Я люблю тебя до ненависти

******

Я искала тебя годами долгими, Искала тебя дворами тёмными, В журналах, в кино, среди друзей, И в день, когда нашла, с ума сошла! Ты совсем как во сне! Совсем как в альбомах! Где я рисовала тебя гуашью... Земфира - Искала Мне нравится, когда в твоих волосах пляшут молнии, когда сверкая колючей проволокой, они образуют лазурный ореол над головой. Отчего пряди сверкают алым заревом, будто жаринки в костре. Это делает тебя подобной со святой, от того моё желание сломить только крепнет, я хочу растлить тебя, извратить, низвергнуть в самую пучину отчаяния! И кто знает, может там, на дне, ты станешь такой же как я? Мне нравится, когда твои глаза наполняются аквамариновым блеском, сияя искрами негодования. Так волшебно и так неистово… Когда зайдясь в очередном припадке, теряя самообладание, ты начинаешь швыряться молниями невпопад, бросаясь на меня очертя голову. Наши постоянные стычки, небольшие рандеву вдали от сторонних глаз, в тайне от подруг, когда есть только мы и пыл битвы. Постоянно бросая тебе вызов, сталкиваясь вновь и вновь, я чувствуя, как внутри меня что-то расцветает. Расходится теплом, наполняя некой опьяняющей истомой. О, не отнимай этот сладкий дурман, останься, задержись ещё ненадолго! Я слишком пристрастился к тебе, Вилл, и больше не знаю, как жить по-другому! Хочешь сбежать? Не выйдет! Бросаясь вдогонку, настигаю, хватая за плечо. Резкий выпад тонкой руки, раскат грома разрывает барабанные перепонки, вспышка лазури ослепляет, и острая боль наполняет естество. Прострелила крыло насквозь, перебив сустав, я его больше не чувствую, оно онемело и перестало двигаться. Думаешь отпущу? Ну уж нет! Мы падём вместе! Сопротивляйся сильней, давай, можешь выдергать мои перья, можешь колотить куклами по чём зря, да, можешь ещё разок-другой огреть электричеством (от него мышцы сводит судорогой, пронзая всё тело раскалёнными иглами), дай мне больше ненависти, ну же! Мы падаем вниз, ветер свистит в ушах, играя в волосах, моих перьях, и теребя одежды. Крыши высоток приближаются, угрюмыми, сизыми квадратами, взирая на наши шалости. Вилл не перестаёт стегать меня молниями, наверно, у меня уже вся спина в ожогах, но я всё равно не отпущу. Голубые отсветы то и дело слепят, и я почти что потерял способность что-либо видеть, кроме размытых, периодически мелькающих на периферии, размашистых пятен.  Удар. Звон стекла, мы врезались в некий стеклянный скат, разбив в дребезги прозрачную крышу. Мне порезало руки и шею, осколки, летящие во все стороны, хрустальными льдинами плясали круг нас, покуда мы не упали в траву. Видимо, это чья то теплица. Устойчивый запах цветов, приторный и сладкий, ударяет в нос, выводя нервную систему из состояния экзальтации.  Я смотрю на стражницу, лежащую в море цветов: жёлтые ромашки льнут к её волосам, проступая между прядей, жмутся к щекам. Она словно сказочная нимфа, лесная волшебница, в окружении малых слуг.  Стекло ещё продолжает падать, ударяясь мне в спину, вонзаясь острыми краями, натыкиваясь как в игольницу. Больно, до чёртиков больно, но я не двигаюсь с места, потому что если сдвинусь, стекло посыплется на неё. Хрустальный перезвон стихает и остаётся только одвечная песнь города, который никогда не спит. В уголках губ хранительницы сердца алеет кровь, тонкая струйка (наверно прикусила при падении) стекает из ранки. Коснувшись большим пальцем, растираю пурпур, будто помаду, ведь тебе так идёт красный. Красный – цвет твоих волос, навевающие мысли о пламени, сжигающего грешников, и крови, кою те проливают в попытках замолить прегрешения. Скажи, мой Ангел, ты отпустишь мне грехи этой ночью, или запишешь очередной в долгий список проступков? -Отвали от меня! – придя в себя после потрясений выкрикивает Вилл, нанося сокрушительный удар. Разряд такой силы, что меня подбрасывает в воздух, а грудную клетку разрывает от боли, словно при ударе раскалённой кувалдой. Невообразимая мощь в таком хрупком тельце, невероятная сила, такая пленительная и необузданная. Я опять теряю перья, пролетая несколько метров, ударяюсь спиной о стеклянную стену, она разбивается, с жалобным звоном, а осколки, которые были в моём теле, вбивает ещё глубже. Стеклянное крошево по плечам, кровь ручьями по спине, горячими потоками. Как же чудесно, не находишь? Мы изранены друг другом, в порывах безумья, изливаем свои чувства на самый грубый манер, ну разве ты смогла бы так с Мэттом? Зачем он тебе , дорогая, когда есть я? Со мной можно не сдерживаться, и уж поверь, я не стану! Подымаюсь на ноги, слегка пошатываясь, а чародейка уже на своих двоих, готовая набросится рысью. Как же ты восхитительна в гневе, меня аж пробирает дрожью, прям поджилки трясутся! Но хорошего понемногу, а не то рискую заработать передоз. -Ну что ж, до встречи, стражница, ещё увидимся.  – шаблонная фраза на прощанье, прежде чем ступить в портал. -Не сомневаюсь, в следующий раз так легко не отделаешься! – бросает она угрозой в след. Как же приятно сознавать, что ты так же с нетерпением ждёшь наших встреч. В последний раз смотрю на Вилл, прежде чем портал закроется, она так и сияет негодованием, в кругу цветов, что окружают разноцветными пятнами, так красиво, что в пору слагать стихи! Прощай, маленькая бабочка, сегодня я отпускаю тебя, чтобы завтра поймать вновь.

