***
«Love hurts» Nazareth
— Стэн, я не твой личный психотерапевт, и я не собираюсь разгребать чужое дерьмо. — я пришёл к нему, потому что я и сам переживал не лучшие времена. — Я так не могу, я везде вижу дерьмо, даже в своих друзьях… Даже в Кайле!.. Как ты справляешься с этим? Прошу, помоги мне, Майкл. Я сейчас в полном отчаянии, потому что вокруг меня нет кого-либо адекватного, чтобы к нему обратиться, либо они бегут от меня, как от занудного гандона… Майкл, по мере того недолгого общения с тобой, когда я стал готом, я не вижу тебя дерьмом сейчас и мне кажется это просто чудом! — Мир в полной заднице, Стэн, поэтому ты и видишь везде лишь одно дерьмо. Ты видишь правду, но бежишь от неё, прибегая к алкоголю. Ты нонконформист, поставивший себе конформистские рамки: зная, что мир в полной задницы ты пытаешься забыться, чтобы дарить себе иллюзию, что живёшь в прекрасном мире, как велит конформизм. Я же не бегу от этой реальности, я принимаю эти страдания и просто иду через них. Если часто забываться, то можно перестать адекватно мыслить, а это единственное что конформистам не дано. В этом и есть большая разница между нами, Стэн. — я наплёл какой-то бред, но видимо его и хотел услышать Стэн, хотя по его словам было видно, что у него реально кризис. — Хотя бы просто поговорить, я не хочу сходить с ума… — С Венди у тебя всё также? — То сходимся, то расходимся… Я уже перестал считать.– на секунду Стэн поднял на меня удивлённый взгляд, а потом лишь ответил. В баре, где мы сидели, кто-то как будто специально включил все эти песни о любовных страданиях. Впрочем его ответ мне был вполне знаком. С Питом у нас было всё не так однозначно, и я уже не знал, кто я ему, и какое именно чувство вызываю. Я же в его отношении всегда оставался таким же, как и в нашу первую встречу (по крайней мере мне казалось, что это было так). На душе было как-то паршиво, моему собеседнику тоже; наши видения хоть и отличались, но сейчас это было не так существенно. –Давай по одной, –предложил я. –А как же… –Не думаю, что ты меня вызвал за нравоучениями и спорами. Просто выпьем. Такой дозы достаточно, чтобы оставаться в здравом уме… Мы выпили по одной, потом по второй, а потом у Стэна развязался язык: он стал говорить то о Венди, то о Кайле. Упомянул родителей и их возможный развод… Сказал о том, что боится и не хочет перемен. Я не стал его убеждать в его правоте или неправоте. Я просто слушал. На дне стакана таял лёд, и порой мой взгляд цеплялся за отражением света ламп в стекле. Я перестал слушать его после третьего стакана. Перед глазами понемногу двоилось, я продолжал пить, но я не видел «радужного мира», каким видел его Стэн после того, как выпьет. У меня ослабли руки, и я не мог набрать Генриетту. Она бы приехала на машине своего отца. Как в тот раз, когда мы закинули Маковски в Скоттсдейл. Стоит признать, что Стэн был более устойчив к выпивке, потому у него ещё хватило «ловкости» набрать нужный контакт. Я же решил в это время прикрыть глаза. Когда я открыл их мне сказали, что прошло полчаса. А вместо Генриетты я увидел Пита, а у машины стоял Маковски. — Какого чёрта? — я еле выговаривал слова. — Где Генриетта? — Прости, чувак, она не брала трубку, и я позвонил Питу, вот… — его речь прерывалась икотой, но язык заплетался уже также, как и у меня. — Майкл, Майк согласился подбросить нас… — спокойно пояснил он. — Ты умеешь водить, Пит. Зачем нам этот Маковски? — я недоверчиво покосился на Маковски. — Это его машина, будь у меня своя тачка я бы приехал один. — таким же спокойным