What the Dead Know by Heart

Смотрителям это, должно быть, кажется сценой из ночного кошмара. Существо в маске черепа — или, может быть, это и есть его лицо, может быть, это существо из Бездны, пришедшее отомстить, — мчится вверх по лестнице с окровавленным клинком в руке, убивая любого, кто достаточно глуп, чтобы встать у него на пути. Некоторые братья падают, хватаясь за раны, тяжело дыша, в то время как другие лежат неестественно неподвижно, и их глаза остекленели за масками. Со всех сторон раздаются крики, некоторые просто кричат от боли, другие просят заблокировать все двери, нести музыкальные шарманки, найти Верховного Смотрителя. Просьбы остаются без ответа. — Дальняя комната, — настойчиво произносит голос, который никто не слышит. — У них шарманка, будь осторожен… Остальную часть предложения прерывает безошибочно узнаваемый звук, от которого по телу Дауда пробегают мурашки боли, когда его связь с Бездной насильно разрывается. Но он продолжает двигаться, даже когда перед глазами начинает плыть, скрещивает клинки со Смотрителем, даже когда его силы на исходе, идет на звук, потому что ему нужно добраться до Томаса. Комната в конце коридора предназначена для зрителей, которые могут наблюдать за пытками в камере для допросов внизу. Это крошечное место, и три человека, занимающие его, создают ощущение тесноты, а низкие, монотонные звуки древней музыки только усиливают эффект. Дауд влетает в дверь, а Томас падает на колени, эффект музыки слишком силен для него. Дауд тоже должен был рухнуть, но чистый, яростный адреналин удерживает его на ногах. Смотритель бросается на него, и Дауд едва успевает отразить удар. По его руке стекает кровь, но он не может сказать, чья она, во рту тоже кровь, его тело слабо протестует против влияния музыки. Он вкладывает всю оставшуюся у него силу в толчок, который отправляет Смотрителя на землю. Дауд нащупывает пистолет на поясе, его пальцы дрожат, когда он целится не в Смотрителя, поднимающегося с пола, а в его брата. Он даже не слышит выстрела, но слышит тишину, блаженный звук, никакой гребаной музыки, барабанящей в ушах. Зрение проясняется, дыхание выравнивается, и он чувствует тяжесть пистолета в руке, жжение неглубокого пореза на предплечье. Он чувствует, как Бездна возвращается, чувствует, как возобновляется Тайная Связь, еще до того, как лицо Томаса расслабляется, а голова откидывается на ограждение. — Еретик, — выплевывает последний Смотритель, шатаясь поднимаясь на ноги. ­– Я заставлю тебя истекать кровью! — Попробуй, ­– рычит Дауд, держа клинок наготове. Голова все еще раскалывается, и он на мгновение колеблется. Это все, что нужно Смотрителю. С криком тот поворачивается и вонзает свой клинок Томасу в живот. — Нет! Слово вырывается из его горла, но он даже не осознает, что кричал, не осознает, что двигается, пока не отрывает Смотрителя от Томаса, впечатывая ублюдка в стену с такой силой, что штукатурка крошится, оставляя видимую вмятину. Дауд не останавливается, хватая Смотрителя за горло и ударяя его головой о стену раз, два, три, пока не треснут кости и не потечет кровь, и даже тогда он продолжал бы, заставив Смотрителя почувствовать его гнев. Если бы Томас не позвал его. — Дауд… Дауд оставляет Смотрителя и бросается к нему, находит рану на левой стороне живота и прижимает к ней ладонь, пытаясь остановить кровотечение. Томас шипит, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. — Все не так уж плохо, — отдаленно слышит Дауд свой голос, потому что логически это не так. Он и сам раньше получал такие раны, и это не худшее, что могло случиться. Это можно пережить. Но, с другой стороны, он видел, как люди умирали от гораздо менее серьезных ран, из-за инфекции, или осложнений, и глаза Аутсайдера, он в ужасе от этого. — Подожди, я вызову Кента… Рука Томаса сжимается вокруг его руки прежде, чем он успевает позвать