What the Dead Know by Heart

— Предложение, — говорит Дауд, и ему интересно, насколько Смотритель склонен к суициду. — Именно, — с легкой улыбкой подтверждает Тиг Мартин. — То, которое, как я предполагаю, будет выгодно для нас обоих. Дауд очень сомневается в этом. — Мне передали, что тебе известно о предателе среди моих людей. На лице Мартина появляется выражение, которое можно было бы принять за сожаление, однако он не перестает улыбаться. — Тебе правильно передали. — Кто? — спрашивает Дауд. Мартин переводит взгляд с Дауда на одного из стерегущих его китобоев, стоящего справа от Смотрителя, и Дауд совсем перестает дышать. Томас. Одним быстрым движением Дауд поднимает Смотрителя за воротник и приставляет клинок к горлу ублюдка. — Не лги мне, — рычит он, потому что если и есть хоть один человек, который никогда его не предаст, то это, без сомнения, Томас. Смотритель смеется, хотя в железной хватке Дауда смех выходит сдавленным. — Я ничего не сказал, — хрипит он, даже если прекрасно понимает, что Дауд имел в виду. Он умен, и это опасно. Дауд бесцеремонно бросает его обратно на пол, испытывая мстительное удовольствие, наблюдая, как он пытается сесть со связанными за спиной руками. — Тогда говори. — Да-да, — выдыхает Мартин. — Эта информация не предоставляется бесплатно. Мне нужно кое-что взамен. Где он слышал это раньше? — Как насчет того, чтобы я не выпотрошил тебя, как рыбу? — Честная сделка, — говорит Мартин, по-прежнему нисколько не смущенный, — но, боюсь, мне придется отказаться. Моя жизнь не так уж много стоит. Должно быть, он блефует, думает Дауд, крепче сжимая рукоять меча, но Сердце с этим не соглашается. — Смотритель не лжет, — снова говорит оно. Оно еще ни разу не ошиблось, и поэтому, вопреки здравому смыслу, Дауд убирает свой клинок. — Тогда чего же ты хочешь? — Твоей помощи, — надменно начинает он, — в свержении Хайрема Берроуза. Раздается коллективный вздох собравшихся вокруг них китобоев, за которым следует хор приглушенных голосов. Дауд поднимает руку, призывая их к молчанию. Главная роль. Это то, о чем говорило Сердце. Это то, чего хотел бы от него Корво Аттано. — Откуда мне знать, что ты не работаешь на Берроуза? — Ниоткуда. — Ты работаешь на Берроуза? Мартин смеется. — Ты поверишь мне на слово? Смотритель не лжет. — Да. Если это и удивляет его, Мартин этого не показывает. Он смотрит Дауду в глаза, его лицо серьезное и искреннее. — Я не работаю на лорда-регента. Дауд задерживает на нем взгляд на несколько секунд, высматривая даже малейший намек на ложь. Ничего нет. — Я верю. Это заставляет его китобоев снова начать перешептываться между собой, но Дауд не обращает на них внимания. Им не придется присоединяться к нему в этом крестовом походе, но он знает, возможно, знал с того момента, как его клинок пронзил живот Джессамин Колдуин, что это то, что он должен сделать. То, что он хочет сделать. Это будет его искуплением. — А теперь скажи мне, — приказывает Дауд. — Кто? Он слышит, как вынимается клинок из ножен, прежде чем Мартин успевает ответить, и резко оборачивается, полностью готовый встретить своего противника. Но это всего лишь Билли, ее меч лежит горизонтально на ладонях, словно она сдается. — Билли, что… — Это я, — глухо говорит она, и когда смотрит на него, ее глаза наполняются слезами, которые она не может пролить. — Я предала тебя. Тишина, последовавшая за ее заявлением, звенит у него в ушах. Он хочет отрицать это, хочет верить, что все это шутка, тщательно продуманный розыгрыш, что они разыграли Дауда, все его китобои и этот Смотритель. Но он знает, как бы сильно ему этого не хотелось, что это правда. Убийства или тайны. Билли выбрала сторону. — Ты сделала это. — Я сказала Делайле, где наша база. Она планировала сообщить о местонахождении Смотрителям, чтобы они напали на нас. — Билли смотрит на Мартина и улыбается. — Похоже, эта информация не попала в нужные руки, спасибо Бездне. Мартин улыбается ей в ответ. — Убедить моих братьев не доверять словам еретички было не так уж трудно. Она кивает ему в знак неохотной благодарности и уважения, прежде чем снова посмотреть на Дауда. — Я думала, что пришло мое время. Я думала, ты слаб, но я ошиблась. — Глупый ребенок, — насмешливо произносит другой голос, и Дауд вскидывает голову, чтобы увидеть ту самую статую в поместье Тимша, только из плоти и крови, стоящую на остатках пола над ними. — Все, что тебе нужно было