однако о Наполеоне не было напечатано ни одного слова. Тем не менее он увлёкся какой-то заметкой о пойманном полицией молодом человеке, который совершил ограбление, переодевшись проституткой. Максим читал, когда внезапно услышал в спальне за стенкой голоса. Сперва он услышал женский голос, более громкий, следом раздался и мужской. В последнем он без труда узнал голос Александра и удивился, поняв, что тот находится в соседней комнате, бывшей спальней. Женщина говорила на повышенных тонах и судя по всему между говорившими была ссора. Максим отложил газету, встал и подошёл к двери, ведущей в соседнее помещение. Его обуяло естественное любопытство. —Ты был с ней! С этой шлюхой! Грош цена твоим словам! - кричал женский голос. Слов Александра разобрать было нельзя, так как он говорил значительно тише и, видимо, пытался даму успокоить. Максим не мог расслышать все слова, тем более что женщина говорила вперемежку на русском и французском. Потом за стеной воцарилась полная тишина. Говорившие совершенно смолкли или перешли на шёпот. Максим послушал ещё немного и сел обратно на стул. Он сделал это очень вовремя, потому что дверь внезапно открылась и император вошел в кабинет. Лицо его было красным от волнения, воротник рубашки расстегнут. Увидев Максима, он на миг замер, смотря на него с удивлением. Эттингер молча встал. Кажется Александр смутился, но довольно быстро овладел собой, и на лице его возникла улыбка. —Максимилиан... Я совершенно забыл...- он со смехом хлопнул себя по лбу. - Сказать, чтобы за вами заехали сегодня позже. Сегодня вечером у нас будет бал. За вами пришлют карету около семи. С этими словами он, к изумлению Максима, развернулся и ушёл обратно в свою спальню, захлопнув двери. Некоторое время мужчина стоял в изумлении, а потом, взяв свою шляпу и трость, вышел. —Доктор Эттингер! Он обернулся на голос, окликнувший его в коридоре. К нему спешил граф Аракчеев. Максим остановился и дождался, пока тот подойдёт. —Вам ведь на выход? Идемте…- граф направился вместе с ним вниз по лестнице. - А я давно хотел побеседовать с вами. Я подвезу вас домой… Я был озадачен. Как я упоминал, мое общение с лицами близкими к императору было ограничено, и заинтересованность графа показалась мне странной. Он изъявил желание подвезти меня, и я не решился отказать. В поездке граф сначала расспрашивал меня о моем образовании и, узнав, как много где изучал я медицину, пришел в совершенный восторг и завёл со мной разговор о своём здоровье. За те полчаса, что мы ехали, у меня создалось впечатление, что рядом со мной сидит едва ли не труп. Граф жаловался на хронический насморк, грудную жабу, ишиас, бессонницу, боли в костях, боли в ухе, голове и проблемы с желудком. Я поинтересовался очень осторожно, неужели в России у него нет достойного врача? —Учат медицинским наукам у нас весьма дурно. Не дают вырасти большим головам. Ибо все должности профессоров в медицине и при высших чинах занимают ваши собратья…Все иностранцы. - И при этом поспешил быстро добавить. —Это не упрёк вам, герр доктор. Это проблема организации высшего уровня. Не доверяет наш брат сам себе. —Я убеждён, Ваша Светлость, что медицинские науки освоить не так уж и мудрено, было б желание, усердие и прилежность.. —Прилежность! Вот! -Аракчеев хлопнув себя по колену. - Вот чему у вас, у немцев, поучиться бы стоит! Порядку и прилежанию…нет, русскому сие не дано. Произнеся это, он как будто в ожидании посмотрел на Максима: согласиться или другое что скажет? Максимилиан молчал. Когда они подъехали к дому, Аракчеев вышел вместе с ним из кареты и спросил, приняв при том несколько извиняющийся вид. —А не найдётся