******

Меня злят твои слёзы, когда ты в порыве нахлынувших воспоминаний, придавшись ностальгии, вспоминая Мэтта, начинаешь плакать. И то, как обступив сворой сторожевых собак, твои подружки неусыпно бдят, не давая приблизится. Мне откровенно постыла твоя кислая моська!  Может просто убить? Это будет прекрасным завершением наших отношений. Так и представляю: растерзанное тело у ног, ты лежишь неподвижно, смотря стеклянными глазами в сторону. Грудь не вздымается, ведь разорванные лёгкие не могут качать кислород. Опустившись, я погружу руки в эту острую чашу скалящихся ребер, ощущая гаснущее тепло ещё неостывшей крови. -Нет! – вспыхнуло в голове слишком остро и ярко, ударяя подобно грому средь ясного неба. Что это, кто? Нечто инородное, чужое, кто смеет мне приказывать?! -Не смей! Не вздумай! Снова, да кто же ты, мой невидимый, бесплотный, глашатай? Где ты прячешься, неужто в моём разуме? «Не сметь», говоришь, а почему же? Пред глазами всё плывёт, какие-то далёкие картины, обрывки событий, явно бывших не со мной, но от них щемит в груди, а сердце болезненно сжимается. Я вижу, так будто это происходит в самом деле, Вилл, идущую рядом, она держит меня за руку и улыбается. Нет, не было такого! Стражница бы никогда мне так не улыбнулась! Но всё же, виденье не уходит, продолжая терзать фантомной тоской: Вандом смеётся, лёжа у меня на коленях, говорит о каких-то глупостях и краснеет… Что же это? Что!? Неужели, это мои воспоминания? Так что же, получается, я сам себе кричу «не смей»? Голова раскалывается, меня начинает мутить, привалившись боком к стене, слыша отвратительную какофонию школьного звонка, пытаюсь собраться, но очередной удар выбивает из колеи, ударяя прямо под дых, вынуждая задохнутся от неизведанной ностальгии: она целует меня, целует в губы, разменивая смелость на смущение. А я тянусь за рыжеволосой, желая продлить момент, возвращаю к себе, обнимаю, и Вилл, более не испытывающая стеснения, позволяет себя целовать, полностью отдаваясь чувствам. Кажется, меня сейчас разорвёт, вывернет на изнанку, и там, под ворохом меня, окажется кто-то ещё, кто-то, о ком я не знаю, не помню, забыл… Кто я на самом деле, что? Что я чёрт возьми такое!? Бросаю взгляд в сторону окна, смотря на бледное отражение Олсона в стекле. Ну и видок, будто сутки на пролёт вагоны грузил, а потом ещё на сутки в порт, корабль разгружал… А что если, в качестве допущения, всего лишь «что если?», нет, не может быть, это не я! -Я не ты, слышишь! – кричу сам себе, вопя на отражение в окне, дожился. -Чего раскричался!? – противный голос водной стражницы ударяет по ушам, будто отрезвляющая волна холода. Хм, это почти каламбур, волна, вода, ведьма воды… Хотелось бы ответить, но стоит взгляду упиреться в лицо рыжеволосой, стоящей позади компании девиц, как меня накрывает с новой силой. Кутерьма моих/чужих переживаний мечутся внутри, не давая здраво мыслить, мыслить вообще. Остаётся лишь побег, позорное бегство, оставляющие в неведении скверных девчонок. Наверняка задаются вопросами: «что с ним?», «чего это?», и всё в таком духе. Прежде чем свернуть за угол, оборачиваюсь на ходу, бросая взгляд на Вандом – она смотрит, она смотрит она меня! Обескураженно, удивлённо и, кажется, как-то сочувствующе. Оставшись наедине с собой, сидя под лестницей, будто прячущаяся ото всех крыса, я задумался: а что мне останется делать в мире без Вилл? В таком мире во мне самом не будет надобности. Что мне делать, когда единственное ради чего я жил всё время, что наполняло смыслом существование, исчезнет? Я что, в самом деле помышлял об её убийстве? Безумец! Возможно, однажды, когда игра станет слишком тривиальной, и мне наскучит, я позволю тебе убить себя, это будет высшей степенью мести. Ведь такое чуткое, сострадательнее, создание, никогда не сможет выбросить из головы грех содеянного, я буду вечно жить в твоей памяти. Я стану самым скверным воспоминанием, рубцом на душе, травмой, от которой никогда не оправишься, Вилл.

******

Меня тревожит твоя улыбка, даже, по правде говоря, беспокоит. Когда ты лучась от радости, расточаешь такое обворожительное сияние, даря тёплые улыбки другим, внутри что-то гневно сжимается. Мне не нравятся их взгляды, тех других парней, что смотрят на тебя с такой алчностью и желанием, прикидывая шансы. Они ищут лишь выгоды, а мне же достаточно лишь того что между нами, я не требую большего, но не потерплю меньшего! Меня беспокоит твоя улыбка прямо сейчас, когда ты смотришь на меня вот так, предлагая перемирье. -Сострадание и милосердие сильнее ненависти, Шегон. Если бы ты был хоть в половину таким злом, коим хочешь казаться, то я была бы уже давно мертва. -Мне просто нравится наша игра, и я пока что, не намерен прекращать, не льсти себе, глупышка. -Ох, вот оно как, ну что ж, тогда я сама положу всему конец. Что это значит? К чему она клонит? Почему превратилась обратно? Зачем подошла к краю? Нет, стой, сойди с бордюра, ну, что ты творишь!?! Сумасбродная дура, что ты удумала?! Там же несколько сотен метров вниз… О, хочешь меня проверить, ну дерзай, духу не хватит! Не сможешь, ни за что, ни… Шагнула в пустоту, ступая прямо на воздух, который, как известно, плохая опора. Я подошёл к краю небоскрёба, всё ещё падает, не превращается, даже портал не открыла, ненормальная! Думаешь, я куплюсь на это, поведусь, кабы не так, Вилл! Вилл… Продолжает падать не предпринимая никаких действий, ну же, хватит упрямится, я не сдвинусь, и пальцем не пошевелю! До земли осталось пятьдесят метров, она по-прежнему падает. Двадцать метров, всё ещё ничего не делает. Десять. Пять… Сука! -Аааа! Да что б тебя! Открыв портал, нырнул в голубой коловорот, второй ход открылся прямо под безумной девицей, летящей на встречу своей погибели, ещё пару метров и рыжая упала прямиком мне в руки. Лазурные сполохи схлопнулись, я покатился по земле, прижимая к себе чародейку. Весь в песке, разогнулся, осмотревшись по сторонам – пляж, мы на пляже. Вдали мигает маяк, ярким прожектором высвечивая пустынное побережье, выхватывая своим светом отдельные полосы пейзажа, оставляя прочие в темноте, и так по кругу. Она засмеялась, и я почувствовал, как меня окатило неописуемым негодованием: «Ты совершенно чокнутая, решила сдохнуть!?», - схватив девчонку за шиворот несколько раз тряхнул. -У меня же сердце есть, - не переставая хихикать отозвалась та, продемонстрировав амулет на цепочке, - открыла бы портал в последую минуту, делов то! Чёрт, меня провели! Хитрая дрянь, но знаете, я как-то и не жалею, напротив, некая гордость взяла, за столь изобретательного соперника, что ли? -Ну так что, станешь моим союзником? – вновь спросила Вадом подымаясь с моих колен. – Я обещаю, Нериса больше не сможет вертеть тобой, ты будешь свободен и сможешь делать что хочешь. Свободен? А что из себя представляет свобода? Ведь я уже давно в плену, Вилл, плену твоих глаз, которые то злятся, то смеются. Твоих волос, сверкающих багряными отсветами пламени на солнце. Твоей кожи, с тонким ароматом неба, что неразличим для обычных смертных. Твоих губ, которые одновременно проклиная, прочат мне спасенье. В плену твоих рук, что ты протягиваешь мне сейчас, предлагая мировую. -Нет. – отказываюсь, поднявшись и обтрусившись, встав напротив девушки – Я не собираюсь играть с тобой в друзей, ты заблуждаешься, полагая, что всё в мире можно исправить. Есть вещи, на которые нельзя повлиять, я не стану помогать тебе, прости, девочка, но ты выбрала не того демона! О, да, так то лучше, ненавидь меня, призирай, это то, что я понимаю, то, что могу понять. То, что способен оценить, дай мне это сполна, Вилл, награди меня гневом карих очей, укоризненным шиканьем, срывающимся с губ и молниями, танцующими в алых волосах. Такая ты мне по душе, такая ты… Так ведь? Внутри вновь беспокойство, непонятные чувства воют, просятся на свободу, но я стоически душу их. Мне страшно, да, чтоб его, страшно! Я боюсь, если дам слабину, покажу тебе эту неприглядную сторону, ты отвернёшься, откажешься от меня, лишив того немного, что есть. -Меня устраивает устоявшийся вид отношений, и я не намерен что-либо менять. Бросив разочарованный взгляд, гневный и досадливый, рыжеволосая отворачивается. Конечно, зачем провожать глазами того, кто плюнул тебе в душу, укусил, будто бешеный пёс, предложенную руку? Будешь ли ты смотреть на меня завтра? Послезавтра, месяц? Как долго продлится наш маленький спектакль? Мне страшно, по-настоящему страшно, но я боюсь не твоего презрения, нет, я боюсь что наша игра может оборваться на самом интересном месте.

