Ритуал отчаянных надежд

Бразилия, наше время.       Все мышцы изнывали от крепатуры. И хотя во время сна девушка скомкала всю ранее сооруженную подстилку, на которой спала, встать и расправить её казалось чем-то недосягаемым. По ощущениям было ранее утро, но знойное солнце и дикая влажность уже объединились в свой привычный тандем. Руолан повернула голову, с трудом приоткрывая глаза — увесистая груда камней, словно трофей, возвышалась у её импровизированного ночлега возле неглубокой пещеры, ставшей её убежищем. Весь предыдущий день она провела на огромной высоте, добывая этот странный, гнущийся камень. Из-за подобной грубой и тяжелой работы, руки покрылись волдырями, а регенерация не спешила приниматься за дело.       Хотелось спать. Хотелось есть. Хотелось в душ. Хотелось… К черту. Думать о том, к чему не было сейчас никакого доступа было опрометчиво, напрасно, неразумно… Следовало сосредоточится на том, что предстояло еще пройти на пути к своей цели. Собравшись с духом, китаянка поднялась и выудила из своего рюкзака ветхую книгу и полупустую пачку с крекером. Незамедлительно она принялась в тысячный раз просматривать список необходимого для ритуала. Самое главное она уже раздобыла — это маска Маори и материал для священного алтаря — итаколумит. Теперь требовалось «отведать Плутона». Отведать Плутона? Девушка долго всматривалась в странное словосочетание, пока нервы не сдали и она истерически не рассмеялась. «Плутон? Стало быть, теперь еще предстоит ограбить Илона Маска и угнать ракету?!» — неуместность собственных мыслей выбила её из колеи и она какое-то время не могла совладать с эмоциями и перестать истерически смеяться. Открыв флягу, попив воды и умывшись, она, наконец-то, немного пришла в себя и смогла собрать мысли воедино. Плутон — древнеримская мифология. Бог смерти. Это означало, что все должно произойти в Италии. В Европу совсем не хотелось. Вероятность быть пойманной там повышалась примерно до ста процентов. Но выбора не было. Отступать она не привыкла. Нью-Йорк, наше время.       Тяжесть век и гул в голове были так оглушительны, что девушка, вне сомнения, готова была назвать это худшим похмельем в истории всего человечества. Но включившиеся в работу чувства осязания и обоняния тревожными звоночками тут и там расталкивали её мысли и воспоминания, заставляя вынырнуть из этого вязкого забвения. Ощутив тянущий, пронизывающий все её тело холод, она сразу поняла, что лежит на полу. В тоже время сырой, немного металлический запах подсказывал, что это может быть даже земля. Слух девушки различал хриплое, немного неровное дыхание, и судя по его глубине и гортанному свисту, принадлежало оно какому-то дикому, огромному животному. Как только она это осознала, память, словно очнувшись, начала выдавать ей порции недавних воспоминаний. Преодолев нездоровою сонливость, девушка попыталась приоткрыть хотя бы один глаз. Вышло не сразу. Но мутное очертание гигантского, лохматого волка пропустить было невозможно. От увиденного она неосознанно жалобно простонала и попыталась сжаться еще сильнее. Сдержанное и недовольное урчание доказывало, что зверь понял, что она пришла в себя и что все происходящее её пугает.       Лесли, словно маленький ребенок, свернувшись клубочком пыталась провалиться в желанное забытие, только бы не видеть, не помнить, не знать… Потому, когда огромная морда приблизилась к ней, а затем теплый, шершавый язык мазнул по костяшкам правой руки, она обреченно замерла, не зная, как реагировать, и боясь совершить лишнее телодвижение. Все еще жмурясь, она все-таки приоткрыла глаза, боясь нарваться на тот свирепый оскал, всплывающий в памяти, который так безжалостно расправлялся с напавшими на них бандитами несколькими часами ранее. Но вместо него, на неё смотрели спокойные серо-зеленые глаза. В них было столько глубины и… сострадания? Она попыталась привстать, все еще не разрывая их зрительного контакта, а потом только и выдохнула: — Как…? Как это возможно? …       Макс добродушно придвинул поближе к ней морду, подлезая под её руки и заставляя её запустить пальцы в его густую шерсть. Только сейчас девушка обратила внимание на запекшуюся кровь на его боку. Она захотела спросить об этом у волка, но тут же внутренне отдернула, почувствовав себя невероятно глупо. Внезапно он отпрянул и, надавив лапой ей на голову, вынудил снова лечь. Через пару секунд раздался звон цепи, и тяжелая железная дверь отворилась. — Очухались?! — пренебрежительно бросил какой-то мужчина.       Макс сразу ощетинившись зарычал, прикрывая собой Лесли. — Фу! Тупая ты псина! — крикнул князь. — Превращайся! Если хочешь пожить еще пару часов! Живо! Иначе девке не суждено будет прийти в себя.       