Leaders of men
Joy Division
Я начал курить– отец поначалу ругался, но потом просто сдался и махнул рукой. Кёко не вмешивалась, и думаю правильно, что не вмешивалась, она бы не смогла что-то изменить или исправить. Сначала 1-2 сигареты в день, а после минимум для меня был 3 или 4 штуки: каждую перемену для меня это был шанс оттянуть своё желание выйти из этой школы, бросив стопку учебников никудышному психологу в лицо. Ведь у него всё так просто. Я уже не мог внимать эти речи без раздражения, мне нужно было отвлечься, потому что после школы я возвращался домой, где моему появлению были не особо рады, точнее мой отец молча возмущался, либо пытался «достучаться» до меня через приёмы из той книжки. Он хотел, чтобы я подчинился его воле: стал сыном, которого требует это конформистское общество. Видимо ему было необходимо, чтобы он стал для меня авторитетом, на который надо равняться, по чьим стопам следовать, словам которого я должен беспрекословно внимать. Он обещает мне светлое будущее, если я последую за ним. А я не верю в это. Зачем мне лидер?***
Дом перестал быть мне домом: в гостиной были сплошь фотографии родственников-азиатов Кёко. Была совместная фотография Кёко и отца. И всего лишь одна фотография где мы все трое, но она стояла в неприметном углу в застеклённом шкафу. Фотографии с моей матерью он видимо решил убрать, не знаю какие мотивы им двигали, но приходя сюда я каждый раз чувствовал себя лишним. В школе был «предпраздничный день» — учеников решили отпустить пораньше после того, как закончится обед. Уроки проводили без сильного нажима, уже предвкушая неделю выходных. В этот раз я решил провести большую часть этого времени на заднем дворе школы, в том самом тихом месте, где никто к тебе не будет лезть, если захочешь покурить. Правда есть всё же захотелось, потому я решил перекусить, даже осознавая что внешний шум будет только раздражать. Свободный стол нашёлся и повезло, что за ним никого не было. Я только начал «трапезу», как передо мной кто-то сел, всхлипывая и рыдая. Но рыдания были как будто ещё насильно «заглушены» пришедшим, будто он пытался их подавить. Я не стал поднимать глаз до тех пор, пока не съел хотя бы половину того, что взял. Честно говоря любой конформист начал бы утешать человека, говорить, что всё будет хорошо– потому что так принято и так нужно, иначе конформисты испытывают неловкость. Мне же всегда казалось, что когда человек плачет– он являет миру свою уязвимость, и порой это он делает от истощения моральных и физических сил, но это не значит, что он хочет показывать себя слабым, никто из людей этого не хочет, и потому слёзы всегда кажутся самому себе чем-то унизительным и глупым. В такие моменты мне кажется, что эти люди не хотят, чтобы на них смотрели, не хотят, чтобы их утешали, потому что они знают что они услышат далеко не искренние слова. И всё же я решил посмотреть на эту личность, которая тоже искала уединения. Просто поднял взгляд, когда понял, что рыдающий человек успокоился и больше не шмыгает изредка носом. –Чего уставился? Думаешь я жирная, да?! — девчонка с красными и опухшими от слёз глазами пыталась нападать даже будучи уязвлённой. Она и правда была полной, волосы были светлые, а характер у неё был судя по всему довольно резкий. Впрочем причина её слёз мне теперь была ясна, она озвучила её в своём вопросе. –Меня это не волнует…– ответил я и снова уставился в тарелку, дабы наконец закончить есть. Травля– это одно из развлечений конформистов. Если ты не из их круга– тебя будут унижать и не принимать в свой же убогий мирок. Однако жертвы травли часто стараются стать самыми «комфорными», и вот тогда они окончательно перекраивают свою личность под этот общепринятый абсурд. Только потому, что большинство давило, в таких случаях, конечно проще сдаться, но если у тебя есть хотя бы один сторонник– не поддаваться этому конформистскому дерьму будет чуть легче. Я готов стать этим вторым для неё, меня это не затрудняет, это моё решение, другой вопрос хочет ли она и дальше пытаться перекроить себя или же пойдёт по своему пути наплевав на их установки? Её реакция на мои слова выразилось немым удивлением на её лице. Она долго смотрела на меня, не произнеся и слова. Но как только я уже начал собираться уходить (есть уже закончил, потому другой веской причины тянуть время в школе у меня не было), она задала мне вопрос: –Как тебя зовут? — спросила она. –Майкл.