Белая косынка

Предположим на пару строк, что некий ясновидящий, который в своей жизни не прознёс ни единого лживого слова, сообщил нашему неуловимому солдату удачи, что тот уже дважды в своей жизни пересёкся тропинками с девушкой по имени Тая Аллит. Задумавшись из уважения на пару-тройку секунд, юноша бы с очаровательной улыбкой непонимания поинтересовался, кто это. Однако если бы за этими словами старец добавил, что Тая - фармацевт в белой косынке, парень, в затруднительном жесте почесав затылок, также бы остался в почтительном недоумении, ибо мало ли он повидал в своей жизни врачей - почти все́ носят эти белоснежные спасительные платки. Хотя, действительно, искреннее неведение Оби не было бы всеобъемлющим, ибо где-то в арьергарде мыслей уже возникло бы особенное воспоминание, связанное с деревней Халмко. И как раз потому, что парень им своего рода дорожил, то побаивался смело ставить его на первые позиции - разочаровываться не хотелось очень. А вдруг это снова не про ту самую девочку в косынке? Пожалуй, она запомнилась наёмнику лучше, чем он от себя ожидал. Ясновидящий бы устало вздохнул, бросил на прощание всем, кто долго думает, слово "костёр" и растворился, загадочно поглаживая окладистую седую бороду. И всё встало бы на места в мысленном домике Оби, где полка, покрытая белым платком и протираемая с завидной регулярностью, наконец обрела бы хозяйку. Знакомый запах костра яркой искоркой промчался бы вдоль жизненной тропы наёмника и задержался бы на трёх воспоминаниях: о ножевом ранении в лесу, где он в одиночку латал раны, сидя у огня; о деревне Халмко, где костром веяло от белого халата; и, наконец, о маленьком портовом городе Миртен, где тоненькая белая нитка двух непохожих судеб снова имела счастье переплестись.

