«Самые страшные сказки - это жизнь. Буча - 💔❤️🩹💔»
Соловейка
Рей лежала в постели и равнодушно крутила в руках большую клубнику. Миска с ягодами стояла рядом, разбавляя серую картину ярким пятном, однако, увы, манящий, свежий аромат не щекотал ноздри. Открутив зеленый хвостик, девушка откусила сочный фрукт. Пожевала. Вздохнув, отложила клубнику и выплюнула на ладонь то, что не проглотила. Вкуса тоже не было. С момента, как она очнулась после пыток, у нее напрочь пропало обоняние. Она больше не различала запахи, а вся еда была одинаково никакой. Раньше Рей хоть что-то могла уловить, сейчас какие-то органы чувств молчали. Что ж, раньше девушка была слепа – раз так обманулась-то, теперь вот такая напасть. Откинув голову на подушку, вяло смотрела в потолок. Не понимая, почему природа столь несправедлива, отчего не лишила её, например, боли, терзающей душу и вгрызающейся в сердце? Та мучила девушку настолько сильно, что Рей едва могла сосредоточиться на рабочих вопросах, и потому в ноутбуке висело незавершенное письмо, начатое еще полтора часа назад. Полноценно вернуться к делам она не могла. Ни своей компании, ни даже клана. Передав все управление в руки Хакса, Рей заперлась от всего мира в замке и днями лежала в кровати, поднимаясь лишь затем, чтобы переместиться к тому или иному донору, вкуса крови которых она тоже не ощущала. Просто пила, чтобы жить. Точнее, существовать. Ведь жить – это наслаждаться, удивляться, смеяться, познавать, защищать и двигаться. Рей просто дышала, чтобы не погиб клан. Она страдала не из-за разбитого сердца, а из-за разорванной связи с миром. Не ощущая дни ни на вкус, ни на запах, девушка словно оглохла. Всегда влюбленная в жизнь, Носферату утратила к ней интерес. Стоило признать, что Бенджамин – талантливый охотник, ведь даже Вейдеру подобного не удалось сделать. Израненная, почти мертвая, она боролась тогда за каждый вдох, ощущая его неповторимость, сейчас же легкие не обжигала боль. Только пустота. Это ли ощущают все вампиры, когда начинают забывать, кем были в смертной жизни, потому становятся безжалостными? Об этом рассказывал Хакс? Это ли то самое взросление, когда краски мира уже ничего не стоят, а вкусы притупляются? Пытаясь отсрочить неизбежное, девушка боролась. Искала еду, которая бы хоть немного да звучала, но все – от шоколада до крови – было одинаковым. Больше не было сладкого, кислого, соленого. Только горькое. Не на языке, а в принципе. Внутри. Под кожей. И эта горечь забивала нос. Рей равнодушно посмотрела на давно остывший камин. Тепла тоже не было, но она и не мерзла. Ничего не осталось. Пытка забрала все. Сделала её… истинной Носферату. Такой, которая ни к чему не привязывалась и ничего не хотела. Кроме… - Прочь. Прочь из моей головы! – Зарычала Рей, прекрасно, увы, знающая кого бы хотела. Но это было так омерзительно, будто желать собственного насильника. Любовь была изувечена, предана и продана. Зачем же сердце продолжало любить, тело – предавать, а память – напоминать? Не о замке Вейдера, нет, а лишь о лучших моментах, вроде секса на траве в тени Анак-Кракатау. Травы, которая оставила отпечатки на спине, так сильно она в нее вжималась. Траве, аромат которой Рей не могла вспомнить, а от того злилась ещё сильнее. Злость придавала сил прикрикивать на Хакса, который появлялся по несколько раз на дню, когда тот был в ярости – совершенно несвойственное ему состояние – на Бена. Не потому что защищала мальчика, а потому что знала, куда заводят такие эмоции. Некоего колдуна, например, в пыточную. Потому медитировала, успокаивала себя. И Хакса. - Совет едва не приговорил меня за то, что Кайло Рен сделал. Тебя-то уж точно не пощадит, - напоминала Рей из раза в раз. Понимала, что Хаксу не нравится беспомощность, но… - не стоит тебе терять свою мудрость. Я уже голову потеряла и смотри, чем это закончилось. - Ты не виновата. - Ещё как виновата, Армитаж! – Обычно на подобной фразе Рей отодвигалась, видя, что наставник хочет её обнять. Любые прикосновения вызывали приступ неконтролируемой паники. Позволить чьим-то рукам снова иметь власть было страшно. – Ты всегда говорил, что любить людей опасно. И это я, я обманула тебя, когда ты проверял Бена, потому что влюбилась в него, подставив абсолютно всех. - Эй. Тебя приговорил Совет или ты сама? Рей. Не нужно себя винить. Тебе нужно время. Отдыхай. Набирайся сил. Мы все с тобой. Весь твой клан. - Тогда почему мне так одиноко? – Не выдержав, почти жалобно спросила Рей. Действительно, в этот раз она ощущала себя как за стеной. Видела Хакса. Видела других вампиров. И при этом их слова поддержки не долетали до нее. - Потому что ты любишь его и без него весь твой мир пуст. Мы – вампиры. Как и феи, мы любим совершенно по-иному. Как бы сильно тот… - он сглотнул ненависть, - человек ни обидел, увы, моя дорогая, ты будешь тосковать. Умом ты все понимаешь, но природа сейчас против тебя. Рей посмотрела на Хакса с ужасом. Её потрясли не слова, а правда. Вот что чувствовал наставник, когда она разорвала их связь. Впервые в жизни у девушки не хватило смелости спросить, становится ли легче со временем, потому что по глазам Армитажа видела ответ - нет. Лучше не становится. Вампиры обречены платить высокую цену за возможность любить. Потому она оградилась даже от него, своего друга. Замуровавшись в одиночестве. Съев еще одну ягоду, Рей все же вернулась к письму. Грустно улыбнулась. Она так ждала – все мучительные семьдесят лет – когда сможет вернуться к миру людей и вот снова жила в замке. Пленница вечности. Обреченная провести все дни мира здесь. В красоте Карпатских гор, которые были и её защитой, и темницей. Неожиданно девушку словно пронзил ток. Полностью. До костей. И тело охватило приятное тепло. - Да быть того не может, - понимая, что это могло бы значить, прошептала Рей. Мгновенно оживая, она спрыгнула с кровати и подлетела к окну. Так и было. Там, на ступенях её замка, сидел Бен Скайуокер. Сгорбившись, мальчик уложил голову на подобранные колени и смотрел на горы. Судя по тому, что расположился колдун спиной ко входу и даже не шевелился – он не собирался тревожить покой и проситься. Сердце Рей застучало так сильно, что она аж закашляла, но внутри у нее, там, где кольцами скрутилась боль, загорелся гнев. Тот самый, который девушка пыталась пригасить и в себе, и в Хаксе. Но сейчас было не до ебанных медитаций. Какого мальчишка посмел явиться на глаза? И если уж так глуп, так отчего еще и труслив, раз не вошел?! Что за игры? Ей очень хотелось просто силой вышвырнуть его за границы своих владений, но ноги, подчиняющиеся сердцу, а не мозгу, понесли Рей к лестнице. Она даже не набросила ничего на себя. Так и побежала, позабыв о раненной ноге, перепрыгивая через ступени. Замерла девушка лишь перед дверью. Чтобы отдышаться, иначе Бен поймет, что из подвалов она выбралась, а по-прежнему его верная зверушка. Жертва не стокгольмского синдрома, нет. Любви. Великой, мать её, вампирской любви. Видимо, природа сделала все, чтобы они даже гипотетически не были счастливы, раз одарила вечной любовью, которая у всех вампиров заканчивалась крахом и болью. Наверное, мертвым не положено было. Или они должны превратиться лишь в обозленных, холодных животных. А, возможно, вампиры задумывались политиками или инквизиторами. Без привязанностей ведь судить и управлять легче. Когда ничто на тебя не влияет. Сделав вдох-выдох, Рей восстановила ровное дыхание, а затем, хоть и презирала себя за это, бросила быстрый взгляд в зеркало. Поправила волосы. Ей хотелось, ах как же ей хотелось, выглядеть