ли у вас четверть часа, чтобы произвести наскоро осмотр грудной клетки? От государя я слышал, что вы мастер перкуссии… Мне казалось, он хочет посмотреть, где и как я живу. Я не люблю приводить гостей из-за скромности домашней обстановки, но граф как будто даже обрадовался, увидев мои комнаты. Особенно его впечатлили и заинтересовали книги. Честно говоря, никогда бы не подумал, что этот человек любит читать. —Вы учёный человек, доктор, - Аракчеев с серьёзным видом перелистывал уже потрёпанный довольно томик Ламетри*. - Но живете скромно и уединенно. Почему? В Венской больнице плохо платят? Максим невольно улыбнулся. Как часто ему задавали уже этот вопрос! Он прислонился к письменному столу и посмотрел на свой продавленный диван, местами подвыбитый паркет у пола, потёртые занавески и эту груду книг на полу. —У меня нет ученой степени и платят мне как обычному врачу. Мне грех жаловаться, я живу один и мне хватает. Часть доходов я посылаю своим родным, дороже всего мне обходятся книги. Здесь есть редкие экземпляры.. —А где же проживает ваша семья? —На Севере, в Кремсе, в небольшой деревушке неподалеку от города. —А что же, отец ваш не врач, как вы? Максим отвечал на эти вопросы уже так много раз. Князю Разумовскому, Нарышкину, императрице-матери и князю Константину. И императору, конечно. —Своего отца я никогда не знал. И никогда его не видел. Моя мать мне говорила, что он погиб. Она повторно вышла замуж и живет с мужем и моей сводной сестрой. Я редко вижу их. Они держат маленькую таверну в деревне. —Так вы, стало быть, первый образованный человек в своей семье. Приехали из деревни, а после поехали во Францию учиться..Но все же вы не амбициозны, нет...- Аракчеев прохаживался ко комнате и сапоги его скрипели по старому паркету. - Очевидно, что материальные блага вас не волнуют. Семьи у вас так же нет. Стало быть, вы человек идейный. Он буквально засыпал меня вопросами. Почему я избрал медицину? Отчего выбрал специализацию по акушерству, но питаю такую любовь к исследованию душевных болезней? Доволен ли я своей работой врача в больнице? Должен сказать, что последний раз подобный интерес проявлял ко мне разве что тот следователь из спецкомитета полиции Австрии. Я все гадал - известно ли графу или нет, по каким делам я проходил? И что имеет в виду под моей "идейностью". В конце концов я ему напомнил, что он хотел осмотра. Граф тут же спохватился и внезапно извинился за такое любопытство. —Как часто и как давно вас мучают боли за грудиной? - серьезно поинтересовался Эттингер, завершив осмотр. —Года два. А что же, так плохо? - в некой тревоге поинтересовался он. —Сколько вам полных лет? —Сорок шесть. Я сказал ему, что сердце его для этих лет изношено изрядно. Что виной этому скорее всего неправильный и вредный образ жизни. Теперь уже я расспрашивал его и к удивлению обнаружил, что граф почти не употребляет спиртные напитки, ест умеренно и вообще излишествам никогда не придавался. —Грудная болезнь вызвана также может быть переживаниями душевными. Большой нагрузкой в том числе служебной. Вам необходимо больше отдыхать и не подвергать себя волнениям. В противном случае, болезнь будет развиваться и сократит ваши дни. Слова Максима, кажется, не удивили Аракчеева. Он сидел, задумчиво застёгивая манжеты на рубашке и смотря в окно. Лицо его, нездорового, несколько свинцового цвета, со впалыми щеками, в ярком свете дня казалось особенно измученным и усталым. Было нечто общее в выражении этого лица, с его страдальчески опущенными уголками губ и век, с лицом Александра. —Я отдыхаю, доктор. Уже более, чем год, как я в отставке. Сюда же, в Австрию меня вызвал