Конечно, Хан Юджину звонил не Михе. В принципе, звонящий был даже не знаком с ним.
Это был владелец тех ящиков, забронированных группой Михе. И, так как зачистка провалилась, спустя два месяца, — когда подземелье обновилось, и владелец соответствующей территории вновь продал право на зачистку — хозяин склада решил раздать остатки умерших. Телефоны в подземелье не работали и, как следствие, оставались снаружи, поэтому всегда связывались с близкими погибших именно через них.
У Михе было много знакомых, но близких людей — тех, чьи номера можно было поставить на экстренный звонок — было двое: Премьер-министр Кореи Кван Сумин, его отец, и, собственно, он, Хан Юджин.
Просто Юджин, видимо, был чуть более особенным человеком для Михе, раз даже номер его телефона стоял у Квана на быстром наборе. А возможно, звонящий даже не удосужился выбрать из этих двух контактов и нажал на его имя. Или, может, тот просто увидел так и непрочитанное сообщение Хана с извинениями?
Было слишком много вариантов того, почему именно Юджину дали возможность ощутить вмиг вознесшуюся надежду. Надежду, что собственный навык просто ошибся. Такую яркую и живую, как луч света, пробившийся сквозь мрачные занавеси и осветивший его грязную голову.
Владелец ящиков не стал говорить пустые слова утешения. У него и так подобных звонков было ещё с десяток штук. Каждый раз говорить даже краткое «сочувствую» было слишком выматывающим, и слова со временем зазвучали бы безэмоционально и как-то издевательски. Поэтому Юджин так и не услышал ни слова поддержки. Только два сухих факта: время и место передачи вещей погибшего.
Хан Юджин смутно осознавал сказанное. Его мозг все ещё не мог принять такое падение с небес: навыки не ошибаются. И самообман вновь ударил его по лицу. Луч света больше не мерцал на коже: солнце вернулось за облака.
Трубку бросили, оставив Юджина одного с телефоном в беспорядочной куче одежды.
Руки непроизвольно ослабли, и мобильник пропал под грязным бельём, будто его оттуда и не доставали. А глаза бессмысленно смотрели куда-то вдаль. Дёгтевые мысли снова залили его голову, и медленно стекали по глотке в желудок.
Хотя это было сложно назвать мыслями. Скорее осколки воспоминаний за прошедшие два месяца приносило ежистым песочком вместе с волнами каких-то чувств, которые ещё сложно было ощутить. И только битая галька из памяти царапала кожу, привлекая затопленное внимание.
Невыразительная речь звонящего перекликалась чем-то с бесшумными речами людей. В больнице безликий силуэт много говорил, хотя его бубнёж так и не запомнился Юджину. Но вот сейчас, когда отхлынувшая на два месяца вода вновь прибывала, эти слова вдруг стали различимы.
Безликий манекен обещал, что после принятия новых таблеток ему будет легче.
Было ли глупо верить словам того, чье лицо даже не запомнилось? Юджин же даже не знал, что за препарат ему подсунули вместо его привычных обезболивающих.
А было ли право у Хан Юджина проявлять недоверие?
Ни тот, ни другой вопрос не имел ответа. Принимать новое лекарство было риском. Таким же риском, как и не принимать их.
Два равнозначных решения.
Но если выбор между «делать» и «не делать», тогда, конечно же, лучше второй вариант. Он затрачивал куда меньше сил, меньше рисков и давал бóльшую гарантию желаемого результата. Желаемого, но все ещё пугающего.
Однако Хан Юджину надо было забрать телефон. Он давно не ощущал чего-то столь яркого, как потребность вернуть вещи Михе. Эта прихоть пришла раньше, чем страх. И пока его вновь не затопило, ему надо было что-то сделать.
Тело мешало. Оно казалось таким тяжелым словно в него влили жидкий металл, и теперь оно висело застывшим куском железа.
