История о чувствах, рождённых на небесах.

Комната "Льда и Пламени".

      Спустя час после всего произошедшего три представителя "Льда и Пламени" собрались написания песни ради. Точнее, предполагалось, что ради песни, но пока что только ради того, чтобы посверлить друг друга неприязненными взглядами. И у каждого на то были свои причины. Токия, и так выведенный из состояния душевного покоя встречей с Нанами, теперь был вынужден переносить присутствие Слэмма, факт чего злил его уже сам по себе. Рен, аналогично выведенный из состояния равновесия, но уже ссорой с той же Нанами, что, однако, было ещё не всё. По пути сюда Дзингудзи встретил Самаэля. И услышанное от него Рену вовсе не понравилось... И сам будто бы виновник всех их несчастий - Самаэль Слэмм. Ему было противно общество этих двух людей, от которых так и несло ненавистными стереотипами классического любовного треугольника. Первым тишину нарушил Ичиносе, демонстративно смотрящий только на Рена: - Я буду писать музыку. Сидящий не так далеко Слэмм позволил себе усомниться, не сдержав короткого смешка. - Есть какие-то возражения? - Ичиносе, что греха таить - ты у нас просто певец, - Самаэль же, напротив, смотрел почти в упор на Токию, - музыка, определённо, не твоя сильная сторона. И пока ты будешь вести нашу команду к позорному провалу, Рен помирится со своей девушкой. А в твоих интересах не допустить этого. Так что предлагаю предоставить музыку мне. Этакая добрая служба, пока вы трое будете разбираться в своих чувствах.       Достигнув ожидаемого эффекта - ошеломлённой тишины, Слэмм продолжил ещё спокойнее, словно только что сейчас не сказал вещей очень личных для каждого: - Ситуация тяжелая. Каждый из вас любит Харуку... Господи, Рен, только не делай такие удивлённые глаза, это видно. - Что... Но Слэмм не смутился недоумением Рена и продолжил: - Проблема в том, что у тебя, Ичиносе, не хватило за всё это время духа ей признаться, а тебе, Рен, понять, что ты всё-таки не её мужчина. Понимаете, сердце девушки - механизм сложный, нельзя заставить его любить или нет, воздействуя внешне - это я о тебе, Дзингудзи. И нельзя так же надеяться, что она как-то сама вдруг догадается, что к ней неравнодушны, если ты всё время себя будешь вести с ней, как певец с композитором - это относится к тебе, Ичиносе. К тому же, ваша Харука так испугана таким количеством парней, и той Неделей, что она попросту не умеет разбираться в своих переживаниях. Она вас всех патологически боится... И переживает... И нельзя её не понять - жить с таким гаремом, - Самаэль позволил себе засмеяться тем редким музыкальным смехом, который приводил в замешательство, - так что не стоит недооценивать факт, что она тут - единственная девушка. И если вы хотите действительно чего-то добиться - поговорите с ней, не ждите чуда. В конце своей длинной монологической речи взгляд Слэмма остановился на лице Токии, хотя на том лица не было. Кажется, что сказано было всё, о чём боялся думать. Правда, которую было стыдно признавать, теперь стала неотвратимой истиной, и певец был явно ошарашен, что кто-то, а именно эта "выскочка и бездарность" её озвучила. Откуда он всё это знал, в конце-концов? - Ичиносе... Это правда? - прозвучал необычайно серьёзный голос Рена в звенящей тишине. - Да... - И давно?... - Ещё до Недели. Рен засмеялся. Сначала тихо, потом громче, ещё громче, и наконец, смеялся во весь голос, что походило на приступ безумия, или пока что нервного срыва.       Самаэль чёркал в своём блокноте, расчерченном под нотный лист, с таким видом, словно всё происходящее вообще не имело никакого к нему отношения, словно это не он только что расставил все точки над "i" и не он поверг свою группу в это состояние. На его лице читались спокойствие и равнодушие к происходящему. Потеря всякого интереса. Но для этих двоих всё только начиналось.       Через несколько минут смех прекратился, и лицо Рена застыло стеклянной маской. Голубые глаза более чем холодно смотрели на Токию, который не сразу нашёл в себе силы, чтобы ответить на этот взгляд. - И как скоро... Ты собирался мне сообщить об этом? День? Два? Месяц? - Я не собирался вовсе говорить! Брови Рена изумлённо полезли вверх, а лицо искажалось злобой. Он встал. - Я не собирался говорить потому, что я не претендую на неё, Дзингудзи. Я не посмею забрать её у тебя. - говорил Токия, тоже поднявшись, - Я не влезу в ваши отношения. - Да только ты уже давно, оказывается, в них влез! - Мои чувства - моя проблема. Я не собираюсь их раскрывать, - голос Токии становился всё твёрже и решительнее, - Я обещаю, что никогда не скажу ей. Я обещаю, что не встану между вами. Дзингудзи не знал, как на это реагировать, и наконец, с саркастической улыбкой выдавил: - Сожалею о том, что ударил не того, кого нужно было. После этих слов он в два шага пересёк комнату, и вышел, даже не закрыв за собой дверь.       Токия выдохнул и опустился обратно в кресло, закрывая глаза. Он не хотел ничего видеть и слышать, и желал быть далеко отсюда, от Нанами и Рена, и от жестокости Самаэля... Который не преминул возможностью высказаться. - Знаешь, Токия... Я рассчитывал, что рассказав это, я выведу вас на честный разговор. Но ты даже сейчас покрыл себя пятиметровым слоем лжи. - Да мне всё плевать, на что ты рассчитывал! И вот уже второй человек в ярости покинул комнату. Слэмм посмотрел ему вслед, склонив голову, хмыкнул, и продолжил записи в блокноте.