What the Dead Know by Heart

Дауд возвращается в «Песью Яму» раньше «Амарант», как и думал. Кожа в месте Метки полыхает огнем, словно откликаясь на постоянное использование. Он не испытывал такого с того дня, как гнался за Билли на бойне Ротвильда. Возможно, следовало позволить ей выиграть. Оглядываясь назад, наверное, ему следовало бы многое сделать по-другому. Он забирается на мостик, соединяющий разрушенную башню с мастерской Пьеро, откуда открывается прекрасный вид на реку. Лодки Самуэля пока не видно, и медленно он начинает беспокоиться, даже несмотря на то, что рациональное мышление подсказывает ему, что «Амарант» двигается не так быстро, как он думает. Если с ними что-то случится по пути, он никогда себя не простит. Похоже, Дауд не единственный, кому пришло в голову понаблюдать за рекой, все жители «Песьей Ямы» собрались на берегу, включая незнакомую, ничем не примечательную женщину в опрятной, но дешевой одежде, которую Дауд принимает за будущую гувернантку Эмили Колдуин. Ожидание сводит его с ума. Он перемещается на берег, и эффект от его появления мгновенный: кто-то кричит, Пьеро спотыкается обо что-то, и Хэвлок быстро обнажает свой меч, вслепую замахиваясь на него. Дауд отталкивает клинок в сторону. — Убери, пока не поранился. Хэвлок сердито смотрит на него, больше не стараясь убить Дауда, но и не убирает меч в ножны. — Где Императрица? — В пути, — отвечает Дауд, снимая маску. — «Амарант» не рассчитана четверых. — Ты очень доверяешь своему человеку, — говорит Мартин. Это интересное замечание. Так и есть, но Дауд этого не говорит. Почему-то он считает, что не очень хорошая идея — давать Мартину понять, насколько сильно он полагается на Томаса. — Императрица предпочла не сидеть рядом с убийцей своей матери, — сухо говорит он вместо этого. — Удивительно, я знаю. Из всей толпы смеется только Мартин. Пендлтон делает шаг вперед, раздумывая, не подойти ли ближе. — А мои братья? — спрашивает он высоким тоном, глядя не на Дауда, а на Уоллеса. ­— В шести футах под землей, — говорит Дауд, и это даже не ложь. Аристократ стонет, как раненое животное, руки Уоллеса на плечах, единственное, что удерживает его в вертикальном положении, и снова он очень напоминает жертву насилия, реальность обрушилась на него только сейчас. И его гложет чувство вины, даже если братья были ублюдками. — Извините, я на минуту, — удается выдавить Пендлтону, и он уходит короткими, быстрыми шагами, Уоллес следует за ним. Дауду не нужно следить за ними, чтобы понять, что Пендлтон сегодня вечером напьется до беспамятства. — Обязательно быть таким грубым с беднягой? — Лидия ругает его, как будто он ребенок, который плохо обошелся с одноклассником. — Я уверена, что это было шоком для него. Дауд приподнимает бровь. — Я сделал то, о чем он меня просил, — говорит он, хотя на самом деле это не так. — Люди не просят, чтобы их семью вырезали, — неожиданно шипит няня. Когда он поворачивается к ней, она не отводит взгляд, и ему приходится подавить улыбку. Они с Эмили друг друга стоят. — Очевидно, ты не так уж много времени провела в кругу знати, — говорит он. — Неделя без братоубийства — чудо. — Какая удача для тебя, — говорит она, медленно и хищно улыбаясь. — Уверен, она здесь ни при чем. Ее взгляд скользит к клинку у него на поясе. Тому самому, которым была убита Императрица. Тому самому, которым он не пользовался уже несколько месяцев. — Если вы закончили флиртовать, — вмешивается Мартин, наслаждаясь их взаимным выражением отвращения на лице, — они здесь. Действительно, на горизонте виднеется пятно, которое медленно превращается в очертания лодки с тремя целыми и невредимыми людьми. Самуэль причаливает, и Томас сходит первым, протягивая Эмили руку, как это сделал для него Дауд, когда они впервые прибыли сюда вместе. Эмили принимает ее без колебаний, позволяя Томасу вести ее вперед, к членам заговора. Между ними есть что-то, что нельзя назвать полным доверием, но определенно что-то близкое. Что произошло за тот час, пока они были в пути? Гувернантка подходит и предлагает показать Эмили ее комнату в башне. Девочка следует за ней с усталой улыбкой и, к всеобщему замешательству, машет Томасу на прощание. Самуэль, Сесилия и Пьеро уходят за ними. Томас занимает свое место рядом с Даудом, и Хэвлок наконец убирает свой меч в ножны. — Хорошая работа, — говорит он так, словно ему физически больно это делать. — Вы последовали инструкциям. Это большее, чем я ждал. — А чего ты ждал? — Резню. Еще одну мертвую Императрицу, — перечисляет