Хан Юджина медленно, через силу моргнул, и взгляд вдруг сфокусировался на безвольных руках. Из приоткрытого рта послышалось робкое сомнение:
— Правда ли эти таблетки… помогут мне?
Юджин бездумно прочертил пустым взглядом до упаковки лекарства, а следом двинул здоровой ногой. Встать даже на колени было сложно, потому он лишь неловко подполз к прикроватной тумбочке. Руки вцепились в край столешницы, и Хан, которому потребовался перерыв, свесил голову между рук. Крашенное покрытие тумбы холодило прислоненный лоб.
Слова начали доходить. Смысл слов начал выплывать на поверхность. И его дыхание принялось биться по стенке тумбы. Часто-часто.
Сложно было сказать, откуда в мире взялась такая одержимость материальным наследием. В начале их века, ещё до того, как появились подземелья и сменилась эпоха, был пласт людей, которые не желали оставлять после себя какие-то бессмысленные вещи или забирать их с собой в гробы. Свои пожитки они обычно завещали родственникам или раздавали нуждающимся, тела же кремировали и хоронили в урнах. Даже Хан Юджин так погрёб своих родителей. Это было нормой.
Однако с изменением эпохи, что было логично, изменились и порядки.
Людей, погибших вне подземелий, просто сбрасывали в общие могилы. И даже спустя 7 лет с начала этой эры тела так и не трогали, оставив их разлагаться где-то в отдалении от «цивилизации». Новых мертвецов хоронили только за баснословные суммы: «ситуация в мире слишком сложна» — звучало из уст властимущих, которые отказывали в выделении территорий для такого числа тел. А родственникам не предоставляли ничего, кроме официальных речей. И мысль, что человек после смерти остался на родной планете, — пусть и не захороненный должным образом — становилась утешением.
С теми, кто погиб в подземельях, всё было еще хуже: от них не оставалось даже тел.
На самом деле, люди потихоньку учились использовать новые, пришедшие к ним возможности. Если раньше остро стояла проблема утилизации мусора, то теперь роль свалок выполняли данжи. Это было очень удобно и экологично: после уничтожения угрозы прорыва в некоторые подземелья просто закидывали весь хлам, накопившийся поблизости от врат, а после, с их обновлением, всё исчезало. Без остатка или вредных выбросов.
Поэтому и тела погибших просто оставались там. Словно забытые в мусорке.
Из-за такого расклада — когда от дорогих людей не сохранялось даже пыли — вещи, спрятанные в ящики перед зачисткой, ценились, как последнее напоминание об этих людях, об этих героях, положивших свои жизни ради попытки защитить Землю.
В Корее на алтаре в случае, когда фотографий погибшего не было, в рамку вставлялись вырезки из документов, полученных из этих ящиков, рядом с миской риса и палочками благовония клали телефон и всякую мелочь, которыми дорожил охотник. Конечно же эти вещи было просто необходимо держать рядом с алтарем, раз даже с собой на зачистку человек брал их.
Поэтому содержимое ящиков важно было вернуть и не позволить их отправить на утилизацию в иное подземелье. Иначе нечего будет класть на алтарь.
Хан Юджин еще раз сделал глубокий вдох и прикусил щеку.
Вещи Михе. Он мог их забрать. Оставить кусочек себе.
Ведь ему можно, да? Ему же можно было хотя бы это?
На пол упала капля. И учащенное, истеричное дыхание заполнило все тухлое пространство жизнью. Лоб, прислоненный к стенке тумбочки, проскользил ниже. Сожмуренные глаза, сдвинутые брови и складки кожи — все разгладилось, и на спрятанном в ловушке рук лице теперь четко виднелись боль и желание. Желание сделать хоть что-то.
С сомнением и в большей мере одержимостью, блестящей в уголках померкших глаз, Хан Юджин, приподняв повисшую голову, протянул руку к упаковке таблеток. Те лежали на самом краю, опасливо выглядывая сбоку, словно смотря в пропасть. Слабые пальцы, ходящие ходуном, неаккуратно коснулись коробки, и лекарство, сдвинувшись ещё на несколько сантиметров, с тихим шумом и шорохом упало на пол.