******

Адреналиновая эйфория. Как же я люблю это состояние; кажется, будто весь мир замедляется, растворяется, исчезая буйной кутерьме баталий. Всё становится несущественным: бегущие внизу люди, визжащие колёса машин. Хаос от рушащихся многоэтажек, чьи обломки падают на улицы, разбиваясь, круша и хороня под собой всё и вся. Нет, смотри на меня! Не смотри вниз, там нет ничего примечательного, лишь пустая суета. Средь обезумевшей от страха толпы, в давке, лезущей по головам, нет ничего достойного твоих глаз. Пускай другие стражницы спасают городских, у нас же вся ночь впереди. Но Вилл не смотрит на меня, напротив, даже желает улизнуть, очевидно, помощь страждущим занимает её куда больше нашего поединка. Нет! Не позволю! Пускай трио рыцарей разбираются с четвёркой стражниц, им и так неплохо удавалось веселится до сего момента, вон какая красота вокруг – чистая идиллия разрушения! Направившись к рыжеволосой, борцовским захватом обогнул талию; пролетев сквозь разбитые окна офиса на верхнем этаже небоскрёба, под испуганные возгласы прячущегося по углам планктона, упали прямо на пол, в кипы бумаг, лежавших в беспорядке документов, устланных будто заблаговременно для нас, словно мягкая перина. Прямоугольные листки взвились к потолку, степенно покачиваясь в воздухе, плавно опускались. Люди выбежали из помещения, оставив нас одних. Я взглянул на Вилл, лежащую подомной: искривлённый болью рот, поджатые губы. Изогнутые брови, в типичной манере человека, получившего неожиданную травму. Опускаю взгляд – в боку девушки торчит стекло, острый ромб, неведомо откуда взявшийся, находился в плоти, выглядывая до половины. Вокруг него, алым контуром, стекая по рёбрам, скользит кровь. Взявшись за край, осторожно потянул, стражница шумно выдохнуло, хрипло ахнув. -Мммха! – сорвалось с её уст страдающей ноткой. -Потерпи, - пытаясь звучать как можно мягче, прошептал над ухом, - я вырву за раз, так что приготовься. В таких делах нельзя тянуть, только себе хуже, нужно сразу избавляться от всего что мешает и причиняет дискомфорт, до того, как это «что-то» не переросло в серьёзную проблему. Покрепче сжав кусок стекла, сжимая острые края, обрезая себе пальцы, кровь с порезов которых тут же стала смешиваться с кровью ведьмы, заструившись единым потоком багрянца.  Ну, без обратного отсчёта, и раз! Резко выдернув осколок, отбросил вбок, чародейка вскрикнула, выгнувшись в спине, упёршись грудью о грудь, тут же задохнувшись, после столь высокого вопля, опала на пол, падая на бумажную постель. Рана жутко кровила, из неё буквально булькала алая жидкость, слишком глубокий порез, слишком серьёзный и, слишком притягательный… Наклонившись к разрезу, ткнулся маской между багровых краёв. От подобного вмешательства, девушка вздрогнула, ахнув вторично. И что я собирался сделать? Испить крови? Остановить кровотечение? У меня ведь и рта то нет, так зачем?  Впрочем, владычица сердца способна исцелится и без моей помощи, она это проделывала не раз. Сила волшебного амулета хранит стражницу, мгновенно заживляя все травмы. Вот и сейчас, жуткий порез тут же затянулся, бесследно исчезнув. Поднявшись на руках, нависая над рыжеволосой, с любопытством рассматриваю, сам не знаю почему. Она, в свою очередь, смотрит на меня, с каким-то непривычным, неопределённым, взглядом. Мне сложно выделить, причислить, сей взор, к какой-либо конкретной эмоции. -Шегон, ты ведь… Я ведь что? Что она хотела спросить, но так и не осмелилась, сокрыв нежность очей под занавесом ресниц?  Почему не договариваешь? Её рука, прикосновением раскалённого железа упирается в солнечное сплетение, и мне кажется, словно грудную клетку расплавило вовсе, а сердце, за неимением опоры, вывалилось наружу, упав прямо в её ладонь. Бьётся как затравленная пташка в силках, отбивая непривычно нервный ритм, слишком громко, предательски гулко. -Вилл, ты уверена? Это довольно серьёзный шаг. Что это? Что это такое?! У меня пред глазами совсем другая Вилл, положение дел то же, но обстоятельства другие. Она не выглядит измученной (как подобает той, кто только что пережил утомительное сражение), напротив, озорно ухмыляется, хитро наморщив носик. У меня под пальцами гладкость простыней, её голова на подушке; постельная сцена совсем не вяжется с нынешними реалиями, и тем не менее, я её вижу. -Кто тут стыдливая девица? – хихикает Вандом, кокетливо склонив голову на бок – Это мне положено тебя отговаривать, а не наоборот. Девушка подымается, усаживаясь в изголовье. Упираясь ладонью мне в грудь, слегка толкает: «Ладно, раз уж ты боишься, то давай не будем?» Боюсь? Вздор! Я ничего не боюсь! Я просто не хотел давить! Я…Я ли? С кем всё это происходит? Это правда я?!  Это мои руки, что наспех снимают с себя толстовку, срывают футболку, разбрасывая всё в порыве нетерпения? Это я, тянусь к школьнице, обнимая за плечи и целуя? Мне ли она отвечает, обхватывая за талию, прижимаясь плотнее, губы в губы, так жарко и сладко? В голове туман, мир начинает кружится, сверкая пёстрыми красками, будто одеваясь в одеянья из звёзд. Всё взаправду происходит со мной, нами? И это ощущение её покрывающейся мурашками кожи, когда я забравшись под водолазу, начинаю гладить по спине, бродя пальцами по позвоночнику… Рыженькая зовёт меня, но я не слышу, не могу разобрать, какое имя произносят уста, хоть их щекочущие слова оседают в изгибе шеи. -Вилл, представляешь, я забыла доклад! Вздрогнув в моих руках чародейка тут же обращается в сплошную панику. Судорожно соображая, нервно сдавив мне плечи, вонзаясь ноготками в кожу, отталкивает, хлопая себя по лицу, словно бы пытаясь отогнать ещё не успевшее развеется наваждение: «Какая рассеянность, мам!», - отвечает она, достав из-за пазухи сердце Кнодракара. Посреди комнаты открывается портал и Вилл тут же спроваживает меня, подталкивая к сверкающему коловороту: «Ну же, лезь!» -А моя одежда!? Звук приближающихся шагов нарастает, и женский голос звучит совсем близко: «Сунула вместо документов твой реферат, вот растелёпа! Надо было купить папки разного цвета.» Дверная ручка комнаты поворачивается: «Нет времени!», - серьёзно заявляет рыжеволосая, вытолкнув в портал. Я оказался на крыше. Довольно морозно, осень, как никак, а я без верха… Почему я мёрзну? Я ведь не восприимчив к температурам!? -Класс, - осматриваю себя снизу, - полуголый на крыше, ну хоть не посреди улицы, и на том спасибо! Спустя какое-то время, портал возник вновь, на радостях, что больше не придётся моржевать, тут же запрыгнул в лазурный вихрь, оказавшись в комнате стражницы. Вандом доставала припрятанную одежду из-под кровати, повернувшись, протянула с виноватым видом. Одевшись, чувствуя, как начинаю согреваться, недовольно зыркнул на рыженькую: «Мамы дома не будет, приходи ко мне… Проще было бы ко мне пойти!» -Прости, я же не знала, что так выйдет, видимо, раздолбайство - это семейная черта Вандомов. – потупив взгляд в пол, заломив руки, пролепетала та в ответ. -Э! – как-то попустительски прозвучало, - не важно, это же не значит, что мы не может баловаться по мелочам? В случаи чего, толкнёшь меня в портал снова. Что это? Что? Что!?! Почему я это вижу?!? Снова!? Откуда это в моей голове!? Так явно, так ярко… Меня душит от переизбытка необъяснимых чувств. Да ещё и этот вопль, неотрывно следовавший, звучавший фоном, на протяжении всего представления. Такой отвратительный, сиплый крик, будто металлическое дребезжание… Мой голос, это мой собственный голос, мои неистовые стенания, рвущие грудь.  Всё что во мне есть настоящего, это звуки, рвущиеся из глотки, свидетельствующие о том, что я ещё существую. Но есть кое что ещё, оно приходит вместе с осознанием наплывающей реальности, сменяющей фантомы видений, это тепло её коленей, которые я сжимаю в иступлённом пароксизме. Отрывая лицо от коленок стражницы, выпрямляясь из постыдной дуги, сломленной непомерным грузом, ощущаю руки девушки, скользящие по спине. Она обнимала меня всё время что я бился в агонии? Жалела, позволяя, как дикому коту, царапаться, просто терпя и не пытаясь освободится?! Почему, почему ты так снисходительна к противнику?! Что за детская непосредственность, Вилл!? -Тебе меня жаль? Сочувствуешь врагу?! -Тебе было больно. Её голос звучит ровно, лаконичной хладностью, не лишённой, однако, толики сострадания. Меня злит её вид, такой надменной милосердности и все понимающей доброты, прекрати… Перестань на меня так смотреть!   -А сейчас больно тебе, - сдавив запястье собеседницы, заломив под болезненным углом, прошипел по-змеиному - ну, и кто теперь тебя утешит? Ощущение нарастающего жара с боку вынудило отвлечься от чудного лика страдающей стражницы, повернувшись, узрев пред собой огромный шар пламени, отпустил девушку, бросившись в сторону. Напрасно, думал, что смогу увернутся, но сфера огня последовала за мной, будто натравленный пёс. Меня впечатало в противоположное окно офиса, под давлением температуры стекло плавилось, разорвавшись на бесчисленное множество раскалённых капель, которые вырвавшись потоком, исторгнули меня наружу, вместе с залпом искр и картечью алеющего стекла. Всю заднюю часть тела жгло, горели перья, одежда, волосы, всё дымилось, а тлетворный запах плоти, застилал разум агонией боли. Прокрутившись в воздухе, затормозил, приняв вертикальное положение, обернулся, а, ясно, кто б ещё смог устроить такое, как не огненная чародейка, ну, разумеется. Пришла на помощь лидеру, прервав душевный диалог.