государь. Долг мой велит мне быть с ним рядом и ограждать от дурных людей. Что же до вас, доктор, то мне видится, что вы человек порядочный и умный в своём деле. В ваших руках здоровье императора. А недуга для государя хуже, чем помутнее рассудка нет. Он говорил об Александре с какой-то глубокую тоской. —Вот, возьмите, - Аракчеев встал и протянул Максиму деньги. Сумму намного большую, чем брал он за осмотр. - Берите, не стесняйтесь. Книг купите. Излишек родным пошлёте. Ученость должна быть вознаграждена. Я неученый человек и о том жалею. Я все бы эти книги прочитал...коль было б время. У меня в Петербурге есть воспитанник. Молодой человек, так же желающий учиться медицинскому делу. Хорошие врачи всем нужны. Прощайте. Он покинул меня, оставив в замешательстве и странных чувствах. Граф не был, что называется, приятным человеком, но все же он чем-то понравился мне. Мне даже чудится, что меж нами как будто есть нечто общее. Когда сказал он об идее..Моя идейность осталась не у дел. Но что с его идеей? На что он положил своё здоровье? На русского вельможу он не похож. Говорят, у русских странная душа - но про тех русских, кого я раньше видел, я так бы не сказал. Но граф Аракчеев мне человеком показался пожалуй что и по-русски...очень странным. *** Максим провёл почти что весь день, погрузившись в своё обычное занятие - чтение, забыв про обед, пока около пяти часов, к нему не заглянула Марта. Он машинально пробурчал в ответ на предложение поесть, что приглашён на официальный ужин к императору. И в ответ услышал: «Святый Боже! Доктор Максим, к царю! Да что же вам туда надеть!» Этот вопрос вывел Максимилиана из ступора. Он отложил статью о паразитах в организме человека, которую с упоением читал, и встав, схватился за голову. Бал! Он приглашён на бал в Хофбург! Максим не видел даже смысла открывать свой шкаф - он в принципе не имел нарядной, выходной одежды и даже не по причине безденежья. Доктор Эттингер просто никуда не ходил, кроме работы. Где теперь ему за два часа достать приличный фрак? —А вы спросите у господина Леопольда,- подсказала Марта. - Он же жид. Они все достанут и найдут хоть у чёрта в заднице! Максим хотел было отчитать ее за это оскорбительное выражение, но вынужден был признать, что друг его был последний шанс. Взяв экипаж, он поехал к Леопольду, моля о том, чтобы тот оказался дома. Они не виделись давно - Максим много времени проводил теперь у Александра, а оставшееся тратил на пациентов. Ведь друг кажется к нему писал, а он забыл ответить... Что если тот обиделся? Леопольд был дома и болел. Он удивился, увидев Максима, но, когда узнал про бал, даже посмеялся. —Я могу отвести тебя к Розанне, что держит ателье на Бергенштрассе. У неё найдётся почти все, но предупреждаю - будет дорого. Скажи, а если б Марта тебе не намекнула, ты так бы и пошёл? Максим глянул вниз, на растянутые уже колени штанов и пыльные носки туфель. А ведь Леопольд прав, он так бы и поехал к Александру. А ведь там наверняка будет и ОНА... Мадам Розанна - еврейка лет пятидесяти пяти, сначала скривила губы, когда он ворвался в магазин, но услышав имя Леопольда Брейера заулыбалась, и голос ее стал ласковым. —Ах у меня есть для вас идеальный экземпляр! Как раз на такую вот фигуру.. английское сукно! Модного, благородного темно-синего цвета! Максиму было все равно, какого сукно происхождения. Он нервно поглядывал на часы, пока хозяйка хлопотала, выуживая из коробок ворох одежды. В наличии нашёлся и жилет, и фрак, и белоснежная рубашка и лакированные туфли. Переодевшись, Максим взглянул в зеркало примерочной, и едва себя узнал. Только взлохмаченный чуб волос на лбу был привычен