Хан Юджин перевел дух, проглатывая вспыхнувшие обиду и беспомощность.
Как же это было несправедливо! Он с таким трудом дополз до этих таблеток, преодолел накатившуюся истерику, чтобы просто коснуться пачки. А она, словно не желая ему помочь, просто упала, шлёпнувшись дальше от него.
Хан Юджин прислонился плечом к тумбочке, переводя дыхание и сглатывая взбурливший гнев, и, прочертив со злостью отросшими ногтями по полу, подтянул к себе ноги в новой попытке добраться до единственного шанса.
Благо, со второго раза упаковка таблеток оказалась в его руках.
На ней было крупно выделялось название «Woowhang Chungsimwon». В Корее раньше такое название носила обычная пищевая добавка успокоительного вида, однако теперь на упаковке красовалось ещё несколько надписей: СИОЗС, — селективный ингибитор обратного захвата серотонина — тип лекарства, и — в самом углу красивым шрифтом напечатанное название компании — Ханьшин.
После того, как лишь одна из пяти известных гильдий с S-рангами осталась, она начала занимать единственное привилегированное положение. А после победы и над Ассоциацией охотников, ей не было равных среди гильдий в Азии. Эта гильдия могла смело претендовать на 20-ку самых сильных мира, однако до первого места ей всё равно было далеко.
Это, безусловно, была Хаён.
Но что случилось с другими гильдиями S-ранга? Куда подевались их главы?
Лидер Сесён взаправду пропал. Спустя два года после роспуска Сесён Сун Хендже объявили погибшим в подземелье, и все вскоре про него забыли.
Мун Хёна, не выдержав общественного давления из-за её прошлого, сбежала из Кореи. Гильдию она с собой не прихватила, и Брейкер исчезла после побега капитана с корабля.
МКС распалась из-за внутренних перипетий. Инвесторам, которых не устраивал поставленный во главу Чой Соквон с его неукротимым бараньим характером, нужна была послушная кукла, и Соквон для этого не подходил, поэтому и гильдия начала терпеть убытки. В первую очередь пострадала система подчинения: в конфликт вступали приказы главы гильдии и ее инвесторов. Дальше пострадала стабильность в зачистках, ведь инвесторы больше не покупали достаточное количество подземелий и снаряжения для содержания целой гильдии. А после и вовсе все деньги утекли. С перекрытым доступом к ресурсам, охотники, жившие своим промыслом, уходили в другие места, поэтому вскоре гильдия заглохла и закрылась. Чой Соквон же сбежал за границу, скрыв свои следы подобно Мун Хёне.
Ханьшин на фоне своего собрата по несчастью, — их объединяли проблемы с инвесторами — отделалась малым: она потеряла статус гильдии S-ранга, но вместо этого вернулась к своим лидерским позициям в прежней стезе. До появления подземелий семья главы Ханьшин, Пак Минъю, была известна, как одна из сильнейших в фармакологии и медицине. После появления данжей, когда Минъю обнаружил свои выдающиеся способности и ранг, он быстро переквалифицировался в охотника, сместив приоритет в это направление. Естественно, старейшины семьи были в ужасе: многолетняя история медицины и фармакологии рушилась в руках «юнца».
В семье пошёл раскол. Ещё бóльшие опасения вызывало и другое: освободив лидерские позиции в той нише, они допустили появления серьёзного противника, и теперь огромное множество больниц принадлежало другой семье.
Старейшины поставили Пак Минъю условие, при котором гильдия продолжила бы свое существование: он должен был вернуть лидерство фамилии Пак в медицине.
