***
Следующую пару недель Неро проживал поразительно незатейливо. Занимался повседневными делами, ходил на работу, будто он самый обычный человек. Вскоре получив первую зарплату, он смог, наконец, принять участие в жизни семьи, что приютила его, и внести какой-то материальный вклад в общий быт, например, в виде продуктов и прочих мелочей. Ещё он обзавёлся минимальным набором сменной одежды, как и планировал, включая простые рубашку и штаны, чтобы носить дома. Что касалось Доппио, синяк на его лице за это время полностью рассосался. Он продолжал перемещаться по улицам посёлка с некоторой опаской, но это было несравнимо с тем, как загнанно порой юноша чувствовал себя здесь раньше. Также стоило отметить, что стенд, в особенности умение им пользоваться, существенно прибавляли уверенности той стороне его личности, которая не отличалась особой решимостью.***
Вместе с Ризотто они часто гуляли, превратив прогулки в некую традицию, и даже успели один раз устроить спарринг в выбранном ранее месте. Он получился ещё более увлекательным, чем первый, потому что к тому моменту розоволосый достаточно освоился со своими способностями и уже знал, чего ожидать от способностей Неро. Для Доппио это было сродни решению задач. Предугадать действия партнёра воспринималось им как вызов, а само по себе противостояние повышало тонус, что было актуально перед предстоящим рейсом. Для Ризотто это было сродни забаве. Он всё равно не мог биться в полную силу, ведь в таком случае его оппоненту грозила верная смерть, поэтому просто довольствовался видом парня и их бодрым времяпрепровождением. Приходилось чаще полагаться на физическую силу, в чём прежде не было нужды, и на различные манипуляции с образованными из окружающего железа предметами. Мужчина выдумывал всё более витиеватые атаки, которыми можно застать юношу врасплох, но тот, казалось, с каждым разом лишь точнее просчитывал его ходы, не позволяя ему расслабляться. Кроме того, связь между ними только укрепилась за эти дни, ведь теперь они куда лучше узнали друг друга. Подобная близость делала поединок по-настоящему чувственным и живым, а лёгкое соперничество обоим поднимало настроение, так что оставшиеся после небольшие царапины и ссадины их совершенно не огорчали.***
Как-то раз, когда у обоих выдался свободный день, парни провели много времени на чердаке. Винегар поближе познакомил спутника со своим зверинцем, оживлённо рассказывая про каждое из существ, что сейчас обитало у него. Как правило, немного потешив себя, Доппио всегда отпускал их обратно на волю, чтобы не мучить: потом он с лёгкостью наловит ещё. А с тех пор, как он стал ходить в море, у него даже сформировался своего рода график. Так как у священника всё равно не было возможности присматривать за зверинцем из-за службы в церкви, парень полностью освобождал чердак от какой-либо живности, прежде чем отправиться в плавание. Но теперь здесь был Ризотто, и юноша не удержался от соблазна оставить ту большую жабу хотя бы до своего возвращения. Или дольше. Она слишком ему нравилась и расставаться с ней не хотелось, да и сама жаба, кажется, уже привыкла к рукам, поэтому он решил пока что передать её на попечение светловолосого. После подробных инструкций об уходе за земноводными, Неро даже рискнул подержать её и слегка погладить, как это делал Винегар. Впечатления остались на удивление приятные.***
В их формирующихся отношениях тоже происходили определённые процессы. Непривыкшие к такой взаимности, они часто срывались на отчаянные жесты, стремясь ощутить долгожданное тепло и испытывая острую потребность друг в друге. Доппио уже не так сильно стеснялся и всё чаще тянулся к мужчине сам. Иногда по его инициативе они долго целовались по ночам. Ризотто всегда был нетороплив и осторожен в поцелуях, но парень распробовал, что из себя представляет подобное проявление чувств, а чувств у него было много, поэтому нередко забывался и утягивал Неро в более несдержанный темп, неосознанно увлекаясь до сбитого дыхания. Всё, что он не мог или не решался озвучить, очень явственно проявлялось в эти моменты. После столь пылких порывов ему, конечно, становилось неловко, но Ризотто ничего не говорил, только прижимал его к себе или возвращался к более мягким поцелуям, успокаивающе поглаживая его спину сквозь пижаму.***
