О Жизни и Смерти

Никто не знает больше разновидностей дождя, чем жители моей страны. Моросящий, грозовой, полосовой, косой, ситный, грибной, проливной, окатный… Иногда, ближе к заморозкам, проходят снежные или даже градные дожди. Но больше всего мне нравится так называемый слепой дождь, который хорошо виден на фоне яркого солнца. Явление очень редкое, но невероятно красивое, словно с неба падают тысячи мелких блестящих камней. Крупные капли дождя ударялись о водоотлив за окном, разбивались и падали вниз, продолжая свой долгий путь с неба к улицам деревни. В последнее время меня постоянно клонило в сон. Даже сейчас, только проснувшись, я лежал в постели и боролся с навязчивым желанием укутаться в одеяло с головой и снова заснуть. В дверь постучали. Я присел в кровати, облокотившись спиной о стену. «Можно», — сказал я в пустоту, но достаточно громко, чтобы было слышно стоящему снаружи. Ручка двери опустилась вниз. По полу пополз луч света, который расширялся до той поры, пока дверь не открылась нараспашку. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Яхико, прикрыв за собой дверь. Комната, на мгновение залившаяся тёплым светом, снова погрузилась в полумрак. Яхико присел на край кровати. — Лучше, спасибо, — ответил я, потерев лицо. — Что-то ты зачастил спать днем, — он ухмыльнулся, но улыбка быстро сошла с лица. — Точно врач не нужен? — Точно, не переживай. Яхико пристально посмотрел на меня — пытался понять, говорю я правду или снова притворяюсь, лишь бы не доставлять лишних хлопот. Но затем он отвёл взгляд и повернулся ко мне спиной. — Как там, внизу? — спросил я, нарушая тишину. — Хорошо. Словно в подтверждение, откуда-то издалека раздался приглушённый смех. — Кюскэ прям-таки сдружился с Дайбуцу, — продолжил Яхико. — Хотя он с кем угодно сдружится. — Мы оба засмеялись. Кюскэ был одним из тех, про кого говорят хорошо язык подвешен. — Как тебе один из новеньких — Дайбуцу? — спросил я. Яхико задрал голову к потолку — задумался. — Хороший парень, — ответил он, — но как его к нам занесло, ума не приложу. — Почему? — Он раньше вроде был монахом при монастыре, — задумчиво протянул Яхико, вспоминая, не спутал ли он его с кем-то другим. Я засмотрелся на рыжеволосую макушку Яхико. Едва ли в Стране Дождя остались те, кто помнит хоть один день без войны. Встреть я Яхико в осознанном возрасте, я бы не поверил, что у него действительно получится воплотить в реальность то, на что жители нашей страны уже перестали уповать. Нет, вру. Он бы точно смог переубедить кого угодно. С кем-то пошутит, у кого-то нащупает необходимые кнопки, на которые нужно нажать. Не сможет убедить с первого раза — убедит со второго. Не со второго, так с третьего. Он был не из тех, кто отступается от своих убеждений. Одним словом — лидер. — Зачем же он тогда здесь? — спросил я, вновь принимая горизонтальное положение. Голова сама тянулась к подушке. — За тем же, за чем и все мы. Я повернулся на бок, лицом к Яхико. Голова его была опущена, руки сцеплены перед собой. Иногда мне казалось, что он не человек — такой силы воли и целеустремлённости мне едва ли доводилось видеть у кого-либо. Сомневался ли Яхико? Вероятно. Было ли ему страшно? Наверное. Имел ли он право показать страх и сомнение? Нет. Иначе кто бы повел нас всех за собой? Дождь за окном усилился. Я проваливался в сон, но голос Яхико снова возвращал меня в реальность. — Я проходил мимо и случайно подслушал часть их разговора. Дайбуцу рассказывал про то, что вся наша жизнь — сплошное страдание. Так его учили в монастыре. Пока что недалеко от правды, да? — По голосу Яхико было слышно, что он улыбался. — Еще он говорил, что после смерти человек попадает в один из каких-то там шести миров... Вдруг он неожиданно спросил: — Как думаешь, я плохой человек? От его слов тело пронзило стрелой. Я выпутался из одеяла и сел на край кровати рядом с ним, пытаясь разглядеть его лицо в темноте. — Конечно, нет, — начал я, опуская руку ему на плечо, — с чего ты вдруг… Договорить я не смог — горло будто обхватила невидимая рука. Передо мной сидел не Яхико. Его кожа была бледной, в глазах отражались мои собственные. — Почему тогда даже после смерти мне так больно? Я провалился в темноту. Этой ночью сны больше не тревожили меня.