Благо, Минъю был куда менее строптивым по сравнению с главой гильдии МКС и не стал вступать в бессмысленные схватки с собственными корнями, питающими его дерево. Так Пак Минъю женился на наследнице соперников. Из-за новых приоритетов гильдия хоть и не была распущена, по силе больше не могла похвастаться былым величием.
Вот так на арене и осталась лидировать лишь гильдия Хаён, пусть позиции её ещё не были достаточно крепки.
Хан Юджин не особо лез в истории глав бывшей пятёрки. Он больше не хотел быть связан никак ни с охотниками, ни с гильдиями. Пусть даже косвенно.
И как же иронично, что он сейчас держал в руках антидепрессанты компании Ханьшин. Будь у него силы, он бы засмеялся в голос от этого нелепого совпадения. Или же это была преднамеренная издёвка того незнакомца, что подсунул ему эту дрянь?
На коробке появилась вмятина. И Юджин, заслышав звук, пригвоздил взгляд к пачке, несколько мгновений рассматривая неприятное глазу название компании.
Но у него же не было вариантов, да? В таком состоянии он не был способен забрать вещи Михе, а допустить их утилизации он не мог.
Выбор не был сложным, но он заставлял его в который раз отказаться от своих слов, наступить на свои желания, и потому вызывал лишь отвращение.
Однако решение уже было принято.
Поэтому, пересилив растущее головокружение, он достал и с трудом проглотил лекарство. Конечно же, на сухое, раздраженное недавним кашлем горло пить таблетки в плёнке было трудно, но протолкнуть что-то в глотку — нет. Это то, как питался Юджин последние несколько месяцев, поэтому ему уже не надо было привыкать.
Чувство тошноты, карой настигнувшее его через десяток минут сидения на полу, тоже было знакомым, хотя сейчас оно и казалось чем-то странным, ведь он ничего не ел. Хан Юджин лишь скрутился, успокаивающее давя на взбунтовавшийся, протестующий желудок, проглотил кислый ком и заполз обратно в кровать спать дальше.
***
Таблетки хорошо действовали. Первые несколько доз сморили Хан Юджина на несколько суток, но после он проснулся с чистой головой. Память, что было ожидаемо, тоже начала потихоньку возвращаться в норму, и теперь воспоминания больше не походили на немое кино или непонятное месиво из мрачных пятен и тухлых запахов.
На самом деле, лучше бы эти воспоминание так и остались чем-то размытым. Так хотя бы у наблюдателей было бы больше времени собраться с духом. И за неимением возможности оторваться, они негласно сошлись в решении просто молчать, не тратя больше сил на разговоры или ещё какие-либо бессмысленные догадки, которые, по итогу, не спасли бы ни их, ни самого Хан Юджина.
В конце концов, они уж точно не были похожи на принимаемые Ханом антидепрессанты.
Юджин принимал их всего несколько дней, заменяя ими некоторые приемы пищи, и уже был виден резкий контраст. Словно, вынырнув из омута, он получил дозволение открыть глаза и увидеть, в какой вонючей свалке он себя хоронил. Насколько мрачна была квартира, насколько сильный был беспорядок как в комнате, так и в его внешнем виде, и как противно он себя ощущал в этом теле — он вновь это всё вспомнил.
Но были и хорошие последствия: он мог нормально двигаться. Ему больше не казалось, что вместе с рукой он должен был поднять многотонную железную конструкцию, его не тошнило от пары шагов, и когда он вставал с кровати, в голове не гудело так, словно на нее давили со всех сторон.
Он чувствовал себя странно и непривычно, словно та чёрная плёнка, которая раньше скрывала все эти недостатки, исчезла, уступив место нервозности. Ему было тревожно, и он начинал раскусывать себе щеки до тех пор, пока не обнаруживал, что ему снова нужно сплюнуть кровь. И, проходя в ванную, он опасливо глядел на заполняющуюся водой раковину, поджимая губы и не желая слушать это странное, словно манящее и от того пробивающее на холодный пот журчание.
