V. Исповедь

Франция. Дворец Фонтенбло Наполеон с улыбкой подошёл к небольшому, подбитому синим сафьяном трону, позади которого раскинулся такого же сапфирового цвета балдахин - напоминание о том, что когда-то эта комната была спальней - и медленно опустился на мягкое сидение, легким движением ноги сбросив вниз со ступенек бархатную подушечку. Подумалось, что толстый Людовик должен был бы с трудом втискивать сюда свой объёмистый зад. В большие окна тронного зала лился яркий солнечный свет, играя на позолоченных рельефах, украшающих стены, и делая в сущности не такое большое пространство более внушительным и помпезным. Бонапарт любил «тронный» зал дворца Фонтебло и сам дворец особенной любовью. Король Франциск I, построивший его в 15 веке, словно вложил в архитектуру и интерьеры постройки собственную сияющую самоуверенность и яркость натуры. Все помещения были уютными, просторными и светлыми, буквально дышащими эпохой Возрождения, так вдохновившей когда-то французского короля. Ещё все же замок, а не дворец, Фонтебло и внутри, и снаружи выглядел уверенно и изящно, как самый галантнейший кавалер, - любезный и полный мужественности одновременно. Находясь здесь, Бонапарт невольно как будто подпитывался этой энергией, и его наполняла уверенность. Уверенность, которой ему не хватало, несмотря на то что он сделал за эти дни почти невозможное. Но об этом его гостья, которая будет здесь через пару минут догадаться конечно же не должна. Бонапарт невольно нахмурился. Здесь, в этом же замке витали в воздухе и другие воспоминания. Здесь он подписал то позорное отречение. Тот обескровивший его договор. Он все ещё помнит, как дрожала рука, выводящая буквы, и как стержень пера буквально раздирал ненавистную ему бумагу. С момента прибытия он так и не заходил в Красный салон - ту самую комнату, с красными обоями и позолоченной мебелью, где провёл те несколько худших в его жизни часов. Тогда ему чудилось, будто сами стены вокруг него кровоточат, так же, как кровоточила в тот миг его собственная душа. Но это все в прошлом, в прошлом теперь! Прочь химеры! —Ваше Величество, княгиня Екатерина Багратион! Наполеон встал и, легко сойдя со ступенек, с широкой улыбкой шагнул навстречу вошедшей в зал женщине. Княгиня была в темно-синем атласном платье, невероятно идущем к ее распущенным и завитым в крупные локоны золотистым волосам. Она была молода и так хороша собой, так что он не смог сдержать восхищённого возгласа, целуя ей руку: —Воистину, я уже и забыл как потрясают своей красотой русские женщины! Мадмуазель, если бы мои глаза могли говорить, они бы запели от счастья вас видеть! Я с таким нетерпением ждал вас! Княгиня улыбнулась этому комплименту, который ее явно не удивил. Ее прекрасное лицо стало ещё очаровательней, когда она иронично подняла идеально очерченную левую бровь. Очевидно получать от мужчин комплименты ей было далеко не в первой. Однако же получать их от особы, удостоенной стать легендой при жизни, было особо приятно. —Прошу вас, присаживайтесь. Я полагаю, нам предстоит увлекательный разговор. - Он указал ей на один из бархатных табуретов и присел рядом, с трудом сдерживая радость. То, что Александр прислал к нему эту красавицу, придавало моменту особенную пикантность. Русский император тем самым будто бы и ему делал комплимент. «Вне всякого сомнения, он оторвал эту малышку от своего сердца…Чертов счастливец может позволить себе иметь самых красивых любовниц...»- Бонапарт подумал об этом без зависти, скорее с некоторым восхищением. Он изменил своё мнение об Александре и помнил тот особый момент, когда здесь же, в этом же зале, стоя между ним и Меттернихом, прямо сказал, глядя в глаза ему: «Я недооценил вас. И за это наказан.» Это было последнее, что он сказал лично ему. Что же, появление княгини заставляло надеялся, что новая встреча станет очень возможна. И атмосфера тогда будет иной. Их встреча с княгиней продлилась не так долго, как он бы хотел. С лёгким удивлением Наполеон отметил, что мадмуазель Багратион в манере общения придерживается стратегий своего господина - она была очаровательна, немногословна, внимательна и …холодна. Он, однако, услышал вполне все то, что хотел, имея при том возможность на неё любоваться. —Я приготовил кое-что для его Величества. Некоторые бумаги, которые могут дать ему все основания не чувствовать, что он поступает бесчестно. Я понимаю, в каком щекотливом положении он оказался по отношению к его нынешним друзьям. - Наполеон отдал княгине плотный пакет. - Здесь все доказательства их интриг против России. Случайно мной обнаруженные после бегства Людовика здесь, в Фонтенбло. Подкрепите их, пожалуйста, моим горячим заверением в дружбе. Я уверен, что скоро все разногласия между нами останутся в прошлом. У Франции и России впереди самое светлое будущее. И все же не смог удержаться, чтобы ее не спросить: —Не сочтите мой вопрос бестактным, мадмуазель. Ваша фамилия мне известна. Как получилось, что вдова доблестного генерала Багратиона, выполняет столь сложную миссию? Ведь я виновен в смерти вашего мужа. Пусть и косвенно.. - последнюю фразу Бонапарт произнёс почти что с легким кокетством, небрежно забросив ногу на ногу, не смотря на тут же пронзившую его боль в пояснице. Он сожалел, что в нем нет прежней легкости и молодость стремительно покидала его измученное напряжённой работой и длительными переездами в плохих погодных условиях тело. Княгиню ничуть не смутил этот вопрос, напротив, она даже как будто бы была ему рада. —Мой поступок может вызвать сомнение у вашего величества в том, что я патриотка? Я с удовольствием отвечу на ваш вопрос. Я люблю свою родину и любила моего мужа. Однако чувство это не оказалось взаимным. Мой супруг меня никогда не любил. Наш брак был устроен по желанию императора. Если вы можете представить себе каково это быть женой человека, который любит другую, то вы поймёте меня. Так что никаких угрызений совести, вступая в сношения с вами, я не испытываю. Скорее наоборот, я польщена возможностью принести своей стране эту пользу. —Что же, генерал за дерзость расплатился сполна…- Задумчиво произнес Бонапарт. -Я бы хотел просить вас ещё о совете. Я уже допустил оплошность в отношении Александра. Мне не хотелось бы ее повторить. Скажите, насколько вы близко его знаете? В его вопросе так же был явный подтекст. Пухлые губки княгини изогнулись в усмешке. —Достаточно близко, чтобы это было приятно, но не настолько, чтобы страдать. —Как следует вести себя с ним? Дайте совет. Женщины, кажется, хорошо находят с ним общий язык. Княгиня ответила не сразу, и как будто задумалась. Она чуть взвела глаза к потолку, тяжко вздохнула, приложила руку к груди и наконец произнесла: —Не пытайтесь его обмануть. Или использовать в своих интересах. Будьте честны до конца и тогда…- она сделала паузу и добавила, не скрывая усмешки. - И тогда…может быть…вам повезёт. *** Вена. Хофбург. —Мне необходимо видеть его величество короля Франца. Когда Меттерних произнес это, стоя возле входа в императорские апартаменты в четыре часа утра, то не рассчитывал, что на его просьбу легко откликнуться. Клеменс понимал, что новость эта шокирует короля и может заставить впасть в ненужную панику. А ему хотелось поразмышлять, подумать обо всем спокойно и самому. И действовать теперь лучше одному, полагаясь на собственный здравый смысл. Поэтому с бала он поехал домой, там принял ванну, переоделся и даже прилёг поспать на пару часов. Не нужно было, чтобы его визит к королю был замечен и столь ранний час хорошо подходил. И вот он здесь, стоит перед идиотом охранником, который с одной стороны его, конечно, узнал, с другой…все равно был идиотом. Клеменс потерял полчаса, пытаясь объяснить почему короля, у которого приступ подагры, необходимо немедленно разбудить и почему важная новость не может подождать до утра. Наконец он очутился во внутренних покоях и упав в неудобное кресло, принялся ждать. В последнее время Франц, утомлённый конгрессом, а вернее, его чередой развлечений, балов и приёмов , стал избегать светских раутов. В последнюю неделю он, сказавшись больным, и вовсе не появлялся на людях, с легкой руки предоставив все руководство Меттерниху. Что же, Клеменс догадывался, что его ждёт… Слуга принёс пару подсвечников, так как ещё не до конца рассвело и поставил на стол. —Он даже на свечах экономит, чертовый скряга... - с раздражением подумал Меттерних, глядя на два маленьких и на три четверти сгоревших огарка. Поблизости раздалось какое-то кряхтение и скрип - это проснулся в занавешенной клетке один из попугаев. Франц появился, неся на лице всю печать недовольства. Выражение его, всегда как будто немного обиженное, прибавляло ему лишних лет. Король прошёл до кресла, нарочно громко шаркая обувью, и упал на сиденье. —У нас что, война, Клеменс? —Пока нет. Но очень возможно, что скоро начнётся,- Меттерних опустил все формальные любезности.