сделать, это перерезать ему горло. Билли сжимает свой меч с такой силой, что пускает кровь. — Он заслуживает лучшего, — огрызается она на ведьму. — Я была идиоткой, раз слушала тебя! — Значит, это твой выбор, — говорит Далила, и в ее голосе слышится лишь легкое разочарование. — Дауд, ведьмы Бригмора станут твоим концом. Тебе следовало забыть мое имя в тот день, когда ты его услышал. Если бы Дауд не знал, что Билли предала его, он, возможно, задался бы вопросом, дал ли Аутсайдер Делайле его имя так же, как дал Дауду ее, чтобы заставить двух своих Меченых вступить в схватку ради удовольствия. Но он может сосредоточиться только на Билли Лерк, когда она поворачивается спиной к Далиле, в прямом и переносном смысле, и опускается перед ним на колени, протягивая ему свой меч. — Моя жизнь принадлежит тебе. Убей меня или позволь мне жить, — говорит она, полностью отдавая свою судьбу в его руки. — Если это вообще имеет для тебя значение. Это действительно имеет значение. Это важнее больше всего на свете. Жизнь этой девушки, о которой он заботился превыше всего, дочери, о которой он никогда не просил, но все равно любил. И хотя за ним наблюдают его люди, Мартин и Делайла, он знает, что разумным шагом было бы казнить ее здесь и сейчас, он также знает, что ее смерть уничтожит остатки его души. — Как трогательно, — ехидно воркует Делайла, — и жалко. Если я увижу кого-нибудь из вас снова, я вырву ваши холодные, как камень, сердца и влезу в вашу шкуру! А потом она уходит. На поверхности бурлит ненависть к ведьме, но Дауд откладывает это чувство на потом. Билли сейчас важнее. — Я прощаю тебя, — говорит он, и только когда слова слетают с его губ, он понимает, что верит в то, что сказал. Но он больше не может держать ее рядом с собой. — Убирайся отсюда. Уезжай из города. — Дауд наблюдает, как она поднимается и убирает клинок, вглядывается в черты ее лица, и знает, что это в последний раз. — Убирайся с моих глаз, Билли. Я дарую тебе жизнь. Звук ее переноса разносится эхом по всему устрашающе тихому кварталу, и Дауд позволяет себе скорбеть ровно один долгий, судорожный выдох. Затем он загоняет все свои эмоции на задворки сознания и расправляет плечи. — Я хочу, чтобы по крайней мере двое из вас постоянно патрулировали, — командует он, к счастью, его голос звучит намного тверже, чем он чувствует. — О любых нарушениях следует сообщать непосредственно мне. Контракты приостановлены до моих дальнейших указаний. — Он подчеркивает слова вспышкой своей магической ауры, которая дает его людям понять, что это не обсуждается. — Все свободны. — Да, мастер Дауд, — раздается хор голосов, за которым следует оглушительный звук из Бездны, когда три дюжины его китобоев разом исчезают из виду, оставляя его наедине со смотрителем Мартином. Дауд глубоко дышит, прислушиваясь к знакомым звукам скрипа дерева и плеска воды, к вездесущему запаху разложения. Это его дом, и будь он проклят, если позволит Смотрителю увидеть, как он проявляет здесь какую-либо слабость. — Поскольку мне не понадобится твоя помощь в поиске предателя среди моих людей, — спокойно говорит он Мартину, — я ожидаю другой оплаты своих услуг. Мартин пожимает плечами, насколько это возможно в его оковах. — Я провел часть своей юности на службе в борделе, — беспечно улыбается он, хотя его ухмылка определенно дерзкая. — Я уверен, что мы сможем прийти к взаимопониманию. Совершенно не впечатленный, Дауд приподнимает бровь. — Ты, без сомнения, худший смотритель, которого я когда-либо встречал. — Не заставляй меня краснеть. Дауд фыркает. Он доверяет Тигу Мартину настолько, насколько может, но будь он проклят, если этот ублюдок не смешной. — Мне нужна лодка, которая доставит меня за карантинную зону. — А я-то думал, ты собираешься попросить о чем-то сложном. — Я определено не хочу ничего сложного, — невозмутимо заявляет Дауд. Мартин смеется над этим, долго, громко и искренне. — Значит, Нож действительно острый. — Достаточно острый, чтобы перерезать тебе горло, — ворчит Дауд. — Теперь ты можешь достать мне лодку или нет? — Конечно. Какие требования? — На ходу. — Когда она тебе нужна? — Вчера. — Тогда завтра, — жизнерадостно говорит Мартин. — Отпусти меня, и утром она будет ждать тебя в Ренхевене. Дауд развязывает веревки, стягивающие запястья Мартина. — Осторожнее, смотритель, — предупреждает он шёпотом ему на ухо. — Не пытайся обмануть меня. — Даже не мечтал об этом.