красивой для него. Это было так жалко, и все же Рей провела по губам своей Immortel Rouge от Килиана и поверх футболки материализовала пудрового цвета свитер грубой вязки. В паре с шелковыми пижамными штанами выглядело даже…богемно. - Просто блеск, - уныло протянула Рей. Она не хотела, чтобы Бен понял, что все её дни проходят в постели. И… не желала, дабы он увидел, что та футболка, унесенная на себе из его – их… проклятие…их – дома носится здесь. Как воспоминание. Как вторая кожа, из которой нельзя было выскользнуть. Взяв себя в руки, девушка, прекрасная, гордая и холодная, как положено Носферату, толкнула тяжелую дверь и переступила порог замка. Как бы показывая, что в гости никто не приглашен. Вскинув бровь, смотрела, как колдун вскочил, развернулся и что на его уставшем лице вспыхнуло столько чувств. Их было так много… - Забыл свою зубную щетку, Кайло? – Сухо спросила Рей. Бросила на него один быстрый, изучающий взгляд. Выглядел мальчик паршиво. Распоротую щеку и рассеченную бровь заклеил пластырем – самым обычным, бактерицидным. Одна рука была замотана эластичным бинтом и при ходьбе колдун заметно прихрамывал, хоть старался идти ровно, но обмануть ту, что семьдесят лет имитировала идеальную походку сквозь незаживающую рану, было нереально. Она знала, что Совет лишил Бена звания Призрака, потому впервые в своих драных джинсах да футболке колдун показался ей уязвимым. Без имени и без формы он выглядел по-другому, хоть, как голый король, гордо держал голову и делал вид, что его доспехи все еще на нем. Знала и то, что Совет давал ему особые задания. И слышала, что алхимики, как хранители нейтралитета, отказались продавать «этому колдуну» зелья и любые компоненты, потому после дурацких, а порой жестоких заданий, наверное, лечился тем, что было. - Или ты за гуманитаркой от моей компании? НПВС пришел попросить или таблетку… - ее взгляд скользнул по запекшейся крови на виске, - от головной боли? Ей показалось, что колдун в первую секунду ужаснулся мысли о том, что может взять у нее какую-то помощь. Его потрясение было так глубоко, что сердце Рей сжалось, но её разум работал четко. Конечно, он не заслужил помощь. И сочувствие. Или принятие. От него отказались даже собственные родители, все теперь знали ему цену. Все, что он, правда, заслужил – это всеобщее презрение и эти раны, которые по-человечески долго затягивались. Но почему же было так ужасно больно? - Я вот просто хотел узнать как ты? – Бен все также не смотрел ей в глаза. Все также было стыдно, хотя, конечно, да, успел полюбоваться девушкой и внутри все согрелось. Ей так шел пудровый. Она была так нежна в этом цвете. – В Теневом Мире о тебе никто ничего не знает…на работе тебя нет… я подумал, что ты еще… без сил и вот…ну… я тут принес… пожалуйста, возьми. Он протянул ей небольшой ящичек, который все время прижимал к себе. С робостью, которую Рей в нем никогда не видела, а потому сразу поняла, что там – пробирки с кровью. Видимо, этот идиот решил, что она физически где-то тихо загибается без его крови, потому тут же выкачал из себя. Девушка знала куда смотреть, потому сразу заметила несколько синяков на руках. Он не умел правильно работать со шприцем, потому походил на опустившегося наркомана. - Я знаю, что ты не употребляешь такую, но и меня ты пить не будешь, я знаю. Или… - вдруг колдун поднял взгляд и даже улыбнулся. Потом, наткнувшись на ледяное молчание, кивнул. У нее были неприятности из-за укусов перед Советом, как ему в голову пришла такая идея? – А так ты можешь её разбавлять… в общем, лишней не будет. Я буду… благодарен тебе, если ты разрешишь мне хоть немного исправить ущерб. Я поработал над этим. Там классные пробирки. Они держат температуру 36,9 градусов, как при выходе из восьмого сосуда. Значит, будет свежей. Он вдруг почти весело затараторил, просиял. Как тот Бен Соло, которого она впервые увидела в своем конференц-зале. Бунтарь-энтузиаст в кроссовках на босу ногу. Горящий тем, что делает. В нем, в отличие от нее, было невозможно потушить это. Интерес и жажду к жизни. Даже на дне той ямы, в которую колдун сам себя забросил, он продолжал свои эксперименты. - Ты все ещё видишь во мне свою зверушку, Кайло, что принес прикормку? – Рей не шевельнулась. Скрестив руки, возможно, даже не дышала. Или, наоборот, втягивала воздух слишком шумно. Хотелось взять долбанный ящик и разбить об его голову, которая, видимо, не думала, но девушка была вампиром и уважала любую кровь, в принципе, потому просто замерла. Та, что текла в жилах Скайуокеров была ценнее другой крови ввиду своей древности, потому она не имела право просто так вышвырнуть ее. Но Бен видимо ударился слишком сильно, если решил, что ей захочется что-то принять от него. Впервые даже радовалась, что не ощущает запахов, и аромат огня, который был там, в пробирках, не соблазняет её. - Я не пытаюсь обидеть тебя. Просто предложил. - Это все отговорки. Ты настолько стыдишься своего поступка, что в глаза мне боишься посмотреть. Если бы причина была только в крови, ты бы устроил «доставку на дом» без своего присутствия. Но вот, ты здесь. Пришел и сидишь на пороге. Не пытаясь войти. Так что тебе нужно на самом деле? Ты решил подработать охранником или попробуешь ради разнообразия сказать правду? Колдун с минуту молчал, колупая носком старую плиту, а потом неловко протянул. - Я жить без тебя не могу, Рей. Нет, это не красивое словцо, одолженное из книги. Мне кажется, что я физически просто умираю. - Бен уже слышал, как это по-дурацки звучит. Но он становился слабее с каждым днем. Его силы отказывали ему. Позавчера он, чувствуя тревогу саламандр, пытался усмирить вулканы, но те не слушались. Получив дюжину ожогов от перемещений между жерлами, он добился только того, что кое-как успокоил их. Что не означало безопасность, лишь временную передышку. Дым все также клубился над Индонезией, затягивая голубизну неба страхом, но все же те не рванули. Вчера в бою с цутигумо его спас скорее световой меч и боевые навыки, нежели магия. Колдун не сомневался, что это дядя надоумил Совет отправить его искать логово гигантского паука, зная о его арахнофобии. Но он победил. Без особой радости. Просто победил. Затем полночи пинцетом выдергивал острые, как бритва, ворсинки от лап цутигумо, впившиеся в руку. Хорошо, хоть та тварь не отравила его. Иначе у него не было бы возможности взять кровь для Рей. – Это, думаю, шутка Диады. Бен точно знал, что сила покидает его из-за разорванной связи. Как он не ощущал себя сильнее, чем с Носферату, так без нее был слаб. Не зря, занимаясь тем первым сексом с Рей, колдун кожей ощущал, как они сдвигали привычные магические законы. Их сила сплелась воедино, и теперь его тревожило как это все отразится на Рей. - Так ты пришел…подзарядиться? – Впервые в голосе Носферату ощутилась, зазвенела эмоция. Злость. Она явно удивилась, что ему хватило наглости использовать её. Бен только покачал головой. Если бы дело было лишь в нем… ну, на себя было плевать. Он не особо надеялся выжить и сражался скорее на рефлексах, чем на энтузиазме, понимая – все равно Совет победит. Загоняет его. Можно быть лучшим из лучших, но в одиночку невозможно воевать все время. Пока над ним лишь издевались, сталкивая с собственными страхами, но Бен не сомневался, что скоро ему устроят ад. И был готов дойти до конца. Только бы с Рей было все хорошо и вулканы успокоились. Они были ему…как друзья. Такие знакомые с детства. Родные. Его вулканы больше не в его стихии. Огонь в Бене не погас, однако саламандры слабо слушались. - Нет. Ебать, нет! – Он