- Бонапарт занял Париж. Пока он говорил, король так и сидел, вжавшись в кресло, не глядя на него. Когда Меттерних дошёл до Александра и своих подозрений, он только издал тихий стон и приложил руку ко лбу. Его худые ноги, торчащие из-под ночной рубашки, нервно задергались, и он напомнил Клеменсу упавшего на спину кузнечика - беспомощное насекомое, пытающееся встать. «Виват Бонопарррт!»- неожиданной раздался вопль из клетки. Меттерних не удержался и вслух расхохотался - настолько комичным теперь выглядела эта сцена. —Я ведь предупреждал вас..зная ваши слабости! Клеменс! Как можно было вам так попасться! Упустить…а все из-за женщины…я говорил, что Ваше сластолюбие однажды сыграет с вами злую шутку! Он им воспользовался и… Франц не договорил. Меттерних, разозлённый в конец этим комментарием встал, и со словами, «мой долг был вам сообщить!», направился к выходу. Король в панике вскочил и бросился за ним, вцепившись в рукав. На лице его были ужас и отчаянье. —Вы должны что-то сделать! Умоляю! Этому союзу надо помешать! Этого не должно случиться! —Что же я могу? Вы король,- язвительно произнес мужчина, прекрасно зная, что Франц всегда и во всем на него рассчитывающий, будет осторожней теперь с упрёками. Ещё не так давно он назвал его паникером! Клеменс уже не испытывал такой досады на себя. К его несомненным достоинствам относилась способность сравнительно легко признаваться самому себе в ошибках и не слишком долго из-за них переживать. Он понял все свои оплошности и сделал выводы. —У меня есть средство. И я попробую применить его. С вашей стороны же я прошу сохранять спокойствие. Не вздумайте дать ему понять, что нам известно о его действиях. Все должно идти, как идёт. Я знаю, что вы…- он хотел бы сказать «склонны впадать в истерики», но произнес: ...можете быть поспешны. Выйдя от Франца, он решил, что теперь он может вполне с чистой совестью ехать домой спать. Место, куда ему предстоит отправиться, откроется не ранее шести вечера. *** Максим повёз Марию Антоновну в небольшой подпольный еврейский кабачок под названием «Бризоль». Он хорошо знал хозяина - тот был другом Леопольда и как-то они праздновали здесь его день рождения. «Бризоль» был так называемым «местом друзей» - попасть в него можно было только по рекомендации от знакомых. Располагался кабачок в узеньком переулке, в подвальчике, где над лестницей с большими каменными ступенями болтался горящий фонарь. Внутри два зала, вечером всегда полных народа. В одном подавали еду, в другом танцевали, играли в кости и карты. Здесь было лучшее в городе пиво и подавали лепешки с начинкой из копченого мяса с сыром и пряностями. Простая,спокойная, дружеская атмосфера и радушный хозяин - толстый еврей с рыжей, окладистой бородой,- делали это место приятным для Максима даже со всей его любовью к уединению. Он не знал, куда ещё мог бы привести девушку подобного статуса и быть уверенным, что их примут так хорошо. Он беспокоился, что Мария Антоновна только смутиться неформальной обстановки, привыкшая все же к заведениям более высокого уровня. Но к изумлению Максима, княгиня Нарышкина несказанно обрадовалась, когда они зашли в помещение, где звучала веселая музыка и слышались разговоры и смех. Ее внешний вид, если и привлёк внимание посетителей, то совсем ненадолго. Якоб - хозяин обнял Максима и с незатейливым видом взял накидку у дамы, проводив их со всеми любезностями к столику в самом углу. Максим оценил, как тщательно он протер стол и через минуту водрузил на него подсвечник и проложил кружевные салфетки. Мария Антоновна кажется чувствовала себя очень свободно. По крайней мере она с аппетитом принялась за еду и даже решила выпить с ним пива. —Вы не представляете, как я люблю такие места, где не нужно каждую секунду думать об этикете! И можно даже вытереть рот рукой!