врача. — Дауд, — снова хрипит он, его имя срывается с окровавленных губ, — мне жаль. — Нет, — Дауд качает головой, сжимая пальцы Томаса с большей силой, чем следовало бы. — Это моя вина. — Как и многое другое. — Мне не следовало посылать тебя сюда одного. Томас испускает вздох, который, возможно, был смехом. — Павел мертв, — бормочет он, слабо кивая головой в сторону стола, стоящего у стены, на котором лежат аудиограмма и маска Китобоя. — Я не… обратил внимания. Павел пропал примерно за месяц до того, как они напали на Башню Дануолла. Он был всего лишь ребенком, меньше восемнадцати лет. — Томас, — говорит Дауд, едва сдерживая дрожь в голосе, — позволь мне вызвать Кента. В ответ Томас крепче сжимает Отмеченную руку, изо всех сил, на которые способен. — Если я не… — Не надо, — рычит Дауд, сглатывая ком в горле. — С тобой все будет в порядке, черт возьми. Он вырывает свою руку из хватки Томаса и собирает всю оставшуюся у него магическую энергию, чтобы призвать Кента. Делать это, когда между ними целый город и в хороший день утомительно. Под долгим воздействием музыки на его тело, у Дауда двоится в глазах. Кент появляется быстро и, не теряя времени, опускается на колени рядом с Даудом. — Ранили? — Смотритель, — говорит Дауд без всякой необходимости. Кент кивает, его лоб нахмурен от беспокойства и сосредоточенности, пока он опытными руками перевязывает рану. — Хорошо, — говорит он мягко, тем успокаивающим тоном, которому мог бы научиться только врач у постели больного, — мы идем домой. Держись за меня. — Подожди, — протестует Томас, даже если из-за травмы его лицо побледнело, и он выглядит так, словно готов потерять сознание в любой момент. — Клеймо. Он дрожащей рукой поднимает зажатую в кулаке кочергу — та самая, за которой его послал Дауд. Клеймо еретика. Дауда подумывает взять эту вещь и вышвырнуть в окно, но он не будет так бессердечен по отношению к предмету, ради которого Томас рисковал своей жизнью. Кроме того, в последнее время у него как–то не очень с выбрасыванием вещей из окон. Он забирает Клеймо из пальцев Томаса. — Хорошая работа, — мягко говорит он. — Дальше я сам разберусь. Только тогда Томас немного расслабляется, позволяя Кенту держать его одной рукой. — Будь осторожен, — говорит он Дауду, его глаза блестят от едва сдерживаемых эмоций. — Здесь есть Смотрители, которые могут ударить тебя ножом. Дауду удается издать смешок. — Забери его, — приказывает он Кенту. — Я вернусь домой, как только смогу. Кент кивает, крепче обнимая Томаса за плечи. С порывом Бездны они исчезают, и Дауд остается ужасно, мучительно одинок. В маленькой комнате царит хаос. Один Смотритель скорчился в углу, вокруг него разбросаны остатки его музыкальной шкатулки, другой лежит под картиной из крови и мозгов, украшающей стену, которую он сотворил в ужасном приступе ярости. Пол покрыт слишком большой лужей крови Томаса. Дауд поворачивается к столу, который чудесным образом не пострадал во время схватки. Он пристегивает маску Китобоя к поясу и засовывает аудиограмму с записью допроса Павла в карман пальто. Бездна, он ненавидит Аббатство и все, что с ним связано. — Дауд, — беззлобно говорит Корво, — ты должен идти. Не говоря ни слова, Дауд разворачивается и уходит. Одно дело устраивать бойню в коридорах канцелярии Верховного Смотрителя, когда охвачен паникой и яростью, совсем другое — возвращаться, смотря на это. Сердце Дауда громко бьется в груди, на этот раз сильнее, чем пульс Сердца Корво, когда он осознает, что натворил, стремясь добраться до Томаса. Повсюду разбросаны тела, Смотрители лежат мертвые или без сознания в огромном количестве крови. Некоторые из них все еще живы, большинство трясутся, когда он проходит мимо, произнося шепотом Семь Запретов. Один пытается схватить его за ногу, когда он проходит мимо, но быстрый удар ногой в лицо останавливает его. После этого никто ничего не