"- Я же нахожусь возле него, вижу его каждый день, могу ухаживать за ним, любить его, отдать за него жизнь!"
"Русалочка" Ханс Кристиан Андерсон
Месяц спустя. 24 января. Бен, едва ли не впервые вошел в свою квартиру, воспользовавшись ключом, а не перемещением. Пах колдун дождем и скоростью, но увы, не дымом - огонь в нем даже не тлел уже месяц, на что мальчишке было глубоко плевать. Последний месяц он жил по инерции. Просыпался, кормил крысят, шел на кладбище и сидел, пока его не призывали. Лечил раны. Промывал швы, потом снял их. Нехотя. Потому что они были свидетельством того, что Рей любила его, раз своими же руками латала раны. Но оставлять их было нельзя, потому парень, спустя положенное количество дней, выдернул нитки. Удержавшись от соблазна позвать носферату и попросить помощи. Когда знаешь, что тебе не откажут, так просто просить… но он же сам отпустил Рей, потому не лез в её жизнь. Даже кровь высылать перестал, чтобы не напоминать о себе. Поэтому весьма неумело, болезненно повытаскивал нитки. Одну, правда, как-то не до конца и теперь там что-то нарывало и болело. Может, не от криворукости. Может, так болела пустота. Иногда Бен бродил по улицам больших, шумных городов. Кормил крыс на площади Сан-Марко, когда все остальные сыпали хлеб голубям. Пил - больше не абсент, нет - в парижском пабе. Ужинал крылышками в одном из нью-йоркских KFC, не ощущая вкуса. Покупал смешные носки для туристов в Праге. Зачем-то выбирал дюжину строгих, серьезных рубашек в “Харродс”, а потом катался на эскалаторе. Просидел несколько часов в киевском метро, слушая уличного скрипача и ощущая боль тысяч людей, которые прошлой зимой ночевали здесь во время военных бомбежек. Медитировал на одном из карибских островов, держась подальше от Индонезии и её островов, чтобы не видеть мертвые вулканы. Но где бы Кайло ни был, ноги несли его к Хилтону любого города и он просто бродил кругами, надеясь - а вдруг она сегодня здесь, вдруг судьба, Диада или проклятие позволит ему, не нарушая границ, краем глаза увидеть ее, потому что от тоски он лез на стенку. И потому радовался новым миссиям, которые становились все сложнее. Словом, как умел, парень жил и двигался дальше. Без особого желания. Но у него были крысята, собственное понятие чести и сила, которая наделяла его ответственностью перед слабыми. Поэтому он шевелился. Спал плохо и мало, просыпался ещё тяжелее. Но шевелился. Больше не плакал по деду, но много с тем разговаривал, сидя у могилы. Не мог заставить себя вернуться в дом Энакина и раздеть ёлку. Увидеть в морозилке утиную грудку, которую дедушка обещал приготовить. Ощутить знакомый с детства запах яблочного чая, всегда витающий в воздухе. Сегодня в нем что-то немного надломилось. Сидя под дождем, Бен привычно рассказал Энакину притворно-бодрым тоном о своем дне. Доверил камню то, что очень скучает и по нему, и по Рей. А потом вдруг сел на мотоцикл. Миссий от Совета не было и он просто позволил себе забыть обо всем на скорости за двести пятьдесят без единого страховочного заклинания. Для его мастерства это не было самоубийственной глупостью. Просто немного отпустил себя. Даже чуть-чуть посмеялся. Потом зашел в сырную лавку, набрал лакомства для своих детей и вот, с руками, пахнущими специями и приправами, вошел в дом. И тут же замер, улавливая присутствие от которого на загривке волосы встали дыбом. Забыв разуться, вошел в свою огромную гостинную и застал… Рей. Та, абсолютно спокойная, сидела на диване и вела какой-то страшно деловой - судя по тону и фразам - разговор через ноутбук. Смотрелись строгие слова на фоне её домашних штанов, крысят на коленях и желейных лягушек, что она ела, очень забавно. Настолько, что парень фыркнул, за что был тут же награжден очень серьезным взглядом. Как ни в чем не бывало, девушка округлила глаза, показывая всем своим видом “не мешай”. - И обувь сними, Хаос тебя дери, я истратила на этот пол дюжины заклинаний, - на секунду отключив микрофон, бросила она после чего вернулась на свой конференц-колл. Бен же опустил глаза, смотря на грязную лужу из-под черных Джорданов. Стащив кроссовки, он вытер пятна своими носками, за что получил ещё один более серьезный взгляд и как ни в чем не бывало положил сыр на барную стойку. Помыв руки и достав все нужные ножи для различных сыров, он стал готовить ужин для крысят, которые уже заинтересованно забрались на спинку дивана, наблюдая за ним. Кроме верной Рей Ми. Сам же парень, делая механическую работу, смотрел только в спину девушки, ничего не понимая. Его нарывающий шов заболел. Что она здесь делала? Нужно ли было ей тоже предложить сыр и вино? Ему нужно убраться подальше? Как минимум, ему не стоило с ножом стоять у нее за спиной, потому быстро закончив с нарезкой, парень поставил керамическую тарелку на пол и игнорируя пищащих крысят, толкающих друг друга, сел на пол. Лицом к лицу, точнее к коленям. Тут же опуская глаза, чтобы Рей не подумала, что он пялится и тут же впиваясь ногтями в ладони. Её щиколотка была забинтована. Девушка перестала это скрывать. Ему стало больно. Эту рану залечить было нельзя. Он спросил у всех, кто хотел с ним говорить. Выполнил пару грязных заданий для тех алхимиков, которые гипотетически могли помочь. Ответ был неутешителен. Раны от серебра на коже вампира не могли зажить. Он изуродовал её навсегда. И болеть у Рей будет