- весело заявила она, сквозь полный рот, едва не роняя с губ куски пищу. —А что же, в Петербурге нет таких? —Есть. Но не могу же я туда пойти одна. Муж мой ни за что не пойдёт. Подруг у меня нет. Эти несколько лет за границей наконец-то дали ощутить мне свободу. В Петербурге я не была предоставлена сама себе. У меня были обязательства. «Она имеет в виду Александра, - подумал он.» —Да, чтобы сказал император, увидев нас здесь…после посещения его бала!- пошутил он, но Нарышкина внезапно стала очень серьёзной. —Не говорите ему. Ни в коем случае. —Но почему? Вы полагаете, он не одобрит? Может вам запретить?- Максим выпил большую кружку пива и чувствовал, что язык его произносит слова прежде, чем они возникнут в его голове в виде мыслей. —Нет. Просто поверьте мне - ему знать не стоит…- она повертела в руках салфетку и опустила глаза.- Максимилиан, я верю, что вы хороший врач и вы поможете ему. Александр умеет быть благодарным. Он хороший человек, но… —Но….- Максим в волнении подался вперёд. —Но понимаете. У любых отношений есть некоторые издержки. —Вы любили его? Вы были вместе не один год.. Да, теперь он знал это. И вопрос ее явно смутил. Она не знала, что ответить и стала нервно ерзать на стуле, перекладывая приборы. Он вспомнил сегодняшнее откровение Александра. Почему-то ему пришло в голову, что тот никогда не любил и не мог любить свою фаворитку. Очевидно же, что все это ложь…но знала ли она? А что если любит? Как он мог бы тягаться с русским царем? —Я не знаю, что вам ответить. Так вышло. Есть много обстоятельств..я не вольна была распоряжаться собой. Нарышкина подняла довольно тяжёлый бокал с остатками пива и неожиданно допила его, высоко запрокинув всю голову. —Вы хотите, чтобы я рассказала вам мою жизнь? У вас для этого есть император. Пусть он вам исповедуется...- она поставила кружку на стол. В ее голосе возникло внезапное негодование. Максим тут же смутился. —Простите... —Все, все заговаривают со мной о нем...когда я не вижу его, я о нем слышу!Он везде. Я благодарна ему за многое, я помню хорошее, но я..не хочу о нем говорить! И вы не говорите.. забудьте.. Она смотрела на него...и взгляд ее действовал словно гипноз. Максим обнаружил внезапно, что она накрыла его руки, лежащие на столе своими. Они были теперь без перчаток, и его будто бы обожгло это прикосновение кожи. Он хотел что-то сказать, как-то поддержать разговор, но мысли его путались...и дело было явно не в пиве. —Идемте танцевать. Нет, плясать. Вы знаете, как пляшут в России? Это и правда было точно во сне. Они очутились в соседней комнате, где на выбитом местами паркете носились в каком-то причудливом танце пары. Максим не умел танцевать, но это было не важно. Все пары танцевали вразнобой, как будто квартет, где каждый играл собственную песню. Но только музыка была общей и сближала их всех...Нарышкина взяла его за руку и вытащила в самый центр. Он отбивался, говоря, что оттопчет ей ноги, но она только смеялась в ответ. Ее блестящие в свете лампы темные волосы выбились из прически и падали на лицо непослушными прядями. Левый рукав от платья чуть сполз, но ей до безумия шла вся эта взъерошенность. Игривая, опьяненная какой-то стихийной радостью, она напоминала ребёнка. Тормошила его, кружилась, подпрыгивала, а он просто хотел стоять и смотреть на неё. Больше ничего не было надо. Он готов был стоять так всю ночь и просто наблюдать ее счастье. Но даже утонув сам в нем сейчас, он слышал внутренний голос, который ему говорил: «Она замужем. Она княгиня. Она бывшая любовница русского царя. Она не пара тебе. Между вами ничто не возможно.» В какой-то момент он обнаружил, что они стоят, будто танцуя, обнимая друг друга, но при этом не двигаются. Он видел мягкий пушок у неё сзади на шее, там где начиналась линия роста волос, ощущал приятную теплоту и мягкость талии и воображал, как мог бы обнять ее, прижать крепко к себе, поцеловать.. Он целовал женщину только три раза в жизни. И все три ещё в юности. Близок же не был ни с одной. Что бы сказал эротоман Александр, узнав, что его лечит доктор, чья невинность осталась цела? Он бы не мог объяснить, почему так получилось. Он был слишком закрыт, слишком много работал, был слишком стеснителен... он в конце концов, никогда не хотел...