– ответил я. –Меня Генриетта.– быстро ответила она. В ответ я кивнул, намекая ей, что я понял.–Я могу пойти с тобой? –Как хочешь.– я не имел каких-либо возражений. — А куда мы идём? — поинтересовалась она, когда мы шли к выходу из школы (впрочем как и некоторые другие ученики). –Я иду домой. Твой дом тоже в этой стороне? — честно говоря мне захотелось закурить, но не при ней. — Да… Хочешь зайти на ужин? — она видимо не знала как продолжить со мной разговор, и приглашение даже чисто из вежливости могло хоть немного его продлить. Я не хотел возвращаться домой быстро и всегда выбирал долгий и длинный путь. Однако задержаться в чужом доме тоже было неплохой перспективой. Всё же надо было развеяться и встретить новых людей, как когда-то сделала и моя мать, сейчас мне не стоило думать о чём-либо, хотя бы в этот вечер. Я остановился и, поразмыслив, ответил: –Да, я не против. Ещё один мой ответ вызвал у неё удивление, теперь она улыбалась. Может она решила, что завела друга, но я пока не знал к чему приведёт вся эта встреча.***
— Здравствуйте, миссис Биггл.– Генриетта по дороге к себе домой рассказала мне о своей семье и повседневной травле. Вполне ожидаемо, но меня это не тяготило. — Привет, ты, наверное… –Это Майкл, мы одноклассники.– перебила её Генриетта, она была с ней резкой, только вот причины такого поведения я не понимал в тот момент. –О, приятно познакомиться. Так непривычно видеть тебя с кем-то, Генриетта! — Она была рада за дочь, но моя новая знакомая как будто ещё больше оскорбилась на её слова. –Мам, со мной всё в порядке и…– возмутилась Генриетта, но теперь я решил перебить их. Место становилось неспокойным, а мне это не нужно. — Где я могу оставить свои вещи? — снимая сумку с плеча спросил я. — Генриетта проводи Майкла и покажи ему всё. А как помоете руки садитесь за стол! — её мать поторопилась судя по всему на кухню, видимо что-то вспомнив. Генриетта хмурилась и как только ее мать ушла она произнесла тихо: «ненавижу её!» Я не стал спрашивать почему. Это не моё дело. За столом однако я понял что травля бывает и скрытой. –Генриетта, не клади так много, помнишь о чём мы с тобой говорили? — увидев как её дочь решила положить себе еще порцию в тарелку, она решила ей напомнить что-то.– Оставь что-нибудь и Майклу… Далее она делала такие упрёки и мелкие замечания своей дочери не раз и всё видимо упиралось в то, что Генриетта имеет лишний вес. Попутно меня расспрашивали про семью, интересы и так далее. Я отвечал общими словами, без подробностей. Но когда дело дошло до матери, я не знал что ответить. Миссис Биггл, судя по всему, не знала, что произошло; это не её вина, но мне не хотелось отвечать про своих родителей. Про отца я могу говорить общими словами но произошедшее с моей матерью мне было тяжело изъяснить. –Мам, почему ты устраиваешь гостям какой-то допрос? — возмутилась Генриетта. Может она поняла, что я не хотел говорить на эту тему, а может её уже всё раздражало, когда несколько раз её буквально ткнули носом в то, что она не вписывается в эти конформисткие рамки по поводу того, какое у человека должно быть тело. — Я заметила, что ты носишь всё чёрное… почему? — мать Генриетты была очень любопытной. — Предпочитаю цвета, символизирующее будущее и настоящее этого мира.– я решил пошутить, но сделал это без усмешки. –Довольно мрачно… — моя шутка была принята ею буквально. Генриетта невольно подпёрла рукой щёку глядя на меня: кажется она удивилась и в третий раз. … Со временем Генриетта всё чаще составляла мне компанию. А в скором времени стала одеваться во всё чёрное, как и я. Она была как будто рада стать частью какой-нибудь субкультуры, которая бы давала ей право быть такой, какая она есть. По крайней мере она мне объясняла свой выбор именно так. Стать готом для неё стало выходом из вечной конформистской травли. Ведь те общества, что намеренно отказывались от конформистских правил всегда вызывали страх у конформистов, они избегали таких ноконформистких компаний. И потому травля прекращалась, потому что им в глаза так и бросалось: «Мы не хотим быть частью вашего мира!» Впрочем им то и на руку. Чужаков, не вписывающихся в их видение, они не пропускали никогда.***