Хэвлок. — Людей лорда-регента у нашего порога. — Мы бы не послали людей регента к вашему порогу, — говорит Томас низким голосом. — Регент послал бы нас. Это правда. Если бы Хайрем Берроуз разузнал о заговоре, он бы не послал за ними Городскую Стражу. Он бы держал все в тайне, чтобы общественность никогда не узнала о каких-либо действиях против его власти. Если бы он знал об этом заговоре, он бы послал наемников, чтобы разобраться со всеми ними. Хэвлок бледнеет, явно не подумав об этом, а Мартин улыбается, кидая оценивающий взгляд на Томаса. ­­– Ты хорошо разбираешься в политике, — говорит он. — Если бы я не знал тебя, сказал бы, что ты благородного происхождения. Томас смерил его взглядом, полным явного презрения. — Если бы не знал тебя, сказал бы, что ты Смотритель. Ухмылка Мартина становится шире. — Какое счастье, что мы знаем друг друга. Повисает молчание, во время которого Мартин и Томас пристально смотрят друг на друга с притворным спокойствием. Они похожи, потому что оба знают эту игру. Разница в том, что Мартин решил сыграть в нее, и, будучи пешкой, упорно стремился занять место среди влиятельных фигур, в то время как у Томаса с самого начала было место за столом, но он давным-давно скинул свои фигуры с доски. Хэвлок прочищает горло. — Тиг, — ровным голосом произносит он. Мартин понимает, что это предупреждение, и отводит взгляд. — Фарли, — отвечает он тем же ровным тоном. — Нам следует обсудить планы на завтра. — Следует, — соглашается Хэвлок. Они уходят, и это пренебрежительно. Какие бы планы они ни обсуждали ­– планы, которые он и его люди будут воплощать в жизнь — Дауда и Томаса не приглашают присоединиться. Лидия, теперь единственная, кто остался с ними на пляже, вздыхает. — Ну, это было… что-то с чем-то, — говорит она, и в ее взгляде ясно читается осуждение, когда она наблюдает, как Мартин и Хэвлок поднимаются по ступенькам. — Я бы хотела посмотреть, как они попытались бы повторить то, что вы сделали сегодня. Дауд тоже хотел бы. — У них бы ничего не вышло, — говорит он. — Если бы они думали, что смогут сделать это сами, они бы не наняли нас. — «Наняли», да? — говорит Лидия, приподнимая бровь. — Тебе не платят. — Мне платят повышением морального духа, — говорит Дауд. — Сложно найти его у кого-то в наши дни. Томас подавляет смешок, наклоняя голову, чтобы скрыть улыбку, Лидия хихикает. — Я накормлю вас, — она показывает следовать за ней в паб. — Убийства пробуждают аппетит. Она говорит это с такой уверенностью, что Дауд задумывается, убивала ли она кого-нибудь. Вероятно, так и есть. В Дануолле осталось очень мало людей, не запятнавших свою репутацию, особенно во время чумы. Кроме того, у него нет никакого права осуждать ее. Лидия усаживает их за один из столов рядом с баром и принимается готовить ужин. Она немного неуклюжа на кухне, но Уоллес проведет следующие несколько дней, прикованный к своему хозяину из-за его трагедии. По ее словам, последнее, что-кому-либо нужно — это Сесилия за плитой. Мясо, которое она сделала, приготовлено плохо, одна половина сырая, другая — слишком пережаренная, и Дауд вспоминает, как бы глупо это ни было, стряпню матери. Она была мастером, когда дело доходило до лекарственных отваров, настоек, в которых люди видели магию, смертоносных ядов. Но на кухне она была плоха, и умела готовить всего пару блюд, Дауд часто просил ее использовать их кровно заработанные деньги, чтобы купить еду в ближайшем трактире. Дауд ест, практически не жуя. — Тебе следует готовить чаще, — хрипло говорит он Лидии, игнорируя недоверчивый немой вопрос Томаса. Лидия смеется. — Ты мне льстишь, — застенчиво говорит та. Когда она тянется, чтобы взять его тарелку, намеренно касается его руки, достаточно, чтобы он мог почувствовать это через перчатку. Дауд отдергивается и смотрит, по причине, не известной даже ему самому, на Томаса. Тот пристально разглядывает еду, но изгиб бровей выдает его. Дауд почти жалеет, что Аттано не в его в кармане хотя бы для того, чтобы ему было на чем выместить свой гнев. Он провел день, пробираясь по городу, выкрадывая ребенка, который его ненавидит, с помощью органа, который когда-то был частью ее отца, и все же именно в этот момент он чувствует себя не в своей тарелке. Какая же он, блядь, катастрофа. Дауд считает благословением, что Пьеро заходит в паб. — Как маска? — спрашивает натурфилософ, перегибаясь через спинку сиденья, разделяющего их столы. — Понравилась? — Она превосходная, — честно говорит Дауд. Это была всего одно задание, а он уже привык