вечно. - Привет, - едва она захлопнула ноутбук, тут же выпрямился парень и затараторил: - хочешь вино? А ужин? Может чай? Я купил вкусный сыр! Хочешь, Рей? Может меня? В плане, я на диете, ты можешь спокойно укусить, ты не думай, я все прочитал про то, как нужно питаться. Он говорил быстро и невнятно, позабыв, что когда-то мог соблазнить любую девушку. Просто смешивал восторг и легкую задышку. Не спрашивал, что она здесь делала, дабы Рей не восприняла за невежливость. Если пришла - значит надо. Ему главное понять - что ей нужно дать. - Не грузи, Бенджамин, - поморщилась девушка, потянувшись к вискам, а у колдуна вдруг онемели губы. После смерти дедушки и ухода Рей он больше не слышал своего полного имени. И внутри все скрутилось. Парень тут же умолк, боясь выдать все, что ощутил: от тепла до желания кричать. - У меня был сложный день. - Я могу тебе чем-то помочь? - Стараясь быть спокойней, поинтересовался он. Пытаясь не походить на скотч-терьера, которому показали любимого хозяина и тот от счастья стал прыгать вокруг. Он вроде считал себя Драконом. Её Драконом. - Кстати, а как ты попала в квартиру? Он не удержался. Мальчишеское любопытство было выше него. Рей скривила губы в добродушной насмешке. Вот так он больше походил на себя, хотя от её колдуна практически ничего не осталось. Глядеть на него было все равно что смотреть на развалины замка. Вроде что-то знакомое, но содержание изменилось. Полностью. Остались лишь проблески. Кстати, о замке. Вспомнив о своей цели, Рей поежилась. - Ну, во-первых, наша Диада имела в виду твои запреты. Ты мне от дома отказал, но наша связь как-то посильнее этого. - Девушка забарабанила пальцами по ноутбуку. - Во-вторых. Ох. У меня замок сгорел. Мне нужно где-то пожить. - Сгорел? - Округлил глаза Бен, - как сгорел? - Ты маг огня, ты лучше в этом понимаешь, - ровно ответила девушка, скрывая за своей фразой нетипичную для себя истерику. Весь месяц она сходила с ума от злости за то зелье, что Бен ей “подарил”. Сердилась. Не понимала и понимала его. Хотела выплеснуть ему в лицо то, что вылила в бокал. Ругалась. Прекрасно осознавая, что мальчишка пытался сжечь мосты, она взяла и сожгла замок. Чтобы прекратить обоюдную агонию. Они либо пробуют - пусть так, под дурацким предлогом, либо… либо Рей не знала. - В общем, пуф… и нет у меня замка. Какая жалость, правда? - О. Но главное, что ты цела. - Бен не стал говорить, что не при чем, поскольку видел: она здесь не из-за подозрений. Просто здесь. - Но разве в Хилтоне не будет безопасней? То есть… ох, Рей. Прости. Конечно, этот дом может быть твоим. Дети будут тебе рады, - он не стал говорить, как рад сам. Просто поднялся. - Мне нужно минут десять. Я быстро соберусь. - В каком это смысле? - Ну, как? Если ты будешь жить здесь… - В чем твоя проблема, Бенджамин? - Нахмурилась Рей, досадуя изнутри. Девушка знала, что придумала идеальный план, не вписав туда фирменное упрямство мальчишки. Да колдун просто издевался над ней! Она сожгла свой замок, а Бен собирался оставить ей квартиру. В одиночестве носферату жила всю жизнь. Не понравилось. - Ты боишься, что не справишься с самим собой? Снова захочешь убить меня или просто…захочешь? Бен сглотнул. Жить с ней было бы большой наградой и худшим из проклятий. Видеть Рей рядышком. Каждое утро. Каждую ночь. Когда угодно видеть. И знать, что больше у нее нет чувств. Она свободна. При этом… девушка сказала, что Диада оказалась сильнее вампирьего проклятия, потому войти в дом оказалось возможным. Вдруг зелье тоже…не сработало. Парень ощутил, как его пробил холодный пот. Только бы не это. Пусть бы не любила его. Им обоим так будет спокойней. - Ты выпила его? - Резко спросил парень, нервно потирая запястье и след укуса. - Выпила? - Да, - глядя в глаза, без колебаний ответила Рей и Бен рухнул в пропасть. Девушка смотрела без малейших эмоций. Без теплоты или сожаления. Просто говорила. Гордая, прекрасная носферату. Все сработало, но почему он не ощутил себя лучше, хотя впервые сделал все правильно? - Предвосхищая твой следующий вопрос, отвечу. Я здесь, не потому что зелье не сработало. Нет. Мне надоело так жить, Бенджамин. Надоело не чувствовать запахи, вкусы. Я вроде мертва, да? Но я жива и мне нужно все обратно! Потому ты остаешься. Мы остаемся. И будем пробовать жить с этим. Вместе. Рей нарочно акцентировала на словах “мы” и “вместе”. Все было правильно. Её присутствие даст ему силу, ей - вернет необходимые ощущения, вроде тепла, холода, сладкого, кислого, горького и соленого. Всего, из чего состояли они сами. Им больше некуда было бежать. - Хорошо, Рей. Я понял. Спальня в твоем распоряжении, я выберу себе гостевую на первом этаже. Не хочу причинить тебе вред. Да и шумлю я по утрам жутко. Девушка прищурилась. Раньше Бен не шумел. С его-то грацией. Но он, действительно, ведь продолжал хромать, она это видела, потому, наверное, подрастерял ловкость. Промолчала. Естественно, не ожидала, что они будут жить в одной комнате. Хватит с них и общей крыши над головой, чтобы не двинуться собственной. Для начала…хватит. Рей, целуя между ушей верную Ми, поднялась. Взяла ноутбук. - Моя зубная щетка еще осталась? - Я не выбрасывал твои вещи. Это и твой дом тоже, - закивал Бен, пытаясь загладить свою декабрьскую грубость. - Все твои вещи в верхнем гардеробе. Я все осторожно сложил. - Даже белье? - Язвительно поинтересовалась