ощетинился. – Нет! Мы же связаны. Я подумал, а вдруг и ты тоже… умираешь. Связь страдает из-за отсутствия контакта, и я вот пришел. Не знаю, в каком диапазоне оно все работает, но мне показалось, если я побуду здесь – ты будешь в безопасности. Получишь силу. - Слушай, отъебись от меня, а? Если хочешь что-то сделать – просто отъебись. Я в порядке. Видимо, Диада наказывает лишь тех, кто предал. Потому уйди с моих земель. Вместе со своей кровью, заботой и самим собой. Бен кивнул, сделал пару шагов и остановился, спустившись на три ступени. Рей поджала губы. - Вот это уже не твои земли, а значит я могу здесь быть без твоего разрешения, - просто ответил парень, смахивая пару сухих листьев. – У твоего замка забавная история, я читал, потому точно знаю, где заканчиваются его границы. За твоей спиной тебе может и принадлежит половина Карпат, вместе с грозовыми облаками да снежными пиками, но вот отсюда ты подарила свои территории жителям бедной деревушки, чтобы они могли выпасать свой скот. Так что фактически я не нарушаю закон. - Ах ты ж сученыш, - вырвалось у девушки, которая никогда не опускалась до оскорблений. – Я вижу, посещения Совета пошли тебе на пользу, да? Там тебя живо научили, что в рамках закона, а что – нет. - Ты можешь злиться и презирать меня ровно столько, сколько угодно, видит Хаос, у тебя, увы, есть на это право, но ни один Совет, закон и даже ты не будут мне указывать, защищать тебя или нет! Мне не страшна твоя ярость, я и так сожжен. Потому просто смирись. Я никуда не уйду, ясно? Ты забыла, Рей? Я чувствую тебя, чувствую!!! – Его голос сорвался. Как камень, падающий с вершины Молдовяну*. Сорвался и надломился. Опасно затих, и у Рей поползли мурашки по коже от его взгляда. Такого незнакомого, взрослого, иного. Касающегося её. – Я знаю, что ты любишь меня, все ещё любишь, например, тут нам нечего обсуждать, я не могу снять это проклятие с тебя, лишь извиниться, что бессилен, но обещаю что-то придумать. Не верю, что алхимики не нашли рецепт от любви, это же просто химия и гормоны, мы решим, как помочь тебе, надо потерпеть. Но кем я буду, если зная, чувствуя, что ты тоже ослабеваешь, послушаюсь и уйду? Все тем же уродом, что и всегда. Он повернулся спиной, подобрал ноги, осторожно поставил ящичек с кровью и снова уставился на деревню, как бы показывая, что ему ничего не нужно. Просто дать ей силу и знать, что их невольная встреча не поможет ему. Вчера он выкачал из себя слишком много крови. Учился нагревать её в пробирках правильно и трижды те разлетались, и приходилось начинать сначала. Тут бы помогло… касание, но Рей было омерзительно смотреть на него, потому он просто сел, гордо неся свою миссию. Улыбаясь разбитыми губами, ведь делал что-то хорошее. Может даже прекрасное. Рей стояла около минуты, а потом, фыркнув, хлопнула дверью. Хотела бы сесть в кровать и гордо работать, но Бен не давал ей покоя. Однако она всегда была упорной, потому даже созвонилась с По обсудить последние данные по клиническим исследованиям. Видя, как небо от ее гнева темнеет, и снег – первый в этом году – падает на леса и горы. И на Бена. Который никак не мог согреть себя изнутри. Огонь не хотел выдыхаться, он выкашлял какое-то жалкое облачко и то, кажется, аж опалило ему ресницы. Силе было плевать. Но колдун с мальчишеским упрямством продолжил сидеть, чувствуя как что-то происходит. Трещит по швам. Как в ту ночь. Магия, нехотя ворочая ржавые поршни правил, что-то таки да перемалывала. Как в Легендах Старой Мельницы, когда колдовство запускало жуткий маховик. Захлопнув крышку ноутбука и удивившись, что прошло больше двух часов, Рей выглянула в окно. Знала, что он все ещё там. Мальчишка, материализовавший куртку, сидел, нахлобучив капюшон, и жадно – это было видно даже с её высоты – пил чай. Карпатский горный холод не щадил его, но он, правда, не собирался уходить, а буря крепчала. От того, что у Рей в глазах стояли слезы. Он был там так одинок и потерян, её уже не золотой мальчик. Сгорбившись, видимо пытался что-то доказать самому себе, хотя делал лишь хуже. Лучше бы шел домой, лечил свои раны, завтра ведь Совет снова призовет его и она… она будет сходить с ума, пытаясь ощутить, где он, этот глупец, затерялся. Нужна ли ему помощь. Жив ли? Этот страх за него – такой иррациональный и одновременно правильный – терзал её каждую секунду. Потому Рей не торопилась прогнать его. Пусть будет здесь. Пусть сидит. Так она хоть могла дышать спокойно…и не дышала вовсе, потому что рыдания её душили. Хоть и сидел Бенджамин бессмысленно. Рей не ощутила себя лучше, как и возрастание силы в нем. Он как был слаб, так и остался. Но она его видела. Видела и в случае чего могла защитить. Но при этом ледяной ветер терзал колдуна. Чай остывал быстрее, чем он успевал греть. Забавно, что колдун пил её любимый, ромашковый, отдающий карамельной – такой «химозной», как говорил Бен – отдушкой. Она ощущала это, пусть тот уже и был холодным. Задернув шторы, Рей обессиленно села на пол. Подтянув клубнику, бездумно сгрызла ягоду с корешком, думая, как этот летний вкус беззаботности контрастировал с той бурей, превращающей колдуна в сугроб. Выплюнув зеленые остатки, девушка подумала, что никогда не сможет есть этот сладкий, как любовный грех, фрукт, когда застыла. А потом закашляла. Сработало. У него сработало. Вот что возвращалось. То, что Бен усилил в ней, а потом забрал. Она слышала запах чая, клубника снова щекотала вкусовые рецепторы. Он, действительно, понял, что им нужно быть в диапазоне видимости, чтобы… в следующую секунду лицо Рей помрачнело. Выходит, чтобы ей ощутить жизнь заново, а ему не умереть от потери дара, им… - Да что же, за что, за что, блядь, мы так провинились?! – Застонала девушка, чуть не вырвав от отчаяния волосы. Едва не заскулив на Луну, которую было не видно. И при этом ощущая, как предательски дрожат колени, на которых она сидела. От счастья. Они то ли прокляты, то ли благословлены, вот только сил простить все равно не было. Не на словах, а с чистым сердцем, потому что сделанное не поддавалось оправданию, не имело логики, лишь нечеловеческую жестокость. И все же. – Сука, сука, суууука, - протянула она со стоном. Теперь жизнь, во всех смыслах, без него будет не мила. А его жизнь будет зависеть… от нее. И если от вкуса клубники Рей бы отказалась, то мальчик… ах, блядь. Она только смирилась, что ей нужно будет ближайшие двести лет наблюдать за колдуном. Хоть понимала, что Совет зол, хоть сердце ныло и замирало, понимала – была таки хорошо знакома с политикой – что он не погибнет. Ему сохранят жизнь. Погоняют, оправдают, отряхнут от грязи и посадят прямо в кресло Люка. И она будет благодарить ебаных политиков за это. Видя, как Бен взрослеет, как становится тем потрясающим магом…хотя нет, не становится. Как превращается в холодного политика. Как женится. Как у него рождаются дети. А она бы всегда была вдали. Со своей дикой болью. С любовью. Зная, что Бен все забыл, прошел, прожил. И свою вину, и чувства. Видя, как не просто растут его дети, как становятся сильными внуки, и замирая каждый день в ожидании, когда смерть отберет его у нее. Такого уже чужого, а отберет. Самого родного и любимого. И она будет ходить к какому-то там памятнику, где не будет слов от нее и порой будет встречать его потомство. Не такое бесшабашное, как крысята, но такое же кареглазое и чихающее огнем. Теперь выходило, что её присутствие рядом с Беном могло уменьшить его страдания. Или спасти от незавидной участи. Подпускать к себе нельзя, но как спать спокойно, зная, что