Так время шло своим чередом, неизбежно приближая день отплытия. Но незадолго до него прошлое Доппио решило напомнить о себе неожиданным мимолётным уколом. Он возвращался из церкви, когда на дороге, ведущей к окраинам, ему встретился знакомый силуэт. Завидев его ещё вдалеке, он сразу же узнал, кто это. Просто не мог не узнать. Это была девушка по имени Донателла Уна. Застенчиво сцепив руки за спиной, она прохаживалась туда-сюда, практически топчась на месте. Винегар давно не видел девушку, поэтому ясно осознавал: её визит в эти края — не совпадение. Очевидно, она надеялась его встретить, но, видимо, не решалась открыто заявиться к нему. И юноша испытал странное облегчение от того, что столкнулся с ней здесь, а не на пороге своего дома. Они застыли на некотором расстоянии друг от друга, не разрывая зрительного контакта. На мгновение Доппио замешкался, неуверенный, как поступить, однако её взгляд многое ему объяснил. В нём были сожаление, понимание и страх. Она обо всём догадалась. Только Донателла не понаслышке знала, как он связан с теми, чьи трупы были найдены на пустующем берегу. Знала, почему они издевались над ним и как далеко могли зайти. А ещё прекрасно помнила, что место преступления — его любимое побережье. Невооружённым глазом было видно, насколько Уну пугала собственная шокирующая догадка. Она явно намеревалась встретиться с ним лицом к лицу, чтобы проверить свои подозрения, и вот, наконец, взглянув на него, с ужасом убедилась, что это правда. Сначала парень не на шутку напрягся. Первым же на ум пришло, что она может раскрыть его. Но продолжая изучать её лицо, за внешними эмоциями Винегар разглядел что-то похожее на робкую признательность. За эти два года ей так и не удалось извиниться за передрягу, в которую он попал из-за неё, и девушку не отпускало чувство вины. Ей не хотелось верить, что он действительно убил этих людей, но вместе с тем она не могла осудить его, как бы ни старалась. Все эти противоречия отчётливо читались в её глазах. И Доппио понял, что она никогда никому не расскажет об этом. Увидев достаточно, он совершенно не имел желания заводить разговор. Лицезреть искренний страх в смотрящих на него глазах было неприятно, пусть и заслуженно. Да и сама Донателла не нашла в себе смелости подойти к нему. Опустив голову, она молча направилась обратно в сторону центра. Проводив её взглядом, розоволосый тоже продолжил свой путь, хмурясь от смешанных чувств. Хоть напряжённая ситуация и разрешилась благополучно, сердце всё равно не переставало взволнованно колотиться.***
Юноша вернулся домой задумчивым, но Неро не стал беспокоить его вопросами, рассудив, что всё само прояснится ближе к ночи, когда они останутся в комнате наедине. Однако он ошибся. Винегар ещё не говорил с отцом сегодня, так что решил рассказать о случившемся прямо за ужином, невзирая на то, что Ризотто был не в курсе и наверняка захочет разузнать подробности. — Я встретил Донателлу, — каким-то гробовым тоном озвучил парень. Его отчим тут же поднял голову от тарелки. — Ах, та милая девочка… — тревожно выдохнул старик. Хоть сын и не посвящал его в детали, тот знал о происходящем в общих чертах, в том числе и о девушке. — Как у неё дела? — Не знаю. Я не говорил с ней, — хмуро пояснил юноша. Молча слушая их, Ризотто пока что не мог распознать истоки нависшего напряжения. — Даже не поздоровался? — Доппио отрицательно покачал головой, на что священник, чуть помявшись, откликнулся с пониманием. — Ну, ничего страшного… Главное, что она в порядке. — Да… — отрешённо бросил парень, желая, чтобы это действительно было так. Затем он перевёл ответный взгляд на следящего за ним мужчину, дав понять, что объяснит всё позже.***