до этой минуты. —Уже поздно. Мне завтра ехать в больницу..- Максим отстранил ее и отправился, чтобы оплатить счёт. На улице потеплело. В воздухе теперь уже совсем отчетливо чувствовались ароматы вёсны. Они шли пешком, расстегнув верхнюю одежду, потому что обоим было жарко и Нарышкина говорила, что в конце марта в России часто ещё лежит снег. Она просто говорила об этом, а он слушал, стараясь представить этот грустный пейзаж. Он знал его исключительно по картинкам. —Вам бы понравилось там. У нас погода часто бывает печальной. Особенно осенью и весной. Как и вы. Вы серьезный..- они дошли до бульвара, где уже сидели однажды и княгиня присела на скамейку. Далеко на горизонте обозначалась постепенно бледнеющая полоска утренней синевы. Тишина вокруг царила такая, словно город весь вымер. Ни одного прохожего, ни лошади, ни птицы, ни звука. —Я бы поехал в Россию. Если бы знал, что встречу там вас...- тихо сказал он. Нарышкина несколько грустно улыбнулась. Хмель веселья сошел и княгиня погрузилась в какую-то сонную, немую тоску. Максим наблюдал, как медленно поднимаются и опускаются ресницы и понял, что она хочет спать. Он подал ей руку и они направились к дому. Уже на подходе, он неожиданно заговорил с ней о императрице Елизавете, сказав, что видит все возможности для воссоединения супругов. Он как будто хотел показать, что Александра теперь занимают совсем другие мысли. Он словно боролся с соперником...хоть это было и глупо. —Вы не первый, кто с энтузиазмом берётся за этот проект. Елизавета из тех женщин, которые любят сильнее того, кто более несчастен. Чем хуже будет чувствовать себя Александр, тем сильнее она будет тянуться к нему. Я всегда полагала, что она по-своему счастлива в своём горе покинутой жены. —А вы? Вы на неё совсем не похожи... —Я выбираю жить счастливо. Насколько могу. - Она поднялась по ступенькам и у самых дверей обернулась, поцеловав его в щеку поцелуем , в котором Максиму почудилось нечто, что чудиться не должно. Домой он отправился пешком. Вена ещё спала, и в эти ранние предрассветные часы, без людей, город казался Максиму особо величественным. Он словно впервые узрел эту красоту, которая виделась ему в архитектуре зданий, геометрии улиц, даже деревьях, во всем, что он видел вокруг. Он так редко выбирался из собственного жилища, находясь там, как в скорлупе. Теперь эта скорлупа раскололась, и он возродился. Да, он чувствовал себя будто бы рождённым заново, и с удивлением взирал на окружающий мир, который раньше казался ему бесцветным и мрачным. Теперь он был был счастлив. Господи, как он был счастлив и от чего? От любви? Но ведь здравый смысл говорил ему прямо, что его любовь невозможна. Что она скорее принесёт ему страдания в будущем. И все-таки он был счастлив. Счастлив сейчас. До дома он добрался когда уже совсем рассвело, изрядно уставший. Когда он вошел во двор, его внезапно окликнули. Обернувшись, он увидел Эмилию. Девушка выглядывала из окна своей квартирки на первом этаже. С распущенными волосами, в широкой рубашке она облокотилась на подоконник, укутавшись в плед. Максим даже не сразу узнал ее без яркой косметики и странных нарядов. Проститутка Эмилия, в эту минуту ничем не отличалась от самой обычной добропорядочной девушки, вставшей пораньше с утра, чтобы заняться делами. Два года назад его позвали на помощь к ней, истекающей кровью после неудачного аборта. Так они познакомились и сохраняли не то чтобы дружеские отношения, но Эмилия по-соседски время от времени приносила ему угощения, - пироги, варенье, и прочие сладости, к огромной радости Марты, которая съедала добрую половину из них. Максим подошёл поздороваться. Обычно он не был так общителен, но сегодня было особое утро.. —Вы с дежурства в больнице? - поинтересовалась она, улыбаясь немного неестественно широко.