Рей, пытаясь снять напряжение. - Или оставил себе те красно-черные трусики, чтобы не тосковать? Бен не рассмеялся. Только покраснел. Он не был ублюдком или фетишистом. Наверное, не был. Но да, складывая все вещи Рей - уже тогда, когда надежды не было, в начале января - не удержался. В конце концов, падать ниже было уже некуда, скучал он сильно, потому… теперь его передернуло. Рей только рассмеялась, махнув рукой, мол “лааадно, малыш, оставь себе, у тебя впереди много холодных одиноких ночей”. Пожав плечами и пожелав спокойной ночи, направилась к лестнице. Бросив, что ему не помешала бы теплая ванная, ведь он был мокрым, как осенний лист. - Рей. - Неожиданно бросил ей в спину Бен. Та развернулась, вскинув бровь. Ожидая, что он там ей какое-то гостевое полотенце протянет. Или бутылку гранатового. - Я все исправлю. Даю слово. Я найду как разорвать нашу связь Диады, чтобы тебе было хорошо. Потерпи меня чуть-чуть и я все исправлю. Девушка окинула его уставшим взглядом. Она думала, что под “исправлю” Бен имел в виду “давай все начнем снова”, но видимо вина интересовала колдуна куда сильнее. Подумала, что алхимики за такое зелье потребуют с него полжизни. И это хорошо, если никто не учует в нем Дракона. - Исправишь. Но позже. Давай спать, ладно? Сладких снов, малыш, - и сверкнув глазами, она поднялась в некогда их, а теперь её - его! - спальню. Упала на черный шелк, кутаясь в аромат Бена и ощущая порочные мурашки, представляя сколько ночей он здесь тосковал по ней. Потому не стала менять простыни. Зевнув, уснула. Впервые очень спокойно с начала года, пока Бен задумчиво расхаживал по первому этажу… *** Тридцать лет после смерти Асоки Энакин, привычно заказавший яблочный чай, задумчиво посмотрел в окно, словно только сообразив, что там, за пределами маленького кафе идет дождь и потому, возможно, ему холодно. Последние тридцать лет он мало обращал внимание на погоду. Ему было все равно какая температура за окном, какое время на часах, какой год. Зарывшись в политику, колдун был очень одинок. Порой досадовал, что дети не движутся дальше. Лея все ещё не нашла своего единственного, Люк… Люк менял девушек постоянно, не останавливаясь на ком-то конкретном. В первый год после смерти Асоки это коробило Энакина так сильно, что он держал дистанцию с сыном, который вроде же любил фею… потом он привык. И к многочисленным пассиям сына, и к тому, что жизнь… ну если не продолжалась, то вяло текла. Исключением стала Вторая Мировая, ужасы которой обожгли даже их Теневой Мир. Порой, ночуя с простыми людьми в лондонском метро, утешая плачущих детей, он был зол. Не на мировую политику. На себя. Слушая, как вибрируют стены и дрожат человеческие души, Энакин спрашивал себя – за что он вернул Асоку в этот мир? Не знал о ней ничего, кроме одного – все вышло, а значит… значит и Асока переживала войну. Настолько жестокую, что зацепила весь мир, а значит ей было не спрятаться, не укрыться. Она это все видела. Все чувствовала. Все переживала. Стоило ли его эгоистичное желание спасти такой боли для нее? Боли, которую он особо остро ощутил, когда стоял на руинах Ковентри, притянутый неизвестной силой. Энакин желал своей маленькой лучшей жизни, а возродил её ради ада целых семи лет, пока горело все вокруг, он проклинал свое решение. Лучше бы Асока была свободной, лучше бы ушла. А что, если она родилась в Ковентри и не сбежала? Вдруг была еврейкой и погибла в Аушвице, где труд никого не освободил? Возможно, невинной девочкой из Хиросимы? Украинкой, разбуженной бомбардировками в четыре утра? Спала ли она в лондонском метро? Насиловали ли её жестокие фашисты? Сожгли ли в печи концлагеря? Возможно, ей не повезло быть немкой и стоять, все понимая, с вытянутой рукой, приветствуя чудовище, а теперь нести груз общей вины? Кто она и где она? Что пережила? Как сильно травмировалась? Погиб ли её любимый летчик при атаке на Перл-Харбор или он был французом, навечно оставшимся в Дюнкерке? Или может молодым украинским солдатом, сбежавшим на фронт раньше нужного и погибшим «За Родину! За Сталина!» под Сталинградом во имя будущего, которое все равно не состоялось? А, может, он был тем белорусским солдатом, что выцарапал на стене Брестской Крепости «не сдаюсь»? Или жестоким, никчемным фашистом, салютующим своему ублюдочному режиму? Зачем, зачем он вернул её этому жестокому миру? Это были единственные эмоции, что Энакин испытывал за тридцать лет. В остальном он был равнодушен. Никогда больше не пытающийся строить что-то без Асоки, он был одинок, не впуская других женщин. Хранил верность прекрасному чувству, что испытал, осознавая – такое не каждому посчастливится пережить, потому никто ему был не интересен. Колдун жил только днем, когда однажды встретит свою Асоку. Знал, сколько горя это принесет, ведь она его не вспомнит, а он не сможет прикоснуться, но все же жил. Мечтая снова увидеть её не в медальоне, что носил на шее. И вот сейчас, когда в Лондоне дождило, Энакин вдруг услышал. Через пару столиков…и сквозь годы ожидания. Смех. Такой знакомый. Заставивший его задрожать и резко развернуться. И застыть, затаив дыхание. Там, за столиком, сидела невысокая темноволосая женщина ровно того возраста, которого должна быть Асока – то есть, тридцати лет. Немного чужая, незнакомая, но смех и ясные голубые глаза… да, если стереть груз войны и волосы снова сделать