— И кто же эта девушка? — спросил Ризотто с любопытством, как только Винегар прикрыл за ними дверь. Остановившись посреди комнаты, светловолосый неосознанно дожидался, пока юноша, задержавшийся у входа в поисках спичек, подойдёт ближе. — Причина, по которой ко мне привязались те отморозки, — так как вопрос был ожидаемым, Доппио ответил спокойно, не глядя на собеседника и продолжая свой обыденный ритуал по зажиганию свечи. Когда тёплый свет пламени озарил его лицо, он добавил. — С неё всё началось. Немного помедлив, Неро осторожно произнёс: — Мы можем закрыть эту тему, если ты ещё переживаешь из-за них. — На самом деле, почти нет, — слегка отстранённо признался парень, обращаясь к зерну цинизма, что дало ростки под покровительством Ризотто. — Я смирился. Просто Донателла напомнила мне… — нахмурившись, он задумался на пару мгновений, после чего вдруг озвучил полушёпотом. — Она поняла, кто их убил. Взгляд Ризотто моментально сверкнул холодом, даже в полумраке было видно, каким сосредоточенным он стал. Профессиональные рефлексы, позволяющие в случае необходимости решать проблемы быстро и радикально, работали безотказно, ведь они оттачивались годами практики. Так легко избавиться от них он не мог. Даже мышцы напряглись в готовности действовать, но уже подоспевший к нему Доппио мягко обхватил его плечи, придерживая. — Она будет молчать. Я знаю, — голос был твёрд, но это не убедило умудрённого опытом мужчину. — Ты не можешь знать наверняка, — сурово обозначил он, со всей строгостью глядя на юношу сверху вниз. Полагаться на удачу крайне опрометчиво, нельзя было пускать такие вещи на самотёк. — Доверься мне, пожалуйста, — надавил Винегар, не сводя с него глаз. Он проявил всё своё самообладание, чтобы искоренить чужие сомнения. Под его пронзительным взором Ризотто застыл. Сейчас в Доппио он видел ровно то, что привлекло его внимание в первую их встречу. Внутренний стержень, заставляющий восхищаться им и уважать. С самого начала парень воздействовал на него каким-то невероятным образом, а теперь, подогреваемый раскрывшимися в полную силу чувствами, Неро испытывал настоящее благоговение. В конце концов, желание поверить юноше затмило справедливую тревогу, и светловолосый неожиданно сдался, хотя это полностью противоречило его точке зрения. Винегар заметил, как смягчилось выражение лица мужчины, и продолжил водить ладонями по его рукам, чтобы успокоить, надеясь поскорее прогнать напряжение. Они стояли так некоторое время, пока Ризотто не задал вопрос, которым озаботился давно, но держал при себе, опасаясь расстроить паренька. — Расскажешь, что тогда случилось? — попросил он. Доппио устало вздохнул, немного отстранившись от него. В благодарность за то, что мужчина его послушался, он был обязан поделиться этой историей. — Я не хотел ничего плохого… — тихо начал он, его брови непроизвольно изогнулись в надломе. — Но, как обычно, нарвался на неприятности.***
За прожитую жизнь юноша не раз поплатился за собственную добродетель. Искренний и бескорыстный, он всегда стремился помогать другим, и его мировоззрение было не только результатом воспитания под влиянием религии: он чувствовал, что это стремление шло глубоко изнутри. Однако, столкнувшись с настоящим положением дел ещё в зачатке своей социализации, он понял, что реальность сильно отличается от его идеалистичных представлений о мире. Взрослые считали его недалёким, сверстники донимали и глумились, находя смешной буквально любую мелочь в нём. Его благие намерения не помогали выглядеть лучше в глазах окружающих. Нерасторопность и чудаковатость только усугубляли положение. Сколько бы он ни старался, всё было бесполезно, люди руководствовались лишь слепыми предрассудками или использовали его, как ступень к статусу повыше, дабы не прослыть такими же неудачниками. Доппио был слишком мягок и добр, чтобы дать надлежащий отпор. Он просто не мог себе этого позволить, ведь это противоречило принципам, что взращивались в нём с малых лет. Но под весом несправедливости, постоянно обрушивающейся на него, с возрастом его взгляды неизбежно исказились.***