- А впрочем, у вас такой счастливое лицо..вы кому-то опять спасли жизнь? Потом она оценивающе оглядела его новый костюм и удивленно вздохнула. Пару минут они болтали почти ни о чем, и Максим в итоге хотел уже идти к дому, как неожиданно Эмилия бросила: —А к вам вчера приходили тут вечером. Из полиции. Максим резко вздрогнул и остолбенел. Все внутри него содрогнулось от невольного страха. Господи, зачем он понадобился полиции? — Вчера, около семи часов вечера. Был полицейский, спрашивал, как я слышала, когда ждать вас домой. Я, вы знаете, с полицией дел не имею, я ни слова…нет вас и нет. Но решила сказать. Максим поблагодарил ее, стараясь казаться спокойным и тут же поспешил попрощаться. С бьющимся сердцем он поднялся к себе, открыл ключом дверь, два раза роняя тот, и бросился к себе в комнату. Он не знал, что ожидал там увидеть-следы обыска? Хотел разбудить Марту и не расспросить, но ему вдруг подумалось, что лучше будет, если она не заметит, что он приходил… Несколько минут он сидел в своём кабинете, в полутьме и размышлял. Что от него нужно полиции? Он мог бы провести только одну параллель. Русский царь. Он ездит к нему. Об этом известно…но разве это преступление-лечить иностранца? Тем более на конгрессе император в качестве почетного гостя. Максим вспомнил про свой рабочий дневник- там он оставлял свои записки и наблюдения про Александра. Эттингер бросился к ящику, достал обитую кожаным переплетом тетрадь и сунул в свой саквояж. Потом, стараясь не шуметь, переоделся и выскользнул на улицу. Ему нужно было быть в больнице к восьми часам. Город уже просыпался, постепенно поехали экипажи, улицы наполнялись людьми. Но мираж красоты ночной Вены рассеялся. Максим уже не хотел любоваться ничем, его охватила тревога. Ожидая извозчика, он обратил внимание на группу пьяных молодых людей, которые громко хохоча, прошли мимо. До Максима долетели слова: «Вот же ведь черт Бонапарт! Ей Богу, он всех конгрессменов наших уделал…» Максим бросился к газетной лавке, чтобы купить свежий номер газеты. Продавец, протягивая ему «Новости Вены», покачал головой. —Да, с утра сам как увидел, ей богу, не поверил глазам… Максим отошёл на несколько шагов, не решаясь заглянуть в заголовок. У него даже задрожало в ногах, как от предчувствия. «Наполеон Бонапарт взял Париж без единого выстрела»-гласил заголовок на первой полосе. Максим так стоял, сжимая газету и пялясь на буквы, как будто не веря, что именно он прочитал. Да, он мог бы мечтать о таком, когда стало известно о бегстве…но он не верил, не верил, что возможно ТАКОЕ. Франция приняла своего императора, тем самым сделав свой выбор и бросив вызов всему миру. Как-то Максим добирался до больницы. Теперь он заметил, что город весь в возбуждении: невероятная новость ещё не была осмыслена до конца, но ощущение грядущих, великих событий как будто бы витало в воздухе. Пройдя в здание Венской больницы, он поднялся в свой кабинет, там накинул по привычке халат и вымыл руки. Зашла, привычно поздоровавшись с ним медсестра. —Сегодня с утра двух привезли. У одной поперечное предлежание. Вас ждут в операционной. Максим сел за стол и тут же вскочил. В открытую дверь, ведущую в коридор, он видел кабинет заведующего его отделением - доктора Херца. Доктор стоял у стола и разговаривал с двумя полицейскими. Он видел, как взгляд Херца остановился на нем и он сказал что-то полицейским и те обернулись. Максим понял, что разговор шёл про него. Они здесь…они пришли к нему на работу… Не сознавая, что делает, он скомкал газету и выбросил в мусорку. Через пару мгновений двое полицейских вошли в кабинет в сопровождении Херца. —Доктор Максимилиан Эттингер? —Да…- он не узнал даже свой голос. —Извините, герр доктор, что беспокоим на службе. Нам необходимо допросить вас по одному делу..