******

Меня терзают смутные сомненья. Будто я делаю что-то не так. Словно бы в моих поступках есть некий изъян, брак, который не увидишь невооружённым взглядом, но ты определённо чувствуешь, что он там есть… Похоже, я схожу сума, как иначе объяснить тот факт, что вместо того чтоб добить её (в очередной раз), абсолютно беспомощную и разбитую, обессилевшую после поединка, истратившую всю энергию, стражницу, я стою над ней как истукан, бестолково наблюдая за гневным трепыханием чародейки. Вилл смотрит со злобой, тяжело дыша, продолжая излучать чарующую ненависть. И чем больше из неё вытекает, тем слабее она становится. Повернулась, перекатившись с боку, уселась, подперев спиной стену шахты лифта. Делает глубокий вдох, будто пытаясь успокоится и поток ненависти скудеет, вкус становится пресным, как если бы в вашу чашку кофе не доложили сахара, и привычный напиток, из любимого, резко стал неприятным. Поначалу мне казалось, что именно из-за этого, из-за дурманящего чувства ненависти, я держал её в живых, продолжая ежедневно докучать, строить козни, доводя рыжую до психоза, но теперь, мне кажется, что есть что-то ещё. Ведь в мире бесчисленное множество видов, гам, палитра ненависти столь разнообразна, что куда там вашим пятидесяти оттенкам серого!? Нет, ненависть многогранна, самобытна и неповторима, у каждого своя, у всякого существа, совершенно уникальна. Я пробовал других чародеек, других людей, и даже жителей многочисленных миров, по которым путешествовал сопровождая Нерису. Тогда почему ненависть Вандом остаётся особенной, предпочтительной, по отношению к прочим? Что в ней такого, что мне без конца рвёт крышу, едва лишь малая капля ненависти просочится из естества? Я присел напротив неё, внимательно наблюдая, интересно, о чём ты думаешь, глядя вот так на меня, с гадливостью, непокорой, сдувая наэлектризовавшуюся прядку чёлки со лба? Измышляешь коварный план атаки? Способ побега? Какие мысли крутятся в этой огненной головушке? Как бы я хотел знать! Знаешь, я о стольком хочу спросить, поговорить по душам, пока галдящая свора пёстрых ведьмочек не слетелась, хочу спросить, дескать, поделится своими размышлениями. Но когда ты так смотришь, с ужасом встречая любую попытку, мне становится больно. И сейчас тоже самое, я иду на сближение, протягивая руку, а ты отталкиваешь, обжигая лазурным разрядом. Голубизна вспышки ослепляет, и на мгновенье я теряю зрение. Ушибленная ладонь ноет, шипя свежим ожогом, кожа побагровела, но мне горько отнюдь не поэтому. Страх замещается, на лице буквально отражаются опасения, крутящиеся в мыслях девушки. Надуманность предубеждений сменяется грустью. О чём же ты тоскуешь, стражница? Что печалит твой разум? Сейчас, пред тобой заклятый враг, одвечный противник, партнёр по дуэли, длинною в жизнь, так о чём же ещё тебе думать, как не о возможности расправится с оппонентом?! И всё же, кажется, быть может, я хочу на то надеется, её печаль связана со мной? Забавно, ведь в твоих очах я всё тот же, а в моих, что не так с моим мировоззрением!? Иногда мне хочется схватить её, в особенности в подобных ситуациях, когда у меня явное преимущество, когда Вилл некуда бежать, и никто не придёт на помощь. Схватить, но зачем? Для чего она мне? Почему я так жажду, и в то же время, боюсь? Боюсь совершить ошибку, пересечь черту дозволенного, мне кажется, что если я выйду за рамки, свершив желаемое, ты станешь ненавидеть меня по-другому. Смешно, не так ли? Я страшусь быть ненавистным той, кого постоянно довожу до пароксизма ненависти. А ведь между нами ведь больше ничего и нет. Или же, я хочу чего-то ещё? Чего-то другого? Чего я пытаюсь добиться, сверля чародейку взглядом, напирая неопределённостью намерений, о причинах рода которых не имею ни малейшего понятия? А ты, ты знаешь, чего я хочу? Что мне нужно? Отчего так тяжело смотреть в глубину янтаря, что глядит с участием, всё ещё побаиваясь, но как-то по-другому, иначе, это не дикий ужас опасения за свою жизнь, нет, это некое дружеское сопереживание, что ли? Жалеешь меня, но почему?! Что ты вечно мечешься между противоречий, от страха к сопереживанию, от гнева к милосердию, от ненависти до… я знаю, что сему противоположно, но навряд-ли Вилл испытывает ко мне нечто подобное, в противном случаи, у неё серьёзные проблемы с головой, собственно, как и у меня, ведь я всеем сердцем желаю сего! Желаю? Желаю быть любимым? Абсурд! Меня питает лишь ненависть, только ею я жив и полон, прочее лишь бесполезные сантименты!  Однако, что за фантомное чувство мельтешит на периферии? Я смотрю на владычицу сердца Кондракара и не могу заставить себя отвернутся, гляжу как завороженный. Как же хорошо, что у меня нет лица, на нём наверняка красовалось бы весьма глуповатое выражение. Потупив взгляд в сторону, рыжеволосая тяжело вздохнула, после чего вновь посмотрела на меня. Иногда мне кажется, что она знает, чего именно я хочу, знает, и от того страшится, пытаясь как можно скорее улизнуть, избавившись, тем самым, от нежелательных потрясений. Но я не хочу её отпускать, не только потому, что её ненависть самая прекрасная вещь в мире, но и потому, что рядом с ней меня охватывает неописуемое чувство восторга. Не того сопливого восхищения людишек, когда восторгаешься предметом страсти, вознося его на пьедестал недостижимого идеала, нет, то самое чувство, когда хочешь заполучить предмет волнений, и пребывая в непосредственной близости, изнываешь от предвосхищения преступных возможностей. Ты знаешь, чего я хочу, и ты дашь мне это, впрочем, я могу взять и сам! -Шегон. – её голос звучит странно, не то чтобы испугано, но насторожено. Чародейка останавливает мою руку, и наши ладони сливаются, прижимаясь друг к дружке. Я смотрю на неё, она на меня, в какой-то нелепой прострации, пребывая в вакууме событий, мы застыли на крыше, и никто из нас не осмелится пошевелится. Что я собирался сделать? Нет, нельзя, ужасно! Совершенно недопустимо, я, она, для нас такое невозможно! Я должен уйти (как и всегда, зачастую при подобных обстоятельствах) сбежать отсюда, поскорее, бросив её на крыше. Я более не способен контролировать это, а значит, пора ретироваться. Я несу какой-то пафосный бред, степенно подымаясь, наблюдая как с недоумевающим негодованием рыжеволосая наблюдает за отступлением. Она слышала это столько раз, что, пожалуй, уже выучила наизусть все клише: «Игра слишком увлекательна, и я не намерен прекращать. Ещё увидимся, стражница!» Что ты видишь за маской надменности, за блестящим блефом, ты вообще способна уловить фальшь? Надеюсь нет, надеюсь, ты никогда не узнаешь о сих терзаниях, ведь я сам не могу их понять, а значит и ты не сможешь. Я снова сбегаю, оставив волшебницу на крыше высотки одну. Так проще, пока эта неприглядная часть меня не выбралась наружу, покуда стены моего самообладания ещё сдерживают это чудовище, я должен уйти. Встав на парапет, вижу, как подымается Вилл, вставая на ноги, сделав пару шагов от шахты лифта. Наклонившись, свесившись с краю, падаю в ночь, идя головой вниз. Холодный ветер так умиротворяюще обдаёт потоками тело, шурша в перьях и шелестя в одеждах. Вместе с шумом воздуха из головы выветриваются лишние мысли, однако «лишние переживания» остаются на месте. Приземлившись на околице, за Хитерфильдом, бросив взгляд в сторону городских огней, ощущаю тяжесть в