голубыми… хотя нет, не стоило стирать. Ведь это все равно была Асока. Такая же красивая, просто непривычно взрослее. Молодая женщина. Девушка. Человек. Но вокруг нее все равно словно было мягкое голубое сияние. Она пила яблочный чай и что-то говорила мальчику лет десяти. В котором не было её черт, но ощущалась вся её любовь. Сын. У нее был сын. Рожденный, когда мир умирал. Она родила ребенка, когда не было надежды. А теперь улыбалась ему, нежным – таким знакомым! – жестом поглаживая волосы. Наблюдая за ними, Энакин ощущал себя преступником, что пытался украсть немного от чужого счастья. Но не двигался, не подходил. Просто жадно смотрел. Он столько ждал. И вот… сбылось. Она была здесь. Почти рядом. Чужая, но такая его. Асока. Его Асока. С кольцом на пальце. И все же… Нет, даже сквозь «и все же» было дико больно. Потерянное счастье, утерянные возможности. Ребенок, что мог иметь его глаза. Женщина, что могла ждать его, а ждала другого. Который подошел к столику, и они о чем-то заговорили, пока чужой мужчина поглаживал родное запястье, а она… ну что ж, да, она сияла. Склонив головы, пара о чем-то разговаривала, пока ребенок скучал. Сквозь свою боль, Энакин внезапно ощутил – да нет, что-то не то. Она не в порядке. Мужчина. От него веяло тоской и безнадежностью, а от нее… Энакин принюхался, щурясь сквозь теневой занавес. И сердце его оборвалось как тогда, когда он нашел выпитое тело, лежащее в постели. От Асоки пахло смертью. Уцелев в огне войны, она умирала. При этом улыбаясь. Как и тогда. Умирала не теряя краски, но… в этот раз теряла куда больше. Не просто там какого-то любовника. Семью. Мужа. Сына. Тех, кого любила. А он любил её и не мог разрешить ей страдать. Энакин сжал кулаки, понимая почему сегодня пришел сюда. Судьба вновь дарила Асоку, чтобы он имел возможность попрощаться, но мужчина не собирался сдаваться. Понимая, что время дорого, мужчина, хоть хотелось остаться, заплатил за нетронутый чай и растворился в тумане, чтобы явится перед Сан-Жерменом, который покуривал, любуясь Парижем. - Скайуокер, приветствую тебя, - с неспешностью того, кто будет жить вечно, протянул граф. – Ты будто призрака увидел. - Я видел Асоку и она умирает. Почему она умирает, если я отдал ей около восьмидесяти лет. Ты нарушаешь сделку. Девочка должна жить. У нее сын. Ей нельзя умирать. Только закончилась война, ей ещё нужно жить. Жить, жить и жить. Сан-Жермен не выглядел удивленным, что дало Энакину понять – алхимик наблюдал за Асокой. Наблюдал, как за результатом удачного эксперимента. И знал, что та умирает. Знал и не сказал. Знал и не спасал. - Послушай, Энакин, мы возвращаемся к беседе, что вели в тот день, когда напали на Польшу в тридцать девятом. Ты стоял здесь же и я уже объяснял – не от всего защитит заклинание. От бомбы или пули Асока не заговорена. Как и от рака, да. У нее глиома и пока такое человечество ещё не умеет лечить. - Да плевать на человечество. Забери всю мою жизнь и отдай ей. Пусть живет. Просто пусть живет. Ей нужнее. Она не заслужила ощущать такую боль. И семья её не заслужила. Энакину его жизнь была не ценна. Только ресурс, что мог помочь ей. - Все не просто. Я ничем не помогу. Нет такой силы. – Граф потер щетину. Прикрыл глаза. – Даже вода жизни не поможет, я бы продал. Тут иные законы. Более темные, Энакин. Может помочь только уникальность, вроде крови Дракулы. Не всего рода, а Рей. Ну ты знаешь, мы над ней славно потрудились, помогая Франкенштейну. В её крови не только сила вечности, но и сотня заклинаний, алхимических формул, которые помогают ей не стареть, хоть она не жила ни минуты. Но кровь эту тоже нужно не просто попросить. Отобрать силой. Ведь только в момент страха та насыщается адреналином, а значит, способна помочь. Страха и боли. Понимаешь? Ты будешь проклят, если это сделаешь. Энакин задумался. Вспоминая, как сам говорил такие слова. «Я буду проклят, если сделаю это», а Асока ответила ему «будешь проклят, если не сделаешь». Тогда она говорила о принятии их чувств, но сейчас это звучало с большим смыслом. Рей Дракула нравилась Энакину своей жаждой жизни, несмотря на то, что именно её род Дракона отобрал у него Асоку. Её любовник так сильно не желал, чтобы его подопечная стала самостоятельной, войдя в Совет, что убил фею, лишь бы после смерти той ни одно существо не хотели взять в Совет. Смерть Асоки признали политическим, нераскрытым преступлением, но каждый знал, что девочка умерла в борьбе за власть. Рей сама отказалась от места в Совете и выходило, что Хакс выиграл. И впервые у Энакина появился шанс отыграться. Да, отомстить хотелось всегда, но он сдерживал себя, но сейчас… Сейчас речь шла о жизни Асоки. В конце концов, Дракула были должны ему. Забирая кровь – под пыткой – у Рей, он сделает тому рыжему вампиру так же больно, как и тот сделал ему. Круг замкнется. Смерть Асоки станет жизнью через крики Рей. Все было чертовски сложно связано, но цена не имела значения. - Плевать. Я должен её спасти. - Когда ты принесешь кровь, с первого раза может не получиться. Нужно будет провести ряд экспериментов и… - Я буду брать кровь столько, сколько нужно, чтобы получилось, - припечатал Энакин. И голос его не дрогнул. Годы шли. А он все так же был готов ради своей Асоки на все. *** Две недели спустя Переместившись в дом, Бен улыбнулся, учуяв сладковатый запах батата фри, щедро посыпанного карри и пармезаном. Уставший, он сел за барную стойку, подтянул к себе бумажный пакетик и стал жадно есть, поскольку последние двенадцать часов было не до еды. Рядом лежала записка - “купи нормальный гриль!”