-произнес тот, что был помоложе и выглядел вполне дружелюбно. —А в чем собственно дело? У меня операция. Максим видел, как нервно кусает губы доктор Херц, теребя свою редкую седую бородку. Он конечно, сказал им, что он ездит с визитами к русскому императору…здесь, в больнице так же известно о его «парижских» делах.. Внезапно Максиму стало все ясно. —Вы проходили по делу об участии в запрещённых в стране антиправительственных организациях. -Второй полицейский, намного старше, сделал шаг вперёд и в этом движении Максиму почудилось что-то зловещее.-Мы хотим задать вам пару вопросов. —Хорошо..конечно..если позволите, я только скажу, чтобы меня заменили на операции. Полицейский кивнул, и уселся на стул, где обычно сидел посетитель, довольно небрежным жестом бросил свою шляпу. Максим вышел из кабинета, почти не видя ничего вокруг, прошёл в сторону операционной, но не зашёл в неё, а стал быстро спускаться по лестнице вниз. Уже на последних ступеньках он услышал окрик со второго этажа: доктор Эттингер! Вспоминая этот эпизод позже, Максим не мог понять, как он именно на это решился. Бежать...Бежать, просто бежать.. Он так и вылетел из здания больницы, в халате, провожаемый изумленными взглядами. Дальше небольшой палисадник, улица, проезжая часть... Только один раз обернувшись, он увидел их - полицейские бежали за ним. Он не сразу осознал даже, что не знает - куда он бежит. Домой он не может..куда? Леопольд? Слишком далеко теперь добираться. На окраину города он не добежит. Ему почудилось, что полицейские что-то кричали, прохожие оборачивались и смотрели ему вслед. Кто-то из них пробовал задержать его, схватив грубо за локоть, и Максиму чудом удалось увернуться. Куда же? Куда? В голове промелькнуло имя княгини Марии, но всего на секунду...Нет, он совершенно не может рисковать ее репутацией! Он не понимал как, но ему удалось оторваться, нырнув в переулок, а может, полицейские и сами перестали преследовать его. Зачем им бежать за ним, если они могут арестовать его в другом месте. Несомненно, засада будет у него на квартире и туда возвращаться нельзя. Больше идти ему некуда...куда бы он ни отправился, его там найдут. А ведь у него даже нет денег чтобы снять номер в гостинице. И в больницу ему возвращаться нельзя. Максим так стоял, уставившись в грязную, испещрённую трещинами бетонную стену соседнего дома. Есть только одно место, где австрийской полиции до него не добраться. —Я лечащий врач его Величества императора Александра,- Максим нервно озирался по сторонам, стоя у ворот императорского дворца. Он ещё никогда не проходил здесь самостоятельно. Его всегда сопровождал кто-то из царских придворных. Один из офицеров (охранники на первой линии были австрийцами) посмотрел на него и неожиданно расхохотался. —Врач…врач…откуда? Из сумасшедшего дома? Халат! Он забыл снять халат и выглядит и впрямь как сумасшедший. Максим в отчаянье посмотрел за ограду, на усыпанную гравием дорожку…ещё несколько часов назад он шёл по ней, держа под руку княгиню Марию. И был счастлив. Знакомая фигура неожиданно спустилась по ступенькам и направилась прямо к воротам. Князь Разумовский! Максим дождался, когда тот приблизиться и крикнул, позабыв все приличия. —Князь! Это я..Эттингер…умоляю, позвольте войти…случилось…мне необходимо увидеть императора! На лице Разумовского сперва отразилось изумление. Однако он быстро отдал приказ пропустить и Максим с облегчением скользнул за ограду в этот момент почувствовав, будто за ним захлопнулась тяжелая, чугунная дверь. Всего пара метро и он в безопасности.. —Друг мой, что с вами стряслось? У вас такой взволнованный вид!- Князь отвёл его в сторону и смотрел с искренним участием. —Какое счастье, что я вас здесь встретил!-Максим и правда испытывал желание едва ли не обнять и расцеловать его.- Мне нужна помощь. За мной охотится Австрийская полиция. Я не знаю зачем…возможно из-за моих прошлых…ну вы,конечно же,знаете…клянусь, что я ничего не сделал! Я не нарушал закона! Он боялся, что Разумовский сейчас вот, услышав всю эту сбивчивую речь, просто вышвырнет его обратно за ограду. Как может сметь он просить здесь убежища! Однако князь выслушал его с большим вниманием. —Не переживайте, мы со всем разберёмся! Хорошо, что вы пришли! Его Величество недавно уехал, но я отведу и устрою вас…не переживайте!