груди. Почему мне так невыносимо быть вдали, и так чертовски мучительно находится рядом? Я не Мэтт, но порой, мне жутко хочется им быть. Совершенный бред! Я в самом дел обезумел, основательно и бесповоротно! Я демон, создание тьмы, насквозь пропитанное злом, во мне нет ни капли людского, тогда откуда смятение, откуда эти фантомные боли? Кто даст ответ, кто излечит, уняв страдания? Госпожа бывшая стражница? Навряд ли. Нынешняя владычица сердца Кондракара? Ну, Вилл уж точно ни к чему подобная головная боль! А всё же? Если бы я мог сказать, поведать ей обо всём, как бы отреагировала ведьмочка? Если сейчас отважусь, пока союзники и противники заняты друг другом, что она ответит? Дьявольская кутерьма всё тех же алогичных «что если» крутится в голове, далёкие звуки сражений подстёгивают интерес, скорее, нужно спешить, пока ещё есть шанс, пока я могу… -Шегон, - звук её голоса заставил отвлечься от дум, меня словно вырвало в реальный мир из царства иллюзий, - ты ведь не можешь попросить о помощи, хоть и хочешь? – предположение электрической мисс заставило внутренне вздрогнуть, откуда такая уникальная прозорливость, (только не говорите, что она мысли читать умеет!) – Тебе не позволяет гордость, или заклятье Нерисы, а может и всё сразу, - в серьёз рассуждала рыжеволосая, стоя предо мной, - но я определённо чувствую борьбу в тебе. Уж не знаю, чем вызвано, но кажется, тебе невыносимо тяжко. Ошеломительно, в самом деле, фея с феноменальной дедукцией, чудесным чутьём, что видит меня насквозь. Неужели я столь предсказуем? Нет, так небрежен, что даже враг заметил мои треволненья? -Я уже предлагала перемирье, но может на сей раз ты примешь предложение? Я помогу тебе, а ты мне. Весьма заманчиво, но мне не нужна «помощь» в любом виде, я не нуждаюсь в жалости и сострадании. Я не обиженный судьбой калека, и не обездоленный скиталец, я не стану, подобно нищему, выпрашивать как милостыню, твоё расположение. Я возьму всё сам! Шагнув в сторону чародейки, приблизился, она испуганно попятилась, не столь из-за мнимой угрозы, сколько от неожиданности. А потом, взяв себя в руки, внезапно пошла мне на встречу, бесстрашно встав вплотную, бросая вызов взглядом. Вилл некогда не боялась меня не посредственно, её пугала неопределённость намерений, да что уж, я и сам себя не понимаю! Куда уж было ей разобраться в хитросплетении больного разума? -Это не жалость глупый, - упрекающе пожурила рыжик, молвив с некой хитрецой, что притаилась в озорной улыбке, - это сделка, ты ведь демон, а демоны любят сделки, не так ли? О боже, ты просто невероятная! Меня, порой, просто поражают твои выходки! Сделка? Ну что же, может быть, почему бы и нет? -Тебе не обязательно говорить, - с этими словами она протянула руку, касаясь маски, - если не можешь, - очертив контур немых губ, - просто намекни, - скользнула пальцами по золоту скулы, - если сейчас останешься со мной, что бы не случилось, я пойму, что ты готов рискнуть. Я бы хотел, о боже, как бы я хотел! Если бы я был твоим демоном, твоим тёмным паладином, личным стражем, как бы тогда могла сложилась наша жизнь? Как бы развивались взаимоотношения хранительницы сердца Кондракара и безликого беса? Я хочу, и в то же время, отрицаю саму возможность подобного. Голос в голове, назойливый, слишком громкий для банального помешательства, постоянно подбрасывает дикие идеи, из категории всё тех же двинутых «что если?». Словно бы во мне сидит кто-то ещё, чужой, со своими думами и чувствами, кои упорно навязывает, приписывает мне, и украдкой насмехается, скрываясь во мраке сознанья. Это его желания или мои? Я жажду быть с Вандом, или Он? То, что сейчас рвёт душу, терзает и выворачивает наизнанку всё естество, правда принадлежит мне, или тому бесплотному инкогнито? Я хочу ощутить её прикосновение, и это желание определённо моё: оторвав руку девушки от маски, вынуждаю опустить ниже, прижимая к шее, заставляя её гладить пальцами кожу, испытывая странного рода удовольствие от скольжения девичей ладони. Странно, но Вилл не противится, я думал ей станет неприятно, что она отшатнётся как от прокажённого, одарив гневным взглядом, полным отвращения, но нет, она не отняла руку, и даже нисколько не покривила лицом. Всё так же стоит напротив, позволяя мне забавляться кистью, будто в данном процессе нет ничего крамольного. Я прижал её длань к груди, и будь я проклят если это наважденье, но кажется (готов биться об заклад, не показалось!) девушка тихо ахнула, когда с шумом втягивала воздух. Рыжеволосая даже растопырила пальцы, чтоб охватить как можно больший участок, самостоятельно, а не по моему принуждению, придавила ладонью, огибая кубики пресса, неспешно оглаживая торс. В карих очах ещё никогда не было такого дерзкого желания, желания, связанного со мной. Я брежу, или в самом деле вижу, нет, даже чувствую, страстное влечение. Нотки симпатии проскальзывали и раньше, но, в основном, в контексте сопереживания, никогда прежде Вандом не выглядела такой увлечённой. И кем бы вы подумали, скажите на милость? Бесом. Даже слегка оцарапала, шалунья, покуда оглаживала кожу. Но мне понравилось, что бы она со мной не делала, я приму как данность, подчинюсь любой прихоти. Я хочу быть твоим рыцарем, принадлежать лишь тебе, я хочу… Резко отпрянув от стражницы, выпуская ладонь из захвата, шатнулся назад. Нет-нет-нет, хитра плутовка, но я не поведусь на это! Твои чары соблазна на меня не подействуют! Чародейка озадачено смотрит, не понимая причину бегства, отчего я вдруг переменился, решив отступить. Я не знаю, не понимаю и не могу описать сих чувств, но что бы то они было, оно диаметрально противоположно ненависти. Нет, я не стану отрекаться от сути, от того основополагающего, что определяет и наполняет меня! Если отрекусь от ненависти, если между нами её не станет, что останется от меня самого? Что будет с тем, кто состоит из единой ненависти, решись он отказаться от ней?! Нет, мне страшно, я не хочу исчезать, не теперь, когда… Да уж, чёртов круговорот Сансары! Я боюсь быть ненавистным, и меня страшит возможность лишится твоей ненависти. Я хочу стать ближе, гораздо ближе, чем есть, и опасаюсь впасть в немилость, меня пугает вероятность того, что она может меня принять. И вот я в очередной раз причиняю Вилл боль, потому что только так могу ощутить вкус жизни, только так я чувствую, что хоть что-то значу для неё. Я вновь отталкиваю, пред тем сдавив ей руку, отпускаю, отринув предложенную помощь, предпочтя идти тернистым, но таким привычным, путём лишений и одиночества. Я не хочу исчезать и не хочу терять тебя, но если я престану быть тем, кто я есть, то более не смогу быть с тобой. Если я продолжу влачить бытие демона, то так и останусь твоим противником. Будучи врагом, я могу быть с тобой, а посему, я продолжу мучить и преследовать. Возобновлю экзекуцию, облачившись в палача, наполнив террором каждый миг. Всё что я могу лишь разрушать, всё что умею -  лишь ранить. Рыжеволосая укоризненно глядит, с видом: а чего я жаждал то, потирает запястье, на котором остался багровый след. -Я заставлю тебя ненавидеть! Совсем скоро, ты вновь меня возненавидишь! Снова бегу, колотя крыльями по воздуху как сумасшедший, но даже в запале бегства, хлопая крылами как безумец, сумел расслышать фразу, брошенную в сердцах, слова огорчённого шёпота: «Уже ненавижу...»