. С удовольствием запивая смех энергетиком, Бен продолжил есть, изучая почерк, который заменил ему голос Рей, поскольку общались они скорее короткими сообщениями на бумаге, чем словами, ведь графики не совпадали. В этот раз - нарочно. Бен, не желая переступать черту, исчезал за пару минут до появления девушки и они редко пересекались, всего раз пять и от силы - по пять минут. Он неловко бормотал о задании и пропадал. Если миссий не было, ночевал в доме Энакина, подолгу сидя перед лилией под колпаком и пытаясь разгадать загадку яблочного чая. Он ощущал, что подсказка в медальоне, но не смел открыть тот. Пусть секрет дедушки оставался бы вместе с ним. Раз тот не рассказал, значит не был готов. Одно мальчишка знал точно - ничего хорошего он не найдет. Если бы загадка чая была приятной, то Энакин не был бы так замкнут и одинок. Только сейчас, потеряв Рей, Бен понимал почему дедушка почти никогда не улыбался. У него болело сердце. Как и у внука теперь, пытающегося избегать Рей. Но общаться они не перестали, потому оставляли друг другу весьма милые послания. “Футболки - от меня, дырки - от Ре. Плохо воспитываешь”, - впервые написала девушка, оставив в его временной комнате стопку выстиранных и выглаженных футболок и эти слова стали началом их маленького Хаоса. Весь дом был обклеен записками, которые становились молчаливыми свидетелями их тоскливого желания общаться и заботиться. “Вечером зайду покупать детям сыр, а какой любишь ты, Рей” “Я плохой вампир, я люблю “Голову Монаха”. Через короткие фразы они узнавали друг о друге больше, чем раньше. Так Рей, например, была в курсе, что у Бена подгорает еда, поскольку он “извини, задымил, проветри, пожалуйста. Хотел приготовить тебе ужин. Ты любишь угольки?”. Мальчишка узнал, что она ненавидела холодный душ, поскольку “Бенджамин, прекрати крутить долбанный кран! Я настроила т-е-п-л-у-ю воду! Или ты хочешь, чтобы мы оба заболели?”. Когда он “купил какой-то чай с персиками, не знаю вкусно ли”, Рей язвила “а что, с клиторией разобрали?”. Когда Бен “сходил с утра на рынок, руккола ещё свежая”, девушка спрашивала “а что, брассику разобрали?”. Колдун, не понимая тона, на всякий случай заставлял дом цветами. Рей покупала для них новые вазы. Он купил для нее прищепки на темные, солнцезащитные шторы, девушка вымыла окна в спальне, где жил мальчишка. Он оставлял ей беруши на прикроватной тумбочке “сегодня ночная служба в Штеффи, сладких снов”, Рей для него “пожарила бекон в кленовой карамели, доброе утро” и в шутку оставляла прибор для измерения сахара в крови. Доедая, Бен подумал, что самый ценный подарок девушка сделала ему позавчера. Он привычно оставлял ей пробирки с кровью под дверью спальни, а потом забирал обратно, когда жидкость засыхала. Но не бросал попыток. Один раз даже написал “ну пожалуйста, она же сделает тебя сильнее”. Рей оставалась безразличной. Не комментировала. И вот прекрасным утром, когда они уже привычно не встретились, парень поднялся, чтобы забрать кровь и нашел…пустую пробирку, рядом с которой лежал набор иголок с силиконовыми наконечниками. Как намёк на то, что использовать лучше такие, они не оставляют синяков даже в таких неумелых руках. “Мне нужно не больше 60 мл в день. СПАСИБО” - словно смиряясь, черканула Рей, а рядом оставила сладкую шоколадку, которую парень тут же съел. Словом кое-как они наладили свой быт, потому Бен наслаждался своим ужином, планируя завтрашний день. Ему нужно было уже уходить в дом дедушки и выспаться. Предстояло выполнить охоту для хунган, который дал ему зелье для Рей и ничего хорошего та ему не сулила. Но сейчас было так спокойно. Он соскучился по квартире, по крысяткам, по Рей. Потому сидел. Как тем утром, когда явился, а девушка, оказывается, спала в гостинной, на диване. В одной футболке, которая задралась во сне так, что он рассмотрел и голубые трусики, и ножки, и живот. Все то, что обожал. Ему нужно было уйти сразу, но он укрыл Рей и пару минут сидел. Потом все же ушел, оставив “ты очень красивая. Но спи лучше в спальне. Окна были не зашторены…”. После этого случая Бен установил автоматические ролеты по всей квартире, которые с рассветом опускались. Рей написала “ты очень вырос, Бенджамин…”. Доедая батат и стрипсы, которые оказались под сладкой картошкой, Бен написал “какой фирмы гриль купить?”. Отложил ручку, чтобы не дописать “моя прекрасная леди”, когда Рей появилась перед ним. Парень бросил быстрый взгляд на часы. Почему-то раньше обычного на пять минут. Коротко, почти неприветливо поздоровавшись, он стал есть быстрее, стараясь не смотреть на девушку, но взгляд все равно возвращался к веселой Рей. От нее пахло не абсентом, а хорошо проведенным вечером, а вместо строгой юбки да пиджака - зеленое платье-рубашка чуть ниже колен. Нетипичный фасон, нетипичный бантик на талии, нетипично расстегнуть две пуговицы сверху, а три - снизу… нетипичные даже оранжевые, как апельсиновый джем, Джорданы. Она была так хороша и счастлива, что Бен едва не подавился бататом, утратившим вкус. Так спешил доесть быстрее, чтобы не портить ей вечер. И чтобы не задать вопрос, который бы вырвал остатки сердца из его груди, оставив