Я люблю тебя до ненависти

******

Стычки с Рыцарями Погибели становились уже более привычным, обыденным, делом. Из сражений пропала некая острота, элемент внезапности, что ли? Демоны вели себя слишком предсказуемо, да и вообще, как-то по-ребячески попадали впросак. Или так лишь казалось? Во всяком случае, для Вилл не составляло труда справится с Шегоном. Чернокрылый раз за разом получал добрую порцию тумаков (приправленных электричеством), после которых охота лезть к стражнице у него, конечно, не отпадала, но, как-то прыти поубавилось. Чародейке было всё равно, она давно свыклась и наловчилась правильному обращению с златоликим, и умело манипулировала бесом. Или так лишь казалось? В любом случаи, четвёрка прихвостней Нерисы, в очередной раз, ушла не солоно хлебавши, позорно поджав хвосты. Новая блестящая победа стражниц, разгромное поражение бесов, словом, Вандом была на высоте. Кроме того, у ней был Мэтт, её тихая гавань, ласковый берег, к которому можно пристать, когда буря уляжется. Как только все магические дела подходили к концу, девушка на всех порах спешила к возлюбленному, чтоб найти утешение в его объятьях. Рядом с ним так легко и покойно, так по-душевному тепло… Стоит ли дивится тому, что совсем скоро их нежные, почти родственные, чувства, переросли в нечто большее? Вилл и не помышляла не о чём таком, ей было довольно того что есть, но Мэтт (что примечательно) настоял на своём, проявив невиданную настойчивость. И рыжик сдалась, сдалась натиску его уговоров и решительных ласк, полностью отдавшись во власть любимого. Какая разница, месяц, неделя, завтра? Если они любят друг друга, то, почему бы и не сейчас? В этом нет ничего зазорного, что крамольного в том, чтобы немного сойти сума вместе, такому сумасбродству подвержены все люди, все на свете, кто когда-либо любил и был любимы. Вандом знала, когда бы не понадобилось, она всегда сможет прийти к нему, чтоб прижаться к плечу, найдя укрытие от всех и вся. Знала, или же так лишь казалось? В самом деле, что могло пойти не так? Но в жизни не всё так просто, легко и гладко, как нам хотелось бы. Есть такая поговорка: ели всё идёт слишком хорошо – жди беды. И, пожалуй, чародейке стоило бы взят меткую присказку на вооружение, но она была слишком ослеплена насыщенностью событий, слишком очарована, чтоб заметить очевидность перемен. А перемены были, причём, разительные. Промозглая прохлада вечера оседала в лёгких бодрящим инеем. Небо над головой было ясным, густо засыпанное звёздами, словно какой-то незадачливый ювелир просыпал алмазную крошку. Фигура демона, стоящего в полумраке надстройки на крыше, особенно резко очерчивалась серебристыми лучами зарниц, казалось, будто его кожа покрыта металлической пылью. Шегон сделал шаг вперёд, выплывая из тени, подобно ночному мороку, златая маска-лицо подёрнулась тусклыми переливами света, после чего вновь утратила блеск, став словно матовая, в полумраке ночи. -Что предпочтёшь, - внезапно заговорил чернокрылый, - можем схватится, по обыкновению, а можем заняться чем-то менее травматичным? Брови стражницы озадачено поползли вверх, было ясно, что мисс молния совершенно не понимает, к чему клонит тёмный ангел. -Ох, ну не надо, - будто смеясь продолжал тот, - не будь такой холодной, мы ведь не чужие! Прошлой ночью ты не была столь строптива, напротив, прямо-таки жаждала меня всего. Смерив противника укоризненным взглядом, Вилл насупилась, наконец ответив: «Что за чушь ты несёшь!? Ты никак бредишь, Шегси?» Чародейке показалось, скорее всего лишь игра светотени, ведь хладный метал не способен на эмоции, но всё же, выглядело будто золотое вольто ухмыльнулось, впрочем, всему виной глумливая интонация, коя и послужила визуальному миражу: «Ох, Вилл, ты разбиваешь мне сердце!» Чернокрылый сократил дистанцию, приблизившись ещё немного, сохранив, однако, приличное расстояние, ни далеко, ни близко, так можно описать сложившуюся ситуацию на крыше небоскрёба. -Ты на вкус словно