В последующие пару дней, когда он пил не по несколько таблеток за раз, а по одной — Хан Юджин наконец добрался до инструкции, где и прочитал про общую дозировку — его больше не вырубало на несколько суток. И теперь он просто чувствовал себя не в своей тарелке. Как будто его иголками щекотали, угрожающе направляя острием в вены по всему телу, а он их не мог убрать. И не было ни момента без этой дрожи, спрятанной где-то в сердце.
Хотелось прекратить пичкать себя этой дрянью, но маячащая цель не позволяла выбросить упаковку таблеток в мусорку. Юджин вновь запивал их водой.
Благо, до назначенной встречи оставалось совсем немного, и после Хан мог себе позволить больше не страдать от побочных эффектов таблеток.
Сама передача телефона как-то не запомнилась. Может, это было следствием уменьшенной дозы, чтобы во время поездки не чувствовать ту невыносимую тревогу, копошащуюся в легких. Но факт оставался фактом: Хан Юджин пришел с телефоном домой.
Конечно же, за два месяца телефон разрядился. И даже если владелец ящиков и подключил провод питания, чтобы сделать звонок, мобильный пришел в руки Хана выключенным.
Хан Юджин правда не понимал, что он ощущал, смотря на гаджет. С одной стороны ему не хотелось выпускать его из рук, из раза в раз теребя и сжимая что-то ощущаемое настолько реальным, но он до странного боялся лишний раз взглянуть на него. Будто в следующее мгновение он мог увидеть в отражении тёмного экрана самого Михе. И было страшно встретиться с чувством вины и потери.
Это, наверное, следствие антидепрессантов. — Думал Хан и отмахивался от этих мыслей
Когда телефон уже некоторое время пролежал на краю дивана, все еще подключенный к зарядке, Юджин, наконец, осмелился подсесть и взять его в руки.
На экране блокировки стояла фотография женщины со светлыми глазами, схожими с Михе, и она сама удивительно походила на него. Фотография была яркой и светлой, сделанной в каком-то красочном месте, но невесомая улыбка и скрытая в морщинках слабость женщины умаляло теплоту и привносило нереалистичности. Почему-то её глаза казались печальными.
Хан лишь на мгновение пересёкся взглядом с неизвестной дамой, смотревшей на него не то с сочувствием, не то с пониманием, и следом сосредоточился на множестве окошек, тоже скрывающих часть красоты заставки. Поверх фото высвечивалась череда уведомлений.
На самом верху было СМС Хан Юджина с извинением. Так и непрочитанное.
У Юджина кольнуло сердце, и губы сжались в линию. Он на мгновение отвернулся, упёршись рукой в подбородок. В носу засели неприятная колкость и сухость, которая, словно в противовес, вызывала влажность в глазах. Сглотнув это чувство, он вздохнул и вернулся обратно. Прежде, чем продолжить просматривать недошедшие до Михе слова, Хан Юджин вновь встретился взглядом с женщиной. Теперь становилось ясно: она тоже скорбела.
Ниже следовал ряд сообщений. Отправитель — Кван Сумин, отец Михе.
Несколько десятков пропущенных, около сотни сообщений, включая даже почту… И молчание в конце.
Отец не дождался своего сына.
Хан Юджин отшвырнул мобильник, и тот повис на проводе. Хан упал спиной на сидение дивана, но следом повернулся на бок, скрутившись креветкой.
Он не был готов это увидеть. И… Что ему теперь делать?
***
— Ты давно не захаживал ко мне. Золотце по тебе скучал. — До Ха Мин вылез из-за стопки бумаг, кивнув в приветствие головой. Хан Юджин знал возраст мужчины, но окружающим всё ещё было бы трудно определить его, если бы они судили только по внешнему виду. Что-то среднее между подростком и стариком. Хотя, по сравнению с прошлым, До Ха Мин стал выглядеть куда взрослее.