там дыру, подобную тем, что оставались в девятиэтажках, в центр которых попадали ракеты. - Куда так спешишь, Бенджамин? - Странным тоном спросила Рей, подходя ближе и останавливаясь в паре шагов. Знала, что частично виновата в том, что он сбегал, едва видел. Вся проблема заключалась в том, что она переоценила свои силы. Так сильно хотела спасти его, что позабыла о себе. Не учла, что рефлексы сильнее. Однажды услышала Бена за спиной и от ужаса вдруг уронила чашку. Позавчера, когда мальчишка радостно крикнул “Реееей”, она вздрогнула. А Бен все просекал и считывал. Мрачнел, закрывался и сбегал. Был гостем в своем доме. Который очень быстро сейчас заглатывал еду, стараясь побыстрее исчезнуть. Хотя безумно хотел остаться - она видела это по темным глазам без малейшего проблеска шаловливых искр. Бен скучал. Жадно. - У меня дела, - коротко ответил парень, вытирая пальцы о футболку и пакуя остатки еды с собой. - Сыр купил, всякие злаковые батончики для детей тоже. Тебе оставил небольшой подарок. Скоро праздник, вдруг пригодится. Примерь их, ладно? Мне будет приятно, если ты примешь. Это никакой не намек. - Намек. Ты решил подарить мне украшение, но при этом никуда не зовешь в праздник, - Рей подошла ещё ближе. Между ними было два шага, но переступить их никто не мог. Негласная черта. - У тебя планы, да? Занят на День Святого Валентина? Расслабься, трикстер, Летучий Голландец должен появиться только завтра ночью, а после… Мог бы и пригласить меня куда-то. Вместе с подарком, что оставил. Но если ты так боишься пропустить то свидание, то… останься на сегодня. Бен ошарашенно уставился на Рей. Та - на него. Её рука погладила его по небритой щеке, а потом стала неспешно развязывать бант на платье. Девушка знала, как и весь Теневой Мир - да что Теневой, человеческий тоже - что легендарный корабль появляется раз в семь лет. В определенной точке. На определенные пару минут. И ей было плевать много лет до момента, пока она не услышала, что её чокнутый дракон хочет подняться на борт, потому что имеет должок перед хунган и должен забрать для того какое-то сокровище. Её сковал страх. И потому, что Бен должен был очутиться среди воды, и потому, что корабль мог исчезнуть, забрав мальчишку с собой и тогда у них будет только пару минут раз в семь лет, и потому что она знала, за что у него должок. За то зелье. Он вляпался по самые выбритые виски из-за нее. Рей, знавшая голландца ещё при жизни, ежилась. Тот был очень силен. Никакой тебе вагнеровской романтики, истинный дьявол. А её мальчишка… мальчишка хорошо хоть синяки успевал заклеивать. В таком состоянии ему было не победить. Рей знала, как дать ему силу. Не понимая, готова ли это сделать вне границ сна, все равно стала расстегивать платье. Со своими страхами она разберется потом. Когда Бенджамин не станет заложником проклятого корабля. Или не утонет. - Ну, мы полночи так и будем стоять? Раньше тебя не нужно было уговаривать, - недовольно пробормотала она. Мальчишка поймав её за запястье, посмотрел в глаза. - Зачем ты делаешь это? - Тихо спросил Бен, не понимая. Смысл было провоцировать его? Рей хотела увидеть, что он вот не капли не изменился и все тот же похотливый ублюдок? Конечно, ему хотелось остаться. Но парень прекрасно знал, что в постели его одиночество станет острее. - Ты больше не любишь меня, ты свободна. Так не мучай и меня, пожалуйста. Я же тоже живой, Рей. - Потому что ты погибнешь, дурачок, а наша близость сделает тебя сильнее, Диада работает от этого, мы оба знаем и глупо делать вид, что это не так. Прекрати, это просто секс. - Она дернула плечами. Да что, блядь, с ним происходило. То он зажимал её по всем углам, желая забраться в нее всеми частями тела, то замирал. Вечно они не совпадали. - И ты прекрасно знаешь, как им заниматься. Можно подумать раньше ты без любви не трахался. - Но…я ещё все чувствую, Рей. Я все ещё люблю тебя. - Ебать, какой ты стал возвышенный, - её сердце чуть не разорвалось. Рей знала, что сказать в ответ, но промолчала. Ей нужно было быть жестокой ради самого Бена, иначе выходило, что он впустую впутался в дурацкое задание, а их проблема - он считал ведь её вечную любовь проблемой - остается нерешенной. - Ты перетрахал все, что движется в этом мире ради любопытства, а ради спасения своей жизни вдруг стал моралистом. Ну что ж, удачно пойти тебе на дно! - Моралист? - Медленно переспросил Бен, - моралист? В какое, блядь, положение ты ставишь меня? Я…я такого натворил с тобой, а ты снимаешь платье и говоришь - трахни меня во имя чего-то. Я столько раз ненавидел себя, что надевал на тебя клеймо жертвы, и привет - ты сама его завязала на себе. На долбанный бантик! Мне. Такой. Секс. Не. Нужен. - Так не надо было лажать, - рявнула Рей и развернувшись, пошла в спальню, а потом, не удержавшись, хлопнула дверью. Так, что затряслись все бокалы в шкафчике, а Бена аж окатило ледяной волной. Ему удалось выбить её из равновесия. Каков он, а. “Идиот”, - подумал парень, собирая испуганных крысят, что попрятались кто где. Ему не следовало вообще появляться. Почему все его правильные намерения оборачивались для Рей очередным унижением? Он её выгнал из дому, а теперь… да, конечно, колдун понимал, что искренне - всем пылающим телом - девушка не хотела, но порыв-то был красивым, настоящим. Оставив Оскар и её потомство - что стало уже больше нее - он поднялся