История о чувствах, рождённых на небесах.

      Выбегающая из своего домика Нанами Харука, расстроенная в своих лучших чувствах к Рену, ощущала себя морально весьма плохо. Это была их первая ссора за всё время, как они встречались. И Харука, с её чистым сердцем было сложно поверить, что Рен был эгоистичен и горд настолько, что мог ударить Сесиля и не признать своей неправоты. Такое недоверие к нему, да и к ней самой было больно и оскорбительно, и композитор шагала в пустоту...       И тут она внезапно натолкнулась на кого-то. Отступив на пару шагов, она подняла глаза, желая принести свои извинения.... и замерла.       Харука никогда не переживала такого ранее. Весь её мир будто мгновенно рухнул и построился заново. Это случилось за те десятые секунды, как она взглядом коснулась тёмно-фиалковых глаз Ичиносе Токии, на которого только что натолкнулась. Как холодный душ, как перец чили без еды, как океанический бриз зимой - она увидела его, и её мир перевернулся. Время замерло вокруг них. Не было не щебета птиц, ни дуновения ветра, ни далёких голосов из "SLMI" - были только эти двое, - высокий темноволосый парень и миниатюрная рыжая девушка со свежими дорожками слёз на щеках. Словно они прежде никогда не видели друг друга, или видели очень давно - так проникновенны были их взгляды. Казалось, словно они могли бы прожечь целый лист бумаги или раскрошить стену на пути, чтобы встретиться вновь... - И-Ичиносе-кун... - Харука, - его голос звучал эхом своего имени, - что случилось?       Ответ на этот вопрос изначально не предполагался вовсе. Её мог спросить об этом кто угодно, будь это один из "Принцев" или "Квартета" - Харука не ответила бы, натянула улыбку, придумала какое-нибудь оправдание своим слезам... Потому что не любила выносить сор из избы. Ведь как бы то ни было, а Рен был её возлюбленным, второй половинкой, и в том, что случилось, разбираться должны были только они двое. Но... Но эти глаза, когда-то так занимавшие композитора, сейчас смотрели прямо ей в душу... и.... сопротивляться этому было немыслимо. Нанами начала исповедь: - Рен... Он увидел меня с Сесилем... Но ничего не было. Заревновал... И ударил его. Мы поругались... Ичиносе не сразу нашёл слова, которые мог позволить себе сказать в данной ситуации. Во-первых потому, что чувствовал - увидь он свою девушку (которая в воображении имела лицо Харуки) в компании кого-то другого, он не знал, что сам бы вытворил. И во-вторых, не был мастером на ласковые слова, и видя девушку почти что рыдающей, растерялся. Одно дело петь перед тысячами человек, а другое - успокаивать одну расстроенную девушку, особенно, если это Харука... Думая об этом, Ичиносе сам себя одёрнул - она это, или нет, ему не должно быть дела, потому что это... увы, не его дело. Печальный и досадный парадокс. - Разумеется, ему не стоило так опрометчиво поступать, - заговорил наконец певец словами Масато, - это было очень грубо по отношению к Айдзиме и к тебе... Хотя версия в голове была о том, что нечего давать повод... И что Сесиль достаточно хитёр, чтобы попытаться снова провернуть что-то подобное тому, что случилось на Неделе.       "Неделя", кстати, было теперь выражением нарицательным. Если у кого-то из певцов выдавались напряженные семь дней работы, или желали неприятностей, говорили: "Да у тебя не жизнь, а сплошная Неделя!" или "Чтобы тебе неприятностей было, как на Неделе." И в стенах магистратуры это выражение все прекрасно понимали. Тем временем Харука сокрушённо покачала головой, и хотела было утереть глаза тыльной стороной ладони, но Токия перехватил руку девушки за запястье и протянул платок. Ему было легче действовать, чем говорить. - Спасибо, - вздохнула композитор, нерешительно комкая в руках предложенный ей платок, - не знаю, как так вышло... Она могла бы ничего не говорить - её всё равно не слушали. Отдать должное, парень пытался. Но вот как несколько минут назад он почувствовал, что всё, что он так трепетно и отчаянно возводил между собой и Харукой, начало необратимо разрушаться, и сыпаться пылью на алтарь его сознания.       Чувств Токии никто никогда не знал и не видел. Может потому, что до Недели он и сам не знал их. Но с этим заданием, порученным Директором, он с каждым днём начинал осознавать всё больше и больше, что его видение этой необычайной девушки отнюдь не просто дружеское. И в то воскресенье, он наконец пришёл к выводу, что он тоже будет биться за её сердце, и сделает всё возможное, чтобы композитор обратила на него внимание. И потому, поцелуй Нанами и Дзингудзи перед ним был, словно кол для вампира. И на основе этого кола Ичиносе стал возводить в своей душе великую Китайскую стену, которая призвана была отгородить его от любых чувств, связанных с этой парой, и в частности, с самой Харукой. До сих пор сие оборонительное сооружение справлялось... Пока перед взором не появилась такая несчастная Харука на фоне такой счастливой окружающей действительности. - Ичиносе-кун? - Прости... - Токия вернулся из своих беспорядочных мыслей к упомянутой ранее действительности, которая уже не была такой счастливой, - Уверен, вы помиритесь. А мне... Я пойду. Писать песню. Быстрее, чем можно было понять, какая же муха укусила певца, он пересекал двор в том направлении, откуда пришёл.       Харука с высохшими уже щеками так и осталась стоять, не в силах осмыслить происшедшее. В руках её был скомкан платок, которым она так и не воспользовалась. Почему? Она не могла понять. Но этот кусочек материи в точности отражал её сознание на данный момент - сбитое с толку, растерянное, сжатое в рамках, которые начинали трещать по швам.       Казалось, пять минут назад она была почти убита ссорой с Реном, а сейчас она только краем души чувствовала её тяжесть. Будто это было давно, и вовсе не её проблема. Девушка тяжело вздохнула и погружённая в себя, отправилась куда-то вглубь двора. Вспомнив наконец о платке, она остановилась под клёном, спрятавшись от солнца и разжала ладонь. На правом уголочке этого чуть грубоватого платка из голубой ткани были вышиты знакомые инициалы. Токия... Что сейчас произошло? Почему я так реагирую... - никто в целом свете не мог дать ответа на этот вопрос, даже эти двое. Пока.