******

Я становлюсь жадным. Рядом с тобой я превращаюсь в ревностного собственника, категорически не приемлющего сопротивление. Я становлюсь жадным, и это проявляется во всех бытовых аспектах: когда наши взгляды встречаются, мимолётно пересечясь на мгновенье, я жажду большего, более длительного контакта. Когда мы сталкиваемся в школе, в коридорах, классах, других студенческих помещениях, меня не устраивает скоропостижное бегство, я не хочу расставаться, но Вилл всё равно сбегает, бросает меня, удирая к своим друзьям. А посему, ничего другого не остаётся, кроме как всецело завладеть её второй жизнью; как стражница она не может улизнуть, пользуясь удобным случаем, как чародейка она обязана со мной бороться, сражаясь до последнего. Именно поэтому я всё больше и яростней напираю, наседая с постоянными поединками и дуэлями. Я знаю, Вилл ненавистно сражаться, тратя всё свободное время на меня, ей до чёртиков осточертело моё общество, но голод сильнее, и в своих притязаниях я становлюсь ненасытным, постоянно подвергая девушку мучениям. Мне хочется быть с ней постоянно, даже в качестве презираемого врага, постылого противника, думая о котором, в тайне грезишь о его скорой кончине. Даже если Вандом меня ненавидит, даже если ненависть это единственное что есть между нами, я хочу это чувство, и чем больше, тем лучше. Но есть кое что ещё, навязчивое, мельтешащие на периферии, фантомное, сквозящие в каждом поступке аморфностью, желаний, некая абсурдная потребность, необходимость, от которой меня скручивает в бараний рог. Думаю, не для кого не секрет что ваш скромный рассказчик на само деле является эмоциональным вампиром, так вот, помимо основного блюда я пристрастился и к мелким закускам. Проще говоря, любая эмоция, чувственная вспышка рыжеволосой, наполняет меня целой гаммой ощущений. Вилл словно шведский стол на олл инклюзив в Дубае, на котором каждое блюдо раздразнивает аппетит, заставляя желать большего. Пробуя одно за другим, вы уже не можете остановится, покуда не набьёте желудок под завязку. Вот только в моём случаи насыщения не наступало, чем больше я поглощал, тем больше хотел, будто во мне образовалась бездонная пропасть, чёрная дыра, в которой бесследно растворялись все чувства. Мне совестно постоянно истязать её, не думал, но я могу испытывать стыд, и мне стыдно всякий раз, как бросив волшебнице вызов, я довожу её до крайней степени истощения. Но более того, мне стыдно за постыдные мысли, неизбежно следующие за поражением хранительницы сердца. Абсолютно аморальные, крамольные желания… Я не могу остановится, но и не могу закончить, всё что остаётся, эта череда бессмысленных и бестолковых нападок, не приводящие ни к чему и не ведущих никуда. Мы погрузли в рутине будничных баталий, иногда побеждает чародейка, иногда я беру верх, но всё это пустое. Вилл не может убить меня, а ведь это было бы логическим завершением наших стычек; я не могу убить её, ибо не мыслю своего существования без ведьмочки. Мы погрязли в беспросветной трясине вражды и конца края тому не видно. Я случайно налетел на неё в кафетерии, возле автомата со сладостями. Вандом покупала себе батончик, и как раз, когда разворачивалась, одновременно подымаясь с полусогнутых, врезалась в меня, выронив «натс». Поймав кувыркнувшийся в воздухе сладкий бренд, протянул батончик старшекласснице, без всяких задних мыслей улыбнувшись уголком губ. Вилл выдернула его из пальцев, раздражённо растрепав волосы рукой, сунула «натс» в карман куртки. -Что ты вечно ошиваешься вокруг да около?! – выпалила та, чуть ли не стреляя молниями (а в багровых волосах её проскальзывали едва заметные зарницы лазури) – Нет от тебя продыху! Можешь хоть денёк мне в качестве отпуска выделить?! Да уж, как всегда на взводе, бурлит негодованием, закипая праведным гневом. Ну, я бы тоже был зол, ели б меня постоянно донимали с неопределёнными притязаниями, но к счастью, я не на её месте.  И зачастую, чем по обыкновению заканчиваются наши встречи, рыжик стихает, сменяя гнев, ну, не на милость, но некое сожаление (в каком-то роде). Тяжело вздохнув, школьница поджимает губы, вытягивая их острой линией горечи. -В самом то деле, - более приглушено, словно разочаровано, говорит она, смотря совсем по-иному (я часто наблюдаю подобное выражение лица, но никак не могу определить, выделить конкретную эмоцию/чувство, которое за ним кроется), – что тебе от меня надо? Ты отталкиваешь помощь, отрицая саму возможность сотрудничества, при том ты постоянно щадишь меня, хоть мог уже столько раз убить. Что с тобой не так, Шегон? Чего ты добиваешься, что ты от меня хочешь?! Я делаю шаг вперёд, она отступает, идя спиной, ударяется о стеклянную дверцу автомата, аппарат раздражённо зудит: «Эй, там, полегче! У меня чуть все товары с полок не попадали, мелкие вандалы!» Всецело прислонившись к электронному шкафу-конфетомату, Вилл взирает на меня своими красивыми, карими глазами, что в порыве охватившего волнения широко раскрылись. Она останавливает меня на расстоянии вытянутой руки, уперев ладонь в грудь, но я продолжаю наступать, под натиском локоть сгибается, что позволяет мне приблизится. Вандом задействовала вторую руку, в попытках оттолкнуть девушка усиливает давление, но всё тщетно, я не отступлю, низа что не отпущу. Плевать что вокруг люди, плевать что все студенты на нас пялятся, мне абсолютно плевать на всё! -Я ничего не хочу от тебя, Вилл, я хочу тебя. Теперь она и вправду испугана, если по началу мой выпад застал её врасплох, заставив нервничать, то теперь рыжик испугалась по-настоящему. Прижимаясь к автомату со сладостями, будто пытаясь с ним слиться, девушка, опускает голову, скрывая в красноте коротких прядей предательский румянец, что так некстати окрасил щёки. Прислонившись лбом к челу, склонившись головой, тукнувшись носом в её носик, тянусь к губам, желая наконец опробовать на вкус поцелуй чародейки. Она вздрагивает от прикосновения, но не успел я и прижаться (не то что там совершить акт полноценного лобзания), как такие вожделенные уста, с нежным шёпотом тревоги, выраженном в дрожащей интонации, произнесли: «Мэтт…» Мэтт? Мэтт?! Мэтт! Постоянно этот Мэтт! Да что ты в нём нашла то!? Бесполезный, ни на что не годный, слабый, никчёмный человечишко! Меня мутит от одной мысли что я делю с ним одно тело! Досадливо скрипнув зубами, подался назад, оставив Вандом жаться к сквернословящему автомату, который бухтел как старый дед, в смущённом неведении дожидаться того, кто никогда не появится. -Вернись! А, опять ты… -Вернись к ней, ты должен… Нихера я не должен, тем более тебе, назойливый голос в моей голове! Хватит вещать из-за задворков разума, я не стану тебе подчинятся!