***

Вернувшись в свой офис позже, Дауд впервые за вечер позволяет себе расслабиться. Он садится на край своей кровати, поддерживая тяжелую голову обеими руками, и долгое время просто дышит. Затем на него наваливается груз ответственности, и он с трудом поднимается на ноги. Так много еще нужно сделать до завтрашнего штурма поместья Бригмор: разработать план, собрать припасы. Большую часть этого он бы поручил Билли, но… — Под твоим командованием осталось тридцать восемь китобоев, — довольно сухо прерывает его мысли Сердце. — Несомненно, один из них достоин быть твоей правой рукой. — Чертов саркастичный маленький засранец, — бормочет он, но говорит это с нежностью. Даже если Билли больше нет, по крайней мере, все еще есть кто-то — если бестелесный орган можно назвать «кем-то» — кто не дает ему расслабиться. — Тогда кого же ты предлагаешь? Пауза. — Это зависит от того, — медленно говорит Сердце, — чего ты хочешь. Ринальдо — твой лучший разведчик, Киллиан — твой лучший боец. Рульфио лучше всего ладит с людьми, Дженкинс лучше всего обращается с оружием. Что тебе нужно больше всего сейчас? — Преданность, — говорит Дауд, потому что это было единственное, чего не хватало Билли. — Тогда ты знаешь, кого выбрать. Конечно, он знает. — Спасибо. Сердце бьется в знак согласия, и Дауд вызывает человека, которому он доверяет сейчас больше всего. Томас появляется через несколько минут и приветствует его. — Прошу прощения за задержку, сэр, — смиренно говорит он. — Я должен был найти кого-нибудь, кто сменил бы меня в патруле. Дауд отмахивается от извинений. — Сними маску, — приказывает он. Он может сказать, что Томас удивлен, из-за того, как напрягается его поза, как дергаются его руки, когда он тянется за маской, но он выполняет команду без комментариев, и когда маска снимается, на его лице не отражается ничего, кроме уважения. — Не только уважение, — поддразнивает Сердце. Дауд игнорирует это. — Я хотел бы сделать это более официально, — говорит он, одаривая Томаса самой искренней улыбкой, на которую способно его напряженное тело, — но слишком много нужно сделать, а времени в обрез. Для Билли у него было красное пальто, по ее фигуре, и он подарил ей специальную модель наручного арбалета с быстрой перезарядкой. Он представил все это ей на глазах у остальных, еще на их старой базе в Ржавом квартале. Он не может сделать ничего из этого для Томаса, и это его беспокоит. — Я повышаю тебя до заместителя. Томасу всегда хорошо удавалось скрывать свои эмоции за стоическим выражением. Дауд с годами научился читать по его лицу, на собственном опыте убедился, что его губы поджимаются, когда ему смешно, или что легкое подергивание уголка правого глаза означает, что он расстроен. Но выражение его лица теперь не нуждается во внимательном прочтении, потому что это открытая книга, в которой гигантскими буквами через всю страницу написано «недоумение». Проходит некоторое время, прежде чем он приходит в себя, а затем кланяется. — Для меня большая честь, мастер Дауд, — говорит он, хотя его голос сильно дрожит от недоверия. — Но? — Дауд задает невысказанный вопрос. — Почему я? Есть десятки причин, которые Дауд мог бы назвать. Потому что он работает усерднее, чем кто-либо другой. Потому что он хороший лидер. Потому что у него один из самых высоких показателей успешности миссий среди всех китобоев. Но Дауд сделал свой выбор, основываясь только на одной причине, и он должен быть честен, если хочет, чтобы эта причина была оправдана. — Потому что я доверяю тебе. Проблеск понимания мелькает на лице Томаса, а затем он улыбается, открыто и честно. — Ваше доверие не напрасно, — твердо говорит он. — Я обещаю. Дауд ни на мгновение не сомневается в нем. — Хорошо. Потому что завтра мы нападем на ковен в поместье Бригморов, и мне не помешала бы помощь. — Конечно, мастер Дауд. — Прекрати называть меня так, будь добр, — ворчит Дауд, возвращаясь к своему столу, чтобы изучить свои записи. — Мне нужно, чтобы ты сейчас работал со мной, а не на меня. — Я…постараюсь, сэр. Дауд. — Томас запинается на его имени, как будто произнесение его без обычной приставки сбивает с толку. — Извини, если я забуду. Все такой же официальный и сдержанный. Билли не нужно было повторять дважды, во-первых, она никогда не называла его мастером так уж часто. Естественно, она сразу же вошла в роль его заместителя, радостно пользуясь своим положением, чтобы говорить Дауду, что он ведет себя как идиот, всякий раз, когда ему нужно было это услышать. Но потом Билли предала его. — Он насторожен, потому что боится, — говорит Сердце поразительно нежным тоном. — Он боится, что близость с тобой погубит его. — Говоришь по собственному опыту? — Дауд бормочет себе под нос, притворяясь, что он просто бормочет себе под нос, проводя пальцем по реке на карте перед собой. Сердце молчит, и Дауд почти совсем забыл об этом разговоре, склонив голову над старым планом поместья, когда Сердце снова заговорило. — Долгое время королевский защитник любил императрицу издалека, и он был доволен. Когда она обратила на него внимание, он стал любить ее сильнее, — его голос теплый и нежный, когда он говорит о Джессамин Колдуин, и от уже знакомого чувства вины желудок Дауда скручивается в узел. Он — тот, кто убил эту любовь, — он полюбил ее так, что не было пути назад, и если бы императрица отвергла его, это разбило бы ему сердце. Другими словами, держать Томаса так близко — жестоко с его стороны. Но… — У меня больше никого нет. — Нет, — просто говорит Сердце, — больше никого.