магия, - при звуке голоса беса у стражницы похолодело внутри, и когда он продолжал вещать, исторгая немыми устами сокровенные слова, решительно двинувшись в наступление, чародейка попятилась, с ужасом глядя на демона, - так бы и съел тебя целиком. Откуда ему известно, как он прознал?! Это тоже самое, что в ту ночь шептал ей на ушко Мэтт. Та же фраза, исполненная горячной страсти и обожания, от которой, в ту ночь, у Вандом перехватило дыхание, а кожа покрылась застенчивыми мурашками. Ныне её кожа была покрыта отнюдь не мурашками возбуждения, а мурашками небывалого ужаса. -Ну, как? – продолжая наступать, поинтересовался Шегон, всё в той же насмешливой манере – Ничего не припоминаешь? Изумрудные крылья вздрогнули и дрожь от них передалась всему телу, юную волшебницу трясло, словно в каком-то непонятном припадке. В глубине карих очей отражалась ипостась рыцаря погибели, что неумолимо приближался, излучая круг себя убийственную ауру самодовольства и ликующего лукавства. -Откуда ты узнал, что с Мэттом!? – выпалила Вилл, сжав кулаки, до рези в ладонях, впиваясь ногтями в плоть.  Это был отчаянный крик утопающего, прекрасно понимающего бедственность своего положения, но всё продолжающего барахтаться, в надежде на чудо спасения. Предприняв последнюю попытку, как-то оградится от жуткой действительности, настойчиво стучащейся в двери, обладательница сердца Кондракара с вызовом взглянула на чернокрылого, всем видом демонстрируя, что не верит его блефу, и вообще, как низко пал демон, раз прибегнул к столь мерзким методам. -Боже, дорогая, я твой Мэтт, всё ещё не веришь? – с толикой разочарования, однако, всё так же вероломно, промолвил златоликий и, будто бы желая уязвить ещё сильней, прибавил на распев – Если ты унесёшься с ветром, ветром. Сохрани с собою мой огонь, утоли мою боль… Последний удар достиг цели, она сражена, полностью сокрушена грудой неумолимых фактов, буквально, раздавлена их жестокой истиной. Та же самая песня, которую недавно, любимый посвятил ей. Тогда Вандом не придала значения словам, посчитав, что парень просто прибегнул к лирическому методу преувеличений, а следовало бы вдуматься, ведь «твои глаза сияют не для меня», звучит довольно странно от того, кому ты вручила сердце.  Не может быть! Нет, нет, нет! Только не это! Мэтт и Шегон, Шегон и Мэтт одно и то же! Постойте, а когда произошла подмена?! В какой момент демон заменил юношу, да так, что она и не заметила? Нет, зачем он вообще встал на его место, и почему так гнусно с ней обошёлся? Нет, не верно, почему сама она не заметила, не почуяла неладное!? Как могла спутать «это» с Мэттом, добровольно отдавшись в руки злодею?! Слишком много «почему» да «как», целая уйма вопросов и не одного ответа, а главное – никакого утешения для себя Вилл не находила. Она, похоже, позабыла о магии, о сокрушительной силе тока, что течёт по её венам, из головы выветрились все хитро-мудрые стратегии и уловки, всё что делало её непоколебимой и решительной стражницей, куда-то улетучилось. Вандом снова стала обычной, слабой, девочкой, оставшейся один на один со своими страхами, которые, в данный момент, приняли вполне осязаемую и конкретную форму. Шегон не мог натешится, надо же, как глубоко задело, как потрясло главную чародейку сие открытие! Такое неописуемо прекрасное выражение лица: растерянное, сконфуженное, донельзя испуганное и огорчённое. Ну да, само собой, ведь первым мужчиной в её жизни оказался не обожаемый Мэтт, а он – Шегон, призираемый и ненавистный бес! Господи, до чего же приятно её отчаяние, внутренняя борьба, несомненно, происходящая в душе девушки, была видна невооружённым глазом и выражалась в такой насыщенной, концентрированной, гамме негатива, что чернокрылый буквально пьянел от её эмоций. -Не стоит печалится, тебе ведь было «тогда» так хорошо, хочешь повторим? Я могу принять облик Мэтта, когда пожелаешь, хоть сейчас. Владычицу сердца Кондракара окончательно выбило из колеи, последние слова рыцаря