******

Со мной творится что-то неладное, не знаю, что, но определённо нечто неправильное. Я не понимаю, не знаю откуда берутся, мысли, переживания, которых быть недолжно. Меня мучат воспоминания, которые никогда не были моими, но от которых глубоко внутри всё аж заходится в конвульсиях. Я всё чаще задумываюсь о своём происхождении. С Тридартом и Эмбер всё просто, они вышли из земли, созданные из обломка вечной мерзлоты и лавы. Гор всегда был со мной, его присутствие столь естественно, будто это нечто само собой разумеющиеся, но… Но есть куча, бесчисленная кипа, разных «но» от которых мой разум буквально взрывается.  Кто я сам? Как давно я живу, сколько лет? Откуда у меня эти воспоминания, почему они терзают меня ночами (а порой и наяву)? Как это всё взаимосвязано с Вилл Вандом и друзьями этого паренька? Нериса говорила, что изначально у меня не было тела, так что она использовала Олсона в качестве сосуда, дабы я мог воплотится в телесной форме. Из-за подселения, мои собственные воспоминания полностью исчезли, потерялись в дебрях мыслей Мэтта, дескать, поэтому ничего кроме имени и не осталось. Только осознание себя как демона и больше ничего. -Чушь! Что? Кто здесь? В горном тоннеле пусто, но я отчётливо кого-то слышал. -Ведьма не скажет тебе правду, да ты ведь и так всё знаешь. Снова. Нигде никого, но голос отчётливо звучит, он звенит, резонирует, будто бы в самых ушах. Я оборачиваюсь, верчу головой, снова и снова, но не нахожу никого, кроме себя самого в пустом проёме пещеры. -Ты не туда смотришь. На мгновенье стало темно, а потом, чья-то рука отнимается от лица, и я вновь обрёл способность видеть. Предо мной стоял тот самый парнишка, о котором я недавно вспоминал. Меня раздражает его надменный взгляд, так глядит человек, созерцающий бессмысленные трепыхания глупца, который снова и снова совершая одну и ту же ошибку, не производит никаких выводов. Вокруг, в шахматном порядке, тесными рядами, словно ряды зеркал в лабиринте парка аттракционов, возвышаясь до самых облаков, серебрились зеркала, а на их гладкой поверхности отражались эпизоды событий, воспоминаний, принадлежащих не пойми кому. Если ориентироваться на окружение, по сменяющимся кадрам немого кино, то главным персонажем сих действий является Мэтт Олсон. Вот он вместе со своим товарищем Найджелом, а там с остальными парнями по бенду. Вместе с родителями, идёт куда-то по улице. Со своей любимой Вилл… Но если в каждом зеркале вправду мальчишка, то почему его лицо замазано, зачёркнуто, будто стёрто, словно его вырезали, оставив затёртую, зияющую, пустоту? -Припоминаешь? -О чём ты? -Надо же, я такой упёртый, оказывается… Да что он несёт, что за ахинея здесь происходит!? Что это за место, пограничное измерение сознания? Это значит, что предо мой сейчас затравленная, изгнанная на задворки разума, личность хозяина тела, пытающиеся вырваться на свободу? К чертям всё это! Я не дам парню одержать верх, ему отсюда не выбраться, никогда! Раскинув крыльями, задев несколько близь стоящих зеркал, разбил застывшие кадры памяти, что в дребезги разлетевшись, принялись витать осколками в туманном пространстве. -Бей, не бей, всё бесполезно, тебе не изменить сути вещей. Он прячется за зеркалами, и только я разберусь с одним, разбив прямым попаданием луча, как парень растворяется, будто призрак, показываясь уже из-за другого экрана. Прячется, смеётся, скрываясь за серебряными полотнами, в которых нескончаемой лентой проигрывается спектакль жизни. Сверкающие осколки смешиваются с клубистыми облаками, поблёскивая асимметричными зарницами, но сколько я их не разбиваю, конца края им так и нет. -Почему ты зациклен на Вилл? Внезапный вопрос застаёт врасплох, и я даже не сразу испускаю залп, на пару секунд застыв в нерешительности, после чего всё же ударив по зеркалу, разбиваю очередное воспоминание. -Её ненависть… - но оппонент перебивает, не дав мне даже и в мыслях сформулировать ответ – Ложь! -Почему ты жаждешь силы? – снова спрашивает подросток, уже в открытую идя на меня, отбросив все ужимки, прекратив беготню. «Она всегда была у меня!» – но Мэтт снова мне возражает: - «Лож!» Что?! Как это понимать? Придя в ярость я запускаю в парня концентрированный луч зелени, настолько плотный, что его фигуру полностью сметает. С чувством выполненного долга подпираю бока, наблюдая, как сквозь дымку, вырисовываясь настойчивой тенью, возникает его силуэт. Не может быть, он не мог устоять, не мог, и всё же, пацан продолжает идти, без всяких видимых повреждений. -Ты не можешь избавится от меня, Шегон, потому что я это ты. – говорит он на ходу; проведя ладонью перед лицом, на мгновенье черты подростка скрывает за веером пальцев, а потом, вместо постывшей физиономии на меня смотрит моё собственное лицо-маска – Я Мэтт Олсон, и я же Шегон из Рыцарей Погибели. -Нет… - кажется, мой голос прозвучал надломлено, меня потрясло до глубины души – Ты не можешь быть мной, я это я! -В самом деле? – с лукавой хитрецой вопрошает брюнет - Что ж, тогда взгляни на себя! Парень приближается, как-то неестественно быстро сократив дистанцию, оказался под самым носом. Резко выбросив перед собой руку, обхватил мою маску, я даже не успел среагировать, рывок, и моё лицо у него в ладони, сверкает золотым профилем. Я тянусь за своей частью, пытаясь вернуть отнятое, но Мэтт исчезает, растворяется, превращаясь в смеющиеся облако, смешавшись с прочими клубнями облаков, тает в пелене тумана и осколков зеркал. Из каждого обломка зеркал, которых, на меня смотрит знакомое лицо… Лицо? Ах, конечно, у меня есть лицо, ведь я человек… Я Мэтт Олсон, шестнадцатилетний подросток, и я же Шегон из Рыцарей Погибели. Придя в себя, возвращаясь в реальность, сидя, прислонившись к холодному и сырому скату пещеры, вспоминая о том, что успел натворит за последние месяцы, я претерпевал укоры совести. Чувство вины душило колючей проволокой, впиваясь в горло, в глотке першит, чёрт, а я даже всплакнуть не могу, только посопеть в унынии! Лицо сковывает проклятущая маска, её не снять, никак не отодрать, сколько не пытаюсь! Скребя ногтями по коже, сдирая до мяса, всё царапаю, без толку обдирая шею и под подбородком. Бесполезно. Пальцы в крови, под ногти набился багрянец, на коже неприятное чувство тепла, кровь из царапин сочится наружу… Как мне теперь с этим жить, как? Такому как мне сейчас… Что вообще делать то? Одно уж совершенно ясно - прислуживать её мразейшеству я больше не намерен. Пускай найдёт себе кого другого в услужение! Нужно найти Хаглза, не знаю куда мы пойдём, лишь бы подальше отсюда и по скорее, желательно. Не важно, вселенная огромна, с бесчисленным множеством галактик и миров, есть же какой-то, где мы сможем жит и так, верно?