глазу. Из отражения на него смотрел респектабельный мужчина. Денди. «Кавалер», как бы сказала Марта. Он, равнодушный к собственному внешнему виду, невольно любовался собой. Как одежда меняет человека! Правда через минуту, услышав заявленную сумму, Максим едва не поперхнулся. Костюм обходился ему едва ли не больше чем в половину его жалования в месяц. А учитывая, что наденет он его едва ли больше чем один раз, он скорее бы отказался от покупки. Но в кармане как нельзя кстати лежали деньги от графа Аракчеева. Через четверть часа он выходил на улицу уже в обновке. Со сдачи оставалось несколько монет, на которые Максим взял хороший экипаж. Если уж сегодня он играет человека большого света, то пусть будет им до конца. За последние недели Максим был в Хофбурге множество раз, но сегодня ему показалось, что дворец он увидел впервые. Освещённый огнями сияющих окон бального зала, он распахнул свои двери, как богатый, гостеприимный хозяин: парадная лестница и вестибюль украшены были цветами и вырезанными из бумаги гирляндами в виде кружев. По углам журчали маленькие комнатные фонтанчики, и чирикали неизвестно откуда появившиеся за несколько часов птицы в клетках. Лакеи в белоснежных чулках и таких же белоснежных париках, были одеты в богатые, алые с золотою каймой ливреи. Хрусталь люстр блестел так, что аж жгло светом глаза. Постепенно прибывающие гости поднимались наверх, в главную залу. Все казались настолько красивыми, что будто бы даже не совсем были людьми. Бархат, газ, парча, шёлк - все эти ткани, словно футляры облегали фигуры дам и их кавалеров. На первых было столько драгоценностей, что их владелицы буквально искрились. Максим узнал министра иностранных дел Австрии Клеменса Меттерниха под руку со своею супругой, Фанни Ардан и несколько известных банкиров. Лица ещё нескольких людей казались ему знакомыми, но он не мог их вспомнить. Максимилиан ощутил себя актером в мистерии. Как мог бы такой человек как он, оказаться среди таких декораций? Все эти люди: министры, банкиры, князья и управляют судьбами таких, как он. А он сегодня здесь как гость и врач русского царя! Русского царя! Для приема гостей накрыто было два зала - один, большой, для танцев, во втором, поменьше, стояли столики на четырёх персон и располагался длинный стол с закусками и напитками. Покрутившись немного и не зная, куда себя деть Максим увидел, наконец, супружескую чету Нарышкиных и тотчас поспешил к ним. Дмитрий Львович разговаривал с маленького роста худым мужчиной в пенсне, чей мундир был образцом великолепия из-за Георгиевской ленты и наград, которые казались непропорционально большими для его тщедушной фигуры. Княгиня Мария узнала Максима первой. На лице ее появилось удивление, брови вспорхнули вверх и даже чуть приоткрылся рот. —Доктор Эттингер! Не может быть! Вы ли это? Вас просто не узнать! —Неужели новый костюм меня так изменил? - улыбнулся он и поклонился. Сама княгиня показалась ему настолько красивой в ярко-малиновом, шёлковом платье с открытыми плечами, что он отвернулся в смущении, боясь, что взгляд его выдаст. Дмитрий Львович обрадованный этой встречей тут же начал представлять Максима их собеседнику, которым оказался российский министр Нессельроде. Он так нахваливал его, уверяя, что доктор Эттингер спас жизнь его, что Максим окончательно засмущался. А вот Мария Антоновна явно была довольна этой похвалой и тот час подхватила эту оду. —А как Виллие относится вот к такой конкуренции? - весело спросил министр. У него было живое, источающее истинную радость к жизни лицо. В руках Нессельроде держал тарелку, на которой были крохотными порциями разложены причудливого вида закуски. Во время разговора он ел, и наслаждение его, кажется, усиливалось многократно. «До чего не схож с нашим Меттернихом,- подумал Максимилиан. - У того физиономия такая вечно, будто унюхал кучу дерьма у себя под носом...