Донателла стала одной из немногих, кто нормально отнёсся к нему в то время. Они случайно познакомились на улице, и парень впервые узнал, каково это — найти с кем-то общий язык. Девушка появилась здесь недавно, но её совсем не беспокоили его рассеянность и слухи, что ходили по деревне. Вместе шатаясь по округе, они болтали, занимались всякой ерундой и ловили лягушек. Тогда Винегар не задумывался, что прогулка с ней может выглядеть двусмысленно со стороны. Всё внимание розоволосого было обращено к первому в его жизни другу.***
Спустя неделю их вдвоём увидел отец Донателлы. За это время они многое успели обсудить, но Уна ни разу не заикнулась про свою семью. Вскоре стало ясно, почему. Её отец был важной шишкой и приехал на Сардинию по личным делам. Некоторые из этих дел тесно сплетались с местной криминальной сетью. Нового приятеля своей дочери мужчина, мягко говоря, не оценил, а их совместный досуг воспринял превратно. Всё это парень узнал, только когда ему удалось снова увидеться с Донателлой. Она ввела его в курс дела, предупредив о возможных проблемах, однако было уже поздно. Их встретили один из здешних главарей с подельниками, и Винегар ещё не догадывался, сколько бед эта шайка принесёт ему в будущем. Полагаясь на некую договорённость с её отцом, главарь также позволял себе грубое, не в меру фамильярное обращение с Уной, в то время как Доппио запретили подходить к ней ближе, чем на километр. То, что ублюдок положил на неё глаз, было слишком очевидно. От этого всё происходящее казалось мерзким вдвойне. Хоть они и работали с её отцом, юноша видел, что Донателла по-настоящему боялась их, поэтому готов был заступиться, даже если придётся прибегнуть к насилию. Конечно, затем ему очень вразумительно втолковали, что к чему. Тогда парню не хватало сноровки, и его буквально размазали, как насекомое. Возможно, если бы его не покалечили так сильно и крови не было бы так много, Доппио бы удалось полностью скрыть этот инцидент от отца, но, увы, теперь он вляпался куда серьёзнее, чем когда-либо…***
Больше они с Донателлой не общались. Спустя пару месяцев их семья перебралась в другое место, вероятно, потому что её отец завершил дела и заключил все необходимые сделки. Но для Доппио, к сожалению, это был не конец. Выслуживаясь перед отцом девушки, главарь рассчитывал заручиться поддержкой влиятельного человека и по возможности занять хорошее положение, попутно заполучив себе его дочь. Но реальность пошла вразрез с его планами, и синьор Уна вычеркнул его из доли. Естественно, это послужило мощным толчком к ещё большей злобе. Он не нашёл лучшего решения, кроме как направить её на юношу. К тому времени Винегар уже успел превратиться в излюбленное развлечение, и идеально подходил для того, чтобы выместить обиду и потешить самолюбие. Помимо прочего, комплексы главаря и обстоятельства их знакомства стали причиной постоянных и таких идиотских шуток ниже пояса. Ублюдок в самом деле считал, что розоволосый имел виды на Донателлу, и после собственного провала это казалось ему личным оскорблением. Если умом шайка ушла недалеко от малых детей, то издевательства у них были совсем не детские. Они представляли собой вполне реальную угрозу. Когда его избили в очередной раз, Доппио всерьёз задумался, что им ничего не стоит и убить его. Понимание этого делало его всё более нервозным, ведь он не знал, что противопоставить обидчикам, поэтому каждое столкновение с ними, даже самое безобидное из возможных, неимоверно пугало его. Ему оставалось лишь гадать, чем он заслужил подобное.***
Познав всё очарование жизни в море и вернувшись из первого дальнего плавания, юноша стал гораздо сильнее и увереннее. Но окунувшись обратно в свой кошмар, он столкнулся с чем-то неизведанным в себе, с чем-то, чему было очень тесно в рамках его гуманистических убеждений. И после этого всё чаще замечал, как начинает терять контроль… Где-то в глубине души уже тогда он чувствовал, что от падения во тьму его отделял всего один шаг.***