***

Стержни, пронзавшие моё тело, уже давно стали его неделимой частью. Тело, когда-то отторгавшее инородные предметы, устало бороться и приняло их полностью. Раны, некогда кровоточащие, давно зажили. Боль, сопровождавшая меня на всём пути, перестала быть причиной беспокойств. Она стала моей личной движущей силой. Боль напоминала мне о том, для чего я здесь, не давала моему сознанию угаснуть. С каждым вдохом или малейшим движением она дёргала мои нервы за невидимые нити, будто говоря: «Я здесь». Всё человеческое, что когда-либо было во мне, давно иссякло. Осталась лишь боль. «Слишком рано, — было моей первой мыслью, когда я увидел мёртвое тело Яхико. — Он ещё не выполнил свое предназначение». Именно он должен стать предвестником мира в Стране Дождя. Неважно, мёртв он или нет. Он должен закончить начатое. Так появился Тендо, первый путь из шести. С остальными было намного проще. Конан не понимала, для чего мне столько тел. Хоть она ничего не говорила, но я видел по ее выражению лица — она в ужасе. Прошлый Нагато никогда бы не пошёл на такое. Но прошлый Нагато мёртв. Теперь есть новый, который точно знает, чего он хочет и какими средствами достичь этого чего. Пять жизней — ничтожная плата за такую великую цель, как достижение мира. Но они до сих пор приходят ко мне во снах. Я лишний раз обхожу зеркала стороной, чтобы не видеть их лица. Или свои лица? Я уже не знаю, кто из нас настоящий я. Моё имя, которое когда-то дали мне родители, звучало теперь так неестественно, словно принадлежало не мне, а кому-то другому. Для всех в деревне я был Пейном. Даже Конан перестала называть меня Нагато. Поэтому я немного удивился, когда однажды Сатору — человек, с чьей помощью были созданы шесть путей — обратился ко мне с такой просьбой: — Нагато, посмотри на меня. Только внимательно. Чем дольше я смотрел на него, тем более осунувшимся казалось его испещрённое морщинами лицо со впалыми глазами, поверх которых поблескивали линзы очков. — Многое изменилось за последнее время, ты и сам прекрасно знаешь. Меня не хватает на все свалившиеся обязанности. — И? — Мне нужен тот, кто в своё время сможет занять мое место. — Приемник, значит? — Пусть будет так. Ханзо однажды преподал мне хороший урок — доверять только проверенным временем людям. Поэтому моя личность до сих пор оставалась в тайне для большинства жителей деревни. — К тому же, — продолжил Сатору, снимая очки и протирая стекла краем рубашки, — ты же не хочешь свалить на Конан еще и ведение дел в больнице? Человек, разбирающийся в устройстве всей кухни там, будет куда полезнее. Я прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Он был прав. — У тебя уже есть кто-то на примете? — спросил я. — Моя ученица. Она молода, энергична… — Неопытна, — закончил я за него. — Даже я в своё время начинал с чего-то. Я подошел к нему вплотную. На зачесанных назад светлых волосах виднелась белеющая проседь. — Почему она? — Я её Учитель. — То, что скромности тебе не занимать, я понял давно, — хмыкнул я в ответ. — В чем её особенность? — Ей можно доверять. Впервые я встретился с Сатору еще несколько лет назад, когда Яхико был жив. В то время он оказывал всяческое содействие организации, потому что так же сильно желал наступления долгожданного мира. Когда-то он пытался предупредить нас об организованной Ханзо западне. Если кто-то рискует своей жизнью ради твоего благополучия, об этом трудно забыть. Сатору был одним из тех, кому я мог доверять. И теперь он хотел, чтобы я доверился его выбору. — Хорошо, — ответил я наконец, — будь по-твоему. Но лучше ей не подводить меня. Кид была исполнительной — копия своего Учителя. Неудивительно, почему Сатору выбрал её. Чаще всего её лицо выражало деловую отстранённость, с которой она изучала меня. Присев на край стола и склонив голову чуть вбок, её глаза скользили по мне сверху-вниз, моментами щурясь, моментами задерживаясь на каком-то месте на моём теле. — Как вы себя чувствуете? — Без изменений. — Что ж, — ответила она, параллельно вдевая руку в одноразовую перчатку, — нет ухудшений, и то хорошо. Позволите? — уточнила она, подходя ко мне и протягивая правую руку к моей левой. Я молча поднял её. — Спасибо. Кид приподняла левый рукав моего плаща и перевернула руку ладонью кверху. Чуть выше запястья рассасывался поставленный ею синяк. — Восстановление, конечно, небыстрое, — сказала она, цокнув языком. — Вы вообще ничего не чувствуете? Скажем, если я просто дотрагиваюсь? — спросила Кид, совсем слегка надавливая большим пальцем руки на синяк. — Нет, — ответил я, наблюдая за тем, как кожа руки белеет под её пальцем. Она подошла к столу за спиной, где лежала принесенная ею папка, и бегло пробежалась глазами по её содержимому. — Вам не делали обследование чувствительности? — спросила Кид, продолжая стоять ко мне спиной. — Хотя, здесь нет об этом данных, поэтому ответ очевиден. Я посоветуюсь с Учителем и… — развернувшись, она хотела добавить что-то ещё, но запнулась. Её брови подпрыгнули вверх, глаза слегка расширились от удивления. Только я собрался спросить, что её так смутило, как она сказала: — У вас кровь из носа идёт. Нет, не двигайтесь. Присядьте. — Она подошла ко мне вплотную, достала из набедренной сумки бинт с ватой и, завернув вату в бинт, поднесла к моему носу. Белая ткань мгновенно окрасилась в красный. — Голова не кружится? — спросила она. — Нет, — ответил я, перехватывая свернутый кусок ткани и прижимая его плотнее к носу. Кид пододвинула к себе стул и присела напротив меня. Теперь её лицо находилось на одном уровне с моим. В нос ударил запах дождя от её промокших волос.. — Это в первый раз? — спросила она. — Такое уже бывало. — Может, из-за… Ну, этих штук? — она показала на свой нос. — Чакроприёмников, — поправил я её. — Они могли повредить сплетение кровеносных сосудов. — Не думаю, что это стоит большого внимания. — В отношении вас всё стоит большого внимания. Я вопросительно выгнул на неё бровь, но она беспристрастно продолжила: — Частое носовое кровотечение не явлется нормой. Я поговорю с Учителем, и мы придумаем, как вам помочь. Я усмехнулся. Упёртая, как ребенок. А впрочем, в этом нет ничего зазорного, если направить её настойчвость в нужное русло. — Вы с Сатору нужны мне прежде всего для другого дела.