Магазин, раньше полнившийся разными клетками для хомяков, кучами съестных припасов для грызунов и прочими мелочами, которые полностью оправдывали название «Хомячьи дела», теперь был под завязку забит бумагами, бумагами и только ими. Ни единого следа прошлого, если не включать той инфантильно-дебильной шапки с полукруглыми ушками.
— Были трудности. — Без интереса ответил Хан Юджин, с тревогой осматривая изменившийся антураж. — Что здесь произошло?
Вывеска с названием всё ещё висела снаружи скрытого магазина, однако внутренность так изменилась, словно тут никогда не содержались хомяки. Это приносило неприятное чувство потери. И даже вздохнув полной грудью Юджин не мог учуять ни следа прошлого. Видимо, оно ушло слишком давно.
До Ха Мин вылез из-за рабочего стола, наспех толкая стопку подальше, чтобы освободить места для гостя. Бумаги, что было предсказуемо, покачнулись и упали, разлетевшись по полу, но Ха Мин не обратил внимание, злорадно улыбнувшись этому грохоту. Очевидно, он ненавидел эту макулатуру.
Обойдя возникший лабиринт, — всё же, несмотря на неприязнь к стопкам листов, он не стал топтать их и портить — он достал из какого-то угла задрипанную бумажку, порванную в уголках. Вместе с бумажкой он стал искать что-то ещё, но он всё равно не оставлял гостя без внимания, принявшись болтать.
— Думаю, ты должен знать, что я работаю с правительственным детективным агентством, используя свои навыки. — Конечно, за несколько лет знакомства, пусть и такого поверхностного, Юджин был в курсе о способностях До Ха Мина и его связях. Он знал, что тот работал с отцом Михе, и именно поэтому он пришёл к нему сейчас. — Так они на меня столько работы свалили, что мне пришлось закрыть магазин и распродать всех моих малюток! — Он в раздражении пнул ещё одну стопку и, переведя дыхание, продолжил рыться на полках. Теперь он искал что-то в ящике, заполненном визитками и мелкими картонками с номерами.
Хан Юджин прошёл рядом со стеллажом, где раньше стояли клетки. Большую часть болтовни До Ха Мина он слушал в пол-уха, задней мыслью вспоминая, как впервые побывал здесь с Михе и Золотцем, как его хомячок прятался в его рукаве, подспудно похрюкивая своим родичам. И как тогда он только-только познакомился с этим хомячьим детективом.
От чего-то на лице невольно мелькала слабая улыбка.
— …Но я не могу работать 24/7! Они совсем не знают, что такое рабочие отношения! Я им не раб, чтобы каждую минуту моей жизни искать кого-то… — Хан прошёлся мимо того уголка, куда когда-то нырнули Михе и До Ха Мин, чтобы обсудить детали сотрудничества. Юджин так в итоге и не бывал в той части магазина, и сейчас лёгкое любопытство — где, всё же Минчул договаривался с хомячьим детективом? — прошлось по внутренностям чем-то теплым.
Но хрупкий момент был разбит.
— Нашёл! — Хан повернул голову на неожиданный возглас. До Ха Мин достал лакированную визитку, которая за несколько лет лишь слегка помялась в уголках. Уже по этой детали было видно серьёзное отношение к сотрудничеству с детективом, но как тогда всё скатилось в такую эксплуатацию? — Номер телефона премьер-министра!
Юджин сглотнул и, сжав для ощущения реальности кулаки, направил костыль к До Ха Мину.
Тот беспечно сел обратно за рабочее место, рукой отмахнувшись от прошлых бумаг. Где-то сбоку он достал чистый лист и, прошерстив пальцами в поисках карандаша, отодвинул макулатуру чуть дальше от себя.
— Моя помощь требуется? — Поинтересовался Хан Юджин, смотря за приготовлениями другого.
Ему было немного совестно в такой загруженный момент просить у него помощи, но дело было важнее личных чувств, поэтому он только и мог сгладить ситуацию предложенным содействием.