можно помочь? А как спать, если впустить его обратно? Даже на порог?! Этот Дракон не спасет ее род. Лишь погубит. Все. - Нет, выкручивайся сам. Сам. Мне плевать. Плевать на тебя, - тихо прошептала Рей. Встав на ноги, снова быстро спустилась по лестнице. Не задумываясь, вылетела на улицу и крикнула, сквозь бурю. Почти с отчаянием. – Хватит! Уходи! Прекрати! Ты делаешь мне больно! Уйди! Ты замерзаешь, я это ощущаю вот здесь. Замерзал колдун, который тихонько хлопал себя по плечам и топал ногами, и слезы на глазах Рей. Мальчишка подскочил. Его губы были синими. - Я не могу. – Его шепот перекрикивал ветер. – Я боюсь, Рей. Боюсь, что уйду и с тобой что-то случится. Я это чувствую. Мне не холодно. Не прогоняй меня. Я не могу. Рей смотрела на колдуна. Потеряв свою спесь, он словно вырос. Невольно девушка вспомнила историю алхимика Раймунда Луллия, который на самом деле был философом и осуждал лженауку, но потомки все переврали. Но для нее он был значим иным. До определенного возраста он был прожигателем жизни и не хранил верность жене. Бросался деньгами и любил кутежи. Влюбившись в Амбросию де Кастелло, он потерял голову, но набожная, замужняя женщина отказывала любимцу публики. Тронул её только стих, после которого Луллий получил странное письмо, в котором дама его сердца вроде отвечала, что не одарит взаимностью, умоляла его посвятить себя религии, но и отчего-то обещала, что покажет свою обнаженную грудь. Свихнувшийся от счастья философ, приняв концовку письма за приглашение, а остальное - лишь за женское кокетство, снова стал крутиться вокруг Амбросии, не понимая, отчего она так холодна. Когда же напомнил об обещании, та вдруг опустила лиф платья, представив на обозрение изуродованную раком грудь. После этого Луллия словно подменили, он вырос и посерьезнел, став самым известным философом своего времени, как минимум. А был ли алхимиком - вполне возможно. Вот и Бен стал иным, словно она была его раковой опухолью. Или он – ее. И ждало их только облучение без шанса на ремиссию. - Тогда ты ничтожен в своей слабости, Кайло Рен. – Она выпрямилась. Разрешила злости разрушать её. – Ничтожен и жалок. Твое право замерзнуть здесь. Но раньше ты был талантливее в ухаживаниях. Старательней. Не придумывал ерунду. Завоевывал. Зачем мне твоя кровь или смерть? Я – девушка. Ты же обычно цветы таскал. - Ты хочешь цветы? – От холода Бен плохо соображал. Вцепился в свою чашку и щурился. - Да. Я же говорила – люблю лилии. Водяные. Знаешь, такие, что растут в дельте Дуная. Белые и невинные, как мои чувства к тебе, которые ты уничтожил. Колдун вдруг понял, что она просто пытается сказать «отвали» на другом языке. Зная, что он в жизни не полезет в воду, особенно вот в ту, заболоченную. Или просто говорила «сдохни ты уже, наконец!», выгоняя на верную гибель. Но Бен все равно кивнул. Если Рей вдруг хотела лилии – он наберет ей целый букет. Даже если они будут стоить ему жизни. Потому что никогда не сдавался. Потому что девушка выбежала в одной футболке и парень узнал в ней ту самую, в которой Рей ушла. Она носила её дома, на своем израненном теле, а значит…а вдруг… а может быть… словно, никогда ещё клочок ткани не давал парню желание жить. - Я достану, Рей, достану лилии. Я буду рад их достать. И просияв, он растворился. Девушка выдохнула. Знала, что нет, не достанет, а потому от стыда не покажется ей на глаза. Видела, что Бен не ладил с водой. Ощущая облегчение и опустошение, Носферату вернулась в свой замок. Перед дверью споткнулась и нахмурилась. Бенджамин все равно оставил свой ящичек с кровью. Бедный мальчик. Ему так хотелось помочь. - Будь ты проклят, Бен Скайуокер и… да пребудет с тобой сила, малыш… * - самая высокая точка Трансильванских Альп. *** Парень, чей силуэт обнимали вечерняя Тьма и цепкие девичьи руки, довольно и немного устало выдохнул свое удовольствие. Прижимаясь к стене лбом, он не смотрел на девушку, в которую резко, зло толкался. Просто брал, стараясь быстрее добраться до развязки, а когда его накрыло, гортанно простонал, стискивая кулаки, которыми упирался в кирпичи. - А ты умница, - хрипло похвалил он минуту спустя. Отпуская… как её звали?... и застегивая штаны. Достал кошелек и протянул девчонке купюру, номинал которой превосходил гонорар проститутки. Потому что эта вроде не была проституткой. Вроде даже поклонницей, которая бы и бесплатно ему дала в темном переулке. Возможно и без двух коктейлей. Но чистота восторженных помыслов мало интересовала парня. За использованное время следовало заплатить, да и не шибко он верил, что с ним кто-то бы был из-за чувств. – Не смущайся, детка, здесь хватит на дозу. Он косо усмехнулся, опираясь теперь о вторую стену, и глядя на то, как девчонка одергивает короткое платье и лениво размышляя. Не заплатить ли крошке еще и за минет? Пусть бы поработала ещё. Её длинный язык можно было использовать ведь не только ради беседы, которую он поддерживал минут пятнадцать. Ровно столько, сколько было прилично перед тем, как потрахаться. - О, так ты благотворительностью занимаешься, - расхохоталась девчонка, которая перед тем, как ублажить его, не стесняясь, закинулась парочкой разноцветных таблеток. Лишь усиливая его впечатление, что с ним никто не будет из-за чувств или восторга. Только за деньги. И только под кайфом. По иному его выдержать было нельзя. Права была его прекрасная певица с Темного Карнавала, когда он, как дурак, принес ей цветы и свое сердце. Никакие новые вещи или блестящие перспективы не заставят позабыть о его уродстве… «да и о том, что ты алкоголик, собственно. Спасибо за цветочки и давай, проваливай. Я под тебя даже за бабки не лягу. Ты же их спустишь. Нееее, Овод, со Сноуком понадежней. Долгосрочная перспектива, знаешь ли». Потому, уйдя с Карнавала, он вкладывался только в кратковременные сделки где-то в гримерке или в переулке за баром того города, куда его заносили заказы. И расплачивался по цене дозы. Ровно столько, во сколько сам себя оценивал всегда. Забавно, люди оказывается его талант готовы были оценить дороже. Настолько, что за тот месяц после работы на… того человека на Женевском Озере, он имел не только куртку, джинсы да возможность есть трижды в день, но и перспективы. Началось все в момент, когда парень спрятал конверт и к нему подошел мужчина, представившись главным редактором одного из популярнейших британских журналов. С вопросом «а можно вот так же гениально, но очень быстро. Деньги не имеют значения» и вот через неделю он уже руководил завесом, а потом и заливал вечеринку в честь какого-то юбилейного выпуска, на котором присутствовали даже члены королевской семьи. Вот те забавные внучки королевы. Которые Йоркские. А также Рикардо Тиши вот только ставший креативным директором Burberry и ищущий изюминку для своего шоу в Methodist Central Hall. Нечто такое же смелое и безумное, как он сам. Парень, сидящий за пультом, только пожал плечами, шутки ради назвав запредельный гонорар. Поработал бы и бесплатно, ведь даже в ту секунду дрожал не от дозы, которую давно не принимал, а от счастья снова быть здесь. Пускай никем не любимый, не согретый по ночам, зато среди света – смелого, изломанного, дерзкого. Но помнил правила шоу-биза. Либо проси в два раза больше, либо ничего не получишь. Теперь вот он, закончив работать над шоу и уверенный в своем завтра, одетый в куртку Burberry – ту самую, со знаменитым клетчатым принтом, стоял и косо усмехался. Отмахнулся от девчонки. Минет ему был не особо нужен. Впереди была целая ночь, он дико устал от адской работы прошлого