в спальню. Осторожно постучал, после чего засунул нос. Застал Рей за самым интимным из дел - в момент её максимальной уязвимости, потому что она сидела на постели и протирала кровь со щиколотки. - Ты с солью или просто из любопытства? - Зло щурясь, резко - очень резко - спросила Рей, которая очень устала от всего этого сюра. Колдун ощутил, как краснеет. Забавно, озвучивая раньше свои самые пошлые желания ни разу не смущался, а каждый раз, слыша о своих промахах, ощущал острый стыд. В прошлый раз Рей застала его перед дверью спальни, когда он солью рисовал защищающие девушку руны. Мощные и темные. Которые бы позволили ей ощутить себя в безопасности от него. Это случилось в тот день, когда носферату разбила чашку, испугавшись от неожиданности. Вышло максимально неловко, особенно когда Рей острым носком лодочки стала яростно стирать “чертову магию”, шипя, что в следующий раз “запихну тебе этот носок сам знаешь куда. Вместе с каблуком”. - Мне можно войти? - Пижамку с Мики-Маусом забыл? - Пожала плечами девушка. Бен сел на пол и примиряюще улыбнулся. А потом неожиданно спросил: - Позволишь? И Рей кивнула, в самом деле давая согласие на то, чтобы он бережно забинтовал её ногу, смачивая ткань в какой-то сладко пахнущей чабрецом мази, видимо охлаждающей боль. Бен, только вчера обновивший свою рану, чтобы та тоже не заживала, живо заинтересовался. Завтра ночью ему пригодятся обе ноги, хотя… по правде, он был не прочь остаться на Голландце. Поговаривали, что поднявшиеся на борт и сросшиеся с кораблем, переставали - сотни лет спустя - тосковать по всему. Эта перспектива казалась колдуну даже сладкой. Он никак не мог найти свое место, так может вот там оно? В легенде о проклятых? - Я не хотел оскорбить тебя. - Знаю. - Я просто пытаюсь вести себя правильно. - Знаю. Помогает? - Я не чувствую себя лучше, - признался Бен, накладывая повязку и удерживаясь от желания поцеловать косточку. Осторожно прочертил руну, запечатывая холодом боль, как иногда разрешал себе и Рей вскинула бровь, поскольку стало хорошо. - Мне очень хотелось, чтобы ты забыла меня, Рей, но я безумно этого боялся. Теперь, когда это сбылось, мне бы ощутить облегчение, однако легче не становится. Я не пытаюсь жаловаться, просто хочу сказать, что мне нельзя спать с тобой. Да, ты права, в моей жизни было много секса без любви. Может, потому я не хочу испортить все то, что было по-настоящему. А, может, потому что - уж прости за максималистичный пафос - без твоей любви не хочу. Потому что я помню, какая ты в порыве своих чувств и не получить этого… знаешь, лучше тогда пасть в бою, чем так. Да и спать с тобой во сне было проще. В жизни я не представляю… ты же все время будешь слышать эхо тех сказанных мною в подвале слов, а я буду искать отголоски страха в твоих глазах. Такой ценой сила не нужна. - Мне казалось, что разлюбить тебя - это единственная проблема, - в ответ раскрыла и свою душу девушка, делая вид, что не замечает, как костяшки пальцев поглаживают стопу. - Но этого мало. Все равно во мне есть это желание видеть тебя, говорить, проводить вместе время. Мне хочется знать, что ты в норме. Думала, если буду здесь, то смогу простить, и сердцем сделала это, но что-то блокирует. На уровне животного инстинкта. Вспышки. Я просто не могу все отпустить, оно возвращается. Каждую чертову ночь. Ты пьешь снотворное, чтобы не позволить себе прийти в мой сон, я же зову тебя в надежде разогнать… страх, ведь все ещё в том подвале. Каждую ночь. С цепью на ноге. В секунду Бен дернулся и приподнявшись, обнял её. Пряча в свои объятия. Не думая ни о чем, кроме как “защити”. Крепко-крепко прижимая к себе. Целуя в висок. Шепча свое запоздалое “прости” и “ты в безопасности”. Наконец, спустя много-много страшных ночей - когда пытка продолжалась - утешая, а Рей - тихо плача ему в плечо от пережитого унижения. Пропитывая все вокруг своей горечью. Сколько они так просидели - неизвестно. Пока у девушки не иссякли слезы. У Бена же все копилось в душе. После смерти деда глаза были сухи. Боли было столько, что она уже срослась с ним и не выходила облегчительной влагой на щеках. - Не уходи, Бенджамин. Побудь мне просто другом. - Мы это уже проходили, не так ли? - Отстраняясь, хмыкнул парень. Но не ушел. Так и сидел на полу и даже сказал “посмотрим что-то?”. Рей, никогда не устраивавшая ни с кем ночь кинопросмотров, кивнула. Подтолкнув подушку под спину, оперлась о стенку кровати. Бен так и остался на полу, но не выглядел там брошенным. Скорее тем мальчишкой, который игнорировал стулья и предпочитал сидеть, где удобно. Парень материализовал к себе свой батат, Рей - бокал гранатового. И не сводя с Бена странного, напряженного взгляда вдруг достала пробирку из тумбы и тонкой струйкой влила туда же, в хрустальный бокал, кровь. У парня побежали мурашки по всему телу, когда Рей коснулась губами напитка и сглотнула. Сглотнул и он, ощущая, как возбуждается. Это было куда более горячо, тем то, что дважды ему пришлось увидеть, как Рей ходит по дому в одном коротком халате, а потом беспомощно стонать в своей одинокой постели, хватая воздух ртом и ощущая себя подростком, дрочащим на красивую картинку в журнале. Они одновременно облизнули губы, а потом Рей наугад защелкала каналы, пока девичий стон не заставил их обоих развернуться в сторону телевизора, который они игнорировали. Там, на