— Да не, ты мне особо ничем не поможешь. — Легко отмахнулся Ха Мин, однако рука тут же замерла. — Хотя если из моего носа всё же потечёт кровь, спаси ближайшие документы. Они «очень» важны. — Он раздражённо закатил глаза, но смиренно вздохнул, окинув взглядом склад предстоящего труда.
Такой эксплуатации навыка и боялся Хан Юджин, имея при себе «Воспитателя». Беспрерывная работа, отношение, как к вещи и полное игнорирование его мнения. Рабство, не иначе.
Хотя, смотря на всё, что сейчас происходило вокруг него, возможно, это был не худший для Хан Юджина вариант. Наверное…
— Понял. — Присёк свои мысли Хан, сосредоточив внимание на До Ха Мине.
Навык детектива подразумевал под собой поиск информации. По любому номеру, содержавшему более 6-7 знаков, Ха Мин мог вычислить местоположение человека. Единственным необходимым условием для срабатывания способности было время: действительный используемый номер должен был пользоваться человеком как минимум в течении года.
Как и предсказывал До Ха Мин, просидевший с закрытыми глазами уже несколько минут, из его носа хлынула кровь, и он, сильно нахмурившись, учащённо задышал. Это было не совсем то, чего Юджин ожидал. Конечно, первым делом он спас ранее оговорённые документы, но вот следом он, зажав нос, стал утирать под ним своим рукавом. Скорее всего, До Ха Мину было негде и не во что тут переодеться, а работать дальше в окровавленной футболке было бы крайне не удобно.
Поэтому, первое, что увидел До Ха Мин, открыв глаза, был хмурый Хан Юджин, склонившийся над ним и утирающий его красное болото под носом.
— Молчи. — Юджин прервал попытку детектива наглотаться жидкости, но, поняв, что его действия наверняка были излишне, отпустил беднягу. — У тебя есть аптечка?
До Ха Мин обыденно пожал плечами ни капли не смутившись и мигом повернулся к столу, взял заранее приготовленную бумажку и принялся быстро чиркать текст. Очевидно, аптечки в этом здании не было.
Вздохнув, Хан Юджин полез за собственными медицинскими запасами. Надо было поскорее соорудить нечто типа затычек для носа, чтобы кровотечение не повторилось, поэтому он скрутил кусочки ватки и пропитал их антисептиком.
— Вот. — До Ха Мин протянул записанный адрес и устало откинулся на стул, засовывая в нос без зазрения совести забранные прямо из рук Юджина ватки. — Насколько я помню, это в нескольких часах езды отсюда.
Смотреть на адрес и понимать, что должно произойти дальше, но быть не в силах остановить всё — было сложно. Определенно, Хан Юджину не было необходимости делать этого, но он чувствовал, что ему надо это сделать.
Он немного помял край записки, сложным взглядом сверля текст, но, словно не найдя в нём ничего страшного, поспешно засунул её подальше в карман брюк. И в помещении будто в мгновение стало больше воздуха.
Он спрятал глаз и лоб в ладонях, устало запрокинув голову.
— Спасибо. — Прошептал он. Пару мгновений он не двигался, собираясь с силами, а после, направившись к выходу, бездумно запетлял между бумаг, уже не разглядывая ни их, ни знакомо-незнакомое помещение.
— Ага, пожалуйста. — Детектив приоткрыл усталые глаза, несколько мгновений следя за уходящим. И только когда тот был уже на пороге, Ха Мин подал голос. — Не зайдешь к Золотцу?
Казалось, Хан только сейчас вспомнил где и с кем он сейчас был, и как бесцеремонно он бросил того, кто только что оказал ему важную услугу. Облизав и искусав сухие губы, Хан повернулся.
— Хорошо.
До Ха Мин криво улыбнулся и спокойно прошёл в узкий проход, куда однажды он уволок и Михе. Хан Юджин последовал за ним.