месяца. Его почта ломилась от предложений, а значит нужно было сесть и вычитать письма. Разобраться в своем будущем. Обеспечить его. Доказать… если не той певичке, так себе, что он может не просадить, а создать. Если не себя нового, то целую Империю Света. Раз шанс-то у него был теперь. Проебывать как-то не хотелось. Потому парень взмахом руки отпустил девчонку, достал сигарету и закурил. Переулок был грязноват, ну да и он после Темного Карнавала, был не эстет. Его душа была в разы грязнее. Он думал тогда, на Женевском Озере, что сорвал двойной джек-пот, получив деньги и друга. Тот человек так себя называл. Его другом. Можно сказать, протянул руку. Неудивительно, что после подписания контракта с Burberry, парень решил встретиться. Набрал номер под предлогом вернуть скрипку и Бен даже оживился. - Ты где? В Лондоне? Давай через пару дней, а? Я как раз собираюсь туда. Переживу семейный бал, помирюсь с девушкой и пропустим по стаканчику в Black Friar. Наберу тебя! Классно, что ты позвонил. Спустя две недели, парень набрал сам, поскольку Бен не вышел на связь. Друг не отвечал два дня, а потом странным голосом буркнул «Baccarat bar в Harrods. Завтра около девяти». Списав на то, что тот заебан, парень не учуял подвох. Был рад, что может не только выпить, но даже заплатить за своего друга. Рассказать об этом контракте и что ему предложили несколько концертных туров. Не ради хвастовства, а чтобы Бен знал – он его не зря вытащил. Лоэнгрин был полон энтузиазма работать и гордился своей трезвостью. Самые темные времена были позади. Когда парень пришел – на пятнадцать минут раньше, друг уже сидел за барной стойкой. Тянул абсент, казалось бы, поджигая его рукой. Словно учуяв его появление, резко спросил «принес скрипку», но даже не повернул головы. - Да, принес. Привет, Бен. Рад тебя видеть. Хотел сказать спасибо, - он, не обращая внимания на паршивое настроение друга, сел на высокий стул, жестом заказал стакан минералки и устало вздохнул. – Денек выдался – спятить можно. Я не жалуюсь, просто отвык так активно работать. А также носить чистую одежду. Спать в тепле и даже иметь одеяло. Есть любимый бекон на завтрак в отеле и, главное, разговаривать с людьми. Последнее пока ещё получалось не шибко, он больше предпочитал работать молча, а на встречах за него говорили схемы. Слышал, что за спиной его называли «мрачным гением», ну да не рассказывать же, что ты просто не помнишь, что отвечать после «как дела?». Он честно трудился, вызывал уважение и тем, что трепетно творил, и что не ныл на площадке, когда уставший организатор приносил холодную пиццу. Порой даже удивлялся, когда ему отдельно давали целую коробку и не прочь был – молча – поделиться ею с другими. Для бродяги с двумя сендвичами в день новая – одновременно, старая, - жизнь была роскошью. И ему очень хотелось, наконец, заговорить. Сказать «спасибо» никогда не стыдно. В его куртке лежало два билета на закрытое шоу Burberry. Для Бена и его красивой девушки, с которой, он надеялся, тот помирился. Пока у него больше не было как другого способа выразить признательность. - Я сейчас работаю над… - Скрипка где? – Бен, наконец, повернул голову. Его глаза были странно черны. Он выглядел… иначе. Словно с ним что-то происходило. Темное. Страшное. Жуткое. – Положи на барную стойку и отстань от меня. Я не в духе слушать ярмарочные новости. Парень растерялся, но подумал – может и, правда, он передержал красотку у себя, потому друг был сердит. Потому положил её и застыл. Бен понял его как-то по-своему. Поморщившись, достал из бумажника пятьдесят евро и протянул, как какому-то курьеру. - Чего ты. Здесь все, как ты любишь. По цене дозы. Спасибо, что вернул. - Бен. Ты чего? Мы же друзья… Тот вдруг странно усмехнулся и убийственно протянул: - У. Меня. Нет. Друзей. В ту ночь у него рухнула последняя надежда на принятие. Его отвергла Фазма, не захотев его денег. Отшил человек, который вроде верил в него. Видимо, даже успешный он не имел право на любовь или дружбу. Люди не хотели его присутствия в своих жизнях. Максимум, что в нем могло быть нужным – это талант, который вдруг показался Лоэнгрину проклятием. За талант он расплатился уродством, теперь – одиночеством, которое одинаково болело и под чертовым колесом, и в отельном номере, который парень снял в обычной тройке на окраине, куда хоть и ехать два часа, а вроде все равно приятно. Его же никто не ждал. Не к кому было спешить. Тогда он отправился в Хакни и купил кокс, небольшой запас колес и траву. В отеле, занюхивая дорожку чистого снега, подумал, что, наверное, наркотики могут стать причиной падения, ведь теперь на них будут деньги, но они так глушили тишину внутри. Создавали привычный шум. Когда Лоэнгрин явился на площадку слегка под кайфом, никто и бровью не повел. Шоу-биз имел свои правила, и привычка «немного расслабиться» считалась не зазорной, а творческой. Затем, получив аванс, он, сидя в одном из пабов, заметил, как вокруг него, оценив стоимость водки, крутится девица с ярко накрашенными глазами. За двадцадку она пообещала ему первоклассный минет и проблема с физическим одиночеством была решена. Его первый за два года секс не был возвышен и по любви, как ему хотелось. Все случилось грубо, грязно и в туалете. По-быстрому, но девчонка была умелой. На следующий вечер еще одна, а в процессе работы на шоу, он понял, что и модельки по тарифу «за дозу» совсем не прочь. Так все и завертелось. Под кайф, под деньги, под сладковатый дымок марихуаны, под стоны случайных девчонок. Жизнь бурлила вокруг него, но Лоэнгрин все ещё был одинок и мечтал о том, чтобы с ним просто поговорили. Хоть больше никому не навязывался. Купил себе дорогой MacBook и рисовал. А потом на нем формировал дорожки и втягивал их. Замкнутый круг, из которого он больше не собирался выбираться, потому что в этом не было ни малейшего смысла. Только Свет, Тьма, наркотики, выпивка и быстрый секс. - Эй, красавчик, огоньку не найдется? – Он услышал голос, отвлекший от дурных, тяжелых мыслей. Его случайная девчонка ушла, да и голос звучал по-другому. Холодно и властно. Вскинув голову, усмехнулся. На пожарной лестнице сидела девушка настолько невероятной красоты, что её просто не могло существовать. Рыжая, бледная, с алыми губами и вызовом в темных, почти красных глазах. В коротком желтом платье и синем… как это называлось… кейпе. Ничто не скрывало длинные ноги, обутые в вишневые, глянцевые, такие карамельные, туфли. Прекрасная и… опасная. Очень-очень опасная. Манящая. В её пальцах не была зажата сигарета, потому вопрос был просто вопросом для привлечения внимания. Она говорила «привет, пообщаемся?» и под общением подразумевала обмен не словами рот-в-рот, а языками, например. Интересно, как давно незнакомка здесь сидела? Склонив голову в бок, Рей ощущала, что душа её полна разочарования. Такого густого, как патока, которую девушка ненавидела за липкую вязкость. Одинокая и воющая, растревоженная и злая, она, выпив Дина, очень нуждалась в Свете. Чистом и мощном. А может ещё в скрипичном концерте у чертового колеса, когда бы скрипка плакала за нее, а она бы просто ощущала ноты на коже и под ней. Прислушавшись, определила, где находится Лоэнгрин. То, что он почему-то пребывал в Лондоне стало для Рей хорошим знаком, но, когда она увидела его, грубо трахающего какую-то девчонку, а потом оплачивающего все, поняла, что заебалась. Заебалась верить в людей. Искать каждому оправдание. Если даже человек, полный света, опустил руки и утонул в пороках, почему она, от природы зло, должна была держаться? Почему