Meet Cute (these dorks)

В такой пышной среде, как Цанцюн, почти на всех пиках были какие-нибудь водные объекты. Большинство пиков использовали их как места для медитаций или тренировок. На Байчжане водопады, которые ниспадали с вершины пика, разветвляясь по пути вниз на водопадики поменьше и использовались, чтобы смыть грязь и кровь. В конце концов, глава пика Цинцзин не зря называл Байчжань пиком «зверя» и «зверят». Один такой водопад находился в укромной роще около грота. Он был ближайшим к резиденции главы пика Байчжань, вниз по тропинке и за углом. Раздевшись до внутренней мантии и штанов, Лю Цингэ стоял под водной завесой. Он закрыл глаза, чувствуя, как вода стекает с толстого слоя грязи и крови на его теле. Тактильные ощущения и холод воды казались ему слишком острыми, и он не слышал ничего, кроме шума текущей воды. Он чувствовал себя пойманным в ловушку в мире одиночества, и только его мысли составляли ему компанию. В одиночестве… Посмотрев вниз, Лю Цингэ увидел, как с его окровавленных рук стекала вода, омывая их. Вчера этими руками он держал Шэнь Юаня. Он все еще чувствовал дрожь в спине Шэнь Юаня и его слезы, пропитывающие ему мантию. Но все, что он мог сделать, это стоять и пытаться удержать человека, который разваливался на части. Пытался удержать его целым, но каждую минуту чувствовал, что терпит неудачу. Лю Цингэ никогда в жизни не чувствовал себя таким бессильным. Наблюдать за рыданиями Шэнь Юаня в его объятьях было больно. Но что еще больше ранило, так это осознание того, какую ношу Шэнь Юань должен был нести все эти годы. И что он все это вынес в храме Тяньти. Даже если он предпочитает выполнять свои миссии в одиночку, Лю Цингэ никогда не обманывал себя. Он знает, что не подходит практически ни для чего, кроме грубой силы. Но именно поэтому он принадлежит Цанцюн. Аньдин для переговоров и подготовки. Ванцзянь — для оружия. Цинцзин — знания. Всегда надежный Цюндин как имя, защищающее их спины. Лю Цингэ мог даже не знать, что некоторые из пиков сделали для него, мог даже думать, что ему лично не нужны их знания, но он знает, что Цанцюн достиг своего успеха только благодаря двенадцати пикам. Потому что их было двенадцать. Без хотя бы одного из них Цанцюн не был бы таким, как сегодня. Что касается Лю Цингэ, он знал, что у него всегда есть одиннадцать других глав пиков, которые взвалят на себя его бремя и прикроют его слабости. Но Шэнь Юань… был один. Остался один. Был вынужден жить почти полностью один. И все же он взял на себя бремя тысяч жизней, взвалил его на свои худые плечи. Даже если он просил о помощи, в ней было отказано. Люди, которые действительно хотели помочь, мертвы. Сама идея этой жестокости вызвала такую ​​ярость, что Лю Цингэ всю ночь убивал монстров. Всю ночь огни от меча главы пика Байчжан непрерывно мигали в окрестностях, вызывая смерть и разрушения. Когда наступило утро, изменилось только то, что Лю Цингэ был полностью залит кровью, вплоть до внутренних одежд. Его гнев превратился в тлеющий огонь, но не погас. Он не думал, что что-то сможет его погасить, пока эти монахини не заплатят за то, что сделали. Но ярость больше не была единственной эмоцией, которую испытывал Лю Цингэ. В его груди горело более сильное чувство. Лю Цингэ не знал его имени. Теперь, стоя под этим уединенным водопадом на пике Байчжань, он крепко сжал кулаки. «Это не та проблема, с которой ты должен справляться в одиночку». Эти слова он сказал Шэнь Юаню до того, как они пришли к Цанцюн. Лю Цингэ произнес их еще до того, как понял всю ситуацию, и он имел их в виду. Но теперь… Лю Цингэ имел в виду даже больше. Намного больше. Шэнь Юань не должен решать эту проблему в одиночку. Шэнь Юань никогда не должен был решать свои проблемы