А если министр иностранных дел так рад на вид, то два тут вывода: либо он дурак, либо искусно притворяется.» Внезапно поблизости раздался женский голос. Максимилиан узнал его без труда - этот голос он слышал сегодня с утра в спальне императора Александра. Обернувшись, он увидел княгиню Екатерину Павловну в компании графа Аракчеева и привлекательного на вид молодого брюнета в военном мундире с маленькими, несколько опереточными усами. Максим не собирался подслушивать разговор, но княгиня говорила так громко, что его невозможно было не слышать. —Ахахах! Нет уж, со мной вы будете танцевать!..... Бокал с шампанским, который княгиня держала в руке, опасно подрагивал от интенсивности жестикуляций. Аракчеев и другой мужчина отвечали ей что-то, но говорили на порядок тише. Казалось же, что княгиня хочет, чтобы ее слышали все. —Алексей Андреевич, мне будет спокойнее, зная, что вы рядом с ним....когда я уеду...да, это ужасно! ...но вы вспомните, каких трудов нам стоило избавиться от этого негодяя и подлеца Сперанского! В этот момент к ним подошла императрица-мать и очевидно что-то сказала, потому что до Максима долетел очередной взрыв смеха: —Maman говорит, что меня слышно на весь зал! Но это не плохо, ведь я всегда говорю только чистую правду! В какой-то момент граф Аракчеев повернулся к Максиму, их взгляды встретились и на тонких губах возникло подобие улыбки. Он чуть склонил голову в приветствии, и Максиму это было приятно. —Мне показалось, или Аракчеев вам улыбнулся? - тронула его за руку Мария.- Невероятно. Вы знаете, что ему понравиться почти невозможно? Он всех ненавидит. Особенно тех, кто пришёлся по душе Александру. —Они с императором, кажется, близкие друзья? На лице княгини возникло странное выражение. Она поджала губы и отвернулась, сухо произнеся: «Я бы не назвала это дружбой.» Через некоторое время Максиму стало очевидно, что на балу явно чего-то не достаёт, а именно хозяина и хозяйки. Ни императора, ни его супруги по-прежнему не было. Гостей встречала Мария Федоровна и князь Разумовский. Все чаще раздавались взволнованные вопросы: все недоумевали, почему Александр не выходит. Это волнение передалось и Максиму. Он сжимал свой бокал в ставшей влажной ладони и глядел по сторонам, будто ожидая чего-то. Я так и не понял, из какой двери или входа он появился. Я просто услышал странный звук - громкий возглас. Он мог означать и удивление, и смех, и испуг. Я посмотрел по сторонам и увидел, что взгляды всех направлены в одну сторону. Я прошёл чуть вперёд и тут я увидел его. Александр стоял чуть в отделении от гостей: вокруг него образовалось небольшое пространство. Император был в женском платье и парике. Я узнал его сразу, даже в таком безумном наряде его невозможно было бы не узнать. Трудно передать изумление толпы. Просто представьте себе мужчину, высокого, весьма крупного телосложения одетого в кремового цвета платье с фижмами и корсет. А на голове его представьте высокий парик, что надевали дамы ещё в прошлом столетии. На руках у императора были перчатки почти до локтя, а на плечах пелерина, закрывающая естественно совершенно плоскую мужскую грудь. И он был накрашен. Пожалуй, наряд не произвёл такого фурора, как этот грим. Белая пудра, румяна и помада и даже подведенные глаза! Первой мыслью тут было «вот это шутка!» Может у русских так принято переодеваться на бал? Но я не видел улыбок на лицах гостей, только выражение