не дать выход гневу, ярости, боли? Почему не сорваться хоть раз? Почему не перестать быть понимающей, всепрощающей, толерантной? Жалеющей своего палача? Опускающей голову перед Советом? Ощущая, как мир начинает шататься, девушка поднялась. - Ты употреблял сегодня? – Вкрадчиво спросила она, одергивая юбку. На секунду развернулась, заслышав шум, и Лоэнгрин увидел, что на спине кейпа вышит чёрный орел, а на желтом платье был еще и красный пояс. Если задуматься, то её одежда была стилизована под трансильванский герб. Когда-то давно он, ставя спектакль Стокера здесь, в Лондоне, тщательно вычитывал историю того карпатского края и точно такими же цветами заливал сцену, чтобы красный, синий и желтый, сплетаясь ещё и отражали птицу на полу. Турул. Кажется, она называлась Турул. Вестник богов, который был знаком великих перемен и спасения, ведь однажды принес мятежному князю Ференцу Рагоци потерянный в битве меч. Забавно, что великие символы всегда были лишь на стороне повстанцев…и политиков. Эту птицу вроде потом использовали правоконсервативные силы Венгрии. Интересно, а что же турул приготовил для него. Какую весть? -Нет. – Усмехнувшись, ответил парень. - Зря. Давай. Прими свое лекарство, - протянула девушка, слегка гипнотизируя Лоэнгрина взглядом. Чтобы не задавал лишних вопросов. Стирая эмоции, оставляя ему лишь инстинкты, вроде потребности в наркотиках да похоти. Немного приглушая его волю. Наблюдая, как скрипач – скрипач ли, ох? – забрасывается яркими таблетками, улыбнулась, приближаясь. Она никогда не пила кровь, отравленную наркотиками, но… да, слышала от двух-трех вампиров-бунтарей, что это невероятное удовольствие. Дурманящий яд, который помогал забыться. Расслабиться. Постигнуть дзен. Потому Рей, не нарушающая раньше правила, решила – да пусть горит все огнем. И Лондон, и Рим, и сердце, и кровь. Она хотела облегчить боль. Хотела забыть Бена, а ещё больше – саму себя. Хоть на миг. На один бесконечный миг. - А что взамен? – Прищурившись, спросил скрипач. Посмотрев на девушку по-иному. Зная, куда смотреть. На голые коленки, например. Не на лицо, что казалось почему-то смутно знакомым, будто он уже где-то её мельком видел, но нет. Да и это было неважно. Такие важные и шикарные проходили мимо, а эта вот хотела видимо экстремального, низкопробного удовольствия. Рей прижалась к стене и улыбнувшись, поманила парня пальцем, а когда тот был совсем рядом, опираясь руками о кирпич, промурлыкала: - Удовольствие. По цене дозы. – Сверкнула улыбка. Острая, как бритва, потому что девушка выпустила свои клыки. Человек, уже полностью находящийся в её власти, затуманено смотрел на нее. Умоляюще. Не знал, что она собирается сделать, но знал, что должен о чем-то попросить. Ощущал. - Поговори со мной, - прошептал парень, прикасаясь к щекам Рей руками. Та едва не завыла. Его одиночество просто таки разрывало на части, а она не могла согреться рук, температуру коих не ощущала. Он был так похож на её мальчишку, который просил о поцелуе. Ещё одно чистое желание души, которая утонула в пыли. – Поговори, будто… будто я человек. Будто я живой. Будто я имею на это право. Рей дернула Лоэнгрина за воротник его куртки, тот опустил руки ниже, обнимая за талию, а ничего не происходило. - Ну же, смертный, согрей меня. – Девушка мерзла, безумно мерзла в своем теплом кейпе. Это единственное, что вернул ей Бен тогда, когда сидел под снегом. Холод. Он ушел, опять пропало обоняние и вкусы, зато ощущение холода поселилось на уровне атомов. Потому Рей притягивала к себе человека, жаждущего обычных объятий и обнимала в ответ. Они видимо были прокляты, потому что не могли дать друг другу, что нужно. Потому девушка неспешно потянулась к горлу свитера Лоэнгрина. Чтобы выпив его крови ощутить…нет, не кайф. Что-то. Ну хоть что-то. Кроме холода и пустоты, заставлявших её ощущать себя такой мертвой. Существом, а не девушкой. - Рей? – Знакомый голос – но такой непривычно потерянный, пронзенный непониманием – вдруг обжег её. Не согрел, а именно оставил уродливый косой след о затылок, которого коснулся. Дернувшись, она повернула голову и увидела Бена, который стоял среди грязного переулка. С букетом помятых лилий, с которых ещё капала вода. Вроде такой знакомый в своей косухе да черных джорданах, но лицо было грубо распорото, а в волосах виднелось немного тины. И никакие белые носки не убедили бы Рей, что он все тот же мальчишка. Потому что огненный колдун не носил носки. И заметил бы, что не убрал следы приключения. - Так-так-так, кто это у нас, - она коснулась плеча человека, заставляя того замереть и насмешливо сощурилась, хоть внутри у нее произошел маленький Большой взрыв. Неужели ему не хватило ума и он сам полез в болото? В воду?! Полез и… Хаос всемогущий, не утонул. Какой ценой, какой, блядь, ценой?! – Я не помню, чтобы заказывала мятый букет. Бен, прижимая и без того искалеченные цветы, смотрел на Рей, которая была в чужих руках и ощущал лишь боль. Эгоистичную. Потому что его девушка была прекрасна. В этом облегающем, полном символов платье и с клыками, что дарили им обоим незабываемую связь. Его девушка, да. Которая не его. Даже в мыслях он запрещал себе касаться её имени, хоть иногда слышал во снах успокаивающий шепот. Будто Рей была рядом и утешала. А затем просыпался со стоном, гладил крысят и очень нехотя признавался себе, краснея до ушей, что да, ему бы хотелось – иррационально, пусть не заслужил – чтобы она его утешила. Погладила по волосам. Потому он и отправился в Дельту Дуная без сомнений. Чтобы достать цветы и заставить Рей улыбнуться. Дать ей немного радости и… да, себе. Отправился, а затем долго ходил по острову Ермаков. Рассматривая границу – весьма условную, незримую – с Румынией, стоя на украинской земле. Крики незнакомых ему птиц немного заглушали животный, рефлекторный страх Бена, когда он оглядывался. Около пяти тысяч квадратных километров воды и вторая – или третья? – по величине заболоченная территория. Шесть с половиной тысяч лет и воды Дуная, заполнявшие маленькую бухту, раскинулись в изощренное переплетение каналов. Разнообразие видов здесь было почти таким же, как на Большом Барьерном Рифе или весьма жестоких для выживания Галапагосах. Он прочел, что в этой местности около двух тысяч видов растений, а ему нужно было лишь одно. Простая водная лилия, которая здесь находилась не у берегов, а пряталась где-то в изгибах каналов, больше похожих на какой-то лабиринт. Минотавра. Да. А его Ариадна не снабдила нитью, за которую, утопая, он бы мог схватиться. И все равно он хотел рискнуть. Но все никак не мог решиться. Слишком хорошо помнил все случаи, когда заходил в океан даже по щиколотку. Там хоть можно было увидеть дно, а здесь… сплошное болото. Полное жизни и все же мертвое, как в любимой книге Толкиена. Станет ли Дельта его пристанищем? Обидно будет погибнуть не в «великой битве древних лет»*, а просто так. Где-то далеко от дома. Не как солдат при битве на Сомме, покрыв себя славой ** и даже не как Призрак. Как идиот, который полез в самоубийственное задание зная, что Рей не нужны цветы. Только покой от него. Чтобы отьебался. Или утонул. Одно из двух. А он хотел упрямо выбрать третье и достать прекрасные лилии. Поэтому сел в лодку. Грести Бен умел. Весьма теоретично, но оказалось несложно. Пара подстраховочных заклинаний и он ощущал себя почти спокойно. Насколько может ощущать себя среди воды тот, кто всегда тонул. Это было не то же самое, что ходить на маленьком острове. Там сила огня и вулканов давала ему уверенность, здесь же были чужие, незнакомые