тоном ответил он. — У меня лишь одна просьба, Пит, — я оторвал своё лицо от стола и посмотрел ему в глаза, чтобы внушить себе, что я ничего не испытываю, и ложь Пита мне очевидна. Но взглядами встречаться всё же не стоило: он смотрел на меня так, как будто на меня смотрела моя мать: без осуждения, без обеспокоенности, а с разочарованием. — Какая? — я чувствовал в его голосе усталость и равнодушие. — Сядь рядом со мной на заднее сиденье… — я пытался вернуть себе иллюзию того, что наши отношения не пошли под откос, вот что скрывалось в моей просьбе. — Нет, мне надо будет показывать ему дорогу до твоего дома. Ты напился, тебе лучше прилечь на задних сидениях. — он похлопал меня по плечу и помог мне подняться. Я думал, что переживу это, от Пита я это воспринимал более менее спокойно. Но когда увидел Маковски, мой разум закипел. Мы проехали полпути. Я лежал и смотрел в спинки сидений, где были Пит и Майк. На полпути меня замутило, но не вытошнило. Я чувствовал себя жалким, мне было мерзко от себя. Выйдя из машины, я сделал пару шагов на обочине, отдышался, глядя на падающий снег. — Ну всё, ребят, пойдём. Пит, садись в машину… — Пит стоял рядом, дабы подхватить меня, ведь моя шаткая походка не внушала доверия. Маковски положил ему руку на лопатки и открыл перед ним дверь, предлагая садиться в машину. -Убери от него руки, позёрская туша с пластиковой челюстью… — я уже был в гневе, задушенная изнутри ревность, помноженная на алкоголь призывала меня к применении агрессии в его адрес. — Ты что, драться собрался? В таком-то состоянии? — он усмехнулся, а я подошёл к нему напрямую и ударил под дых: куча молний и цепочек на его куртке расцарапали мне костяшки. Но удар, судя по всему был недостаточной силы: Маковски быстро пришёл в себя и ударил меня по носу. — Ребята, вы что нахрен устроили тут? — Всё, пакуй Майкла, уже не поднимется. — я стоял, опираясь рукой на машину, пока Маковски брезгливо отряхивался. — Не забывай про «второе дыхание»… — я оторвался от машины и ударил Маковски в грудь (в этот раз получилось собрать силы и правильно сосредоточиться): он упал в сугроб, откашливаясь. Пит побежал его вытаскивать, не глядя на меня, ничего мне не говоря, я был бы рад, если бы он даже просто сделал мне замечание, но он просто усадил Майка на задние сиденья и только потом подошёл ко мне. — Майкл, это что нахрен сейчас было? — он был зол. — Пит, я тебя люблю… — мой разум был настолько затуманен, что я уже испытывал все чувства вперемешку: у меня лицо было в крови, что текла из носа, но я опрометчиво наклонился к Питу, целуя в губы. Но он оттолкнул меня, глядя меня с каким-то разочарованием. — Майкл, он согласился помочь нам, я итак перед ним в долгу за то, что попросил помощи, чтобы объединить усилия, когда вызволял тебя из плена эмо. Мне и сейчас не хотелось его просить о чём-то. Майк нормальный парень, хоть и заигрался в это позёрство. Если я поведу машину, а ты сядешь впереди, ты наконец успокоишься? — он вздохнул и взглянул на дорогу, вытирая лицо от моей крови. — Пит… — я протянул руку, чтобы положить ему на плечо, но он отпрянул и пошёл к водительскому месту. — Майкл, садись в машину. Мы ехали в тишине, все трое.***
«Love will tear as apart away»
Joy Division
Пит, я всё про*бал. Прости меня. Я осознал это так поздно. Любовь ранит. Разрывает на части. Я подвёл тебя. Я всё испортил. Я уже ничего не верну назад. Меня душит ревность. Это правда. Только я виноват в том, что случилось. Только не оставляй это так. Я не хочу ненависти. Я не хочу твоего презрения.