смущения и недоумения, которые они пытались теперь подавить. Я взглянул на княгиню Нарышкину. Она стояла, опустив взгляд в пол и щеки ее заливал яркий румянец. Кажется кто-то что-то сказал, а я услышал за своей спиной голос, принадлежавший князю Константину. Я понял, что он обращался ко мне. «А я думал, вы его вылечили...» Не знаю, во что бы это все вылилось, но тут в залу вошла женщина, переодетая в мужской мундир, и в ней все узнали княгиню Екатерину Павловну. Княгиня подошла к брату и, взяв его под руку словно кавалер сказала: «Не правда ли, мы очень похожи?» Тут же кто-то зааплодировал, засмеялся и как будто бы всем стало понятно, что это действительно лишь розыгрыш и маскарад. Должен сказать, что княгине шло это одеяние, Александр же выглядел карикатурно и жутко. Особенно в тот момент, когда подошёл к одному из гостей и церемонно стащил с головы парик, словно шляпу. Его темя с высокими залысинами, на которые в иные моменты почти не обращаешь даже и внимания, теперь смотрелось словно участок кожи на черепе, поражённый болезнью. —Что с вашим лицом, Роберт? Уж не очередная ли аллергия? Лорд Каслри, побледневший, смотрел на Александра и нервно комкал в кулаке кружевной платок. Стоявший рядом с ним Меттерних изо всех сил кусал губы, словно сдерживаясь от чего-то. —Это неожиданно. Воистину, вы умеете удивлять. Где вы нашли подходящее платье? —Ерунда. У меня полно шкафов с ними. —Вы шутите? —Пожалуй. Впрочем..почему бы нам не признать, что здесь все мы не те, кем кажемся, -Александр улыбнулся и повернулся к министру.- Клеменс, мы с вами все никак не можем совпасть в свободных минутах. Вы все так настойчиво хотели о чем-то со мной говорить…Я сейчас совершенно свободен и к вашим услугам. Меттерних кажется вполне смог овладеть выражением лица и произнес равнодушно: —Полагаю нам всем стоит собраться. Но не сегодня. Можно завтра вечером, у меня. Форма одежды - свободная. Только подберите менее громоздкий фасон. Проемы дверей в моем доме не такие большие. —Да, сегодня не все здесь. Впрочем, не так важно, кто здесь есть…важнее те, кого нет. Вы не находите? Александр отошел от них и Меттерних почувствовал, как в локоть ему вцепляется больной хваткой рука. —Кого здесь нет? Вы поняли, о ком он? Тайлеран не пришел! Я видел его вчера утром! Он собирался быть! И мы должны были, как договаривались… Меттерних выдернул руку. Сегодня с утра он заходил в гостиницу к Katrina. Метрдотель сказал ему, что княгиня Багратион спешно уехала более чем неделю назад. —Карл Васильевич! -Александр подошёл к Нессельроде, который в смущении предупредительно спрятался за спину своей весьма крупной жены. —Что же вы там стоите? Вам надобно стоять вон там. Рядом с Меттернихом и Каслри. И внимательно слушать, все что они говорят. Вы же в конце концов, были министром иностранных дел.. —Был министром…?- испуганно проблеял Нессельроде. —Друг мой, я знаю, что у вас слабое зрение, но не думал, что у вас так же есть проблемы со слухом. Очевидно, что с такими проблемами трудно справляться со своими обязанностями. —С о-обязанностями..?- Нессельроде уже заикался. -Ваше Величество…а..а с какими именно..? —Прискорбно. Вы ещё и не знаете ваших служебных обязанностей.-Александр говорил спокойно, едва не с улыбкой, - Это многое теперь объясняет. Например, то, что под носом у вас плели заговор против России. Мне легче перенести, что вы непроходимо глупы, чем то, что вы сами принимали в нем участие. Он протянул руки, поправил Георгиевскую ленту на груди Нессельроде и не спеша прошёл дальше. Мимо сцепившего за спиной руки Аракчеева, словно его не заметив, и остановившись возле Нарышкиных и Максимилиана. —Дмитрий Львович, рад видеть, что вы в здравии. Марии Антоновне ещё рано вдоветь. Masha, - по-русски обратился он к женщине.