к встроенной подзорной трубе. — Ты знаешь свое дело. — Конечно, знаю, — фыркает Пьеро, как будто это само собой разумеющееся. — У меня есть кое-какие планы по ее улучшению, если захочешь. Я смогу увеличить расстояние приближения примерно на сто двадцать процентов. — Что тебе нужно для этого? — спрашивает Дауд, потому что для такого требуются материалы, которые точно не валяются в старом пабе, не говоря уже о времени. — Медная проволока и тивианская руда, — говорит Пьеро. — немного измельченного кристалла, если сможешь найти. И я буду счастлив, если тебе случайно попадутся перья Кингспароу. — Перья? — невозмутимо спрашивает Дауд. — Ты собираешься сделать маску для Фуги? — Конечно, нет, — говорит Пьеро, как всегда, пропустив шутку мимо ушей. — Я компенсирую тебе перья. Они для другого моего проекта. Я мог бы показать, если интересно. Лидия, подавая Пьеро ужин, спасает его от необходимости вежливо отказаться. — Оставь человека в покое, Пьеро, — упрекает она. — У него был долгий день, и ему действительно следует отдохнуть. — Спасибо за ужин, — говорит он, вставая. — В любое время, милый, — тепло говорит она. — И скажи своему другу, чтобы он тоже немного поспал, хорошо? Он только что выглядел довольно бледным, бедняжка. Дауд резко поворачивает голову и обнаруживает, что Томас исчез, а его наполовину пустая тарелка все еще стоит на столе. Он ругается под нос на серконском и направляется к лестнице, с грохотом поднимаясь через две ступеньки за раз, пока не достигает комнаты на чердаке. Пусто. Дауд использует Тайную Связь, находя самую яркую нить среди остальных. Она ведет его на крышу паба, в маленький темный уголок, куда никому и в голову не пришло бы заглянуть, если бы они не знали наверняка, что там скрывается. — Ты знаешь, что не спрячешься от меня, — говорит он, опускаясь рядом с Томасом, свесив ноги с крыши здания. — Это цена, которую ты платишь за магические способности. — Я думал, что цена за магические способности ­­– вечное проклятие. — И это тоже. Томас издает тихий смешок, его дыхание заметно в холодном ночном воздухе. Он сидит, подтянув к себе одну ногу, положив подбородок на колено, смотрит на огни внутри башни молодой Императрицы и ничего не говорит. Дауд прослеживает за его взглядом. — Ты ей понравился, — говорит он. — Почему? — Сказал, что это я убил ее отца. Это не тот ответ, которого он ожидал, но может понять, почему это сработало, учитывая, что Сердце Аттано сейчас у Эмили. Томас был тем, кто перерезал ему глотку, но Дауд уверен, что бывший телохранитель привязался к нему за последние несколько недель. Он ни на секунду не сомневается, что Аттано способен почувствовать вину Томаса, и сказал об этом своей дочери. — Интересный способ заводить друзей. — Я предпочитаю быть честным, — говорит Томас. Его голос спокоен, но Дауд может уловить презрение, скрывающееся за холодно произнесенными словами, и ему не нужно спрашивать, в чем дело. — Моя мать была ужасным поваром, — говорит он, а потом понимает, что произнес, и удивление Томаса осязаемо в воздухе. Он никогда раньше ни с кем не говорил о своей матери. — Она бы приготовила что-нибудь вроде того, что мы ели сегодня вечером. — Дауд, — бормочет Томас, и его имя звучит как извинение. — Здесь холодно, — говорит Дауд, — и нам предстоит долгий день, нужно немного поспать. — Да, — соглашается Томас, — идем. Они возвращаются в комнату на чердаке, и Томас тянется за еще одним комплектом постельного белья в углу, явно планируя спать на полу. Дауд останавливает его. — На кровати достаточно места, — говорит он. — Мне нужно, чтобы ты нормально отдохнул перед завтрашним днем. В последний раз, когда они делили постель, оба впервые за несколько месяцев нормально выспались. Томас судорожно сглатывает, и Дауд на мгновение задумывается, что бы сказал по этому поводу Аттано. Но Аттано здесь нет, а он чертовски устал. — Ляг в кровать, Томас. У Аттано определенно нашлось бы, что сказать по поводу такого выбора слов, но они срабатывают. Томас кивает, снимая пояс с клинком, арбалет с запястья, сапоги и тяжелую китобойную форму и забирается под одеяло лицом к стене. Дауд делает то же самое, снимая с себя оружие и пальто, прежде чем лечь спиной к Томасу. Кровать не рассчитана на двоих, и их спины соприкасаются, тепло тела Томаса чувствуется сквозь рубашку Дауда. Это должно быть неловко. В какой-то степени это и есть неловко. Но источник тепла и близость человека, которому он полностью доверяет, успокаивает. Дауд крепко спит второй раз за последнее время.