предпринимает. — Ты не можешь винить себя, — говорит Корво, как раз в тот момент, когда мысли Дауда начинают возвращаться к тому моменту, когда он в последний раз лишил кого-то жизни, и к многочисленным последствиям, связанным с этим. — Ты защищал того, кого любишь. — Я не должен был посылать его, — сердито бормочет Дауд. — Я не должен был… — Ты посчитал, что он справится, — добавляет Корво. — И ты не ошибся. Если бы он не остановился послушать аудиограмму, если бы он не был так обеспокоен судьбой своей семьи, его бы не застали врасплох. Аудиограмма в кармане обжигающе горячий. — Павел, — выдыхает Дауд. — Как он умер? — Быстро. Воспользовался ядом. Спасибо Бездне. Маленькая радость. — Он собирался сказать тебе, — говорит Корво таким тихим голосом, что Дауду приходится напрягаться, чтобы расслышать его сквозь грохот собственных шагов на лестнице. — На случай, если у него не будет другого шанса. Если я не смогу, шептал Томас. — Сказать что? — Что любит тебя. Дауд спотыкается о следующую ступеньку, и ему приходится переместиться, чтобы не скатиться с лестницы. — Бездна тебя дери, Аттано! Раненый Смотритель стонет от его громкого восклицания, и Дауд поджимает губы, спеша обратно в тайную комнату Кэмпбелла. Из-за всего, что произошло, он почти забыл, что находится слишком глубоко в логове зверя, чтобы чувствовать себя комфортно. Он не может позволить себе препираться с Корво, пока Верховный Смотритель все еще занимает свою должность. Кэмпбелл находится там, где Дауд его оставил, лицом вниз на грязном полу своей комнаты. Дауд больше не тратит времени, хватая Верховного Смотрителя сзади за шею и прижимая Клеймо еретика к его лицу. Странно видеть, как клеймо образуется и мгновенно рубцуется, вообще не нуждаясь в нагревании. Таинственное химическое соединение, приготовленное Смотрителями для этой цели, хорошо работает. Дауд заворачивает Клеймо в кусок плотной красной ткани, найденной среди предметов роскоши Кэмпбелла, и кладет в карман. Может быть, Честеру удастся выяснить, что это за химическое вещество, и они смогут его воспроизвести. Несколько проще будет избавляться от Смотрителей, если у них будет собственное Клеймо. Он тащит тело Кэмпбелла ко входу в комнату, оставляя его наполовину лежащим в коридоре. Пусть Смотрители найдут его нелепое маленькое убежище. Пусть они увидят, каким жалким человеком является их бывший лидер. — Смотрители скоро будут здесь, — предупреждает Корво, когда Дауд убирает меч Кэмпбелла в ножны. — И заблокируют входы и выходы. Дауд удивлен, что все еще может выбраться наружу. — Какой путь лучше? — Поверху, — быстро отвечает Корво. — Через задний двор. Только тогда он понимает, что даже не подумал о другом, кого потащил с собой на площадь Холджера. — Самуэль? — В порядке. Затаился. Маленькая радость, снова думает Дауд, цепляясь за эту мысль. Маленькая радость. Он возвращается тем же путем, каким пришел, на задний двор, едва обходя кучу Смотрителей и членов Стражи, выходящих из главного зала с несколькими музыкальными шарманками наготове. Дауд не может подавить дрожь. Если бы он задержался наверху, то был бы мертв. Вместо этого он благополучно выбирается наружу всего за несколько секунд до того, как снова раздается сигнализация и канцелярия блокируется, а окна и двери закрыты стальными решетками, через которые невозможно проникнуть. Должно быть, они нашли тела. Дауд не задерживается, выпивает свой последний эликсир и направляется обратно к реке серией рывков, прислушиваясь к любому совету Корво. Но теперь задний двор почти пустой, большинство Смотрителей и их волкодавы теперь внутри, и Дауду удается добраться до причала, где его ждет Самуэль, не попавшись. Самуэль вздрагивает при виде него — какое это, должно быть, зрелище — в маске и весь в крови, как призрак из Бездны. Дауд снимает маску, даже если знает, что его лицо не лучше. — Нам нужно идти. — А