-Скажи, мне идёт это платье? Не отвечай, я все знаю. Я плохо в нем выгляжу. А вот ты всегда и во всем чудо как хороша. Впрочем, совсем без одежды тебе ещё лучше. - Он взглянул в сторону Эттингера, который не мог понимать его слов.- Он что же...тебя уже видел? Нарышкина задохнулась и отступив, закрыла глаза, отвернувшись. —Максимилиан…наконец-то…вот вы мне и нужны… Это фраза, учитывая внешний вид императора, прозвучала настолько двусмысленно, что тот сам засмеялся. —Не торопитесь уйти. Мне надо с вами поговорить. Сегодня как никогда. А сейчас я просил бы вас быть поблизости от нашего Нессельроде, а то у него того и гляди случится сердечный удар, как у Дмитрия Львовича..я стал причиной смерти уже стольких людей, что не хотелось бы брать и этот грех на душу. —Ваше Величество! - к ним подошла Мария Федоровна и, взяв Александра под руку, отвела в сторону, и Максим услышал ее слова: Достаточно шуток! Переоденься! Ты смущаешь людей! —Mama, я ничуть не шучу, что вы. Я серьёзен, как никогда. —Господин министр, просили передать срочно! Меттерних взял из рук посыльного конверт, тут же разорвав плотную бумагу. Прочтя содержимое, он на мгновение закрыв глаза, скомкал конверт и записку. Быстро сбежав вниз по главной лестнице, поймал первого попавшегося лакея и попросил того отыскать его жену и передать ей, что он вынужден был срочно уйти по рабочему делу. В вестибюле, он обнаружил Каслри, который сидел в полном одиночестве в самом углу на маленьком бархатном пуфе, чуть согнувшись, и обхватив себя за плечи руками. Клеменс присел рядом с ним. — Я предвижу, что если завтрашнее собрание наше и состоится, то мы узнаём много удивительных вещей. Это ещё не конец. Да что с вами такое, Роберт? - в недоумении произнёс Клеменс, взглянув на дрожащие мелкой дрожью запястья мужчины. —Он сумасшедший. Вы это не поняли?! —Сумасшедший он или притворяется - неважно. Теперь я знаю, что у меня развязаны руки. Я сомневался...и ещё сомневаюсь в одном. Мне ещё нужно уточнить одну только деталь...но если я прав...Зря вы тогда завели тот разговор с Чарторыйским. Впрочем, я так же допустил много ошибок. Я ждал, я искал компромиссы и не желал понимать, что этот человек мыслит совершенно иными категориями нежели мы. Я рассчитывал на его здравый смысл..- он похлопал Каслри по плечу и встал, ощутив прилив возбужденной решимости.- Теперь терять тут уж нечего. И поверьте, у меня в запасе есть нечто такое, что я назвал бы последним средством...Последним оружием. Сегодня он намекнул нам про то, что мы все не тем, чем мы кажемся. И он был прав. И к нему лично утверждение это относится больше чем к кому-то другому. —О чем вы? Каслри в недоумении посмотрел на него. Клеменс испытывал даже некий подъем, потому что на этот раз он был уверен в себе. И мог позволить себе утешать. —Завтра я намереваясь посетить человека, который может предоставить сведения из частной жизни Александра, которые уничтожат его репутацию безвозвратно. Но и это не все. Я собираюсь доказать, что российским императором совершенно более тяжкое преступление на международном уровне здесь, на Венском конгрессе. Я собираюсь доказать, что пока мы здесь искали точки соприкосновения, Александр в тайне от всех вёл переговоры с Бонапартом. И увидев потрясение на лице Каслри, Меттерних протянул ему скомканный лист бумаги. —Вот почему Тайлеран спешно покинул нас. Я получил это только что от информатора тайной полиции. Король Людовик с семьей бежал в Бельгию. Французские войска сложили оружие. Наполеон взял Париж.