***

— Есть ли какой-то способ еще больше расширить радиус действия передаваемой мною чакры? Прошёл уже год с момента свержения Ханзо. Говорить о какой-либо стабильности в стране всё ещё было рано. И всё же я не мог заставлять Мадару ждать так долго. Он обещал помочь захватить деревню в обмен на помощь собрать Акацуки. Пришло время расплачиваться по счетам. — Насколько больше? — спросил Сатору, устало потирая переносицу. — Чтобы можно было передвигаться за пределами деревни. Мужчина задумчиво погладил бороду. — Я не могу дать тебе ответ сразу. Я хотел ответить ему, что выбора у него особо не было. Он обязан придумать способ, который позволит мне беспрепятственно управлять всеми телами на как можно большем расстоянии. Я не мог всё время находиться только в Амегакуре. Но как только я собрался сказать ему это, меня вдруг посетила совершенно другая мысль, которая точно не давала бы покоя, если бы я не спросил об этом напрямую: — Где Кид? Сатору удивленно поднял брови, но затем спокойно ответил: — Ей нездоровится. Я отвернулся и подошел к окну. — Что-то серьёзное? Помедлив с ответом, будто взвешивая да и нет, Сатору все же ответил: — Переживёт. Я не стал дальше расспрашивать его. — Становишься всё более человечным. Это радует, — сказал Сатору, усмехнувшись. — Пусть Кид работает вместе с тобой над решением моего вопроса, — начал я, проигнорировав его замечание. — Я думаю, свежий взгляд со стороны тебе не помешает. Можешь идти, — сказал я, отрезав путь его возражениям. Заметив своё отражение в окне, я отшатнулся. В комнате, кроме меня, уже никого не было.