как насчет… — начинает Самуэль, но Дауд качает головой. — Он… пошел вперед, — говорит он, и это не ложь. Самуэль больше ни о чем не спрашивает, заводит мотор и увозит их прочь от проклятой канцелярии. Только когда они как следует отдалились, а здание стало лишь пятном вдалеке, Дауд позволил глазам закрыться, а плечам поникнуть. Внезапно стало очень трудно сдерживать слезы. Самуэль, должно быть, прочитал это у него на лице. — Что там произошло? — мягко спрашивает он. Дауд проводит пальцами по маске Китобоя, висящей у него на поясе. — Томаса ранили, — выдыхает он. — Я убил. Не знаю, сколько. Глаза лодочника лишь на мгновение расширились от шока. — Он будет в порядке? — это первое, что спрашивает Самуэль. — Должен быть — отвечает Дауд, и очень надеется, что это правда. По крайней мере, он все еще может чувствовать Связь. — Я не уверен. К его удивлению, Самуэль наклоняется к нему и похлопывает по колену. — Мне жаль, — просто говорит он, не тратя время на пустые обещания, когда он тоже не может быть уверен в судьбе Томаса. — Он этого не заслужил. И вы тоже. Дауд отдергивает колено. — Это не меня пырнули ножом, — выпаливает он. — Нет, — легко соглашается Самуэль, нисколько не обеспокоенный настроением Дауда, — но того, кто вам небезразличен. Нет, это не так. Дауд сделал бы все, чтобы поменяться местами с Томасом, почувствовать, как меч вонзается в его собственную плоть, потому что это боль, которую он знает. Это боль, с которой он знает, как справиться. Биение его сердца и теснота в груди, когда он думает о том, что Томасу придется пройти через это, намного, намного хуже. — Спасибо, — удается ему сказать Самуэлю. Добрая улыбка Самуэля похожа на луч надежды. — Не стоит, сэр, — говорит он, как всегда, отмахиваясь от благодарности. — Хотя… могу я сказать прямо? Дауд находит в себе силы слегка улыбнуться лодочнику. — Когда ты этого не делал? Самуэль посмеивается, но его лицо быстро снова становится серьезным. — Я думаю, вы должны сказать ему, — прямо говорит он. — О том, что вы заботитесь о нем. Раньше Дауд бы сразу отказался. Теперь он просто устало вздыхает. — Я знаю, — бормочет он. Он уже давно видит, как Томас загорается от любой похвалы, даже если это так мало в обмен на его службу, на его дружбу — на его любовь. Он заслуживает того, чтобы знать, что он значит для Дауда, даже если Дауд еще не совсем уверен в своих чувствах. Но одна мысль о том, чтобы проявить их, приводит в ужас. Единственными людьми, к которым он когда-либо привязывался, были его мать и Билли, но их обеих больше нет. — Я знаю, это может быть трудно, — говорит Самуэль, словно читая его мысли, — но это важно. Если вы этого не сделаете, то в конечном итоге останетесь грустным стариком, у которого не будет ничего, кроме сожалений и лодки, названной в честь потерянной любви. — Я о многом сожалею, — криво усмехается Дауд. — Хотя лодка мне бы не помешала. Лодочник смеется больше из вежливости, чем по какой-либо другой причине. — Если бы кто-нибудь смотрел на меня так, как этот мальчик смотрит на вас, — говорит он, — вы могли бы забрать эту. Самуэль оставляет его в покое до конца поездки, Дауд одновременно и ценит это, и расстроен. Ему не хочется разговаривать, но тишина оставляет его наедине со своими мыслями, которые продолжают возвращаться к образу Томаса в агонии. Корво невыносимо спокоен в кармане, его пульс медленный и успокаивающий. Желание плакать медленно проходит. Когда они приближаются к Затопленному кварталу, Самуэль замедляет движение «Амарант». — Может, мне сначала отвезти вас домой, сэр? Заманчивое предложение. Но Томасу понадобится отдых, а Дауду все равно рано или поздно придется отчитываться перед Лоялистами. Если на базе что-то пойдет не так, Кент даст ему знать. — Нет, — говорит он Самуэлю со вздохом. — Возвращаемся в «Песью Яму». Может быть, ему даже удастся избежать лекций Хэвлока.