в одиночку. Шэнь Юань — очень эмоциональный человек, у которого слишком мягкое сердце, чтобы осмелиться взять на себя такое тяжелое бремя, и тем не менее он смело делает это. И он тот, кому больно. Он не должен делать это в одиночку. Он не может сделать это в одиночку. Шэнь Юаню нужен кто-то рядом, кто поможет удержать эту тяжелую ношу, которую он не может нести сам, не причинив себе вреда. Лю Цингэ хотел быть этим человеком. Он не хотел, чтобы Шэнь Юань когда-либо снова был один. И он позаботится о том, чтобы Шэнь Юань больше никогда не оставался один. Лю Цингэ знал, что он не тот, кто может решить все проблемы Шэнь Юаня. Он не мог заставить их уйти или уберечь его от боли. Но он мог быть рядом. Когда Шэнь Юань нуждается в помощи, Лю Цингэ может убедиться, что его крик услышан. Когда Шэнь Юань страдает, Лю Цингэ может убедиться, что он страдает не один. Когда Шэнь Юань не знает, как обезопасить себя, Лю Цингэ может быть рядом, чтобы защитить его. Лю Цингэ не хочет… он не может оставить Шэнь Юаня одного. И он не собирался позволять этим смутным чувствам, внезапно возникшим после несвоевременного визита Минъянь, разрушить это. Не время было суетиться из-за «партнеров по совершенствованию» или чего-то подобного. Вздохнув, Лю Цингэ потер лицо. — Нгх?! Лю Цингэ услышал сдавленный вздох, слегка приглушенный шумом водопада. Вытирая воду с глаз, Лю Цингэ вышел из-под водопада, чтобы получше рассмотреть. Шэнь Юань стоял на дороге с открытым ртом и красным лицом. —…Шэнь Юань? — слегка обеспокоенно спросил Лю Цингэ. — Л-лю-сяньшэн…! Лю Цингэ быстро перебрался через пруд к человеку, замершему на тропинке. Но, когда он подошел к Шэнь Юаню, то остановился. Что он хотел сказать? Как ты? Позволь мне быть рядом с тобой? Пораженный нерешительностью, Лю Цингэ просто стоял и смотрел на Шэнь Юаня с жадностью, как будто боясь, что он исчезнет, ​​как только Лю Цингэ оторвет от него взгляд. Шэнь Юань тоже стоял неподвижно, отчаянно не глядя Лю Цингэ в глаза, пока, наконец, не показалось, что он не выдержал тишины. — Я… я принес твой… твой халат, — запинаясь произнес Шэнь Юань с очень красным лицом. — И… и я, э, я… хотел извиниться… извиниться за вчерашний день. Что…что устроил… э-э, истерику и… еще и заснул… — Шэнь Юань нервно сглотнул и поднял руку, чтобы заправить прядь волос за ухо, все еще не осмеливаясь смотреть прямо на Лю Цингэ. Лю Цингэ нахмурился. — Не извиняйся, — сказал он, потянувшись взять Шэнь Юаня за руку, и тот внезапно резко вздохнул, его лицо покраснело еще больше, что заставило Лю Цингэ волноваться. Неужели Шэнь Юань так смущен вчерашним днем, что хотел бы избегать его? Лю Цингэ определенно не этого хотел. Легким рывком Лю Цингэ притянул Шэнь Юаня немного ближе, и тот, наконец, взглянул на него. Его красиво раскрасневшееся лицо, широко раскрытые глаза и слегка приоткрытые губы заставили что-то глубоко в теле Лю Цингэ загореться другим видом огня. С силой подавив это, Лю Цингэ откашлялся. — Тебе не за что извиняться, так что не избегай меня, — сказал он, глядя прямо на Шэнь Юаня. «Не уходи туда, куда я не могу за тобой последовать». — Я… — пробормотал Шэнь Юань, а затем на мгновение опустил глаза. Очень быстро. Почти невольно. Нет, конечно, это было непроизвольно, так как глаза Шэнь Юаня расширились, как будто он на секунду испугался самого себя, прежде чем его взгляд быстро вернулся к лицу Лю Цингэ. Под взглядом Лю Цингэ Шэнь Юань покраснел ещё сильнее и больше не мог смотреть ему в глаза. Именно тогда Лю Цингэ понял, что он все еще мокрый и одет только в свою внутреннюю мантию и штаны, полупрозрачные там, где ткань липла к телу. Он наблюдал, как Шэнь Юань нервно отводил взгляд, а затем возвращал обратно. Первой мыслью Лю Цингэ было, что