экране, обнаженные парень и девушка занимались сексом. - Смотришь порно по ночам? - Пошутил мальчишка. Рей усмехнулась, потягивая вино. Вкус, вкус напитка был божественным. Сладкий, вязкий, горячий. Как… да, она помнила, какой Бен на вкус, когда кончал. Как взрыв. Незабываемый. - Ты же хотел пригласить меня на ночь эротических короткометражек, - не переключая, пожала плечами девушка, чуть склоняя голову. - Хаос, ну какая чушь. Какая девушка закатывает так глаза? В такой же позе кончить невозможно. Только умереть от скуки. - Но ты же кончала…или… ах ты ж симулянтка! - Бен неожиданно расхохотался, которому, при всей пылкости, нравилось заниматься с Рей любовью именно в самой банальной позе, когда её ноги обхватывали его бедра, он приподнимался на локтях и смотрел в лицо. - Не симулянтка, а психолог. Не хотела травмировать твое самолюбие. Оно же… - девушка выразительно опустила глаза, фокусируясь на том самом “самолюбии”, - огромное. Ммм, а теперь он делает так, как ты любишь. Черт, все мужчины работают в постели, как под копирку. Ей нравилось подкалывать Бена без злого умысла. Тот расплылся в улыбке. Действительно, переворачивать и иметь на коленках было очень хорошо. Скользя ладонями по спине или шлепая по ягодицы. Наклоняясь и жарко шепча грязные, возбуждающие фразы на ухо, прикусывая мочку. Порой вдавливая в постель, рыча от желания протолкнуться дальше и глубже. Кончая на спину, а ещё лучше - внутрь. Чудесная поза, чудесная. - Он бездарен, знаешь ли. Зачем ему руки, а? Там, сзади, есть ещё волшебное местечко, куда можно пристроить свои пальцы. - Беззаботно протянул парень глядя только на Рей. То, до чего они не дошли. Ночь несбывшихся желаний. Его руки и самолюбие побывали не везде. - Зато у паренька тоже есть пирсинг, смотри, - заметила Рей, едва не закатив глаза от восторженного воспоминания. Ей нравилось, как язык Бена в такой вот позе скользил между лопаток и холодный металл касался всех нервов. Она обожала, когда он укладывал её на спину, а серьга... ох, что та серьга умела. Параллельно девушка нарочно подымая болезненную тему, показывая, что та глупость Бена не опорочила и...порочное. - Тебе бы пошел новый пирсинг, знаешь. Вот здесь, - она слегка наклонилась и провела кончиком пальцев по его губам. Бен усмехнулся, но покачал головой. Пирсингов с него хватит. - Я доводил тебя языком до оргазма и без пирсинга. Тут нужно иметь талант, - он лизнул ей кончик пальца, после чего мягко отстранился. - Она, кстати, такая гибкая. Хорошо работает, хм. Видно, ходит на йогу. - Надо попробовать будет как-то выгнуться так же. Или у вас, мужчин, это называется “прогнуться”. - Да, нам больше нравится когда вы прогибаетесь, так ощущаешь себя царем горы, - рассмеялся Бен, а в следующую секунду помрачнел. “Надо попробовать”. Его окатило ужасом. И пониманием неизбежного. Однажды она попробует. И он попробует. Они оба попробуют. Порознь. Ведь Рей будет двигаться дальше. И…да, он тоже. У нее будет секс - по эмоциям или по желанию - с кем-то другим, чужим. Она будет задыхаться в чужих руках, под ним будет стонать другая девушка. Они больше не были парой, которая смотрела порнушку, чтобы, возбудившись, выключить и практиковаться. Они… они бывшие любовники, бывшие. Те, у которых все было и ничего не будет. Абсолютно ничего. Перестав улыбаться, Бен сгорбился. Сразу поник. Захотелось уползти куда-то. Хотя бы под кровать. От этой кошмарной правды и невеселой перспективы. Рей, улавливая перемену в поведении колдуна, словно ощутила какую-то рану внутри него. Сузив глаза, протянула: - Бенджамин. Ты. Можешь. Расслабиться. Нарушила обещание и применила на нем гипноз. Видела, что вина почти съела его, обглодала до костей, а ему и этого было мало. Максималист во всех проявлениях. Потому пользовалась своей древней магией, ослабляя оковы, в которых Бен пребывал, как призрак Марли. Ожидая, что тот заберется в постель, бормоча “так, как ты там хотела прогнуться?”, но он, все также сидя на полу, вытянул голову и положил её ей на колени. Как верный, верный пес. Нет, не пес. Верный-верный Дракон, сложивший и голову, и крылья. И выдохнул. Не огонь, нет, лишь облегчение. Хотя все тело Бена было напряженно - он пытался сопротивляться гипнозу изо всех сил. Но все равно жался щекой к колену, судорожно стискивая руки. Ему видимо было хорошо именно так. У её ног. Чтобы не смотреть в глаза, но быть рядом. Рей же сцепила зубы. Это его желание было ещё чище, чем просьба о поцелуе. Порой он хотел столь малого. Совсем ничего. Осторожно протянув руку, Рей взъерошила его спутанные волосы, как бы говоря "можно". Бен что-то пробормотал, а через секунду он уже крепко спал. Очутившись, где нужно, забылся. Шепча сквозь сон свое “скучаю” и “не хватает”. Девушка покачала головой. А затем уснула и сама. Под стоны чужого секса и тихое посапывание Бенджамина. Через дверь, не нарушая их покой, в комнату осторожно проскользнула Оскар. Принюхавшись, она привычно устроилась у босых ног колдуна. Остальное потомство забралось на кровать. Поближе к коленям Рей и ладоням Бена. Маленькая, необычная семья снова была в сборе. *** Эх, ну что вам сказать. А ничего говорить не буду, знаете) Они все слишком хороши в этой главе) Какая ставка, что Бен не вернётся с Голландца? А и да. По телеграму. Всех, кто постучался - я добавила. Кто ещё не успел - пишите, до четверга ещё добавляю)