- он приобнял его и повёл ко дворцу. —Я полагаю это из-за известия о Бонапарте…но я действительно ни в чем не виноват! Я не стал говорить с ними…вы не представляете, насколько ужасна венская полиция стала при министре Меттернихе! —И правильно сделали, что не стали! И хорошо! Никогда ещё Максимилиан настолько не был лоялен к Российском империи, как в этот момент. *** Утром Мадам Вирджиния загадочно сообщила Сюзанне, что некий богатый клиент желает принять ее у себя. Девушка приготовилась, нарядилась и без всякого энтузиазма дождалась, когда за ней приедет карета. Ее отвезли в фешенебельный Palma Palac, который Сюзанна видела только снаружи, и роскошь обстановки ее на миг напугала, а потом где-то внутри забрезжил огонёк слабой надежды...Ее проводили на третий этаж, открыли дверь номера и она вошла внутрь…Сюзанна не могла поверить глазам. Он, снова он! —Я думала, что больше вас не увижу...- единственное, что смогла она произнести, и в тот же миг Александр заключил ее в нежнейшие объятья, заставив забыть обо всем. —Я не мог перестать о тебе думать. -Он взял лицо ее в ладони и ласково поцеловал. Она же была счастлива уже тем, что он жив и здоров. И что он не забыл ее...разве уже это не чудо? Свидание здесь, подальше от всевидящего ока мадам Вирджинии, от самой обстановки борделя проходило иначе. Александр не уложил ее сразу в постель. К ее изумлению он настоял, чтобы она с ним обедала и усадил ее рядом за стол. Она готова была поддержать любую беседу, но он сказал, что хочет сейчас просто смотреть на неё..И они ели какие-то невероятные блюда, которые принесли в номер: ананасы, омаров, сыры и лосось, и Сюзанна не понимала, зачем он так тратится. Разве она стоит всей этой роскоши? Бывало, что клиенты болтали с ней, но каждый из них желал, чтобы она слушала только его, и это был разговор в монологе. Александр же почти все время молчал, и Сюзанна молчала с ним тоже. Она, непривычная к такой обстановке, сама оробела и не знала, с чего ей начать. Она боялась даже дотронуться до него, не то чтобы перейти к выполнению обязанностей. Он сам попросил ее сесть к нему на колени, но держал очень невинно, совсем как ребёнка, просто обняв и гладя по распущенным волосы. Эта странная целомудренность между ними ей тоже нравилась. Казалось немыслимым нарушить момент какой-либо лаской и начать предлагать себя, как товар. —Мне нужно будет уехать из Вены…- наконец сказал он. -Возможно, это наша последняя встреча. Сюзанна почувствовала, как внутри неё все замирает, грудь сдавило и стало тяжело даже дышать. Она молчала, потому что не смела позволить себе выражать настоящую скорбь. Но притворяться, играть что-то она была так же не в силах. —Тебя это печалит? Я тоже не хочу расставаться с тобой. Но ничего не поделаешь.. Она отвернулась, и слёзы потекли по щекам, и это было ужасно, ведь клиент платит не за то, чтобы видеть, как она плачет и портит ему настроение. Сюзанна встала и хотела уйти, но Александр догнал ее и страстно прижав к себе, стал осыпать поцелуями. Спустя полчаса они лежали в постели, несколько утомлённые. Сюзанна прижималась подбородком к плечу императора, все ещё потрясённая пережитыми ощущениями. Впервые за все время работы куртизанкой, она испытала подобное наслаждение, которое ей и не снилось. Она и не надеялась его испытать, зная, что работа ее делает и душу и тело холодным и так даже лучше. Эмилия часто говорила, что если она начнёт спать с клиентом, как спит свободная женщина с любимым мужчиной, то погибнет. И Сюзанна никогда не испытывала истинного удовольствия (хотя отлично научилась создавать его видимость), потому что в эти моменты с клиентом она была как бы отдельно от самой себя. Отдельно тело и отдельно душа. Сейчас эти две сущности в ней стали едины, и она была счастлива…всего лишь несколько минут. А потом снова вспомнила, о чем говорила Эмилия, и ей снова захотелось заплакать. Ведь все кончено. Нужно было бежать. Бежать как можно скорее, пока не слишком поздно. Сюзанна заметила, что Александр заснул, тихонечко выскользнула из постели, оделась и вышла из номера. Она не даст ему заплатить ей. Не позволит отобрать у неё это счастье почувствовать себя просто любящей женщиной. У неё ещё есть шанс не погибнуть.