Город Обмана

Ярко-красными вспышками облака летели прочь с огромной скоростью. Все летело в пропасть, а я не мог ничего изменить. Странно было наблюдать свое падение со стороны. Так я думал, однако оно было чужим. На самом деле я стоял на месте, а мир вокруг взрывался на части, оставляя меня посреди этого хаоса на единственно безопасном клочке под ногами. Вся моя жизнь была одним раздражающе затяжным падением. Каменные своды в осадном огне. Изуродованные интервенцией трупы горожан. Большая их часть была редкостными отбросами, и все же никто из них не заслуживал такой ужасной смерти. Взрывы проносились над городом, оглушая и снося с ног остаточной волной. Что я здесь делаю? Что же я здесь делаю?! Я точно проснулся от безумно долгого сна, не осознавая до конца, что происходит. Я стоял в одиночестве посреди разрушенного района ненавистного города, а навстречу мне неслись рогатые твари. Невероятно. Просто невероятно. Я приказывал ногам двигаться, но организм не слушал, словно насмехаясь надо мной. Злая ирония. «Ты хотел смерти, Андерс? Так получай! Раскрывай объятия!» Что происходит?! Так не должно было быть! Моя паника душила. Мне не хватало воздуха, будто я забыл, как дышать, и голова от этого кружилась. Между нами всего несколько метров. У меня еще есть крошечный шанс убежать и даже избежать вражеского копья в спину, но нет. Я затрясся всем телом. Нет. Нет! Мне вдруг подумалось о той встрече на приеме. Тогда мне безумно хотелось жить, а сейчас я не мог думать ни о чем, кроме Хоука. Он проел мой рассудок до самого основания. И страх мой заключался не в том, что я на волосок от неизбежного, но в том, что я больше не увижу Гаррета. - Ты помнишь свой первый раз? Вопрос был неожиданным, но я не повременил соврать: - Нет. А к чему такие вопросы? – я слегка приподнялся на кровати, чтобы лучше рассмотреть его лицо, но он смотрел на меня своим неизменным непроницаемым взглядом, этими темными остекленевшими глазами. - Иногда мне хочется быть спонтанным и загадочным, - с насмешкой фыркнул он, сводя все к шутке, и я сделал вид, что повелся на это, однако это было еще одной ложью. И мне вдруг стало паршиво. Я обвинял людей во лжи. Слепо. Гневно. Без разбора. Я почти возненавидел Хоука, а он был не виноват. И при этом всем великолепии я сам врал там, где это было не так уж и необходимо. Мне не хотелось говорить, но и врать не было нужды. И тут смутное воспоминание, неразборчивый отрывок из прошлого, которое теперь казалось таким невообразимо далеким, промелькнул перед моими глазами, словно жизнь, прежде чем душа отделяется от тела. Мне вспомнилось мое нагое тело на дорогих простынях, пропахших роскошью, сексом и моей нежеланной исповедью. Моим на миг раскрытым сердцем, испускавшим ядовитую боль. Сколько тяжести и легкости было в этом действе. Я словно отрывал от себя куски кожи и складывал из них самолетики, запуская в воздух и наблюдая за их свободным полетом. Пусть недолгим, но таким невесомым. И было в этом, наверное, свое очарование. - Вообще-то… помню, - неуверенно начал я, опуская голову обратно на подушку. – Такое сложно забыть. Я… меня… Я нашел для себя крайне сложным описать словами те картины, что до сих пор всплывали в сознании, те ощущения, что до сих пор сквозили в каждом моем движении, задавая основу поведения, и то омерзительное, непотопляемое послевкусие унижения. Эти воспоминания, как звонкие пощечины, обжигали щеки стыдом. Вместо того, чтобы содрать нарост с саднящей раны одним точным и резким движением, я делал это невообразимо неспешно, стараясь подобрать слова, однако это было не так уж и просто. Как рассказать о том, что тебя еще ребенком растянули по рукам и ногам и изнасиловали трое здоровых мужиков, и при этом сохранить спокойствие? «Ты не особенный. Все через это проходят.» Я ощущал страшную апатию. Мою невинность отняли силой. Мое детство изодрали в клочья и бросили мне под ноги. И вдобавок моя боль не была уникальной. Все смотрели на меня с сочувствием. В их глазах я видел все то же, что бурлило в моей груди. Однако меня презирали за то, что я считал это чувство сильнее чужого. Я не особенный… - Ты удивительный, - внезапно пробормотал Хоук, зарываясь под одеяло и прижимая меня к себе так, что я невольно кашлянул. - О чем ты? – непонимающе спросил я, пытаясь раскопать эту груду тряпья, скрывающую его от меня. - Спонтанность и загадочность, забыл? – легко усмехнулся он, высовывая голову. Я никогда не видел его настолько…по-детски неловким и игривым. В одно мгновение он преобразился до неузнаваемости. Он взял мое лицо в ладони, и в глазах