***
«These days» Joy Division
Спустя 5-6 лет я уже начал писать свои статьи: подался (официально) в журналисты, а в неофициальном плане– писателем. Короткие не то весёлые, не то грустные рассказы из повседневной жизни. А в последнее время я решил написать автобиографический роман. Я настолько отчаялся, что решил переворошить своё прошлое, отчаянно думая, что кто-то это оценит в денежном эквиваленте. Писательство было чисто чем-то для себя, чтобы отвлечься от действительности. Я не рассчитывал написать литературный шедевр, не рассчитывал на коммерческий успех, просто излагаю то, что копилось в голове долгие годы. Несмотря на новые знакомства мне не хватало Пита, по-своему не хватало. Сложно объяснить какая часть его мне была нужна в те моменты. Наверное, всё сразу… По телевизору я увидел как ведущий прервался на новости о новой музыкальной группе. Я думал, что это будет очередная попса. Но заслышав музыку я вздрогнул: мотив веял отчаянием, как только я увидел солиста с небрежно закрывающей пол-лица чёлкой, я сначала не поверил глазам, но потом услышал слова:«Удушье… этот мир убивает меня своим равнодушием … Мне ничего не нужно… Только покой, Где-то за этой запретной чертой… »
Пит… Я позвонил ему и поздравил с успехом. Мы перекинулись парой слов. Он пригласил посетить его концерт и наконец встретиться лично спустя столько лет.«Shadowplay»
Joy Division
Я наблюдал за ним, смотрел, что происходит с Питом на сцене: взгляд затуманен, движения дёрганые, как при эпилептическом припадке… Толпа ликовала, она любит это, ей нравится наблюдать чужие страдания. Пит упал в обморок. А толпа сразу начала прорываться к сцене: кто-то выкрикивал: «Я достал его медиатор, которым он играл! Еххху!» «Я потрогала его волосы, аааа!!!» «Пит, я люблю тебя!» «Дайте автограф!!!» Это была толпа животных, а не фанаты. Это был очередной ритуал жертвоприношения, а не концерт. Пита отвели за кулисы, концерт пришлось прервать, деньги возвратили. У меня был пропуск за кулисы. Я кинулся вслед за медработниками. — Посторонним отойти, только родственники! — никого старались не подпускать к больному, это понятно, но мне уже не хотелось терять близких. Я не хотел снова пропустить их последние слова и взгляды перед смертью: так я опоздал к своей матери, и не был рядом, когда умер и отец. Я пропустил эти моменты, всё было так внезапно… — Я не посторонний, пропустите! — я сказал достаточно твёрдо, чтобы уже ни у кого не было сомнений. Возможно они хотели возразить, но я смотрел на них взглядом полного решимости прорваться, если даже они мне не позволят. А может им просто было неловко выяснять кто кому кем приходится. Врач сказал, что это гипогликемическая кома. Уменьшилось содержание сахара. Они ввели ему инсулин. Они всё сделали, и сказали подождать рядом с больным, и он придёт в норму. Сейчас ему нужен покой. Спустя 30 минут он открыл глаза, и я сказал ему своё тихое: — Привет, Пит… — Привет, Майкл…– его круги под глазами стали больше, и подводки он уже почти не использовал. Выглядел он неважно. — Как твои дела? — я улыбнулся, но грусть было трудно скрыть. Я перенервничал. Пока он лежал, прикрыв глаза, мне кажется я успел с каким-то усилием воли задушить свои слёзы. — Как видишь, хреново… — он слегка улыбнулся и попытался принять сидячее положение. Я придержал его за спину. — И давно у тебя проблемы с сахаром? — я не знал как быть, но я правда волновался за него. — Относительно недавно. До сих пор не могу привыкнуть к тому, что надо вечно таскать что-то с собой, чтобы не падать в обморок… — он слабо усмехнулся, но судя по всему ему было неловко: он закрыл лицо ладонями. — Чёрт, я не хотел, чтобы ты видел меня таким. как-то всё по-дурацки получилось. Мы перекинулись парой слов и договорились встретиться вечером у него. Он дал мне адрес. А пока у него есть дела. Что ж, я всё равно планировал увидеться с Генриеттой, она сказала, что будет проездом дня 3-4, где Пит даёт концерт.***