***

Осенью в северных приморских городах, отапливаемых торфом и сырыми дровами, властвует пасмурное серое небо. Поселенцы дышат унылым воздухом и носят смешные шерстяные шапки. Чаще ходят друг к другу в гости - сидят там целыми вечерами и пьют горячий чай, обстоятельно обсуждая житейские проблемы в лице нехватки дров и непослушных детей. Управив свои тёмные дела, в сумерках осеннего мороза наёмник не торопился, держа в памяти ранний час отплытия. Молодой человек не без причин старался укрыться от посторонних глаз и потому ловко шмыгал по окраинам городка - скорее, просто чтобы согреться и не продрогнуть от безрадостной, наглухо закутавшей городок атмосферы холодной серости. Дома́ здесь были большей частью каменные, не первого десятка лет - и наверняка повидали Северную войну. Узковатые и длинные улицы, вымощенные сглаженным булыжником, с апатичной покорностью продувались солёным морским ветром и принимали наёмника без особенной охоты, с дежурной улыбкой единственного во всём городе уличного фонаря, где уже давно никто не зажигал огня. Гладкий дорожный камень, приближая дома к морю, резко обрывался метров за сорок от воды и уступал место песку, смешанному с землёй - холодному, притоптанному следами тонких колёс, мешков, сапог и пяток. Чем ближе к волнам, тем сильнее желание уплыть отсюда поскорее, сбросив за борт в бухте все меланхоличные мысли, успевшие возникнуть всего за полтора дня, проведённые здесь, в Миртене. Остановившись рядом с мягкой ночной водой, не увиливая от тихого ветра, наёмник тяжело вдохнул солёный морской воздух и не сразу удивился, уловив в нём знакомый запах костра. Огляделся. Шёл первый час ночи. Шагах в двадцати от ветхого, покрытого скользским налётом чёрных водорослей причала равнодушно мерцал огонь, освещая чью-то щуплую фигуру на пеньке рядом с костром. Тень человека вытянуто проваливалась в стене крошечной деревянной лачуги - скромной и поникшей к востоку. Оби осторожно прошёл шагов семь и остановился, из-под бровей наблюдая за танцем огненных теней на крыше и потемневших брёвнах. Фигурка у костра сгорбилась, и это движение перетянуло на себя взгляд наёмника. "Мальчишка... Лет восемь-десять, - по излюбленной привычке прикинул глазами юноша и невольно посочувстовал ребёнку. - Жить в этом унылом городе, да ещё и на отшибе..." Вытоптанная земля перешла в гальку, на которой перед припозднившимся миртеновцемнеровно были выложены в кострище тяжёлые закоптившиеся камни. Потрескивали полусырые полешки и еловые шишки, и свет мягко освещал вытянутое взрослое лицо мальчика, сидевшего рядом на холодном пне. Ребёнку, действительно, навскидку было лет девять. Он то и дело поправлял в огне дрова, хотя те в этом не нуждались. В выражении глаз читалась полная отстранённость, лицо застыло, и только правая нога не переставая дёргалась с носка. Мальчик этого не замечал. Он о чём-то думал и напряжённо смотрел сквозь землю. Наёмник немного постоял, оценивая риски. Мало ли... Но всё-таки незаметно приблизился к костру, вынимая ладони из тёплых карманов. Начал внезапно, стоя у ребёнка за спиной: - На море штиль, хорошо, - как бы невзначай заметил он, расслабленно скрещивая руки на груди. Оби, конечно, рассчитывал на эффект неожиданности, но тот не сработал: мальчишка продолжить нервно отбивать ногой ритм болезненной задумчивости и поправил в костре дрова. Наёмник оглянулся на свет в окошке дома. Ещё не спят. - Родители, что ли, выгнали? - и нарочито громко усмехнулся своей ложной догадке. - Нет, - ответил ребёнок, ковыряясь в костре. - Я сам вышел, - добавил он негромко. Подкинул в огонь несколько хворостинок. Оби невербально почувствовал в мальчугане сдерживаемый дух бунтарства и, приняв вид умудрённого опытом старшего товарища, мгновенно опустился рядом на корточки. Мальчик перестал дёргать коленкой и странно посмотрел на непрошеного гостя. - Что случилось? - подперев щёку кулаком, наёмник с шуточной серьёзностью приготовился давать советы подрастающему поколению. Собеседник молчал, глядя с недоверчивым спокойствием на незнакомца в смешной бараньей шапке. Оби специально приобрёл такую ещё вчера, чтоб не выделяться среди населения городка. Они взаимно помолчали несколько секунд, вслушиваясь в перекаты прибрежных волн и далёкий крик чайки. Наконец, нога мальчика снова нервно задёргалась и он отвернулся. - Меня не выгнали, я сам ушёл, - упрямо повторил он, потянувшись к костру с палкой. Оби подумал с пару секунд, псевдотяжело вздохнул, поднялся с корточек и понимающе растормошил мальчишке волосы - короткие и жёсткие, как у него самого. Тот схватился за голову и обеспокоенно обернулся, когда незнакомец бесшумным шагом направился к лачуге, из трубы которой плавно и грустно струился еле заметный дымок, растворяясь в потухшем осеннем небе. Наёмник неслышно приблизился к окну и стал сбоку. Сквозь грязное стекло мерно лился приглушённый свет от старого железного подсвечника. На долю тусклой и тёплой комнаты выпала тяжкая участь принять уход из жизни единственного в семье ребёнка. Мальчик лежал, укрытый выцветшим покрывалом. Оби видел его лицо - беловатое и вспотевшее. Наверное, мама - старая женщина лет сорока, прижалась к кровати ребёнка, словно старалась удержать его на земле всеми силами своих прозрачных рук. Сгорбившийся мужчина, стоя за женой, внимательно слушал склонившегося над мальчиком доктора, и его сжатые от напряжения кулаки лишь немного не доставали до белизны врачебной косынки. Сквозь наёмника тихо шагнуло дежа-вю: он вдруг почувствовал себя умирающим мальчиком и его мамой и папой одновременно. Ему не было больно, не было жалко... Ему было страшно оказаться на их месте. Не хотелось умирать вот так, не увидев жизни, и не хотелось терять близких. Поэтому у него никогда не будет друзей и семьи, и он будет бороться за жизнь до конца. Юноша не раз думал, получится ли у него сохранить такой настрой до своей, возможно, недалёкой смерти? Ведь если вспомнить, как пару лет назад он паниковал в горячке и думал, что умирает... Тогда рядом оказалась косынка... Возможно, именно она не дала тогда юноше со страху помереть или сойти с катушек... Оби внимательно следил за врачом, за его движениями, но тот всё никак не оборачивался. - Меня не выгнали. - Наёмник вздрогнул и обернулся. За спиной стоял мальчишка и по-взрослому осмысленно, злясь на судьбу, смотрел на дым из трубы. "Как это он так подкрался?.." - удивился Оби и в тут же поправил себя. - "Нет, как это я не услышал?.." Поднялся тихий ветер и принёс запах костра. - Я сам вышел... - добавил мальчуган, вбиваясь носком в землю. - Мне кажется, я там лишний. Юноша кинул быстрый взгляд в окно и всем корпусом развернулся к юному миртеновцу. - Твой брат? Мальчик посмотрел на него, как на дурака последнего. - Нет, иначе я был бы сейчас там же. Оби покачал головой, прощая детскую однобокость мышления. - Всякое бывает, знаешь. Ребёнок не знал. У него сейчас за стеной из толстых сырых брёвен умирал лучший друг, а он ничем не мог ему помочь - и это приводило в отчаяние. А детское отчаяние бывает гораздо глубже, чем у взрослых, потому что основано исключительно на чувстве. Да и надеяться на то, что мальчик скоро всё забудет, не приходилось - не таким он показался с самых первых своих слов. Оби просидел с ним у костра до самого утра. За эти несколько холодных часов, проведённых в тишине, слов наберётся меньше десятка. Мальчишка стучал ногой по земле и ворочал дрова обгоревшей палкой. Оби смотрел на тёмные волны и думал о жизни - о её непрочности и порою жестокости. Около пяти часов утра наёмник отплыл из Миртена, уперевшись взглядом из-под тяжёлых век в ветхий дом на отшибе. Солнце на востоке с неохотой прорывалось сквозь сероватую морскую толщу и с выжиданием глядело на побережье городка, где его каждое утро с улыбкой встречает курносый мальчик. Теперь, у потухшего костра, на его месте сидела девушка в белой косынке и с горькой стыдливостью прятала глаза от просыпающихся солнечных лучей. У каждого врача своё кладбище.