его заплясало необъяснимое счастье. - Не бойся сказать мне «отвали», если не хочешь о чем-либо рассказывать. - В прошлый раз это закончилось не очень хорошо, - скептически подметил я. - Тебе понравилось. - Ни капли. - Лжец. - Полнейший, - рвано выдохнул я, опуская взгляд и сдерживая смех. Казалось, он ловил каждое мое движение, каждую мизерную ужимку, вслушивался в мои неуклюжие смешки и тихие придыхания, вызванные его мимолетными прикосновениями. Никогда мне не было так уютно рядом с кем-либо. - Что с тобой сегодня? – я пристроил подбородок ему на грудь. Специально. Чтобы он не мог меня буравить взглядом, а я бы спокойно любовался его умиротворением. - Ты такой недогадливый. Я знал, что он находил свое счастье в приятных мелочах. Я уже видел этот взгляд, когда он наблюдал за моими исследованиями в поместье, и все же мне мучительно хотелось услышать это от него. Услышать, что именно я являюсь причиной его счастья. - Ведешь себя, как принцесса, право слово, - фыркнул он, и легкое смущение разгладило неглубокие морщины на его лице, однако тень сомнений на мгновение проскочила, точно лизнув его щеку, и Хоук неприятно повел плечами. – Как только снег сойдет, я уйду. В мое горло словно вогнали тонкую спицу, что прошла шею насквозь, как нож масло. Я силился сделать вдох, но это вызывало лишь тупую ноющую боль. - Не то чтобы я хотел, однако мой контракт еще не выполнен, - поспешил закончить он, но урон уже был нанесен. Наверное, было бы лучше, если бы он сказал мне об этом перед самым уходом. Хоук в этот момент был рядом; я мог чувствовать его дыхание, ощущать его пьянящий запах, слышать ровное биение его сердца, однако мыслями я уже провожал его, с тоской вглядываясь в спину. Одна лишь мысль, одна лишь краткая вспышка вгоняла меня в леденящую меланхолию, в которой я пребывал все то время, что его не было рядом. Она стала мне вторым, а то и первым домом. - Могу я?.. - Даже не думай, - Хоук резко пресек мою невысказанную просьбу, и я смиренно зажмурился, как ягненок перед мясником. Я знал, что идея была неразумной, как минимум, и все же, предложи он бежать, я согласился бы, и глазом не моргнув. - Я вернусь, - его рука тяжело легла на мое плечо. Похоже, ему тоже нелегко. Вот уже тридцать четыре дня, как сошел снег. Хоук не соврал, сказав, что уйдет с первой же проталиной, но эту ложь я готов был простить, задержись он хоть на пару дней. Снова эта серость и пресность. Каждое утро я приходил во двор и устраивался под голым деревом, которое вскоре обещало вернуть свою красоту и раскидистую зелень. Однако я любил его именно таким. Холодным, влажным, обнаженным. Мне нравились его поломанные тяжестью снега веточки, глубокие отметины от стрел нерадивых солдат, едва приступивших к обучению. Таким оно напоминало мне меня самого, а я меньше всего любил напускной лоск. Все эти омовения, бережная укладка волос, точно я был драгоценным сокровищем. Все любят сидеть в тени деревьев, предаваясь мечтам в объятиях приторной полудремы, и слушать тихий шелест листьев, а мне он всегда казался беспомощным плачем. Кротким. Скромным. Незаметным. Но таким тяжелым и невыносимым. Деревья же зимой встречали меня своей холодной прагматичностью. Каждый выживает, как может. И нам двоим было это прекрасно известно. Я понимающе провел кончиками пальцев вдоль глубоких борозд, находя новые отверстия. В отряд закрался ужасный стрелок. Я недовольно цыкнул, отнимая руку и устраиваясь на самодельную лавку из двух пней и доски. Не самая прочная конструкция, но сидеть можно. Я принялся листать справочник аптекаря, однако он наскучил мне еще после второго прочтения. Я помнил его наизусть, а теперь лишь делал для себя пометки на полях, яростно отстаивая свою точку зрения перед автором, пусть он никогда и не увидит моих вставок. Я мог согласиться с ним относительно свойств, но только дело доходило до рецептов, я начинал ликовать, точно одержимый, чиркая пером по страницам, а иногда и вкладывая мятые обрывки с дополнительными комментариями. Мои эксперименты были абсурдными, я пробовал смешивать то, что никто и не догадывался бы даже рядом положить. Чаще всего посыльный приходил за припарками на пепелище, но все же бывало, что мои безумные опыты увенчивались успехом. Моя меланхолия была мне вдохновением, тоска становилась желанием творить, а мои гневные тирады на полях имели сладкий привкус заочной победы. Я был неплох. Весьма неплох. - И снова я вижу эту жестокую улыбку на твоем лице, - услышал я, поймав себя на мысли, что действительно ухмыляюсь, скользя взглядом по очередной заметке касательно рецепта