Не имея другого выхода, Макс трансформировался. В этот же миг он узнал и самого собеседника. С этим князем они уже встречались. — Ооо… Неужели?! Нет, такого счастья просто не бывает, — тоже, узнав оборотня, протянул Забински. Фолл презренно ответил: — А ты, я вижу, и вправду, больной ублюдок, все-таки сильно не терпелось увидеть меня нагишом? — Ах, оставь эти грязные инсинуации для Ван Арта. Я и не мог подумать, что любовники князя Нового Света проводят вместе время и без самого князя…       Максу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что поляк, очевидно, как и другие похитившие их вампиры, приняли Лесли за Мию. Пока что было непонятно, на руку это играло ребятам или нет, но он решил не обременять кровопийц этой информацией. — И какой план? Убить нас, дабы насолить Ван Арту? Звучит до дебильности примитивно, — искусно изображая скуку, выдохнул оборотень, хотя мысленно он понимал, что убить Рожденную Луной жаждут с завидной регулярностью, и он, при всем желании, не справиться со всей их полудохлой ордой. Забински подошел к ним, наклоняясь к девушке. — Что ты делаешь? — взбунтовался оборотень, грубо останавливая его руку. — Поднимай её! Регенерация должна была уже справится! — Тупица! Ты должен был знать, что с регенерацией у неё сейчас плохо. Вы что вообще не интересуетесь информацией о том, кого похищаете?! — Да мне плевать, шавка ты подворотняя! — снова накрыл Макса ударной ментальной волной тот. — Она нужна живой, только до первого звонка Ван Арту.       Волк понял, что нельзя позволять ему допрашивать девушку, иначе они догадаются что к чему и просто убьют её, как ненужного свидетеля. Потому он ловко вновь обратился, заставляя вампира попятится и оборонительно прикрыть голову руками. За это минутное преимущество Макс поплатился, приняв новый удар Луной. Забинский быстро отряхнулся, а в комнату вбежали остальные вампиры. — Звони! — прохрипел Езеф, плохо скрывая за яростью страх и раздражение. Макс увидел, как один из них достал телефон. Оборотень с тоской осмотрел подвал, в котором их удерживали. Единственный выход — через железную дверь. Но, находясь в окружении со всех сторон, для них эта дверь была такой же недосягаемой, как и сам Виктор Ван Арт сейчас. ***       Двигаясь как можно медленнее, вампир нарочно заставлял её неистово закусывать губы и тщетно выгибаться навстречу в попытках, хоть капельку ускорить этот невыносимо-медленный ритм. Тяжелые занавески не пропускали в спальню сьюта ни единого луча, находящегося в самом зените солнца, но кожа любимой почти обжигала, разгорячённая от его неутолимых и порою, как, например, сейчас, даже безжалостных ласк. Её крепко сомкнутые от напряжения, без желаемой разрядки во всем теле, глаза довлели над Виктором больше и сильнее любого гипноза. Не унять, не насытиться вдоволь, не обуздать до конца. Хорошо знакомый, но так неожиданно появившийся вкус метала в их поцелуе, подсказал вампиру, что силы его девочки почти на пределе и она, прокусив свою нежную пухлую губу, выпустила наружу несколько карминовых капель. Его язык мигом принялся ласкать, жалея уста от нерадивой беспечности их хозяйки: — Чш… милая, — прошептал он, собирая остатки своего самоконтроля, дабы не сдаться и не найти успокоение в этих отчаянных всхлипах и сводящих с ума стонах раньше времени. — Быстрее… Вик… — почти взмолилась она, все еще пытаясь превозмочь и одолеть навязанный им темп. Но вампир лишь скользнул губами в сторону, посасывая нежную кожу шеи и заставляя маленькие сосуды под ней вспыхнуть и разбежаться розоватым маревом. Мужчина давно усвоил, что их отчасти привычный спринт страсти, словно накатившая волна, гонка, ураган — сметают все, но после оставляют невнятное послевкусие недосказанности. И вот сейчас он намерен, это переломить, пройти уже так хорошо известную дорогу заново. Насыщая, окрашивая и открывая ей и себе их новые грани. Перемещаясь губами от шеи к заостренным от жгучего напряжения ключицам, затем ниже к так болезненно пульсирующим, сжавшимся то ли от его холодных прикосновений, то ли от звеняще-возбужденного исступления, потемневшим соскам. Не получив желаемую разрядку, девушка снова почти разочарованно замычала. Его руки так осмотрительно скользили мимо её заветных, самых укромных, так хорошо ему известных, мест. Неспешно качаясь и томно входя в её отчаянно жаждущее их близости нутро. Она опять протестующе заерзала, сжимая сильнее его между своих бедер. Непокоренная. Стремясь угнаться, насытиться, подстегнуть… Вампир и вовсе притих, игнорируя подобную провокацию. — Не сражайся со мной, — попросил он, прижимаясь щекой к её покрывшемуся испариной лбу и вискам, и слушая шум пульсирующего сплетения маленьких венок. — Я не могу, Вик… Это мучение, — жалобно, на грани слез выдохнула она. Мужчина мягко приподнялся, удерживая свой вес на локтях, склонив голову для нового поцелуя, и снова повторил: — Не борись. Я слушаю твое тело. Доверься мне. Ты расстроена из-за того, что ожидаешь быстрого насыщения. Пытаешься торопить меня, но только изводишь себя. Посмотри на меня… Вот так. Расслабься, ангел мой. Ты чудесна. Позволь мне сегодня любить тебя так…       Как только её глаза встретились с его темными зрачками, мелкая, почти лихорадочная дрожь в теле прошла. Остались лишь они. Виктор нежно провел по её щеке, убирая прилипшие к мокрому телу волоски, а затем ровно и степенно продолжил свое движение. Монотонно теребя грудь с заострившимися сосками, вжимая её до невозможности хрупкое, но такое стойкое и отзывчивое тело в мягкий матрас. Наполняя, растягивая, приручая. Разрешая ощутить и прочувствовать всю остроту момента и глубину проникновения.        