— Ты знала? — Майкл, я знаю столько же, сколько и ты — особо ничего, — Генриетта пожала плечами, рассматривая кофейную гущу на дне своей чашки. — Знаешь, всё так стремительно изменилось, у Пита, и у тебя… — Почему-то мне кажется, что я не изменился, а всё вокруг стремительно бежит и я не успеваю за этим миром… — я усмехнулся и снова посмотрел на Генриетту. Она пополнела, волосы уже стали блёклыми, видимо она больше не использует краску. — Генри, как твои дела? Я слишком уж много говорю о себе… Знаешь ли что там у Фиркла? — С Фирклом мы прекратили общение. Относительно давно, когда ты и Пит уехали в разные города, тогда примерно и Фиркл разругался со мной. — Если не секрет, расскажешь, что случилось? — Ну, ты мне всегда нравился Майкл, не буду лукавить. Будучи глупой и влюблённой писала все эти стихи, но я уже тогда поняла, что ты не обратишь на меня внимания, когда ты пригласил к нам Фиркла, мне стало не так скучно… Он был мне как младший брат. Ну, точнее я так думала. Ты ведь и меня скорее воспринимал как сестру или младшего члена группы, нежели как-то иначе. Я поняла это только когда поругалась с Фирклом… Тогда я всё списала на пубертатный период, а ещё его метания между эмо и готами — я решила, что он просто ищет себя, пытается понять происходящее. Знаешь, в тот раз, когда ты ушёл танцевать со Стэном и той девчонкой из «Изюминок», мне вдруг стало так обидно. Если помнишь, я даже не особо хотела с тобой разговаривать тогда в машине. А в лагере… Там я нашла какого-то «неформала», поддалась на его уговоры и ушла в омут с головой. Последствия были такие себе… Но сейчас я о них не жалею: у меня подрастает дочь, и я даже как-то счастлива. Моя мать мне реально помогает, особенно с ребёнком. Сейчас я сижу и понимаю, что она не была такой уж «с*кой», она была под влиянием моего отца, а он никогда не был доволен мной. Когда я поняла, что со мной что-то не так, и когда мы съездили в больницу, оказалось, что я залетела от того придурка из лагеря. Отец был в ярости, настаивал на аборте. А я почему-то не хотела убивать жизнь внутри себя. Прозвучит так, будто я какая-нибудь фанатичная католичка, выступающая против абортов, но мне почему-то стало жаль эту жизнь. Возможно тогда уже начались изменения в гормонах, поэтому я и не хотела избавляться от плода. Я понимала, что я загнана в угол, но на удивление моя мать за меня вступилась. Она вступилась за свою толстушку-дочь, — Генриетта усмехнулась на этих словах и продолжила свой рассказ. — Я никогда не забуду её фразы: «Это её выбор, и чтобы она не решила, я приму это. Один раз ты тоже предлагал мне сделать аборт и благо я не послушала тебя! Всё это время ты тыкал нашу дочь и заставлял и меня это делать, ты хотел, чтобы она была нормальной, а она, чёрт возьми, итак была прекрасным ребёнком. Ты просто ничего не хотел и свою злобу выплескивал на неё, боже, почему я была так слепа?! Генриетта, собирай вещи, мы едем к бабушке!» Тогда я не могла переварить всего, но дальше последовал их развод, потом роды, потом я пошла в колледж, а моя мать помогала мне смотреть за малышкой. Это всё было так стремительно, и вот я здесь с тобой, вспоминаю это всё, как будто это было вчера… Фиркл навестил меня в больнице. Не знаю, как он узнал где я и почему я там нахожусь, но он пришёл. Устроил мне какие-то допросы, а потом назвал «жирной шл*хой» и ушёл. Я думаю его обидело то, что я смотрела на него, как на ребёнка всё это время. Отчасти чувствую себя виноватой перед ним, но это уже неважно… — Генри, прости, что был равнодушен и не уделял должного внимания… — прозвучало так слабо, но я и правда чувствовал, что мне следовало сказать, как есть. Потому что я и правда перестал уделять ей внимание, когда к нам присоединился Фиркл, а потом и Пит. — Всё в порядке, если так посмотреть, то моя жизнь сложилась бы по-другому, и в ней бы не было моего ребёнка. Так что, что бы ни случилось — всё к лучшему, так? — она улыбнулась мне, а мне всё равно было неловко перед ней. Мы рассчитались с официантом и поехали каждый в свою сторону. Она — к себе. Я — к Питу.