******

Мне бы хотелось увидится с ней в последний раз. После всего содеянного, после всех дел, что я натворил, мне духу не хватит выдавить «прости». Да я и не заслуживаю прощения. Пусть всё остаётся как есть, пусть думает, что Мэтт погиб, так лучше, так правильно. В конце концов, я ведь и вправду убил его, убил собственную человечность, ради мимолётной власти, дурмана могущества. Я желал крылья, чтоб летать с ней в небе, рассекая пушистые облака. Я желал силы, чтоб на ровне с любимой бороться с врагами. А что в итоге? Я сам стал тем злом, с которым ей пришлось сражаться. Так легко потеряв себя в тёмной магии, забывшись в колдовстве проклятой ведьмы, обезумел, придавшись упоительному ощущению вседозволенности, волшебной возможности, быть кем-то другим. Кем-то более раскованным и диким, необузданным смутьяном, чьё неистовство сеет вокруг лишь хаос и разруху. Теперь, у меня есть крылья, но они для побега, для того, чтоб убраться прочь из её жизни. Теперь, у меня есть сила, но это магия сгодится лишь для выживания, для того чтоб обжиться на новом месте, где бы это место не находилось. Как иронично, у меня есть всё чего я когда-либо хотел, всё, кроме одного, Вилл… Такой я ей не нужен, такой я её не достоин. Но чёрт возьми, хоть в последний раз, всего одним глазком, взглянуть мимолётно, и тут же исчезнуть. -Нет, Хаглз, жди здесь. Вервольфообразная шиншилла отказывается сидеть на месте, желая идти со мной. Сколько не талдычь, постоянно плетётся следом, только я шаг, и он тут же подскакивает, вот неслух! Ух, нет, если Вилл нас, не дай бог, заметит (а два таких колоритных шкафа и по-отдельности то сложно не приметить) то решит, что это внеплановое нападение, и непременно вызовет всех стражниц, а оно мне нафиг не надо. Ладно, пусть сидит в проулке, главное, что наверх за мной не полез, уже хорошо. Взлетев на уровень необходимого этажа, опустился на решетчатую площадку пожарной лестницы. Прислонившись к стеклу, стал вглядываться через окно, я рассчитывал на что угодно, но уж совершенно точно, к подобному раскладу я был определённо не готов: Вандом как раз переодевалась, держа свитер за край, растянув над бюстгальтером, застыла, с удивлённым видом уставившись на меня. Быстро потянув вниз, полностью одевши, побежала к окну, с весьма воинственным видом. В растерянности я шагнул назад, рыжеволосая раскрыла створки окна на распашку, разбрасывая молнии негодования круг себя, и я оступился (стыдно сказать) прецепившись через собственный хвост, покатился с лестницы. Ступенька, ступенька, ступенька, чёртова куча ступенек, пролёт, следующий этаж, перекатился по площадке, опять грохнулся, перила, ещё перила. Затормозил спиной о балясины, поднялся, тут же отпрянув в бок от обрушившегося сверху разряда молнии. Лазурный сполох лишил зрения на мгновенье, перевесившись через трубу, кувыркнулся назад, перемахнув через перила, шлёпнулся на асфальт. Ангидрить твою селитру, поотбивал себе всё что только можно и нельзя. Опять с меня перья посыпались; за время бытия Шегоном, с меня столько раз пух выбивали, что, наверно, в пору осчастливить какую-нить подушечную фабрику. -Что, явился за добавкой!? – опускаясь в голубом тумане молний, звеня негодованием, произносит стражница – Видимо, тебе нравится быть избитым, иначе бы не нарывался постоянно! Да, наверно всё-таки нравилось, есть во мне некая Шегонская мазохистинка, которая тащилась от боли в любом виде, лишь бы она исходила от Вилл. Но сейчас речь не о том. -Прости, я не собирался тебя пугать. – отряхиваясь, подымаюсь на ноги, жестом останавливая Хаглза, чтоб не вмешивался. Электрическая мисс удивлённо моргает, недоумевающе смотря на парочку монстровых чудиков. Лохматик тыкается мощной головой под локоть, и мне приходится его гладить, от удовольствия вервольф урчит, прикрывая глаза, отвлёкшись от питомца, возвращаюсь к сути визита: «Я, собственно, попрощаться хотел. Так что больше ни меня, ни вот эту зубастую морду, ты не увидишь.» Вилл настолько удивилась, что даже бравада колючего одеяния из молний исчезла, затухая как по щелчку пальцев. Гнев утихает, уступая место чему-то иному, более смирному, понимающему, что ли? -Ты решил уйти из рыцарей? – вопрошает рыжеволосая, серьёзно глядя. -Да, мне наскучили поручения старой карги, не хочу больше быть демоном на побегушках. – надеюсь, звучало вполне по Шегоновски, а то я уже не уверен, что попадаю в образ. -Вот как, рада за вас. – сказала та и улыбнулась. Мне спёрло дыхание. Это была та самая Вилл, по которой я скучал, та Вилл, которую я не видел несколько месяцев, та Вилл, что улыбается искренней, лучезарной, улыбкой, от которой в душе расцветают сады буйных трав, благоухая нетленными цветами. Спокойно, спокойно, не подавать виду, соберись, ты холоден как айсберг, ты кремень, и тебе на всё плевать! -За сим всё, прощай, стражница. Я открыл портал, чёрт его знает куда он ведёт, главное, чтоб подальше от чар Нерисы и блестящих карих глаз. Хаглз ступил в лазурный коловорот, и его угловатая фигура исчезла в кутерьме искр, я шагнул следом, занеся ногу, краем уха услышав её слова: «Только уж совсем надолго не пропадай, а то ведь родители переживать будут.», - я обернулся, успев узреть лицо, взгляд. Портал схлопнулся прямо у меня перед носом, но я видел, я видел… То как она смотрела, как если бы я… О, так ты знала, знала ещё до того, как смог понять я сам? Как давно, с каких пор? А-а-а-а, «прыжок веры», да? Хитрая рыжая бестия, ты породила во мне сомнения, похоже, я всё-таки не смогу от тебя отказаться. Нет, определённо не смогу, судя по саднящему чувству, ох, меня уже ломает, не знаю, на сколько меня хватит, но до тех пор, постараюсь держатся. Хаглз остановился, обернувшись через плечо, недовольно фыркнув, поторапливая меня шевелить булками. Да-да, иду. Вокруг целый новый мир, но меня упорно тянет в старый, я жажду совсем иных красот, мне хочется, чего-то более материального. Ощутимого, того, что легко сжать в руках, что помещается в объятьях, того самого, от которого срывает крышу, а сердце выпрыгивает наружу. Я хочу Вилл, хочу прямо сейчас, чувство голода гложет изнутри, скребётся, нашёптывая самые несусветные сумасбродства. Я думал, что больше не Шегон, но похоже, этого чёрта так легко в коробку не запрёшь!  А впрочем, разве от себя убежишь? Я монстр и с этим придётся смирится. Я чудовище, и я люблю тебя, Вилл.