Шэнь Юань был слишком смущен его неприличным видом, и что он тоже был немного смущен и должен пойти прикрыться. Но когда он полуобернулся, думая о своих одеждах, Лю Цингэ вспомнил, что они были испачканы, нет, залиты кровью чудовищ. Возможно, ему стоит надеть мантию, которую принес Шэнь Юань… Обернувшись, он увидел, что Шэнь Юань смотрит на его мокрую одежду почти нечитаемым взглядом. Это… не было похоже на чистое смущение. Идея вспыхнула в голове Лю Цингэ, но нет, это было невозможно, поэтому он попытался раздавить ее, как мог. Когда он нервно убрал с лица мокрые волосы, Лю Цингэ почувствовал, как пристальный взгляд Шэнь Юаня прослеживает каплю воды, которая соскользнула с его челюсти по шее и по ключице и попала на его внутреннюю одежду. Это не помогло ему перестать думать об этой нелепой, невозможной идее. Это… Шэнь Юань… это вид Лю Цингэ так повлиял на него? Его уши покраснели, когда он наблюдал, как Шэнь Юань пытается, но безуспешно, не дать взгляду проследить линии его мускулов, едва заметных сквозь мокрую одежду. Он не мог удержаться от того, чтобы представить себе как вместо взгляда по нему скользят эти тонкие пальцы… или, возможно, эти мягкие на вид губы… Лю Цингэ застыл от ужаса. Что с ним сделала Минъянь!? Пока он жив, его никогда не удастся обманом заставить прочитать ещё одну книгу, которую она «рекомендовала»! *** Шан Цинхуа лицом вниз рухнул за свой стол. Он чувствовал себя чертовски ужасно. А? Оформление документов? Да, это тоже было ужасно, особенно учитывая все письма и дерьмо от трех других основных школ о встрече, которую они собирались провести в ближайшее время, но не поэтому он был в плохом настроении. Не то чтобы он не знал, что этот мир — не просто его роман, и люди в нем не были просто персонажами на странице. Он знал. О боже, он знал. Но… Это не только потому, что он переселился. Он просто не мог осмыслить смерть семи женщин, которых он знал только как имена на бумаге. Но для братца Огурца это ведь были не просто имена, верно? Шан Цинхуа действительно чувствовал себя ужасно. Ему действительно следовало послушать Огурца, когда этот парень был еще одним анти-фанатом под ником Несравненный огурец. Как автор, он действительно должен был взять на себя больше ответственности за свои мир и персонажей. Может, тогда этот гребаный мир не был бы так полон ужасов и несправедливости. Может быть, тогда братан Огурец не стал бы плакать, потому что все его друзья, которых он приобрел, были убиты только потому, что были его друзьями. Шан Цинхуа чувствовал себя чертовски ужасно. Хлоп! Шан Цинхуа подскочил примерно на половину своего роста, когда Шэнь Юань внезапно распахнул дверь, выглядя так, как будто только что пробежал марафон. — Бро Огурец! Эм… Ты… ты в порядке!? Шан Цинхуа завизжал, когда братан Огурец приблизился к нему, как какой-то ужасный монстр. В мгновение ока тот уже пересек комнату и оказался прямо перед ним. Он крепко схватил Шан Цинхуа за плечи, напугав хомяка, прежде чем тот успел спросить Шэнь Юаня, все ли с ним в порядке после вчерашних волнений. Что-что-что!? О боже, неужели братан на самом деле собирается убить его!? — Самолет. Шан Цинхуа вздрогнул от странного тона в голосе Шэнь Юаня. — Д-да? — пропищал он от ужаса. Хватка Шэнь Юаня на его плече еще больше усилилась, и Шан Цинхуа подумал, что его жизнь действительно подходит к концу прямо сейчас. — Почему мужчины в твоем романе такие горячие? — прошипел Шэнь Юань. — Мне жаль, я…! Что? Шан Цинхуа смотрел, как братан Огурец со стоном рухнул на пол, закрыв лицо руками, но этого было недостаточно, чтобы скрыть, что его лицо было поразительно багрового оттенка. Братан, этот Шан Цинхуа серьезно беспокоился о тебе, но это ещё что?! …Кроме того, колись.