пейзажи и земли. Здесь царили водные ундины, ненавидящие его с рождения почему-то, и все же Бен изучал красоту, из которой родилась и Рей тоже. Воды Дуная были у нее в крови. Воды и Карпатские горы. Нечто древнее и вечное, как она сама. Видевшие начало мира и те, кто застанет его конец. Лилии были бледными, как кожа Рей. И скрывались за тростником, растущим далеко от берега. Бен вроде просто подплыл и наклонился, но та, особая магия странного, необъяснимого проклятия словно сняла все заклинания и за шкирку вытолкнула из лодки. Уже в такую по-зимнему холодную и вязкую воду. Он не успел даже схватиться за лилию – хоть одну! – как Дунай сомкнулся над ним своими зелеными водами, отбирая солнечный свет. Ужас в одну секунду парализовал всегда храброго колдуна, а потом в нем проснулось вот то самое упрямство, и колдун, пользуясь всеми возможными заклинаниями, попробовал материализоваться выше, над поверхностью воды. Вышло на последней капле воздуха в легких. Вынырнув, он вцепился в какую-то корягу. Раздирая лицо и ладони, крепко за ту держался. Выкашливая смерть из груди, которая не отпустила, а притаилась. Тянула на дно. Ему можно было раствориться, но лилии колыхались чуть дальше. Он рвал их, продолжая царапать лицо и одну руку. Сквозь боль. Рвал, чтобы подарить Рей. А она даже не улыбнулась. Он здорово разочаровал её, что не сдох? Нужно было отпустить корягу? Потому Бен просто немного разгладил примятые лепестки. Видимо, повредил, когда зажимал их между бревном и собой, продолжая срывать дальше. Он и не заметил, что испортил букет. Подошел поближе и все же протянул, надеясь, что Рей вынырнет из объятий… присмотревшись, колдун едва не застонал. Лоэнгрин, она была с Лоэнгрином! Девушка равнодушно скользнула взглядом по лилиям, а потом – по распоротой щеке, различая в глубокой ране щепки дерева и какую-то грязь. Ему стоило промыть рану, а не только переодеться. А потом зашить. Чтобы не было заразы и красивое лицо не было навсегда утеряно. - Жалкое зрелище, - процедила Рей, не прикасаясь к подношению. У Бодлера были цветы зла, а у Бена – боли. Странно, как бледные лепестки не покраснели от ужаса и крови колдуна. Она не хотела даже представлять, как ему было страшно. – Что ты за Призрак такой, если даже цветы без травм достать не можешь. - Я больше не Призрак, - Бен привычно приосанился, потому что нес позор с достоинством. Не как христианский мученик, нет, в нем не было этого вот нужного смирения. Лишь как человек, уверенный в справедливости наказания. Его голос сипел после того, как он задыхался под водой. - Что так? Дедушка тоже забыл подать списки или не замолвил за золотого мальчика словечко? Я думала, они погрозят пальчиком тебе недельку и забудут то, что ты, такой дурачок, не добил стригу, - она фыркала от неподдельной злости. На Совет да Вейдера. Где он был, где он, мать его, был? Почему не заступился за внука? Почему чертовы маги тянули с амнистией?! – Ладно, забирай свои цветочки и проваливай. - Рей. Не делай этого. Если тебе нужна кровь… я отдам все, не пей его. Ты же не такая. Ты не кусаешь никого от злости и отчаяния. - Не такая? Откуда ты знаешь какая? – Рей провела острым когтем по шее обездвиженного человека. – Ты сам себе придумал меня. Я никогда не говорила, что «не такая». – Она безжалостно возвращала Бену его же злые слова из подземелья. Когда Кайло Рен смеялся и говорил, что это она его сама и придумала, сама оправдывала, а он просто не спорил. – К тому же, нет закона в Совете, запрещающего пить смертных в переулках. Публично нельзя, в барах нельзя, а вот здесь – можно. Не волнуйся, все по обоюдному согласию. Девушка откровенно издевалась над законами Совета. Попробуй допроси человека после гипноза носферату и отдели ложь от правды. - К тому же, я не совсем хочу укусить. Мне бы скоротать вечерок. Скучно. А он хорош. Что ты так смотришь? Хочешь присоединиться? Такие развлечения как раз же в твоем в духе? Втроем, а? Что скажешь, Кайло? Хочешь меня? По очереди со смертным? Или одновременно, м? Это то, что тебя заводит? Или… тебя больше привлекает именно мальчик? Бен покачал головой. Рей, на секунду отстранившись от смертного оказалась как-то на расстоянии в поцелуй. Заманчиво ухмыляясь и ощущая…ох как бы ей хотелось поцелуя. Чистого и настоящего. Но даже поцелуй истинной любви не обладал амнезирующим свойством. Потому она не сделала рывок, но неожиданно протянула руки. Словно они не повиновались ей. Хотели цветов. Этих сломленных лилий. Но ладони колдуна были холоднее её. Это потрясло Рей настолько, что она одернулась и цветы упали к ногам. Он не просто терял силу, проклятие, Бен терял магию огня. Свою сущность, без которой просто погибнет. И какая-то часть девушки была этому рада. Потому она оттолкнула лилии, а мальчишка вдруг присел. Поднял цветы, отряхивая их от пыли. Не потому что цена была высока. Просто они были так похожи на его прекрасную леди. Такие же красивые и сломленные. Ему хотелось сохранить эти водные лилии. В конце концов, выросшие в дельте Дуная, они не должны умирать в грязном переулке, как… Рей. - Это не ты, Рей. Не ты. Это все я. Я причинил тебе нечеловеческую боль. - Ерунда, я же просто мертвое существо. Да? Да, малыш? – Её прикосновение оживило человека и тот, тихо рассмеявшись, потянулся к девушке. Его ладони надавили на плечи, вжимая ее в стену, а сам он с удивлением уставился на появившегося Бена. Эта ситуация напоминала Лоэнгрину сон. Глупый, длинный, странный сон, где люди появлялись из темноты и источали страдания. - Друг. Не делай этого. Я же люблю ее, - с отчаянием сказал колдун и тут парень вспомнил, где видел красотку. Ну, конечно. Она целовалась с Беном на Женевском Озере. Его девушка. Ради которой все было затеяно. Что ж, а теперь целовала его. Ухмыльнувшись, человек покачал головой. - У. Меня. Нет. Друзей. – Припечатал он без заикания, а потом поцеловал девушку. В сердце Бена что-то сломалось. Хрустнуло. И через сломанную перегородку да верхнюю полую вену в правое предсердие хлынула только боль. В чистом виде. Неразбавленном. Ему хотелось ударить человека, сломать тому челюсть или переломать пальцы, но… у него не было на это никакого права. Рей была свободна, Лоэнгрин - похоже обижен. Колдун смутно помнил их короткую встречу, когда он запивал Хаос абсентом после пыток Рей, но видимо ему удалось убить двоих по цене одного. Без волшебной палочки. Просто отвернувшись. - Если ты не хочешь присоединиться, не мешай, - на секунду отстранившись, зарычала Рей. А потом сладко улыбнулась человеку. - Пойдем, малыш, у меня целый список желаний и переулка будет мало. Бену так хотелось, чтобы эти слова были адресованы ему. Он бы пошел за ней куда угодно. Со своим списком. Уже не таким страстным, но полным прикосновений, объятий и того простого, банального счастья уснуть на всю ночь рядом. Выполнил бы любое желание, но остался просто стоять, стискивая ненужные лилии. А потом, чтобы не мешать и не видеть, защищая себя, раненный в душу, он, оставляя след из слабого аромата лилий и боли, отправился в единственное место, где его ещё могли ждать. Где он мог крутиться вокруг разбитого сердца и не думая ни о чем, завыть. Потому ему очень нужно это было. Именно завыть. Пожалеть себя. Зализать раны и свое посттравматическое расстройство. Чтобы бороться дальше. Дом дедушки с детства напоминал Бену те немного китчевые рисунки Джима Митчелла, которые обычно любили размещать на пазлах для подростков. Не за пестрые краски да сказочность, а за всегда включенный свет, разгоняющий и зимнюю темень, и летние