погибели морально подкосили девушку, и она, чувствуя слабость в коленях, плюхнулась на бетон. По щекам, сами собой, потекли слёзы, в приступе глухого рыдания, они горячими дорожками стали скатываться вниз, обжигая кожу солью. А между тем, чернокрылый уже стоял к ней вплотную, победоносно опустившись рядом с поверженной жертвой. Волшебница даже не противилась, нет, казалось, рыжеволосая вообще забыла само значение «сопротивления» как фигурально, так и практически. Будто безвольная кукла, оказалась она в руках беса, который, почти любовно, устроил её на коленях, сам усевшись на крыше. Змеиный хвост Шегона ходил из стороны в сторону, будто отбивая ритм развесёлого мотива, маятником покачиваясь влево-вправо. Стражниа плакала у него на руках, подобно жалкой, беспомощной, девчонке. Однако, стоит отдать должное, стоически сдерживая всхлипы, предпочитая давится слезами, но, не коим образом не доставить врагу удовольствия внимать истерике. Всё ещё храбрится, чертовка! Как же это всё в ней раздражает, и как же это всё в ней восхищает! Вилл была для него будто солнце, яркое, ослепительное, до рези в глазах, настолько непомерно неприступное и недостижимое, словно сама мечта. А теперь, эта гордая особа, с крутым нравом и острым языком, лежит в его объятьях, сломленная и разбитая. Сияние померкло, она погасла, превратившись в бледное подобие себя самой. В его власти угаснувшее солнце, и он не намерен выпускать его из рук! Шегон наклонился, припав хладными устами к оголённому животу стражницы. Золотые губы не произвели никакого эффекта (разумеется, жар поцелуя недоступен металлу), кроме, разве что, вызвав конвульсивную дрожь во всём теле чародейки. Убрав руки от лица, ощутив морозный ожог в области торса, Вилл взглянула на своего пленителя, одарив демона недоумевающим взглядом. Влажные от слёз щёки блестели в серебристом свете звёзд, словно припорошенные алмазной пылью, глаза смотрели с укором, их каряя бездна походила на сверкающий омут янтаря. Не выдержав, не сумев сдержатся, под влиянием сих колючих глазок, чернокрылый по-ребячески ляпнул, совершенно позабыв о первоначальном тоне злого гения: «Хочешь, я буду твоим Мэттом?» Мгновенье ведьмочка колебалась, молча взирая на бесстрастную, статичную, физиономию злата, после чего резко села. Сидя на коленях Шегона (причём поднялась она столь стремительно, что бес даже опешил, не зная, как реагировать), всё ещё пребывая в руках чернокрылого, девушка потянулась к нему, протянув ладонь. Неужели сдалась? Вот так просто, златоликий даже разочарован, он рассчитывал на более длительную борьбу, ну да пусть! Он готов принять её капитуляцию, с истовым благородством, на правах победителя. Пальцы рыжеволосой коснулись маски, и в ту же секунду демон ощутил разряд. Удар током в несколько тысяч вольт пронзил голову, пройдясь от эпицентра вдоль позвоночника, расходясь по конечностям, заполняя трескающим и жгущим электричеством всё тело. Молнии опутали демона целиком, обрекая на мучительную агонию судорожных пароксизмов, окутанных лазурной дымкой губительного, но такого чарующего, зарева. Он провалился в беспамятство, словно кто-то выключил свет, лишив его разом всех чувств. Сложно сказать, сколько времени пролежал Шегон в отключке на крыше небоскрёба. Ясно одно – когда рыцарь погибели пришёл в себя, ночь ещё не отступила. Над Хитерфильдом взошла луна, бледная и лоснящаяся, будто серебряная тарель. Само собой, чародейки и след простыл. Снова сбежала, ускользнула, порвав, так удачно, расставленные сети. Выходит, его Солнце ещё не угасло, нет, оно лишь на мгновенье впало в «спокойствие», после чего разбушевалось с новой силой! Тем не менее, он держал её в руках, она была ему покорна, Вилл была его, его и точка! Поддалась раз, подастся и второй, что бы не делала, куда бы не сбежала, от демона не скроешься. Шегон найдёт её, отыщет, даже на самой заброшенной богом части вселенной! Солнце вновь будет принадлежать ему и сиять лишь для него одного.