В момент его абсолютного погружения у неё вырвался непроизвольный вздох, преобразовывая уста в не озвученную, проглоченную между ответными движениями букву «о». Повинуясь странному порыву вампир поднес руку, легким, почти невесомым движением проведя пальцем по её пересохшим от жадного дыхания устам. В этот момент она, неожиданно для обоих, сомкнула их, забирая его верхнюю фалангу в свой плен. Хотя подобного фетиша Виктор никогда не имел, но эти нехитрые манипуляции уверенно прорвали брешь в его пресловутом самоконтроле. Влажный, немного шершавый язык ласкал его палец, бесцеремонно посасывая, а бережно царапающие зубы любимой каким-то невообразимым образом звонко отдавали по мышцам напрягшегося живота, устремляясь ниже, прямо в пах. Мия лукаво прищурилась, видя, как рушатся установленные им же рамки и как меняется характер его телодвижений. — Мия… — коротко обронил вампир, пытаясь вернуть себе недавнее преимущество. Но она лишь довольно замычала, не только не прекращая своих манипуляций, но и добавляя еле уловимого движения головой, в добавок к ловко беснующемуся языку. Не в силах скрывать подступающее наслаждение, он на мгновение прикрыл веки, вдыхая поглубже её аромат и находя хоть какое-то успокоение. Потом, игнорируя её протест, мужчина все же высвободил свою руку из её рта и поинтересовался: — Повеселилась? — Немного, — призналась она, выловив в его взгляде опасно проскальзывающие искры. Ничего более не объясняя, он отпрянул, приподнимая её бедра, и высмыкнув откуда-то сбоку подушку, ловко подложил её девушке под ягодицы. Мия почувствовала, как растворяется в его дымчатом, проникающим под кожу взгляде, как он без малейшего смущения или такта рассматривает всю её. Так странно, будто бы ему еще есть что изучить в её теле после стольких совместных дней, ночей… От этого придирчивого взора, живот неизменно туго пронзило тянущее желание. Но она не осмелилась снова просить его о большем. Его обнажившееся естество, вместе со всей чуткостью и страстью высвободило так же всю его несгибаемую гордость и строгое упрямство. Она была абсолютно уверенна, что он чувствовал, как изнывает её тело, и знал, как неистово пульсировали налившиеся кровью самые нежные складки. Но если она уже раз ослушалась, то возможно нет смысла более изображать покорность? … Девушка легко подалась вперед, стремясь вновь ощутить их единение. И Виктор, прильнув к ней, в своих движениях уверенно и стойко свел, сомкнул всю мыслимую вселенную для них в одной точке. Не веря, что сама переступает эту невидимую грань, девушка заскользила рукой по своему телу и, не ожидая более его снисхождения, принялась поднимать новые волны возбуждения собственными пальцами под его пристальным, темнеющим взглядом. — Малышка… — хрипло сглотнул он, не в силах отвести взгляд от этой губительной, манящей, мистическо- притягательной картины. Подхватив её под ягодицы, он сжал их почти до боли. Но вместо этого она ощутила лишь новый прилив, приближающий желанный экстаз. Казалось, что его прохладные тонкие руки могут в любой момент поранить её молочно-белую, до пугающего тонкую и нежную кожу. Но безусловная чуткость и аккуратность Виктора, всегда безоговорочно властвующая над ним во время их близости, не позволяла вампиру переступить черту её безопасности. Проскользив по подтянутым бедрам, к коленям, щиколоткам, ступням, он вынудил её выпрямить ноги, укладывая их себе на плечи и покрывая поцелуями одну из её икр. Мия застыла в мучительной растяжке, чувствуя, как капля пота пробежала по дрожащей, от возросшего напряжения, пояснице. Бездействовать было уже почти невыносимо. Пронзительно застонав и опрокинув голову, она подала сигнал, что балансирует на грани возможного, и Виктор, наконец-то, сжалившись, наращивая темп помог, подтолкнул их обоих к заветной разрядке.       Рухнув на кровать и переплетясь руками и ногами, пара несколько минут слушала лишь собственное хриплое, сорванное стонами, дыхание. Именно по этой причине вибрирующий мобильный телефон князя Нового света был полностью проигнорирован. Слишком густой еще был воздух между ними. Слишком много они отдали друг другу и теперь, пребывая в приятной опустошённой невесомости, возле пары не оставалось места для остального мира. Они были вне зоны досягаемости.