грозы, и первые осенние сумерки. Став взрослее, колдун знал - когда бы он ни появился, его всегда встретит свет в окне, и его спаленка, где на обоях мальчик рисовал Дары Смерти и руны огня, мешая истинную магию с чарами Роулинг, тоже ждет. Но сейчас колдуна ждало новое потрясение. Домик среди облысевших в ноябре яблочных деревьев смотрел на ночь слепыми окнами. Ощущая, как тревога охватывает его, колдун замер, принюхиваясь и не ощущая опасности. Только тишина и пустота. Да шорох охваченных морозом опавших листьев. Место, где он делал первые взмахи световым мечом. Где дедушка, как в любимой детской книжке Наннети, готовил ему сабайон…и…что-то ещё как оказалось. Какой-то ебаный озверин, превративший доброго мальчика в лютого зверя. Но сейчас было не время для обид. Бену просто хотелось домой, потому он, не скрывая от ночи хромоты, заковылял к дому, останавливаясь время от времени, чтобы выкашлять воду, которая ещё была в легких и свистела там при каждом вздохе, напоминая о том, как его же стихия хотела забрать жизнь. Почему же он проклят? Ундин Бен не обижал. Тихо войдя в дом, легко вскрывая все защитные чары, парень хотел просто спрятаться в своей детской. Как в три года накрыться одеялом, украшенным звездами, и уснуть, думая, что все пройдет наутро. Однако, не успел сделать шаг, как услышал тихое. Удивленное. Наполненное, как всегда, любовью “Бенджамин?”, долетевшее из гостинной. - Да, это я, - крикнул колдун, не желая получить ещё пару ран от светового меча дедушки, который не был ласков со случайными посетителями, зато очень умел с оружием. Энакин оберегал покой и пустоту своего дома. - Привет. Он зашел в гостинную, где не пылал и даже не тлел камин. Слабо дрожала только голубая свечка, плачащая воском уже так долго, что покрыла столик характерными каплями. Сидящий в одиночестве Энакин с удивлением смотрел на своего мальчика, которого не видел, кажется, целую вечность. Сердце, такое уставшее от тоски по нему, забилось радостнее. Он вернулся к нему, вернулся! Его Бен был здесь, когда мужчина не надеялся того увидеть более. - Дедушка, я… что с тобой? Ты болен? - Щурясь, спросил колдун и голос наполнился страхом. Отлично видящий в темноте, он заметил, что Энакин выглядит уставшим, исхудавшим и изможденным. Каким-то не таким. Он, как та свеча, таял. - Дедушка… - Все в порядке, мой мальчик, обычный грипп, но уже прошел. Иду на поправку. - Энакин улыбнулся, зная, что все равно ему ничем не поможешь. То, что у него было, он уже прожил, отдав свои годы тем, кого любил. - А меня не было рядом. - Бен беспомощно оглянулся. Положил помятые цветы без каких-то объяснений и предложил чай. - Я сам сделаю. Сиди. Позволь мне. Энакин задумчиво посмотрел вслед Бену. Обычно он ему всегда приносил чай, но сейчас и, правда, сил не было. У него больше ни на что не было сил. Даже путь от кровати до любимой яблони занимал у него много-много времени. Его жизнь заканчивалась и некогда могучий маг тратил последние дни, чтобы реабилитировать Бена. Снова вернуть ему фамилию и снять с убийственных миссий, пользуясь своим влиянием. Глупая храбрость внука обходилась самому Бенджамину очень дорого. Но, наверное, она не давала Энакину выдохнуть и уйти с миром. Ему нужно было закончить миссию. Защитить хоть кого-то. Когда внук вернулся, Энакин улыбнулся, уловив знакомый аромат яблочного чая, который не готовил себе из-за длительности процесса. Когда мальчик привычно сел у его ног, ощутил облегчение, хоть распоротая щека не давала покоя. Щека и водяные лилии. Какая нелегкая понесла его в болота? От мысли, что он мог потерять сегодня Бенджамина, кулаки Энакина невольно сжались. - Тебе…нужно… промыть лицо. В ванной есть пару зелий и антисептик. Ты очень красив, Бенджамин, сбереги это. - Смысл быть красивым на лицо и ублюдком в душе? - Он спросил без агрессии. И к счастью, не задавал вопросов о том чем и зачем Энакин травил его в детстве. Просто сидел, не сводя взгляд с лилий, и на лице его застыла боль. - Ты должен был позвать меня. Я бы пришел, дедушка, я бы никогда не бросил тебя. Никто не должен быть один в болезни. Бен знал, что хоть с мамой и дядей у деда отличные отношения, на деле их общение не выходит за формальные рамки традиционных пятничных ужинов. Энакин был скрытен и никому бы не пожаловался на слабость. Кроме него, да. Но Бена не оказалось рядом с тем, кто вырастил его. Впервые, будто очнувшись, мальчик вспомнил, что его дедушка уже не молод, хоть для него он всегда был могучим темным колдуном, обучившим всему. И тем, кто - ладно, пусть и налажав! - верил в него. Даже сейчас, когда двери родительского дома были закрыты. Точнее, конечно, родители не отреклись от него, хоть публично осудили, но как-то стали избегать, после чего Бен перестал навязываться. У него остался только Энакин, а у Энакина - только он. Вот и вся арифметика. - Ты и пришел. Куда лучше, когда это по доброй воле, а не из-за чувства долга. Я скучал по тебе, мой мальчик. - Он думал, что перед смертью повезло снова увидеть дорогое лицо. И пусть Бен был ранен, его мужество восхищало Энакина. Внук нашел в себе силы не только признаться Совету, но и с достоинством нести бремя позора, хоть мужчина знал, что для мальчика означает звание Призрака. Он помнил, как Бенджамин получил первые, серые петлицы рядового и как тогда сиял от гордости. У него отобрали его самого. И если шанс на амнистию колдуна, как члена Теневого мира, ещё был, то Призраком внуку уже не стать, потому что туда брали темных магов не только большой силы, но и кристальной репутации. А он все равно держался на плаву. Сломленный, а держался. - Мне так плохо, дедушка, мне так плохо, - внезапно заговорил Бен, уложив голову на колени Энакину. Как в детстве. Забыв о том, что взрослый. Прижимаясь хоть, к своему самому родному человеку на всей земле и так крепко держась за колени, будто боясь потерять прямо сейчас. - Я не знаю, что сделать, чтобы хоть немного перестало болеть, как и знаю то, что не имею права на эту боль. Я бы так хотел исправить все. Самый сильный колдун своей эпохи…беспомощен. Если бы было зелье, что стерло бы у Рей любовь, а у меня эмоции - я бы все отдал за него. - Мой мальчик, больно - это когда нет в живых. Пока твоя девушка дышит, значит шанс есть, - спокойно ответил Энакин, ощущая в нагрудном кармане тяжесть одного старого медальона. Бен вскинул голову и сузил свои темные глаза. - Ты кого-то потерял, дедушка? - Тихо спросил парень. - Я едва не потерял тебя, но теперь все хорошо, Бенджамин. Давай. Допивай свой чай и пойдем спать. Ты устал. Но сначала промой раны, хорошо? - Он с трудом поднялся. Бен нехотя встал, однако подчинился, потому поплелся в ванную, где через секунду раздалось тихое “ебать”, свидетельствующее о том, что мальчик обеззараживал рану. Энакин же, достав свой медальон боли, раскрыл его. На него оттуда смотрела прекрасная голубоволосая фея. Вещь, подаренная самой Асокой. - Спокойной ночи, моя маленькая, - сказал он, как делал это вот уже сто лет. - Я люблю тебя, помнишь? И скучаю просто невероятно. Я ничего не забыл. Ничего. *Цитата Голлума из фильма «Властелин Колец. Две башни» ** прототипом Гиблых Болот у Толкиена обязаны своим появлением Северной Франции после Битвы на Сомме. *** Сегодня без «привет» Долго думала стоит ли говорить сегодня с вами, но хочется рассеять этот ужас их головы. Стекло похлеще фика Спасибо вам как всегда за отзывы и жду проду. Не забывайте об этом. Ваши реакции и слова важны. Говорите) Я знаю, что Из Тьмы рождается Свет. Теперь знаю, что во Тьме он ещё и не гаснет