духовного бальзама. - Нахожу приятное в малом. - Вот как? – антиванец усмехнулся, и мне стало не по себе. - Что-то не так? – я заметно напрягся, прикрывая книгу и устремляя взгляд на эльфа. - Не представляешь, насколько, - хмыкнул он, присаживаясь рядом. Мы наблюдали за солдатами в немой паузе, неловкой до боли в висках. Звон мечей, лязг доспехов и глухой стук, с которым стрелы поражали мишени, повисли над замком непроницаемым куполом. Еще пару минут назад мир моих размышлений отгородил меня от этой суеты, но теперь гвалт оглушал. - Очень скоро мы сделаем вылазку. Путь неблизкий, и тебе придется пойти с нами, - я лишь смутно мог уловить, к чему он клонил, и ни на йоту мне это не нравилось. - И?.. - Мне было приказано обучить тебя… - он аккуратно взял мою ладонь, накрывая своей, и я оглушительно громко сглотнул ком, подступивший к горлу. – Но твои руки – руки целителя. - А что, есть разница? – я поспешил освободить ладонь, а эльф лишь ухмыльнулся, глядя на мои неуклюжие попытки. - Взгляни на нашего Командора. Ни жалости, ни покорности, ни колебаний. Лишь необузданная жажда кровопролития. Не держи она в руках деревянный меч, снесла бы тому новобранцу голову. Ее руки – руки воина. Грубые и властные. Ты должен знать это чувство, - он вновь усмехнулся, бросая на меня косой взгляд. – Мои руки тоже по-своему грубы, но в них есть и изящество. - И скромность, без сомнений. - Смейся, друг мой, но ты не далек от правды. Смерть от моей руки скромна и неприметна. Думаешь, ты тут один такой искусный травник? - Я тоже умею изготавливать яды, - хмурясь, проговорил я. Отчего-то его слова меня задели. - Но применять их по назначению не умеешь совершенно. - Только дай повод. - Ууу, - с притворным испугом протянул антиванец. – Вперед, и мой дорогой Командор живого места на тебе не оставит. - Ты очень ловко спрятался за ее спину. - Что ж, не тебе меня в чем-либо винить, ведь мы оба здесь прекрасно уместились. - К чему этот разговор? – я начал терять терпение. – Приказано учить – учи. - Я не могу, вот, к чему я веду. Защита – единственное, чему я могу тебя обучить. - Тогда мне просто нужен другой учитель. - Не пытайся казаться умнее, чем ты есть, друг мой, и не дерзи тем, кто пытается тебе помочь. - Пока я слышал только упреки. - Упреки? В самом деле? Должно быть, это все мой акцент. - Должно быть, это все твой язык. - Ах, ничего не могу с собой поделать, люблю грубости. А теперь, когда ты достаточно зол, прошу за мной, - эльф поднялся и, поклонившись, приглашающе указал на тренировочное поле. Что ж, тут он не прогадал. Я был достаточно зол. Похоже, я так ничему и не научился. Я упустил свой шанс, и теперь мне оставалось лишь уповать на чудо. Боевой клич кунари, точно острое копье, вонзился в мое сердце и, перебив позвоночник, прошел насквозь. Это было больше, чем страх. Больше, чем любая из эмоций. Это была обида. Черная. До отвращения скользкая. Как слизень, обволакивающая все чувства разом. Яростная. Нещадная. Слепая. Я не могу умереть. Только не сейчас. …Как тебя на самом деле зовут? .. …Хочешь, я тебя выкуплю?.. …Рад, что ты еще со мной… …Ты словно призрака увидел… …Ты такой шумный… …Как же я ненавижу тебя… …И, в то же время, какая-то часть меня счастлива… …Ты удивительный… Резкая боль пронзила мое плечо, и я отшатнулся под тяжестью вражеского оружия. Я был серьезно ранен, однако ничто не могло вырвать меня из воспоминаний. Каким же я был дураком. Я никогда раньше не замечал неловких ужимок Хоука, а если и замечал, то равнял их с чужими, вот только в этот самый момент они летели мне в лицо, полосуя щеки и вырывая волосы. Он раскрывал мне душу, а я плевал в разверзнутую пустоту, тогда он раздирал мою в ответ. Два безнадежных в любви идиота. Кровь яростным потоком стекала по моей груди, и сердце рвалось наружу от болевого шока. Я схватился за древко, пытаясь вытащить острие, но хозяин копья уже возвышался надо мной, вгоняя оружие лишь глубже. Оно скребло прямо по ключице, отламывая от кости ощутимые куски. Я не мог кричать. Я не мог дышать. Я лишь слепо, интуитивно следовал за древком, опускаясь на колени. В такт скоростным ударам сердца я выдыхал из легких воздух, наивно стараясь унять боль, но это не помогало и делало лишь хуже. Я не могу так глупо умереть. Это нечестно. Это несправедливо. Почему я должен умереть сегодня? Сейчас? Мое тело, сотрясаясь в конвульсиях, медленно поднялось. Ноги под тяжестью напирающего копья ходуном ходили, но я продолжал подниматься, крепко вцепившись в древко и, как по канату, подбираясь ближе к врагу. Нет. Я не умру. Только не сегодня.